Багровый – цвет мостовых

Орфей

Багровый – цвет мостовых

Nous aurons le sublime orgueil

De les venger ou de les suivre!

«La Marseillaise»1

Часть

1

Скитания

Маленький

бродяга

Слезы душили, словно веревка на шее повешенного. Хотя он еще был слишком мал, чтобы понять такое сравнение.

С трудом вдыхая морозный и колкий воздух, он стоял под окном незнакомого дома и перепачканными руками натирал опухшие глаза. Однако это не помогало: слезы текли с новой силой. Мальчишка оставил попытки успокоиться и опустился на землю, уткнувшись лбом в колени.

Его изношенная одежда была слишком тонка для ранней сырой весны. Холод давно уже окутал тело ребенка и беспощадно жалил порозовевшую кожу.

Влажная земля ничем не отталкивала малыша, он был слишком истощен и юн, чтоб думать об удобстве или здоровье. Сидел он практически неподвижно. Если бы не судорожно вздымающиеся бока, можно было подумать, что мальчик уснул. Он даже не издавал звуков. Не рыдал, не всхлипывал, не стонал. Ведь у этого плача не было адресата, не было цели привлечь внимание. Ему не к кому было обратиться. Маленькие дети редко думают наперед, поэтому ужаснейший факт еще ждал его, потирая руки. Факт того, что в столь раннем возрасте мальчик остался один.

С его головы соскользнула шляпа и, печально примятая, поникла у ног хозяина.

Туман становился все гуще и мрачнее, и силуэты в нем растворялись и разбухали, как сухари в бульоне. Люди разбредались по домам, мечтая поскорее оказаться у теплого камина и отогнать мерзкую сырость. Крошечная чернеющая фигура под окном не заботила ни единого из них, но в этом не было их вины. Невозможно помочь каждому, чье-то горе всегда остается упущенным.

Когда совсем стемнело, в окне замерцал свет свечи, и его отблески покрыли близлежащую землю. Над головой мальчишки раздался скрипучий женский голос.

– Ты жив вообще? Чего ты тут высиживаешь?

Ребенок резко поднял голову. Видимо, он впал в забытье. Осоловевшими глазами он уставился на старую служанку, выглянувшую из окна.

– Да ты говорить-то умеешь? – продолжала она с неким укором. – Подбери свою шапку и иди домой. Иди, а не смотри на меня.

Не произнося ни слова, мальчик поднял с земли шляпу и пошел прочь, слыша за спиной замечания старухи по поводу его босых ног.

Он брел между домами, в которых уже мирно спали люди. Страх не трогал мальчишку, когда он шел по темным узким улочкам, попросту не зная об убийцах и прочих разбойниках; до этого ему была знакома только любовь. В его формирующийся мир еще не протиснулись черные краски.

Его щуплый силуэт замер у фонаря. Глаза следили за незнакомцем в отрепьях. Отчего-то тот взрослый скиталец обогнул стоящего у следующего фонаря человека, чья большая каска вызвала у ребенка восхищение и неосознанное напряжение. Сильное недоверие внушала дубинка, вырисовывавшаяся из-под пальто строгой и статной фигуры.

Быть может, не зря бродяга не пожелал столкнуться с этим типом. Подобая ему, мальчишка ринулся во тьму и скрылся за углом.

Спустя какое-то время он, смертельно уставший, увидел человека, лежавшего на отсыревших досках. Подумав, что в этом месте точно можно спать, ребенок тихо прошел мимо дремлющего бродяги и присел на край доски. Чуткий сон незнакомца был прерван, он недоуменно прищурился.

– Что за… – потрусив одурманенной хмелем головой буркнул он. – Черт возьми, парень, я ведь не услыхал ничего… Тихий ты какой. Ишь…

Ребенок еле заметно отсел подальше; от незнакомца дурно пахло.

– Извините, я думал, тут можно спать, – пролепетал малыш.

Мужчина усмехнулся, обдав маленького путника запахом тухлого рта и алкоголя.

– Спи сколько влезет. Не заболей только, – окинув мутным взглядом одеяние мальчика, он фыркнул. – А одежка у тебя хоть куда. На вот.

Желтые руки накинули на худые плечи ребенка дырявый жилет.

– Лет-то тебе сколько? – кряхтел бродяга, освободив большую часть доски. – На вид, года три. Где же твоя мамка, а? Видно, рожают уже на улице, как кошки, а там… Обрастает страна юными попрошайками, ничего не скажешь, – отвернувшись от собеседника, незнакомец положил голову на сложенный плащ. – Ладно, тебя винить не в чем. Спи уже.

Вскоре послышалось сопение уснувшего. Ребенок еще долгое время бодрствовал, однако к утру его одолел тревожный сон. Ему виделись разные картины недавнего прошлого, они заставили его снова волноваться.

Обеспокоенный голос старого бродяги прокрался в его сновидения, когда солнце только начало возвышаться над горизонтом.

– Не лихорадка ли у тебя? Ох, уж если лихорадка, – плохи твои дела. Ну и свалился же этот черт на мою голову, – сетовал нищий, прикасаясь костлявой рукой к красным и горячим щекам мальчишки.

Окутанный крепким сном, тот не думал пробуждаться. Опасения старика были верны: маленького скитальца била дрожь.

– И что мне делать с тобой? От тебя жаром так и веет. Переохладился, видать.

Собираясь с мыслями, бродяга свел брови и вздохнул.

– Оставаться тут тебе нельзя, слышь, приятель? – бормотал себе под нос он, поднимая с земли легкое тело мальчика.

Шатающейся походкой шел старый босяк, неся на дряхлых руках крохотного сироту. Он неуклюже двигался вдоль серых, поглощенных туманным маревом домов.

– Точно дьявол тебя ко мне привел. Пошел бы ты на соседнюю улицу, помер бы там спокойно. Но нет, тебе нужно было будить меня, заболевать при мне, заставлять меня спасать твою жизнь. Да кто ты такой, малыш? – часто поглядывая на мальчика взволнованными глазами, говорил незнакомец; он бы ни за что не признался даже себе, что в этот момент ему было искренне жаль ребенка.

Следя за вздымающимися и опадающими боками больного, старик приближался к несуразному трактиру.

– Теперь поздно отправляться на тот свет, дружище. Будешь доживать в этом.

Бродяга ударил ногой по двери небольшого ветхого здания, и через несколько минут настойчивого стука ему отворил хозяин трактира.

– Что за шутки? – негодовал разбуженный человек. Протерев глаза и увидев ребенка, он оторопел.

Пользуясь заминкой, незваный гость вторгся в трактир, положил свою ношу на единственный пуф, чей вид оставлял желать лучшего, и снова вышел на свежий воздух.

– Зачем мне это счастье? – нахмурился хозяин, удерживая бродягу за плечо. – Забери его обратно, змей!

– Я не могу! Посмотри, он же не выживет!

– Да вижу, что помрет! – совсем рассвирепел трактирщик. – Поэтому убирайся вместе с ним живо!

Хмель давно покинул разум изрядно уставшего старика, так что его взгляд был исполнен стойкости.

– Послушай, – серьезно проговорил он, вручая исступленному собеседнику шиллинг. – Ему всего-то нужно тепло и немного еды. Глядишь, поправится.

Подумав, трактирщик спрятал шиллинг в карман, но рука его еще сжимала бродяжьи отрепья.

– А что мне делать с ним, когда придут гости? – холодно спросил хозяин, на что щетинистое желтое лицо старика исказилось в беззубой улыбке.

– Ты и сам знаешь: про твою лачугу помню только я и еще парочка таких же горемык. Думаю, если они заглянут, то вряд ли обратят внимание на что-либо.

Выкрутившись из крепкой хватки, нищий поспешил удалиться и оставить бедного трактирщика наедине с мыслями. В свою очередь тот некоторое время постоял на улице, все еще удивляясь произошедшему, но вскоре вернулся в помещение и запер дверь.

Стоя у порога, он издали окинул взглядом скорчившегося на пуфе малыша, но подходить не стал. Кратко вздохнув, мужчина прошел к себе в комнату и снова лег спать, забывшись безмятежным сном.

Тем временем мальчик почти перестал дрожать. Его мышцы лишь изредка сокращались в незначительных судорогах, но, вероятно, это происходило из-за кошмаров.

Проснулся он ближе к вечеру. Боль запульсировала в голове, едва он открыл глаза. Малыш попробовал сменить положение и перевернуться на бок, но спина тоже недобро дала о себе знать. Тогда он совершенно случайно издал еле слышный стон, возвестив господина хозяина о своем пробуждении.

– Боже, он еще живой, – донесся до мальчишки суровый низкий бас.

Собрав остатки сил, ребенок привстал на локтях и опасливо огляделся, после чего не сводил взора с незнакомого господина – единственного, кто находился с ним в помещении. Теперь воспоминания о минувшей ночи и о старом бродяге стали зыбкими для него.

– Ходить можешь? – резкий голос господина снова прорезал тишину.

Мальчик поспешно кивнул, не желая злить сердитого незнакомца. Однако, когда он сполз с пуфа на пол, его ослабшие ноги подкосились, и он едва не упал. Удостоив презрительным взглядом столь жалкую картину, трактирщик приказал юному гостю сесть за стол.

Не успев полностью прийти в себя, ребенок неуклюже добрался до стола. Голова его болела и вдобавок кружилась; в глазах периодически темнело. Забравшись на стул, как альпинисты вскарабкиваются на горы, малыш выдохнул с усталостью.

– Чего бы ты хотел? – равнодушно спросил господин.

Щеки мальчика вспыхнули, но не от жара.

– У меня нет денег, – признался он стыдливо.

– Тебе не нужно платить, за тебя уже внесли плату, – пояснил мужчина. – Так что ты будешь есть?

Смущенный вниманием, ребенок опустил блуждающий взгляд. Внутри его съедала тревога, ведь он не понимал, как оказался в этом месте, что ему можно делать, а что нельзя.

– Я просто голоден, – пробормотал он.

– Ясное дело, что голоден, – хозяин закатил глаза. – Скажи мне, чего бы ты хотел поесть? Не знаю ж я, что ты любишь.

– Я люблю все.

Господин вздернул бровь и направился в соседнюю комнату. У порога он остановился и обернулся.

– Пить будешь?

Малыш кивнул:

– Пожалуйста, принесите воды.

В скором времени еда была готова. Трактирщик застал гостя опустившим голову на стол и дремлющим.

– Поспишь потом, а сейчас ешь, пока еда не остыла.

Маленький путник вздрогнул и очнулся. Вид и запах еды возвратили его к жизни. Перед ним стояла миска с супом, тарелка с картофелем и яйцом и стакан воды. Оголодавший поглощал пищу быстро, едва пережевывая; какая-то часть ума подозревала, что все это может быть отнято в любую секунду, поэтому в нем проснулась жадность.

– Умерь свой пыл, – проговорил хозяин, изредка наблюдая за посетителем.

В какой-то момент любопытность в трактирщике взяла верх, и он решил задать интересующие его вопросы, когда ребенок уже завершал трапезу.

– Как давно ты ел?

Малыш озадаченно склонил голову и едва заметно пожал плечами.

– Давно, – после недолгой паузы он прибавил поникшим голосом. – Еще с мамой.

– Так у тебя есть мать. И где же она?

Пытливый и грубый тон господина отпугивал мальчишку. Его взгляд снова заблуждал по помещению, появился ком в горле.

– Нет, – пролепетал юный гость, страшась дать волю слезам и тем самым разгневать хозяина таверны. – У меня ее нет.

Долгие пару минут господин молчал, скрестив руки на груди и облокотившись на стену. Приняв какое-то решение, он прошествовал к выходу, снял с крючка поношенный сюртук и отпер дверь.

– Куда вы, сэр? – переполненный волнением, встрепенулся ребенок.

– В полицейский участок.

– Зачем? – не понимая незнакомых слов, еще больше перепугался он.

– Затем, что мне не нужны проблемы с законом. Да и держать тебя у себя мне не выгодно, – хозяин повернул голову и оценил взором пустые тарелки. – Отпустить не могу, следовательно, тебя нужно передать в надежные руки.

– Зачем? – снова прошептал малыш.

– Чтоб ты не бродяжил, а жил, допустим, в работном доме2. Там тебя будут кормить.

После этих слов трактирщик вышел и запер дверь.

Почувствовав неумолимый ужас, мальчик побежал следом. Страх придал ему сил. Он толкнул дверь, но она не поддавалась. Недоверие к незнакомцу, несмотря на сытное угощение, разрасталось в душе ребенка с каждым мгновением.

Он еще раз огляделся и заметил окна. Приблизившись к ним, он обнаружил, что они тоже плотно закрыты. Вспомнив про отдельную комнату, в которую заходил господин, мальчик поспешил туда, и сразу его взору предстало окно. Вероятно, хозяин его открыл, чтоб проветрить помещение после готовки. Воспользовавшись этим, малыш приставил к стене стул, залез на него и выбрался наружу.

Не теряя времени, он, одурманенный страхом, припустил бегом насколько ему позволяли силы.

Редкие и мелкие камушки царапали порозовевшую кожу его босых ног. Ветер нахально перебирал волосы, что ухудшало видимость пути. Коснувшись затылка, юный беглец понял, что неизвестно где потерял шляпу, однако не слишком огорчился.

Устав от бега, он перешел на шаг, а после и вовсе решил остановиться и передохнуть.

Широкая улица, на которой очутился мальчик, была засажена деревьями; они уже начали цвести. Дома здесь были редки, но и те немногие являлись по праву украшением сего чудного места.

Люди тут тоже были другими: разодетые джентльмены в строгих фраках, сюртуках, цилиндрах, отутюженных брюках; дамы в пышных кринолиновых платьях и элегантных шляпках. Все они были не похожи на угрюмых громил с дубинками в руках и в железных касках, на бродяг в обносках. Народ с этой улицы являл собой население из другого государства.

Устыдившись своего внешнего вида, ребенок продолжил движение поодаль от прохожих, чтоб не мешать им и не попадаться на глаза.

Когда он перешел через дорогу, его взору открылось поле невероятных размеров, огороженное невысоким забором. Посередине прекрасного поля росли несколько стройных молодых деревьев, под ними стояли прилично одетые молодые люди и заинтересованно вели беседу. Недалеко от них располагалось масштабное и грандиозное здание в несколько этажей, приковавшее внимание юного скитальца. Он видел, как большие двери этого дома распахнулись, и в рассыпную, будто муравьи, наружу вывалились и дети, и довольно взрослые люди. Некоторые стремительно покидали территорию, выходили за ограду и шли восвояси, другие задерживались, собираясь группами и разговаривая с товарищами.

Восхищенно взирая на каждого из них, малыш простоял на одном месте, не заметив сгущения сумерек. Рассеялась последняя группка друзей, но ребенок все еще с восторгом осматривал огромное поле и величественное здание.

Его слух неожиданно потревожили шаги. За крошечным наблюдателем тоже наблюдали. Малыш обернулся на звук и насторожился, точно кот, застигнутый врасплох.

К нему приблизился юноша в темно-малиновом плаще и приветливо кивнул.

– Юный сэр, вы желаете здесь учиться? – учтивым голосом проговорил молодой человек, обращаясь к ребенку.

Тот, оторопев, что с ним разговаривает, вероятно, очень знатный господин, был в полной растерянности.

– Извините… Что? – пробормотал мальчишка, опуская глаза; однако, зря он считал, что взгляд, которым смотрит на него юноша, был высокомерным или гордым. Если бы он поднял голову, то наткнулся только на ласку и некоторое сочувствие.

– Вы желаете здесь учиться? – более внятно, но так же дружелюбно, сказал собеседник.

Быть может, юноша принял долгие раздумья над ответом за полное непонимание его вопроса, и это породило улыбку на его открытом и светлом лице.

– Такие моменты, как сейчас, заставляют меня усомниться в моем английском, – жалобно засмеялся молодой человек. – Извини, уж если кажусь тебе странным. Это здание – колледж, и ты столь долго изучал его взглядом, что я начал думать, ты хотел бы здесь учиться.

Малыш покачал головой:

– Нет, сэр. Тут просто очень красивые люди.

Подняв брови от такого приятного заявления, молодой человек снова улыбнулся.

– Неужели? Весьма необычный комментарий! Юный сэр, вы очень забавны, в самом хорошем смысле данного слова!

Заметив приятное выражение лица незнакомца, мальчишка тоже улыбнулся.

– Вот! А мне говорили, что британцы – сущая мрачность, – оповестил юноша. – Благодаря вам, я разобрался, что это миф! – помолчав и слегка посерьезнев, он спросил. – Почему же вы гуляете так поздно, сэр? И совсем один.

– А мне и не с кем больше гулять…

– Допустим, – протянул джентльмен. – Но для чего ваши поздние прогулки?

Не торопясь с ответом, малыш робко пробормотал, сам того не желая:

– Это не прогулка. У меня нет дома.

– Нет дома… – задумчиво повторил юноша, не шутя более.

Даже в вечернем свете можно было заметить перемену во взгляде молодого человека: от веселости и легкости не осталось и следа, их заменило беспокойство.

– Знаете, юный сэр, – обдумывая каждое слово, начал джентльмен. – Вы можете считать меня кем угодно, но, скорее всего, в душе я филантроп. Я предлагаю вам свое жилье, раз у вас нет собственного, я рекомендую свою персону вам в компаньоны, раз у вас такового не имеется.

Настороженность вновь овладела ребенком, когда он понял намерения юноши; опасение сорвалось с его уст:

– Вы захотите отправить меня в работный дом, – страшное слово плотно засело в его детском уме.

– Простите, я не знаю, что вы имеете в виду, – сконфуженно признался собеседник. – Но догадываюсь, что это место вам не по нраву. Даю слово чести, что ваша нога никогда не ступит туда, – с этими словами он приложил правую руку к груди.

Неожиданно для себя малыш открыл, что вид молодого незнакомца, его миролюбивое и смешливое поведение, – абсолютно все симпатизировало ему! Он не просто поверил в эту разыгранную клятву, он желал в нее верить. Душа откликается, чувствуя ласку, и продолжает слепо верить, даже если эта доброта фальшивая. К счастью, милосердие юноши являло в себе лишь искренность.

Джентльмен снял перчатку и протянул мальчику руку, боясь, что тот испугается. Но малыш вцепился в его ладонь сразу двумя руками. Он почувствовал защиту впервые за долгие часы одиночества.

– Мое имя Гаэль, – улыбнувшись, сказал растроганный молодой человек. – А тебя как зовут?

– Том, – зеркально отображая мимику нового знакомого, ответил малыш.

– Прекрасно, ты не против, если я буду называть тебя Тома́? Мне кажется, это имя лучше звучит на французский манер.

Ведя разговор на разные темы, Гаэль не спеша пошел прочь от здания колледжа, крепко держа в своей руке перепачканную рученку маленького скитальца.

Братья

Гаэль снимал флигель маленького дома в деревушке, находившейся неподалеку от школы. Сам флигель был вполовину меньше основного здания; при первом же взгляде на пристройку становилось ясно, что внутри не больше одной комнаты.

Однако обстановка обители студента создавала некую иллюзию, будто сие скромное жилище отражение души хозяина.

Отворив дверь флигеля, вошедший погружался в крошечный холл, откуда можно было направиться только в комнату, совмещавшую и спальню, и кабинет Гаэля.

Комнату наполнял свет, струившийся из единственного, но большого окна над письменным столом. На том столе в безукоризненном порядке лежали стопки книг. На узком подоконнике расположилась карта, свернутая трубой внушительного размера. Слева от окна находился диван, по вечерам становившийся кроватью; на его подлокотник облокотился строгий футляр альта. Также у противоположного подлокотника стояла широкая тумба с множеством ящиков, где жилец хранил несметное количество своих записей, рисунков, чертежей, поэтических дерзаний, нот и много чего другого. Справа от окна стена была занята только платяным шкафом.

Такая уютная комнатка сразу же завоевала симпатию маленького Тома. Мальчик обожал проводить время, изучая огромную и слегка пожелтевшую от старости карту мира. Вечерами Гаэль, по возвращении из колледжа, зажигал керасиновую лампу, ставил ее на стул, а на полу разворачивал карту, края ее придавливались книгами. Вместе с нетерпеливым Тома он садился на пол в турецкую позу и не только отвечал на все вопросы юного друга, но и рассказывал об исторических событиях, показывая на карте самое необходимое и интересное.

– Это Англия, – сказал он в один из таких размеренных вечеров, показывая карандашом границы государства на карте. – Сейчас мы находимся здесь, а именно… Приблизительно в этой точке, – Гаэль ткнул в Юго-Восточную часть страны. Хитро улыбнувшись, он покосился на заинтересованного мальчишку. – Проверка на память: помнишь столицу Англии?

Тома оторвал взгляд больших глаз от карты и выпалил:

– Лондон!

– А Италии?

– Рим.

– Франция?

– Париж, – хвастливо и победоносно заявил малыш.

– На французском? – в свою очередь еще шире заулыбался студент.

Выдержав паузу и поразмыслив, мальчик с особой старательностью проговорил «Paris», чем вызвал искренний восторг Гаэля.

– Браво, Тома, браво! Как же ты быстро все запоминаешь! Глядишь, обгонишь в знаниях своего учителя, – смеясь проговорил он, ласково гладя ученика по голове.

Гаэль любил улыбаться. Видя его улыбку, Тома не мог сдержать свою. Слыша его смех, мальчик тоже начинал смеяться. Два чужих по крови человека, найдя друг друга, уже не могли расстаться, даже разлука в пол дня была мукой для них. Оба они достаточно быстро привязались друг к другу, и эта уникальная связь проявлялась во многом, например, в копировании настроения. Если один погружался в задумчивость, другой следовал его примеру.

– Следующее, следующее! – однажды весело потребовал Тома, опять склоняясь над картой.

– Хорошо, – попытался успокоить его Гаэль, но не смог скрыть озорства в своих глазах. – Франция. Ты уже должно быть запомнил эти границы наизусть.

Без лишних слов ребенок пальцем провел по карте, выделяя контур страны.

– Превосходно! – последовала похвала. – Про что бы тебе рассказать? Хочешь послушать про Июльскую революцию? Она была в тысяче восемьсот тридцатом году, малыш. Прошло уже ровно пятнадцать лет, можешь представить? Итак, усаживайся поудобнее.

Передавая исторические и географические знания, которыми он владел, Гаэль также затрагивал философские темы, лингвистику, и некоторые науки. Все это было безумно интересно его юному другу, ребенок слушал его с исключительным вниманием, ловя каждое его слово.

Вскоре воображение мальчика увлекли книги, только он их пока не читал, а поражался интересу, горевшему в глазах студента, когда тот брал в руки очередной учебник, а лучше – роман.

Однажды вечером, когда по привычке Гаэль раскрутил карту и поставил свечу на стул, Тома переставил свечу на письменный стол, где уже лежала выбранная им книга.

– Я хочу читать, – заявил ребенок. – Научишь меня, пожалуйста?

Карта сама свернулась в трубку и осталась лежать на полу. Студент пододвинул второй стул поближе, и они оба склонились над книгой.

– Этот роман на французском языке, – пояснил старший, но Тома не отрекся от желаемого.

– Значит, я буду читать на французском, как ты, – просиял мальчик.

– Твое стремление к знаниям похвально, мой дорогой друг, – с братской нежностью изрек молодой человек. – Однако на гору взбираются постепенно, шаг за шагом. В данную минуту, к сожалению, ты не сможешь прочесть эту книгу, но чтобы это было тебе по силам в ближайшем будущем, я могу помочь тебе выучить алфавит. Затем мы перейдем к всевозможным правилам чтения, и только после этого к книгам.

План действий не напугал малыша; он отодвинул роман и согласился начать учить буквы. Через час Тома уже знал алфавит наизусть.

– Это было слишком легко, Гаэль, – сказал он, зевая. – Давай сразу и правила выучим?

Юноша, улыбаясь, покачал головой.

– Ну уж нет! Мне надо какими-нибудь силами приковывать твой интерес, – рассмеялся он. – Иначе ты уйдешь от меня, когда мне ничего не останется рассказать.

– Я никогда так не поступлю! – возмутился мальчишка, уставившись на собеседника взглядом, в котором безграничная преданность смешивалась с укором.

Поспешив загладить свою вину за сказанное, Гаэль уверил:

– Я знаю, знаю. Мне вздумалось пошутить. На самом деле, уже поздно. Я жажду забыться сном, да и ты, право, тоже изрядно устал.

Условившись перейти к правилам завтра, они погасили свечу и легли спать.

На следующий вечер, возвратясь из колледжа, студент не забыл о данном обещании.

Когда за окном уже совсем стемнело, Тома отложил лист, где прописывал и читал различные сочетания букв и маленькие слова, и тяжело вздохнул.

– Странно, – буркнул мальчик. – больше это не кажется мне веселым.

– Почему же? Здесь нет ничего странного! – отозвался Гаэль с другого конца комнаты; он сидел на полу и перебирал ноты. – Теория всегда сложна и смертельно скучна. Но это не повод сдаваться в плен своей лени! – он подошел к ученику, держа в руках разлинованную бумажку. – Смотри, это ноты. Кажется, всего лишь какие-то хаотичные точки, верно? И их положение, как ты понимаешь, должно быть просчитано точно. Для этого нужно учить теорию, а затем следуют долгие и мучительные дни практики. И что ты получаешь в конце? Вот что!