Полная версия
И пусть трепещут все мои враги
И пусть трепещут все мои враги
Лора Брайд
© Лора Брайд, 2024
ISBN 978-5-0064-2466-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
И ПУСТЬ ТРЕПЕЩУТ ВСЕ МОИ ВРАГИ
Глава 1
Шли третьи сутки испытаний в Заповедном лесу. Предстояло пережить еще один длинный изматывающий день, а за ним бесконечную мучительную ночь.
Претендента оставляли без запасов еды и воды. Все трое суток он должен был провести в полной тишине, чтобы не привлечь внимания лесных обитателей. Среди учеников ходили страшные истории о диковинных существах, но реальней была встреча не с ними, а со стаей диких волков.
К своему несчастью такого опасного зверя Эйлин Келли сегодня и встретил. Вероятно, это был разведчик, выслеживающий добычу. Значит, скоро жди всю стаю. Парень вновь ощутил панический страх, испытанный полчаса назад, когда проснулся от горячего шумного дыхания и увидел перед лицом волчий оскал.
Всю ночь, превозмогая боль, Эйлин поддерживал огонь в небольшом костре и произносил заклинания, чтобы отпугнуть волков, но к утру силы совсем покинули его, и он на мгновение сомкнул налитые свинцовой тяжестью веки.
Келли был крепким выносливым парнем и обладал довольно обширными знаниями, что позволяло ему не дожидаться семнадцати лет для поступления в Школу Друидов. Его день рождения был в ноябре, и провести в Школе Бардов еще год ему не хотелось. Он мечтал заниматься настоящим делом и стать гасителем, как отец, чтобы с честью выполнять высокую миссию друидов.
В их клане всегда существовало деление на своеобразные касты. Еще в Школе Бардов сыновей ловцов зачисляли в специальные группы и начинали усиленно тренировать, а детям лекарей предлагалось углубленное изучение специальных дисциплин. Такое положение дел никого не удивляло и не обижало. Все понимали, что магическая сила передается по наследству, и если далекий предок был воином, то его потомки в большей степени унаследуют физическую силу и выносливость, а не усидчивость и дотошность, присущие лекарям. Способности ребенка определялись при поступлении в Школу Оватов, и если сын ловца или лекаря не проходил специальный тест, это лишний раз доказывало, что ребенок имел чужую кровь.
Эйлин мечтал продолжить дело отца, легендарного гасителя с прозвищем Зубр, и поклялся, что пройдет все испытания, чего бы это ему не стоило. И даже не осознавал до конца, что на кону может стоять жизнь.
В первую ночь он случайно угодил ногой в капкан, когда в нарушение инструкции, которую накануне вбивал ему в голову тренер, обходил свои «владения» с пылающим факелом. Эйлину показалось, что волк подобрался к границе участка, и он решил отпугнуть его ярким светом. Но увидев, что принял за зверя кучу сваленных сухих веток, от досады за свой страх ударил по ней ногой.
Капкан звонко щелкнул стальными челюстями и глубоко вонзился острыми зубьями в живую плоть. Парень сразу и не понял, насколько все серьезно. Боль была вполне терпимой, а небольшой капкан на вид казался довольно примитивным. Он решил, что при свете дня без труда разберется с замком, но утром оказалось, что это проблематично. Отец всегда беззлобно подсмеивался и говорил, что руки у его сына выросли не из того места.
Пытаясь открыть хитроумный замок парень сломал нож, служивший и орудием, и оружием. Это была единственная вещь, которую ему разрешили взять с собой. Впрочем, была еще ракетница с красной ракетой, своеобразный сигнал SOS, подать который у претендентов считалось величайшим позором. Ведь это означало, что ты трус и слабак, а главное – переоценивший себя дурак, возомнивший, что сможет стать великим гасителем.
Он не мог выставить себя в таком свете и подвести отца, который предупреждал, что испытания будут очень серьезными и предлагал участвовать в них через год. Но не только из-за отца Эйлин не имел права так поступить, а и из-за будущего сына, ведь его позор будут помнить годами, и вряд ли предложат следующему Келли проходить испытания.
Нога, стиснутая капканом, воспалилась, и к концу второго дня парень уже не мог на нее встать. Ночью от боли у него временами даже начинался бред, но единственная мысль неустанно билась в голове: «Я выстою. Отец будет гордиться мной. Осталось совсем немного, еще чуть-чуть».
А на рассвете третьего дня, когда силы почти покинули его, Эйлин обхватив руками вековое дерево и прижавшись к нему щекой, тихо попросил:
– Ангел, помоги мне выстоять, – и сквозь боль усмехнулся над самим собой. – Я точно схожу с ума, если уже, как маленький мальчик прошу Ангела помочь и шепчу в ствол дуба, хотя дуб совсем не тот…
Внезапно на него снизошло такое умиротворение, что он опустился на землю и спокойно уснул под шепот дубовых листьев. А через несколько сладких мгновений спасительного сна его разбудил волк, тяжело дышавший ему в лицо.
Эйлин лихорадочно начал шептать все заклинания, которые смог вспомнить, и вероятно какое-то из них сработало. Волк, вернее волчица, испугалась и убежала прочь в гущу леса.
«Ну вот, теперь жди всю стаю, – встревожено подумал Эйлин. – А говорили, что днем их можно не опасаться. Наверное, почувствовали легкую добычу».
Он судорожно сжал в одной руке обломок ножа, а в другой ракетницу, приготовившись, к встрече с волчьей стаей. Однако, время шло, а волки не появлялись, и Эйлин покрылся испариной от напряжения, не зная, с какой стороны ожидать нападения.
Они появились со стороны густой, почти непроглядной чащи, к которой он опасался подходить даже при ярком солнечном свете. Ему казалось, что в ней обитают те диковинные существа, о которых говорили ученики. Только появившиеся были не странными существами, и не стаей голодных волков.
Эйлин заморгал, фокусируя взгляд, и подумал, что видит продолжение бредовых снов. Перед ним стояла уже знакомая волчица и девчонка, проходившая одновременно с ним испытания в Заповедном лесу. Он хорошо знал ее – зубрилку и выскочку Альварес. Она часто была его соперником на дуэлях, устраиваемых профессором Броуди на занятиях по магическим заклинаниям. До недавнего времени ему, хоть и с трудом, удавалось победить ее, но в марте их силы сравнялись, а с середины апреля он уже не одержал ни одной победы. И как ни злился, но вынужден был признать, что она сильнее в магии заклинаний.
Для него, как и для остальных участников, одиннадцатый претендент стал полнейшей неожиданностью. И оказался им не четырнадцатилетний сопляк, что уже неприятно, а соплячка. Все расценили это, как прямое оскорбление. Еще с девчонкой они не соревновались. Эйлин, до этого самый младший в группе, вдоволь наслушался высказываний в свой адрес от старших парней. А на девчонку уже обрушился настоящий шквал насмешек и оскорблений. Над ней открыто смеялись и в лицо называли глупой клушей, которая выбилась из «грязи в князи», а теперь по блату хочет стать гасителем.
«Каждый раз будешь прадеда звать на помощь, крошка?», – издевательски спрашивали у нее, или пищали тоненьким голоском, изображая тупоголовую блондинку: «Я занята, мне надо осветлить корни волос. Давайте перенесем встречу с вампиром на пару дней», «Ой, у меня сломался ноготь, как теперь я завалю мафара?»
Келли не участвовал в подобных развлечениях, но мысленно поддерживал их.
Альварес, вернее Бойер, никому не жаловалась на обидчиков. Она смотрела прямо в глаза говорившему, но ничего не отвечала на злобные выпады. А когда у того иссякал пыл и истощалась фантазия для оскорблений, немыслимо красивые губы девчонки кривились в презрительной усмешке, а изящные плечи приподнимались в удивленном жесте, словно спрашивая: «И это все на что ты способен? Да, не густо…».
Она никогда не опускалась до ответных фраз, и лишь в самых оскорбительных случаях, когда нападавший уже не стеснялся нецензурной брани, начинала громко смеяться. Этот смех был подобен пощёчине и выставлял говорившего настоящим дураком.
А сейчас девчонка с презрительной улыбкой посмотрела на Эйлина и спросила сладким голоском:
– Победа любой ценой, Келли?
Парень с ненавистью глянул на нее. Он чувствовал себя паршиво в этом лесу даже в первый день, когда был совсем здоровым. Его напрягала оглушительная тишина днем и столь же оглушительный для него шум ночью, когда густая темень окружала со всех сторон и прямо физически давила на плечи. А постоянные шорохи, хруст веток и крики ночных птиц сводили с ума, вызывая животный страх. А эта красотка была свежей и беззаботной, словно и не провела двое суток в лесу.
«Уж больно она веселая после двух дней ада А может ее и не было в этом чудесном лесу? – молнией пронеслось в мыслях Эйлина. – Теперь она птичка высокого полета, и ей ни к чему торчать здесь, как всем».
– Что случилось, можешь сказать? Или будешь и дальше молчать, как рыба?
«Ага, так я тебе все и выложил, – хмыкнул про себя Эйлин. – Специально разводишь на разговоры, чтобы потом сказать всем, что Келли не выдержал испытания. Не дождешься, стерва».
– Урсула, ты была права, – насмешливо протянула девчонка и потрепала волчицу по загривку. – Нам здесь не рады.
«Да пошла ты со своей Урсулой. Зачем, вообще, приперлась, кто тебя звал? – злобно прошипел про себя парень. – Или тебя специально подослали, чтобы я начал жаловаться, и тут сразу бы появились тренеры? Я не поведусь на такой дешевый трюк, даже не надейся! Выиграю я, а не ты!»
– Пожалуй, мы зря тратим время на этого идиота, – холодно произнесла девчонка. – Урсула, помоги мне, пожалуйста.
Волчица мгновенно прыгнула на Келли и придавила его к земле.
От неожиданности и страха тот не смог вспомнить ни одного заклинания. Да и как тут связно думать, когда перед носом болтается высунутый язык зверя, а глаза его неотрывно следят за тобой?
Он не видел, чем там занимается Альварес, лишь почувствовал, как ногу сжали еще сильнее, словно жгутом, а затем услышал металлический лязг и краем глаза заметил, как в сторону отлетел капкан. Через несколько мгновений штанину его джинсов закатили и холодный ветерок коснулся обнаженной воспаленной кожи.
– Ты, придурок, совсем ногу загноил, – услышал он недовольный голос. – Хочешь стать одноногим гасителем? О таких еще никто не слышал.
«Я обязательно стану гасителем, а вот ты им никогда не будешь. Тебе лишь разрешили поиграть в эту игру. Считай, дали конфетку маленькой плаксе, чтобы она не ныла».
– Ну, конечно, куда мне до таких крутых парней, как ты, – издевательски ответила девчонка, делая что-то с его ногой, из-за чего по ней заструилась какая-то жидкость. – А тебе не говорили, что при форс-мажоре надо применить ту штучку, которую ты судорожно сжимаешь в руках?
«Хочешь победишь меня, сучка? Не дождешься! Такого подарка я тебя не сделаю!»
Эйлин поднял руку и показал ей средний палец, в пылу гнева забывая, что на нем стоит волчица, злобно зарычавшая при резком движении.
– Да, Урсула, он самовлюбленный болван, который считает себя героем. Только так умирают не герои, а придурки, Келли.
Альварес слегка похлопала волчицу по серому боку и мягко сказала:
– Спасибо за помощь, Урсула.
Волчица спрыгнула с парня и посмотрела на нее. Лаки опустилась на колени, обняла волчицу и поцеловала ее в лоб.
– Беги в лес, я очень рада, что познакомились с тобой.
Когда животное скрылось в чаще леса, она резко взмахнула рукой.
– Если уж умирать, Келли, то в схватке с врагом, а не на каком-то испытании.
И яркий зеленый след ракеты на голубом небе был последним, что увидел парень, теряя сознание.
Очнулся он уже в госпитале. Рядом сидел отец и держал его за руку. Увидев, что Эйлин открыл глаза, Бэрр слабо улыбнулся и произнес дрожавшим голосом.
– Наконец, ты очнулся, сынок.
– Папа, что произошло? – растерянно спросил парень и шевельнувшись, почувствовал резкую боль. Сразу все вспомнив, он с ужасом спросил: – Что с ногой?
– Не переживай, ее удалось спасти, – поспешил успокоить его отец. – Благодаря мальчику, подавшему сигнал о помощи, с тобой не случилось самого страшного для нас с мамой.
Бэрр прижал руку сына к губам, и от столь непривычной ласки у Эйлина на глазах блеснули слезы.
– Прости, папа, но я так боялся подвести тебя, не пройдя испытание.
– Ты ничем не подвел бы меня, если попросил бы о помощи сразу, как только угодил в капкан. Это ведь испытание, а не настоящее задание. Никто не требует рисковать на нем жизнью. Для этого и даются две попытки.
– Она так и сказала, что только придурки умирают на каком-то испытании, – криво усмехнулся парень.
– Кто «она», сынок? – встревожено всмотрелся в глаза сына Бэрр, опасаясь, что у того вновь начинается бред, почти сутки мучивший его.
– Мой соперник, папа, тот, который выпустил ракету. Только это не мальчишка, а девчонка, – невольно улыбнулся Эйлин.
– Разве девочки проходят испытания для гасителей? Ты ничего не путаешь, сынок?
– Нет, папа, – тот отрицательно покачал головой и рассказал невероятную историю о девочке Лаки и волчице Урсуле.
– Но разве можно разговаривать с волчицей, как с человеком? Или мне все это привиделось? – недоуменно произнес Эйлин, заканчивая свой рассказ.
– В лесу, действительно, живет волчица Урсула. Я сам знаком с ней, – улыбнулся Бэрр удивленному сыну. – Только непонятно, как Лаки узнала о грозящей тебе опасности. Ведь, судя по твоему рассказу, именно она послала волчицу выяснить, в чем дело. Сама Урсула никогда бы не подошла к тебе. Она знает правила, установленные для волков на время испытаний.
– Получается, волки неопасны, и в любом случае не напали бы? А нас об этом не предупредили. Ну, кроме Альварес, конечно, она ведь правнучка господина Галларда…
– Волки – животные, и в любой момент могут стать опасными. Не все такие сознательные, как Урсула, – строго оборвал сына Бэрр. – И что значит, вас не предупредили? Это испытания, сынок, а не шоу «Последний герой», и никто не имеет права разглашать условия их проведения. За такое нарушение сразу покидаешь Дармунд навсегда.
Он потер виски и досадливо поморщился.
– Да, старею и уже начинаю болтать, как баба. Эйл, я не хочу, чтобы ты делился с кем-то домыслами о Лаки. Обвинить в очковтирательстве после того, как только благодаря ей, остался живым, неблагодарно и подло. Да и я буду выглядеть старпером, страдающим словесным недержанием.
– Папа, я никому ничего не скажу, клянусь тебе. Я только с тобой поделился своими сомнениями. И почему ты старпер? Тебе нет еще и пятидесяти. Да и сказал ты всего лишь пару слов сыну, а мы – Келли, не из породы болтунов. А насчет Лаки…
Эйлин понизил голос до едва слышного шепота. Бэрру пришлось низко наклониться, чтобы расслышать его слова.
– Я думаю, это Ангел приказал ей помочь мне. Помнишь, я рассказывал тебе об Ангеле Дармунда? – и увидев утвердительный кивок отца, он горячо зашептал: – Мне было так плохо, папа, что казалось, сейчас я умру. И тогда я обнял дуб и попросил Ангела помочь. Понимаю, что это выглядело по-детски, но ведь сработало. Сначала появилась волчица, а за ней Барби.
Натолкнувшись на осуждающий взгляд отца, Эйлин сразу начал оправдываться:
– Это не я, а наши парни дали ей такое прозвище. Но, неважно. Согласись, только Ангел мог ее послать, больше некому.
– А что ответила Лаки, когда ты спросил, как она оказалась на твоем участке?
– Я ничего не спрашивал. Думал, ее специально подослали, чтобы я проиграл, поэтому молчал и только ругался про себя. А она надсмехалась надо мной со своей волчицей и даже обозвала самовлюбленным болваном, – хмуро буркнул парень, и в ответ на вопросительный взгляд отца нехотя пояснил: – Ну, это когда я сказал, что она не дождется моего поражения и показал ей средний палец.
– Да, сынок, ты уж как-то определись, кто подослал Лаки – Ангел для твоего спасения или экзаменаторы для того, чтобы ты проиграл, – иронично усмехнулся Бэрр. – Ладно, разберемся. Для начала узнаем, что рассказала девочка, а потом решим, что говорить тебе, чтобы никого не подставить. Ты пока ни с кем не разговаривай. Мне сказали, ты был без сознания, когда тебя нашел егерь. Значит, многое можешь и не помнить.
Он многозначительно приподнял брови, и Эйлин понимающе кивнул в ответ.
– Я попрошу, чтобы к тебе никого не пускали еще денек. Отдыхай и набирайся сил. А я пока все выясню.
Сын послушно закрыл глаза, мгновенно проваливаясь в сон, а отец вышел из палаты и начал свое расследование.
Глава 2
Бэрр Келли учился на одном курсе с главным «лесным братом» Биллом Мак Гонегеллом, поэтому сразу пришел к нему.
– Привет, Билл. Хочу поблагодарить «брата», присматривавшего за моим парнем и распить с ним бутылочку виски. Если бы не он, я потерял бы сына.
– Привет, – ответно пожал ему руку Мак Гонегелл. – Пошли в мою берлогу, там поболтаем. Это я по старой дружбе присматривал за твоим сыном. Только спас его не я, ты уж прости меня, друг, – он виновато посмотрел на Келли. – Кто же знал, что он угодит в капкан? Да еще сутки будет терпеть адские боли. Сто раз им говорим на тренировках, что в непредвиденных ситуациях надо сбросить сигнал, но, сам понимаешь, мальчишки думают по-другому.
Они расположились в комнате главного егеря и медленно потягивали виски.
– Помнишь, как мы хорохорились друг перед другом? Вот и твой, стиснул зубы и терпел, а ракету не выпустил. Сжал ракетницу мертвой хваткой, мы в госпитале еле руку разжали.
– Да помню, как мы боялись опозориться и попросить о помощи, —согласился с ним Бэрр.
Тридцать лет назад они вместе проходили испытания в группе претендентов, и оба прошли их. Но Билл не стал гасителем, не пройдя очередных испытаний через два года. Из той группы только четверо прошли полный курс подготовки и приняли посвящение. И это был еще отличный результат, обычно из десяти претендентов лишь двое—трое становились гасителями.
– Эйлин признался, что очень боялся подвести меня, вот и корчил из себя героя. Наверное, посчитал, что я не переживу его сигнал о помощи, а смерть восприму гораздо спокойней.
Келли все не мог отойти от мысли, что из-за глупой случайности чуть не лишился единственного сына и залпом опустошил стакан.
– Мальчишки думают, что они бессмертные, – философски произнес Билл, вновь наполняя стаканы.
– Тогда кому мне пожать руку, если не тебе?
– Жать тут особо некому. Нашей заслуги в этом деле ноль, – самокритично признался Билл, закуривая дорогую сигару и протягивая вторую приятелю. – Мы повели себя, как последние чмошники, и сейчас сидим в такой яме, что не знаю, как и выберемся из нее, – он глубоко затянулся и продолжил: – Твоего парня спасла девчонка. Ей тут прозвище дали Барби, типа, тупоголовая кукла. Вот эта кукла нас и сделала.
– Девчонка? – сделал недоуменные глаза Келли. – А откуда она взялась в лесу? Девочки ведь проходят испытания в начале августа, если мне не изменяет память.
– Ну, это если нормальные девочки. А ненормальные проходят сейчас, – с досадой произнес главный егерь. – Представь, вызывает меня господин Катэйр и говорит, что в этом году в группе гасителей будет не десять, как обычно, претендентов, а одиннадцать. И это дополнительное место специально выделено для четырнадцатилетней соплячки.
И видя округлившиеся уже от неподдельного изумления глаза Келли, он повторил еще раз:
– Да, Бэрр, ты не ослышался. Просто фамилия у нее такая, как у нашего правителя. Хозяин захотел побаловать свою девчушку, вот и разрешил ей поиграть в гасителя.
Мак Гонегелл надолго замолчал, крутя в руках свой стакан. Приятель не торопил его, терпеливо ожидая продолжения.
– Признаюсь, я прямо взбесился, когда Катэйр предложил мне стать ее тренером. Однако, послать его я не мог, поэтому вежливо отказался, сославшись на давнюю договоренность с тобой. Но во мне все кипело. Не хватало еще слезы и сопли вытирать свиристелке, а может и дерьмо. Сам знаешь, как часто в лесу обделываются. Мы уже делаем вид, что не слышим вони, когда выводим их через трое суток. Я деликатно намекнул об этом…
Келли живописно фыркнул, представив «деликатный» намек несдержанного Мак Гонегелла.
– Ну, не привык я делать реверансы, – недовольно нахмурился тот, но продолжил рассказывать дальше. – Прямо так и сказал главному лекарю, что не надо идти девчонке на поводу. Мало ли, что взбрело ей в голову, а вот окажется ночью в лесу и обделается с головы до ног. Сама опозорится, и прадеда оконфузит. А если для нее хотят установить особые правила, то я сразу заявляю, что честно выполняю свой долг и ни для кого не делаю исключения. Так что пусть меня снимают с должности, но девчонка пойдет наравне со всеми, если уже вызвалась. И никакая фамилия не заставит меня изменить клятве, которую я дал десять лет назад, становясь главным егерем. А господин Катэйр ответил, что в данном случае соблюдение клятвы как раз и требуется. Именно непредвзятое отношение во время испытаний он лично пообещал девчонке. Поэтому я должен только обеспечить ей равные условия со всеми. А слезы и сопли – уже ее проблема. И еще он подчеркнул, что прохождение девчонкой испытаний утверждено Советом четырех. Что мне оставалось делать? Только выполнять приказ.
– И кто же стал ее тренером? Коултер?
– С тобой неинтересно. Ты все знаешь наперед.
– Ну, что ты, – великодушно возразил Келли. – Я просто прикинул, кого еще можно назначить деликатным и учтивым тренером для нежной барышни. Кроме тебя, конечно.
Коултер прославился взрывным и вздорным характером. Он даже запретил называть его по имени, отзываясь только на фамилию.
– Хорош умничать, Келли. Да, я решил проучить девчонку, чтобы ей неповадно было с мужиками равняться. Захотела – получила! А Коултер – мой заместитель, не могу же я поручить нашу принцессу кому зря, – уже довольно мирно произнес Билл. – Согласись, что не подкопаешься. Не смог сам стать тренером – назначил второго человека в нашей стае, а не вчерашнего стажера. Короче, когда я сказал Коултеру, то у меня чуть уши не лопнули от его воплей. А тот как увидел девчонку, так сразу дал ей кличку Барби. А все и подхватили. Но она, и правда, настоящая куколка. И фигурка, и мордашка – все при ней. Как такую не баловать? Вот Хозяин и поддался, решил внученьке угодить. А до этого такую коронацию ей устроил! Ты бы видел, что тут творилось. Сынок, небось, рассказывал, как все ученики ей кланялись?
Бэрр молча кивнул, вспоминая рассказ сына о церемонии представления преемницы главы клана.
– Оно понятно, что наследнице правителя негоже быть гадалкой, ну и выучил бы ее на лекарку, чтобы мужа и детей лечила. Так нет, захотел из нее первую бабу-гасителя для показухи сделать. У мафаров же есть такие, да и у ведьмаков тоже. Чем мы хуже? – со злостью съязвил Мак Гонегелл. Однако, из дальнейшего изложения событий Келли понял, что тот злился на самого себя.
– Ну, в общем, мы все так рассуждали, а за нами и ученики, – Билл глубоко затянулся и снова надолго замолчал, а затем с таким же глубоким вздохом продолжил: – И устроили девке такой прессинг, что взрослый парень и дня бы не выдержал. А эта на все издёвки только хлопает ресницами и улыбается. Ну, вылитая тебе Барби! Мне даже хотелось треснуть ее, чтобы перестала улыбаться. Так она вела себя первые два дня, пока мы долбились с теорией. Сам знаешь, что преподаватели из нас аховые, мы люди простые, говорить красиво и долго не привыкли.
Мак Гонегелл не преувеличивал, что не привык красиво говорить. Бэрр уже утомился слушать бесконечные «ну» и «в общем». За полчаса беседы он толком ничего не узнал. Но, что поделать, надо же услышать все из первых уст.
– Короче, цирк начался на третий день, – наконец-то разродился Мак Гонегелл, и дальше повествование стало намного живей и интересней.
– Ты же помнишь, что сначала три дня идет теория, а потом уже тренировки. Так вот, на третий день Коултер от души оторвался на Барби. Он приказал ей показать конспект его двухдневных лекций. У Коултера среди нас лучше всех подвешен язык, вот мы и обязали его читать ученикам лекции о поведении в лесу. Не знаю, кто и когда составил всю эту белиберду, но, когда я пришел сюда, потрепанная синяя тетрадка уже была. Честно говоря, я ее толком даже не читал, так пролистал немного. Какая-то хрень ни о чем, но, если так заведено, значит надо. Вот Коултер и ставит из себя препода – два дня долдонит все по тетрадке, а потом по ней же принимает экзамен. Ну, так вот, все что-то пишут, стараются, а наша красотка поставила ручки на стол, подперла ими личико и просидела так два дня, пялясь на Коултера. Типа, плети, что хочешь, мне все по барабану. Коултер специально два дня молчал, а на третий позвал меня и еще двоих наших, типа, экзамен принимать, и вызверился на Барби: «Где твой конспект, куколка? Неси его нам на проверку».
Девчушка подошла к нашему столу и протянула розовую тетрадочку. После того, как ее прозвали Барби, у нее все стало розовым – ручка, тетрадка, кофточка и даже ленточка в волосах.