Безумный Макс. Том 1. Поручик Империи

Андрей Петрович в бытность свою видел выступление силачей в цирке. И даже самого Ивана Максимовича Поддубного. Однако, когда поручик снял тельную рубаху для водных процедур, удивился. И было с чего. Максим ведь в той жизни не все время водку пьянствовал да по лесам бегал. Он и своей физической форме уделял немало времени. А культура и техника тренировок в начале XX века только-только делала свои первые, робкие шаги. Вот и удивился полковник разумно прокачанному и подсушенному телу поручика с рельефом мышц и кубиками пресса на животе. Прямо как на античных барельефах…

Бритье также привлекло его внимание. Максим мало практиковался в очистке лица от волос посредством опасной бритвы. Пробовал. Да. Но больше для того, чтобы покрасоваться на людях во время исторических маневров. А так он все больше электрическую или безопасную бритву предпочитал. Поэтому пользовался этим остро отточенным куском металла крайне осторожно… без должного многолетнего навыка.

В понимании же полковника поручик так неуверенно работал бритвой из-за того, что не привык сам себя обихаживать. По цирюльням сидел или еще как решал это затруднение. Косвенно это подтверждала и манера поведения. Он слишком дерзок, слишком самоуверен, слишком спокоен. ТАК не ведут себя поручики из безродных и бедных семей. Но полковник, отслуживший при штабе первого армейского корпуса, его не только не знал лично, но и никогда не видел. А это было странно. Очень странно…

Через час после подъема отряд уже смог привести себя в порядок и позавтракать оставшейся со вчерашнего дня трофейной едой.

А потом начались занятия.

Спешить пока никуда не требовалось, так как ехать в государственные учреждения немцев до открытия – глупо. Вот Максим Федорович и постарался потратить время на изучение нового оружия: винтовок Маузера и пистолетов Люгера. Кто-то уже умел ими пользоваться. Кто-то нет. И если с винтовками все было относительно просто, то с пистолетами пришлось повозиться. Селяне не отличались особенной технической грамотностью и сообразительностью… даже в таких примитивных вещах…

Но время.

Никакого внятного плана действий на день поручик не придумал. Только общую стратегию. Для чего-то большего ему просто не хватало сведений. А значит, что? Правильно. Нужно было брать «языка» или как-то иным способом получать критически важную информацию. Поэтому свернув стоянку около семи часов утра, поручик выступил всем отрядом в сторону ближайшего городка. Там ведь наверняка имелась комендатура…

Грузовик медленно катился по довольно приличной щебеночной дороге. Следом на рысях двигалось пятеро всадников.

Проехали около пяти километров.

Окраина небольшого городка, еще не тронутого войной. Во всяком случае, разрушения визуально не наблюдаются. Да и блокпоста на дороге нет. А главное – люди. Они спокойно прогуливались по улицам, очень неторопливо поспешая по своим делам. На грузовик и пятерку вооруженных всадников они вообще никакого внимания не обращали. Словно так и надо.

Максим удивленно покачал головой. И решил немного нахулиганить. Нет, ну а что? Ходят тут такие важные, словно цапли по болоту…

– Останови, – произнес он чеху, продублировав приказ жестом.

Автомобиль плавно встал, благо что скорость была копеечной. Чуть быстрее пешехода.

– Лев Евгеньевич, – обратился к нему поручик. – Видите вот эту благообразную пару? Спросите у них, может ли в городе где встать на постой батальон русской пехоты?

Хоботов удивленно повел бровью, но, совладав с собой, перевел.

Завязался диалог.

Не моргнув и глазом, Максим заявил прохожим, что он квартирмейстер, ищущий возможности разместить наступающие русские части.

– Наступающие? – немного удивился обыватель.

– Да, – кивнул Максим. Хоботов же продолжал переводить с отсутствующим видом. – К нам подошли подкрепления из Польши. Корпус генерала Франсуа разбит и уже через два-три дня русские полки будут в этих краях. Сами понимаете – издержки тяжелых боев. Нужно привести в порядок обозы, похоронить убитых, определить в лазареты раненых. Это время…

Обыватель оказался довольно толковым мужчиной и, не выдавая своего волнения, дал весьма ценные советы. К кому обратиться. Где посмотреть. Безусловно, не забыв в этом коммерчески значимом деле своих знакомых и родственников.

– А вы молодец, Лев Евгеньевич, – громко произнес Максим Хоботову, когда они закончили и поехали дальше. Разговаривать через фанерную кабину было сложно, но можно. Приходилось скорее перекрикиваться, чем переговариваться. – Я думал, что начнете возмущаться.

– Врать – постыдно, – веско ответил мрачный прапорщик.

– Но вы поняли, для чего я это говорил?

– Да чего тут понимать? Через час уже весь город будет знать о том, что тут скоро придут русские. А к вечеру – и вся округа. Но врать все равно скверно.

– Это не ложь! Это военная хитрость! – возразил Максим. – Представляете, что начнет твориться в штабе корпуса, когда до них дойдут эти слухи? А в штабе армии? Хо-хо!

– Но мы ведь отступаем!

– Вот именно! Это когнитивный диссонанс, мой друг, или разрыв шаблона мышления, если говорить попроще. Суть – удивление. Прямо по старинному учебнику военных хитростей одного древнего мудреца Сунь-Цзы. Впрочем, Суворов Александр Васильевич тоже не брезговал пользоваться этим нехитрым приемом…

Полковник же отмалчивался, погруженный в свои мысли. Ведь поручик опять, опять использовал слишком сложное и не профильное для обычного пехотного поручика словечко. Да к месту. Да так, что для него оно вроде как обыденно. А он, полковник, и слышать не слышал.

Отделение телеграфа.

– Тормози! Хоботов, Петренко, Сидоров – за мной. Остальным держать оборону. За старшего Васков, – крикнул Максим и лихо выскочил из все еще катящегося автомобиля.

Оправил форму и решительно толкнул дверь телеграфа.

Тихая и спокойная конторка. Чисто. Пол из крашеных, струганых досок самым тщательным образом выметен и вымыт. Небольшая стойка с двумя окнами для общения с оператором. Десяток стульев для ожидающих. Два простых стола с чернильницами, перьевыми ручками и бланками телеграмм.

Уверенной походкой с пистолетом в руке поручик прошел через приемное отделение и, открыв ногой дверь, вошел в техническое помещение.

– Hände hoch! – громко произнес он. Уж что-что, а эту часть немецкого языка он прекрасно знал по старым фильмам.

Трое служащих вздрогнули и, увидев русского офицера, что-то залопотали.

Бах!

Выстрелил Максим в деревянную панель. Чтобы рикошетов не было. И повторил:

– Hände hoch!

В этот раз сотрудники отреагировали очень резво. Даже несмотря на то что у одного из них имелся пистолет на поясе. А потом, следующие десять минут, они собственными силами демонтировали телеграфные ключи с аппаратов. Достали резервные из ЗИП-комплектов. И сдавали все это вместе с кассой, оружием и боеприпасами в заботливые руки рядового Петренко. Разумеется, составив самую опись реквизированного имущества.

– Проверь, – кивнул Максим Федорович Хоботову на эту бумажку, когда глава смены ее завершил и предложил подписать.

– Все верно, – кивнул прапорщик.

– Отлично, – произнес поручик и, подойдя к столу, размашисто на ней расписался.

Повернулся к жмущимся у стены служащим. Кивнул. И вышел. Следом за ним удалились оба бойца и прапорщик. И только после этого сотрудники телеграфа решились подойти к столу, на котором лежала опись с размашистой надписью «Балбесы» по-русски. С закорючками и прочими украшательствами. Увы, немцы не могли пока осознать всей курьезности ситуации. Русского языка-то они не знали. Для них эта надпись была просто подписью. Нашим же он ее не показывал… ни к чему это…

А дальше их ждала комендатура, которую пришлось брать с боем. Ну как с боем? Грузовик подъехал прямо к зданию. На посту стояли пара бойцов из ландвера. Они попытались вскинуть винтовки и вступить в бой, но были срезаны плотным огнем с грузовика. Прямо на ходу. Даже из пулемета короткую очередь дали. Точность – так себе. Но пошумели славно. Продемонстрировав, так сказать, всю глубину и серьезность намерений.

Пока поручик распоряжался, организовывая оборону, пожаловал комендант с мертвенно-бледным лицом. Упитанный мужчина в возрасте. Форма подогнана – комар носа не подточит. Чисто выбрит. Ухожен. На поясе пистолет. Может, когда-то и воевал, но сейчас он выглядел больше как декорация.

– Хоботов! – крикнул Максим. – Переводи!

– В этом нет необходимости, – вкрадчиво ответил комендант.

– Прекрасно, – кивнул поручик. – Полагаю, что вы уже в курсе, что корпус генерала фон Франсуа потерпел тяжелое поражение и скоро здесь будут русские войска. Я квартирмейстер. И вы мне как пленный без надобности. Вы понимаете?

– Конечно. Прошу, – сделал комендант жест, приглашающий в здание, предварительно сглотнув ком, подкативший к горлу. – В мой кабинет. Я все покажу и расскажу.

– Петров, Кулагин. Идете первыми. Пистолеты к бою.

– Есть! – козырнули бойцы, спрыгивая с грузовика и выхватывая из-за пояса Люгеры. Комендант от этого лишь поморщился, однако дергаться или возражать не стал.

Обошлось.

Кроме самого коменданта в помещении находились три престарелых инвалида «на бумагах», один перепуганный юнец, пара машинисток весьма страшной наружности и суровая, крепкая женщина в возрасте – уборщица. Всех их разоружили, забрав у самого коменданта пистолет, а у Гертруды Шмульке отобрав швабру, очень уж опасной выглядела она в руках этой женщины. И от греха подальше заперли в дальней комнате, приставив постового.

Комендант оказался душкой. Очень мило пообщались. Кое-что Максим конфисковал. Кое-что позволил добавить в список конфискованного. Нет, ну ей-богу, не бесплатно же этот мужчина так старается? Любой труд нужно оплачивать. А разграбление склада комендатуры без вдумчивой помощи могло и затянуться.

Узнав правила игры, комендант проявил недюжинный энтузиазм и сноровку. До такой степени, что Максим Федорович даже про себя окрестил этого упитанного мужчину «Яндексом». Ибо находилось у него все. Нужен бензин? Пожалуйста. Автомобильные свечи? Не вопрос. Лекарства и перевязочный материал? И этого небольшой запасец имелся.

Но главное – в одном из сараев, выходящих во внутренний двор, стоял недавно реквизированный автомобиль Ford Model T Woody Pickup модели 1913 года. Свежак!

Когда поручик его увидел – залюбовался. Не автомобиль – игрушка. Небольшой пикап с деревянным корпусом прекрасно подходил для нужд отряда. Но главное – это крайне простое управление. Это же Ford T с его первой в мире коробкой-автоматом. На него в USA даже отдельные права давали. Дескать, Ford T уже доступен для управления, а до полноценного автомобиля еще расти и расти. Вот за «баранку» этого «пылесоса» вольноопределяющийся Синичкин и сел. Опыт в управлении авто у него, по его словам, был, но крошечный. Час наката или около того. Оставалось уповать лишь на то, что он разберется…

Глава 7

27 августа 1914 года, где-то в Восточной Пруссии

Дела в этом небольшом городке закончились только после того, как удалось нормально обработать рану полковника и перевязать его чистыми бинтами. И пока это делали, Максим смог не раз и не два чертыхнуться. Ругая себя за то, что сразу не глянул. Ведь Андрея Петровича фактически бросили умирать, даже не потрудившись по-человечески перевязать.

– Что вы такой хмурый? – поинтересовался полковник после того, как Максим с трудом снял перевязку. Андрею Петровичу даже пришлось зажать палку между зубами и терпеть. Отдирать присохшие бинты от раны – то еще удовольствие. А обезболивающих нет. Так – влили стакан водки и дали сочную, свежую палку на закуску.

– Вас же бросили умирать, да?

Тот нервно дернул глазом, но ничего не ответил.

– Не забудьте им в лицо плюнуть, при случае. Если бы мы сейчас не озаботились, вы бы почти наверняка воспаление подхватили бы. Они рану даже не пытались чистить. Лучше бы пристрелили. Смерть в горячке – поганая смерть.

А вот дальше выяснилось, что Максим тот еще садист. И, если бы бойцы не держали Андрея Петровича, пришлось бы выдавать тому порцию наркоза кулаком в ухо. Возможно даже не один раз. Ну а что прикажете делать? Осколком в рану занесло куски мундира. Да-да, именно крупным осколком, а не пулей, как сам раненый говорил.

Вот поручик и полез со свиным рылом в калашный ряд. Предварительно отмыв в спирте найденные у коменданта инструменты эскулапа. Не оперировать, конечно. Нет. Рану чистить. Заодно и до осколка дотянулся и смог его вытащить. Крупный он был и зашел неглубоко. Потом промыл рану. Стараясь кипяченым слабым солевым раствором вымыть из нее всякий мелкий мусор. Для чего приспособил банальную клизму, только маленькую. Не факт, что он все делал правильно. Не его профиль. Так – действовал больше по наитию.

Максим Федорович серьезно рассчитывал на то, что Андрей Петрович потеряет сознание от боли и можно будет уже спокойно все сделать. Однако не вышло. Полковник держался. Выл жутко, скорее даже больше мычал, чем выл. Грыз зажатую палку нещадно. Дергался, да так, что дюжие солдаты едва удержали. И даже под себя сходил комплексно. Но не отключился. Крепкая у него была психика. Поручик же с самым невозмутимым видом продолжал делать свое дело. Зачем? Да черт его знает. Видимо, сказывалась его слегка «протекающая крыша». Ведь полковник мог умереть от болевого шока. Но в тот момент Максим о том не думал… ему почему-то хотелось покопаться металлическими предметами в ране…

Завершил чистку. Швов накладывать он не умел, да и нечем было. Так что ограничился плотной повязкой. Влил в полковника еще один стакан водки. Не подействовало. Еще один. Отключился. Теперь можно было позволить солдатам привести тушку полковника в порядок и загружать ее в грузовик. Обмыть там и портки сменить.

– Вы учились на врача? – спросил поручика Хоботов, когда они уже погружались в грузовик.

– Нет. А почему вы спрашиваете?

– Вы… вы хоть понимали, что делали?

– Лев Евгеньевич, я же вам говорил уже – у меня контузией выбило из головы всю личную информацию. Знания, умения, навыки – остались. И прочая белиберда вроде песенок или анекдотов тоже. А где я учился – увольте, не знаю.

– Но…

– Увидел рану и понял, что нужно делать. Хотя уверенности в руках не чувствовал. Видимо, это не то, чем я обычно занимался. Но если бы оставил все как есть, у полковника началось бы воспаление, и он в течение нескольких дней скончался бы. Теперь, думаю, если повезет, выживет. Мужчина он крепкий, должен выдержать.

– Извините, – буркнул Хоботов и полез в грузовик.

Ну а что прикажете делать? Говорить, что видел операции только в видеозаписях? Что были знакомые, не раз и не два рассказывающие байки? Что он импровизировал, опираясь на свои невеликие знания и навыки? Зачем? Пусть лучше думают, что действительно что-то умеет, и надеются на лучшее. С этими мыслями поручик и пошел к кабине, где его поджидал чех.

Постояв немного возле кабины, Максим плюнул и приказал пятерке всадников тоже забираться в грузовик, бросая лошадей. Да, им удалось захватить еще один автомобиль. Однако очень уж был компактным Ford T. Да и носилки с раненым полковником занимали прилично места. Рискованно получалось. Слишком рискованно. Вплотную просто. Но оставлять в отряде лошадей Максим не решился. Они радикально снижали скорость движения отряда. Он терял мобильность и маневр. Тем более что лошади даже рысью больше четырех-пяти километров идти не могут без чрезмерного утомления. Точнее, могут, но только в фильмах и книгах художественного содержания. В этом деле его уже просветили солдаты, призванные из села.

Поручик тяжело вздохнул и полез в кабину. Его ждали великие дела. Только уж больно все карикатурно пока получалось…

Без лошадей поехали намного бодрее. Благо что ровная дорога из уплотненного щебня вполне позволяла уверенно двигаться со скоростью в тридцать – тридцать пять километров в час, а местами и быстрее. Даже на этих колымагах.

Короткий рывок. И вот уже через какие-то четверть часа два автомобиля подъехали к временному полевому складу трофеев. Тот находился точно там, где его комендант и указывал.

– К бою! – крикнул поручик на подъезде.

Дистанция стремительно уменьшалась. Впрочем, приближение двух автомобилей обывателей этого временного склада не смущало. Вон один грузовик и так стоял чуть в стороне. И пара мужчин, приподняв его домкратом, возились с передним колесом.

– Тормози! – рявкнул Максим чеху, когда до противника оставалось шагов тридцать-сорок. А потом остальным скомандовал: – Огонь!

Застрекотал пулемет, дав длинную очередь по скоплению противника. Заухали винтовки. На этой дистанции можно было бы и из пистолетов стрелять, но солдаты, привычные к длинноствольному оружию, работали именно им.

Отряд Максима действовал очень дерзко и довольно глупо.

Ни разведки, ни рекогносцировки он не проводил. Сколько здесь было войск, знал только примерно и со слов коменданта. А вдруг тот соврал? Или не владел точными сведениями?

Немцы попытались отвечать. Но здесь были не молодые резервисты и не регулярные части. Сюда в охрану выдвинули ландвер, по возрасту уже почти что ландштурм, который оказался психологически не готов к такому столкновению. Они относились как раз к тому поколению, которое служило после Франко-прусской войны, а потому они не имели ни внятного боевого опыта, ни современных навыков. Крепкие служаки мирных дней… давно минувших и совершенно непригодных, неприменимых к окружавшей боевой обстановке.

Бой был скоротечным.

Расстреляв ленту с пулемета, Васков, а за агрегатом стоял именно он, принялся ее спешно менять. А остальной личный состав продолжил ухать винтовками, добирая визуально наблюдаемые мишени. Но только тех, кто бегал с оружием в руках.

– Пошли! Пошли! Пошли! – крикнул поручик.

Он уже сам к тому времени выскочил из грузовика и, прикрываясь капотом, вел огонь из пистолета. Чех же лежал на полу кабины и старался не отсвечивать.

Васков остался с одним бойцом у пулемета. Остальные стали стремительно продвигаться по территории полевого склада. Всех, кто оказывал сопротивление, убивали на месте, остальных сгоняли к грузовику и связывали. Впрочем, работники, возящиеся на территории склада, при первых же звуках перестрелки бросились кто куда. Здесь хватало гражданских. Так что зачистка носила больше формальный характер.

Удалось захватить и тех двух мужчин, что возились с колесом грузовика. Опять гражданские и опять реквизированный автомобиль. В этот раз поляк и немец. Причем поляк по-русски разумел.

– Так, Васков, – крикнул поручик, когда все затихло и пленных связали.

– Я!

– Пусть Йозеф грузовик немного повернет. А ты приготовься и контролируй вон ту дорогу, – указал он младшему унтер-офицеру. – Если появится кто – подпускай шагов на сто и срезай очередью. Понял?

– Так точно! – произнес Федот Евграфович и повторил приказ.

– Исполняй!

А сам, поставив еще двух бойцов в охранение, остальных увлек за собой потрошить добычу.

Что собой представлял такой временный полевой склад?

Это был своего рода накопительный пункт с предварительной сортировкой. Трофейные команды лазили по разбитым позициям и стаскивали сюда все, что было похоже на оружие, боеприпасы, амуницию и что-то хоть как-то похожее на полезное военное имущество. Даже шинели с сапогами, и те для первичной сортировки свозили сюда. Подводами преимущественно. Грузовиков в 1914 году в германской армии практически не имелось. Только с началом войны на местах их стали активно реквизировать для решения транспортных проблем.

Чего тут только не было… даже пушки с пулеметами! Но главное – гранаты!

О да! Гранаты!

Максим прекрасно знал о том, что в 1912 году на вооружение Русской Императорской армии поступила ручная граната Рдултовского, известная также как РГ-12. Увесистая такая жестяная коробка прямоугольной формы, да с крепкой ручкой и взрывателем с ударником и замедлителем. В общем – классика, пусть и невероятно уродливая на вид. Ну а что вы хотите от самых первых серийных конструкций?

Собственно, ручные гранаты массово на начало войны имелись только в русской и германской армиях. Одна беда – их никто и не воспринимал как средство для полевых сражений. Они находились на складах в крепостях и имелись у саперных подразделений, предназначаясь строго для крепостной войны. Грубо говоря, практику и тактику полевого применения гранат в годы Первой мировой войны и придумали. Если не считать старинные опыты XVI–XVIII веков. Поэтому радости Максима при виде этих четырех ящиков с РГ-12 его бойцы не оценили. Не осознали пока они еще своего счастья.

Три часа. Долгих три часа шла возня возле этого склада. Васкову даже разок пришлось пустить в дело пулемет, расстреляв подводу трофейной команды.

– Ваше благородие! – обратился к подошедшему поручик младший унтер-офицер и, указав на дорогу, добавил: – Еще едут.

Максим глянул в указанную сторону и грязно выругался. Это были не одна и не две подводы, а целый караван из семи штук. Да человек при них с неполные две дюжины.

– Дистанция триста, – произнес он для Васкова, рассматривая гостей в бинокль. – Длинной очередью – бей!

– Есть! – бодро ответил унтер и высадил все две с половиной сотни патронов ленты в сторону колонны гужевого транспорта. Люди при первых же выстрелах бросились в придорожные лопухи, благо что их хватало. А вот лошадей поубивало на месте.

Ба-бах!

Что-то взорвалось на предпоследней подводе. Гранаты или, может быть, снаряды везли.

– Прокрути-ка им еще одну ленточку, Федот Евграфович, – произнес поручик, когда Васков перезарядил пулемет. – Только короткими очередями, да по тем лопухам, что у дороги. Пусть уже в лес бегут, если выжили. А то, не дай бог, постреливать из винтовок в нас вздумают. Нечего дурными мыслями им голову забивать.

Тот гаркнул уставной ответ и начал работать осторожными, экономными очередями по три-пять патронов. Боеприпасы теперь можно было не беречь.

– Что у вас? – поинтересовался Максим, подходя ко второму грузовику. Тому самому, что ремонтировали по их прибытии.

– Все готово, Максим Федорович, – доложился Хоботов. – Колесо заменили, пулемет установили.

– Водитель готов с нами сотрудничать?

– Разумеется.

– Что, поляк вот так взял и согласился?

– Ваше благородие, – подал голос водитель. – А что поляк?

– Так вы же русских не любите!

– И что? Вы думаете, я немцев люблю? – криво усмехнулся этот уже видавший виды мужчина. Помятая, пропитанная машинным маслом и бензином одежда. Трехдневная щетина. Уставший, злой взгляд.

– Так зачем признался, что водитель? Сдался бы просто так в плен. Мы бы уехали, а тебя эти бы развязали. И все. Свободен.

– Максим Федорович, а что вам так поляк не глянулся? Вы его узнали? Где-то раньше видели?

– Нет. Вижу его первый раз. Или ты забыл, что я тебе сказывал совсем недавно? Знаю только, что среди поляков много борцов за независимость. Им претит быть в составе Империи. Им хочется лежать на обочине. Пусть в полном ничтожестве, но незалежно и самостийно.

Поляк промолчал, ничего на это высказывание не ответив. А поручик продолжил, обращаясь к Хоботову:

– Или ты не знаешь, что ядро кавалерии армии Наполеона составляли поляки? Той самой, что сражалась под Бородино и входила в Москву.

– Поляки?

– Шляхта. И тогда охотно к врагам нашим пошли. И сейчас не удивлюсь, что пойдут. Уже тогда они показали, что им хоть с чертом целоваться, лишь бы не с русскими дружить. – А потом, чуть покачав головой, добавил: – Не нравится он мне.

– Так и застрели, – сплюнув, произнес водитель, переходя на «тыканье». – Коли не нравлюсь. Или повесь.

– А сам застрелишься? – присев и внимательно посмотрев поляку в глаза, спросил Максим. – Я тебе и пистолет дам с одним патроном.

– Нет. Сам не застрелюсь.

– Боишься?

Вместо ответа поляк просто достал крестик. Самоубийство у христиан – смертный грех. Максим это знал, но как-то не учитывал. Для глубоко бездуховного поручика религиозные маркеры были слишком незначительны. В общем – этот аргумент поручика смутил. Тем более что по глазам видел, что поляк не боится…

– Откуда родом?

– Из Варшавы.

– Так ты подданный Его Императорского Величества?! А тут что делал?

– По делам ездил. Как началась война, так и задержали. Две недели продержали взаперти, пока не посадили за руль моего же автомобиля. С тех пор на них и работаю. За еду.

– Жена, дети есть?

– И жена, и две дочери. В Варшаве остались.

– В церковь ходишь?

– Хожу.

– По доброй воле? Или чтобы люди что дурного не сказали?

– Ваше благородие… – с укоризной произнес поляк.

– Хорошо. Целуй крест, что верно служить будешь. А как доберемся до своих – я тебя отпущу.

– А автомобиль?

– Не обещаю. Война. Если получится – отдам. Главное – к семье вернешься. Уверен, что им там без кормильца тяжело.