В плену нашей тайны

– Садитесь, пожалуйста, – отвечает робко блондинка.

– Да я вроде уже, вы новая математичка? – продолжает со спокойным лицом закидывать вопросы Вишневский.

– Не, – врывается в диалог Олег Рагозин. – Она нам сейчас мозги на место ставить будет.

– Не мозги, ну что вы! – молодая учительница начинает теребить пальчиками бумажки, а мне становится ее искренне жаль. – Мы поговорим о незакрытых гештальтах – это когда ситуации из детства тянутся незримой тенью за вами и…

– Вы серьезно хотите об этом поговорить? – прерывает Вишневский. Мне хочется запульнуть в него что-то и желательно тяжелое. Он вообще умеет молчать?

– Это важная тема, порой из-за нее мы имеем очень много…

– Нет, – Ян неожиданно поднимается из-за стола. Лидия Викторовна открывает рот, проходится глазами по классу в ожидании поддержки. Она уверена, кто-то должен поставить на место демона. Но демон у нас занимает лидерское кресло, плевать ему на всех, и на нее, в том числе.

– Молодой человек, сядьте, пожалуйста! – повышает голос блондинка.

– Предлагаю закончить на этом общение. Ребят, кто согласен? – обращается Вишневский к дружному коллективу. Народ моментально присвистывает, даже те, кто здесь учится по стипендии. Идти против Яна – себе дороже. Я – самый яркий пример тому. Они боятся демона. Я мечтаю отправить его в подземелье. Они боготворят демона. Я ненавижу. Мне никогда не стать частью этой школы, этого класса. До тех пор, пока во главе их все – Ян.

– Молодой человек! – пытается Лидия Викторовна. Но у нее ничего не выйдет, потому что ребята уже собирают вещи в рюкзаки, громко разговаривают, она для них не авторитет.

– Объявляю выходной от ненужного предметна! – сообщает гордо Вишневский. Одноклассники ждут последнего сигнала, и демон отлично понимает это. Он подходит к дверям, не обращая внимания, на тихие вопли учительницы. Поворачивает ручку и жестом показывает – все свободны. Ребята покорно выходят из кабинета, однако сам Ян продолжает находиться в классе вплоть до последнего ученика.

Нас остается трое: я, он и учительница. Я не планировала уходить, мне уже поздно встраиваться в яркую школьную систему. Поэтому как сидела с ровной спиной за своей третьей партой, так и продолжила сидеть.

– Исаева, – разрывает давящую тишину Вишневский. Его тяжелый взгляд устремлен в мою сторону, а губы кривятся в то ли улыбке, то ли ухмылке.

– У нас урок вообще-то, Ян, – спокойно отвечаю, боковым зрением поглядывая на Лидию Викторовну. Ну же, скажи хоть что-нибудь. Однако она прибывает в шоке, ее худенькие плечи дрожат, а пальцы продолжают теребить края бумажек, лежащие на столе.

– У нас закончился урок. Или ты ослепла и оглохла?

– Ты забылся? Или без меня забавная выходка приобретет другой оттенок?

– Серьезно? – скалится Вишневский. Я поворачиваю голову, поправляя распущенные волосы за ухо. Мы встречаемся глазами с Яном и меня словно прошибает током. Он смеется, как и в день нашего знакомства – глумливо, высокомерно. – Только не надо потом бежать и плакаться в жилетку к своему бэдбою.

– Спасибо за заботу, мне безумно приятно! – закатываю глаза к потолку, и вновь возвращаюсь к блондинке. Ян не одаривает меня ответом, молча уходит, хлопая дверью. Да так сильно, что с задней стенки слетает портрет Пушкина в рамочке. Он падает на пол, а маленькие осколки разлетаются вдоль железных ножек парт.

Мне безумно стыдно за весь класс, за то, что Лидия Викторовна едва не плачет. Но быть одной против стаи – не лучшее решение. Даже если бы я встала и попросила всех послать демона, никто не стал бы слушать. Для них только его слово имеет вес. Для них я мусор под ногами. Такой меня сделал Вишневский.

Минуты три спустя блондинка поднимает голову, глубоко вздыхая. Ее грудь медленно поднимается и опускается, а пустой взгляд устремлен в сторону парты, где должен был сидеть Ян.

– Не обраща… – хочу поддержать женщину, но она моментально подскакивает из-за стола. Охапкой сгребает бумаги, крепко прижимая к себе, и не говоря ни слова, вылетает прочь. Я слышу стук ее каблучков, ощущая подавленную энергетику. Лидия Викторовна наверняка думает, что сможет наказать обидчиков. Вот только в нашей школе никого не наказывают. Вернее тех, у кого власть и деньги не наказывают. Им сходит с рук практически все, если дело не касается проблем между влиятельными семьями. Я ненавижу эту школу. Обратная сторона денег слишком черная.

Следующие два урока провожу на крыше. Однажды случайно увидела, куда вешает ключ охранник. Под лестницей между первым и вторым этажом, рядом с огнетушителем, есть маленький крючок. Именно туда я пробираюсь время от времени, прячусь от реальности на крыше.

Кто-то и до меня просек эту фишку, потому что здесь стоит старенькое кресло, накрытое пленкой и парта, которую явно стащили из какого-то класса. Мне нравится бывать здесь, наслаждаться тишиной, ощущать, как ветер касается ног, плеч и кончиков пальцев. Закрывать глаза и позволять растворяться в реальности. Каждый раз, когда прихожу сюда, молюсь, чтобы никто не узнал об этом месте.

Очередной секрет. Ненавижу секреты. Рано или поздно они выскакивают наружу из коробок человеческих душ.

На третий урок я прихожу после звонка. Потому что химичка тоже частенько опаздывает, а прибывать лишних полторы минуты наедине со своим классом – то еще веселье. Вот и сейчас, дверь в кабинет открыта и оттуда доносятся голоса, шум и смех. Я переступаю порог, сжимая лямку рюкзака. Подхожу к своей парте и словно где-то на подсознательном уровне жду его очередную выходку.

– О! Шизичка, – смеется Алина, и ее подружки Оля с Аней начинают громко заливаться смехом.

– Зря не пошла с нами, – вставляет Рома. Он сидит на парте, свесив ноги, болтая ими в воздухе.

– Нет, не зря, – подает наконец-то голос демон. Делаю глубокий вдох, отодвигаю стул и сажусь за парту. Пусть болтает, язык ему для чего-то ж нужен.

– Ты о чем, Ян?

– В смысле?

– Как гласит правило тайного общества: один за всех или против всех.

– Ты перечитал женских романов? – не выдерживаю и оглядываюсь. Демон поднимается, и вальяжной походкой направляется ко мне. Его глаза переливаются чем-то нехорошим, его губы, растянутые в улыбке, не выражают тепла или радости. Порой мне кажется, что Вишневский притворяется, и наша взаимная неприязнь – маска. Одна на двоих.

– Ева, – Ян останавливается напротив меня, кладет руки по обе стороны: на спинку стула, наклоняется через парту, и запах древесных ноток захватывает в свои оковы. Он слишком близко, он скользит по мне надменным взглядом, останавливаясь на губах. Клянусь, на долю секунды Вишневский заострил внимание, напомнил о том, что я пытаюсь вычеркнуть из памяти.

– Соскучился? – спрашиваю, сквозь зубы.

– Как бы ты не заскучала, – с ухмылкой отвечает демон. Затем выпрямляется, и обращается ко всему классу строгим тоном. – До конца недели будет поучительный бойкот. Никто, слышите, никто не смеет разговаривать с Исаевой. Она разлагает наш дружный коллектив.

Глава 06

Я была убеждена, что ослышалась. Бойкот? В восемнадцать лет? Ну ладно, в пятом классе или даже в девятом, но не в одиннадцатом же. Кто-то должен намекнуть Вишневскому, что пора взрослеть. Вот только ребята не спешили намекать, наоборот, улыбки на их лицах говорили обратное. Они забавлялись, не стесняясь в высказываниях.

В моей голове возник всего один вопрос: когда наступил переломный момент? Когда эти люди успели возненавидеть девочку, не похожую на них? Когда меня успел возненавидеть Ян? Ладно. Плевать. Как ни крути, я искренне не понимаю, что Ян хочет доказать своими действиями. Как будто и без бойкота со мной здесь носятся и жаждут стиснуть в крепкие объятия.

Ребята так расходятся в своих обсуждениях, что успокаиваются только, когда на пороге появляется физичка. Она злостно рычит на всех и объявляет, что нас ждет тест. Признаться по правде, я ненавижу физику и цифры в целом. Ну не мое это. Складывать, умножать, особенно в уме, особенно запоминать формулы. И пока я пытаюсь справиться со сложными задачами в бланке вопросов, за окном собираются в дружную кучку хмурые тучи. Солнце прячется за ними, намекая на скорые осадки. Я периодически поглядываю в окно, и в какой-то момент замечаю, что Вишневский тоже смотрит в окно.

У него высший бал по математике, наверняка уже начиркал ответы. За хорошую активность серого вещества Яна частенько отправляют на олимпиады и конкурсы за пределы города. Демон не глупый, в отличие от многих, кто пытается быть на него похожим. Наверное, этим Вишневский и берет многих, включая девчонок.

После уроков все же хлынул дождь. Я вышла на крыльцо, запрокинув голову к грозовым облакам. Дул холодный ветер, а на мне тонкий пиджак и дурацкая юбка – школьная форма не меняется из-за погодных условий. Даже зимой девочкам не положено ходить в брюках.

Кто-то прошел мимо, задевав специально меня плечом. Я тут же перевела взгляд и замерла, замечая Яна. Он остановился. Затем тоже запрокинул голову, подставляя ладонь под маленькие прозрачные капели. Его губ коснулась улыбка, и моих почему-то тоже. Это ведь не первый раз, когда дождь застает нас в странных обстоятельствах.

Вишневский бросил на меня до жути загадочный взгляд, и, не говоря ни слова, пошел прочь. Точно. У нас же бойкот. Странное нелогичное действие, которым он пытается в очередной раз выставить меня на посмешище. А ведь тогда… в детстве… все было иначе.

Седьмой класс. Осень. Теплая. Игривая. Под ногами до сих пор хрустят золотые листья.

Помню, за нами прислали большой новенький желтый автобус. Оттуда вышел подтянутый водитель, зачитал правила поведения в салоне и любезно пригласил входить по очереди. Я стояла самой последней, за мной была только учительница. Девчонки сгруппировались парами, шутили, смеялись. Они давно дружат, для них новенькая – человек, который добровольно решил отдалиться. Порой я ненавидела свой секрет, настолько, что хотелось разреветься.

Когда все вошли в салон, и я поднялась по ступенькам, поняла – впереди мест свободных нет. Я шла вдоль занятых сидений, разглядывала одноклассников, и старалась не выдать печали, которая покалывала в глазах. А потом в самом конце заметила Яна. Рядом с ним толпились двое мальчишек, активно пытались занять место, но он почему – то им не разрешал. Я прошла мимо, касаясь пальцами боковины кресла, на котором лежал ранец Яна.

– Ева, – позвал Вишневский. Сердце пропустило удар, подушечки пальцев начали покалывать. Я оглянулась со страхом в глазах.

– Что?

– Здесь свободно, – мальчишка скинул рюкзак и жестом показал, чтобы я садилась. Не передать словами, насколько мне было приятно в тот момент. Улыбка коснулась моих губ и по детской наивности я уселась рядом.

Вишневский вытащил из кармана ранца раритетную вещицу – дисковый плеер. Где только раздобыл его в наше-то время? Да и зачем? Его семья владела в этом городе практически половиной недвижимости. Они могли купить своему сыну целую группу, которая исполняла бы для него не только песни, но и танцы.

– Ненавижу ехать в автобусах, – сказал неожиданно Ян.

– Я тоже, – призналась честно. Мне не нравились узкие пространства, хоть и паники особой не вызвали.

– Будешь? – он протянул мне наушник, и я в очередной раз смутилась, однако не отказалась. Тринадцатилетний Ян слушал песни не в моем вкусе, по крайне мере, сперва так показалось. А потом вроде как втянулась, даже начала покачивать в такт головой.

Мы доехали до музея молча, утопая в ритмах мелодий. Вишневский смотрел в окно, подперев ладонью подбородок, а я разглядывала салон автобуса, с наслаждением осознавая, что езда в замкнутом пространстве не такая уж и противная. В этом однозначно что-то есть. Не просто же так губы растягивались в улыбке.

Но не это отложилось в памяти.

Во время похода по музею, я отстала. Одна картина настолько завлекла собой, что я задержалась напротив нее дольше положенного. А когда очнулась, поняла – никого нет. Пошла в одну сторону, затем в другую, массивные помещения давили, а красные стены, казалось, медленно сужаются. Паника охватила горло, мне стало не хватать кислорода. Я чудом наткнулась на дверь и выскочила на улицу. Думала, дойду до автобуса, и подожду там, но ни автобуса, ни сопровождающего учителя в этом месте на оказалось.

Я брела кругами, пока тучи над головой не сошлись. Они были такими темными, они закрывали просвет на голубом небе. Где-то вдали сверкнула молния: яркая, неподвластная, и безумно красивая. Затем раздались раскаты грома и на асфальте начали появляться маленькие крапинки влаги. Не найдя лучшего решения, я уселась на ступеньках под козырьком здания. Сейчас экскурсия закончится, учительница начнет пересчитывать детей, и поймет – одного не хватает. Они начнут искать меня, все будет хорошо.

С этими мыслями я разглядывала небо, и позволяла ногам в белых носочках покрываться влагой. Дождь с каждой минутой усиливался, ветер активней покачивал деревья, мне без пиджака становилось холодно. Волоски на коже поднялись, и чтобы не замерзнуть, я скрестила руки на груди, опустив голову.

Не знаю, сколько просидела так. Просто ждала. Я хорошо умела ждать, с детства научили. Белые носки постепенно превратились в мокрые серые, зубы начали постукивать друг об дружку. Надо было бежать куда-то под крышу, но я почему-то настырно продолжала ждать учительницу. А потом заметила приближающуюся тень. Черные лаковые мужские туфли, штанины школьной формы – это был мальчик. И только я собралась поднять голову, как услышала щелк, и дождь над моей головой резко закончился. Так не бывает, скажете? Так и не было. Дождь продолжал капать вокруг, но только не надо мной.

– Тебя все ищут, – послышался знакомый голос. Я протерла лицо мокрыми ладонями и, наконец, подняла голову, замечая Яна. Он возвышался надо мной с зонтиком. Прозрачным большим зонтиком. Его волосы тоже промокли, да и белая рубашка прилипла к телу. Мне вдруг сделалось не по себе, потому что видела запретное, например, ключицы парня, нарастающие кубики пресса, обтянутые мышцами спортивные руки. Вишневский не сводил с меня глаз, таких таинственных и жутко притягательных глаз. В ответ я смущенно улыбнулась ему, и подскочила со ступенек.

– Я тебя ждала, – произнесла, разглядывая мокрое, от осеннего дождя, лицо парня.

– В следующий раз жди там, где будет сухо. Или кричи.

– Хорошо! – кивнула, не переставая улыбаться. Сердце прыгало в груди, и мне казалось, что Ян слышит его стуки. До чего же оно громкое.

Я схватила Вишневского под локоть, чуть прижалась и жестом намекнула, что пора бы идти греться. Не знаю почему, но находиться рядом с этим мрачным мальчиком было легко. Возможно, дело в том, что он знал мой секрет. Мне не нужно было прятать свое настоящее, не нужно притворяться. Мама говорила, если сверстники узнают о моих странностях, они не поймут. Будут смеяться. Тыкать пальцем. Поэтому лучше держать все в тайне. Однако Ян не смеялся, ни тогда, ни сейчас. И я по детской дурости решила – все такие, как он. Глупо было забывать мамины советы.

Мы шли вместе к автобусу, под ручку, словно самые настоящие лучшие друзья. Ян наклонял зонтик в мою сторону, а сам с другой стороны мокнул под дождем. Наверное, он думал, что я не вижу. И да, мне было, безусловно, приятно. Никто и никогда не оказывал подобных знаков внимания, ну разве что родные, но это не в счет. В другой школе у меня тоже не было друзей. Я не привыкла к подобному, поэтому поступки Яна вызывали дикое волнение, и в какой-то степени восхищение.

На нас смотрели многие из окон автобуса, включая мою сестру. Восьмой класс тоже был на экскурсии, как и параллельный. Увидев строгий взгляд Лизы, внутри все перевернулось. Вдруг она расскажет маме? Вдруг мама будет ругаться? И ладно я, но что если достанется и Яну? Нет. Такого допустить я не могла. Обязательно поговорю с Лизой после.

В автобусе Вишневский дал мне свой пиджак и запасную майку. Уж откуда она у него взялась, я не знала, но от майки все же отказалась. Переодеваться при всех – никогда. Тем более на тот момент, у меня уже был лифчик и какое-то подобие груди. Не хотелось светить скромными формами перед ребятами, тем более перед Яном. А вот от пиджака отказываться не стала. От него вкусно пахло какао. Именно с того момента я полюбила этого сладкий напиток.

Глава 07

После той поездки Ян заболел. Да и я захворала. Мама оставила меня дома, и заставляла сутками пить травяные отвары, рецепты которых она вычитывала из книг и журналов. Вкус у них был противный, горький, но отказы не принимались. В один из дней, когда родительница уехала заниматься вокалом с богатыми детками, я прокралась в комнату к сестре.

Осторожно постучалась и на цыпочках вошла, то и дело оглядываясь, ведь папа был на первом этаже и вполне мог услышать наш предстоящий разговор. Лиза, заприметив меня, сняла тканевую маску с лица, теперь сестра носила их каждый день после школы. А еще у нее появилась дорогая тушь и яркая помада, однако мама об этом не знала. Она считала, что красится в раннем возрасте – плохо. Но были исключения. Например, выступления перед богатыми семьями или званые торжества. Вот в этом случае – косметика, красивые наряды и вонючий лак для волос выходили на передний план.

Я прикрыла за собой дверь, разглядывая небольшую комнату Лизы. У нее частенько был беспорядок, и на полу валялись вещи, которые ей было лень убирать обратно в шкаф.

– Мама будет ругаться, – деловито заметила я, усаживаясь на кровать, скрещивая ноги по-турецки. На мне была пижама с мишками и розовый шерстяной шарф, повязанный вокруг горла. От него ужасно чесалась кожа, а еще воняло мазью звездочкой.

– Чего тебе? Пойдешь жаловаться? – хмыкнула недовольно Лиза, переступая через маленькую кучку вещей. Она отодвинула стул на крутящейся ножке, и плюхнулась на него с видом абсолютно незаинтересованного человека.

– Я это… – замялась, сжимая край кофточки. Вроде все прокрутила в голове, когда шла по коридору. Да так складно вышло, а сейчас сижу и слов собрать не могу.

– Давай быстрей, у меня звонок с подружками. Важный, между прочим.

– Слушай, насчет поездки… – пролепетала я.

– Какой поездки?

– Ну, в музей, когда я под дождем промокла… – я прикусила губу, делая глубокий вдох. Почему-то стало неловко. Щеки обдало жаром от воспоминаний и глаз Яна. Он так пристально смотрел, никто и никогда на меня так не смотрел. И это было слишком волнительно, чтобы не захотеть улыбнуться, однако я сдержалась.

– А-а, – протянула сестра. – Ну, ты особо не обольщайся. Вишневский – звезда этой школы. Его предки очень влиятельные. И да, я думаю, если он узнает о твоих закидонах, то точно обсмеет. – Сестра прыснула со смеху, а я сжала челюсти от злости. Как она может говорить о Яне, если даже не знакома с ним лично.

– Он не такой! – крикнула я, подскакивая с кровати.

– О, да ладно? – Лиза вытянула шею, внимательно всматриваясь в мое лицо. А потом еще больше рассмеялась. Откровенно говоря, отношения у нас совсем перестали быть теплыми. – Влюбилась что ли? В сына самого Вишневского? У-у-у!

– Ян не такой! Он хороший! – мой голос не дрогнул, потому что я искренне верила, что мальчишка с зонтиком никогда не предаст. Ведь если бы хотел, то давно бы это сделал. Однако он продолжал хранить мой секрет, и относиться по-дружески. А еще Ян был единственным человеком во всей школе, с кем я могла нормально разговаривать. Человеком, который замечал меня.

– Как только он узнает о твоей болезни, то всем растреплет. Не сейчас, так потом. – Не унималась Лиза. Она тоже поднялась со своего места и начала расхаживать из угла в угол, подобно взрослой и опытной девушке. В эти минуты сестра походила на мать даже походкой.

– Нет, это не… – покачала головой я, в груди нарастала паника. Он не может. Он просто не может и все тут.

– Если он узнает!..

– Он, итак, знает! И никому до сих пор не сказал. Прекрати выдумывать! – сорвалось у меня. Лиза замолчала. Глаза ее округлились, она и не моргала вовсе, просто смотрела на меня, пытаясь переварить информацию.

– Откуда?

– Я… он меня ви… – я должна была сказать правду, что не знаю, но почему-то предпочла не говорить.

– Ну да, точно. Такое скрыть сложно. Поверь мне, Эв, это вопрос времени. Сегодня он провожает тебя под зонтиком, завтра опускает лицом в лужу. Вообще, я бы на твоем месте держалась от него подальше. Знаешь, какие слухи ходят вокруг Вишневского? – на последнем предложение тон голоса сестры понизился, она практически перешла на шепот, словно боялась, словно собиралась поделиться самым большим секретом.

– К-какие?

– Говорят, он одного мальчишку запер у себя дома в шкафу, – шепотом делилась Лиза, не сводя с меня глаз. – А внутрь закинул змею. И та покусала мальчика. Отец Вишневского замял дело, а родителям жертвы пригрозил расправой.

– Глупости, – отмахнулась я. Пусть Ян и выглядел пугающим в детстве, но явно не до такой степени.

– А как тебе история про девочку, которую они с мальчишками закрыли в кабинете физинвентаря на двое суток? Ее нашли без сознания, – продолжала нагнетать Лиза.

– Смысл? Зачем ее было закрывать? В чем заключается веселье?

– Ну… – сестра задумчиво вытянула губы в трубочку, затем ее брови приподнялись и она ответила. – Не хотела тебе рассказывать, там совсем жестоко.

– Чего?

– Он с ней специально начал дружить, – прошептала Лиза, то и дело поглядывая на дверь за моей спиной. – А потом в один день заставил раздеться. Она отказалась, и они ей отомстили. Пойми, Вишневский заправляет этой школой. Ему… никто не скажет ничего против. Страшный тип. – Подвела итог сестра, вздыхая.

– Это все слухи! В любом случае, не рассказывай обо мне и… ну, маме. Пожалуйста, – попросила я, стараясь отойти от темы бурной фантазии нашей школы.

– Ладно, – пожала плечами Лиза, развернулась и пошла разглядывать лицо в зеркало. Так, словно ей все равно на меня, и парня, на которого она нагнала жути. – Взамен ты маме ничего не скажешь про тушь и помаду. Идет?

– Идет, – кивнула я. Развернулась и шмыгнула в коридор. Общение с родной сестрой в последнее время перестало приносить удовольствие.

А уже в комнате, я залезла в комод с вещами, там, в дальнем углу, за сменной пижамой лежал галстук. Ян не забрал его обратно, в тот вечер он молча ушел, и я до сих пор хранила столь важную вещь в тайном местечке. Думала, надо вернуть, но почему-то возвращать не хотелось.

Я сжала странный подарок, разглядывая его со всех сторон. Потом подскочила и подошла к зеркалу. Натянула на себя галстук и улыбнулась. Пусть будет моим талисманом на удачу. Ведь знакомство с кем-то вроде Яна не иначе как удача. Щеки у меня порозовели он воспоминаний, сердце забилось быстрей, и я подумала, что надо бы поскорей выздороветь.

7.2

Галстук мне все-таки пригодился. В конце месяца нас отправили на олимпиаду в соседнюю школу. А для меня каждый раз идти в новое место то еще приключение. И хотя мы должны были отправиться туда целой группой, все равно я волновалась.

Лучших из класса собралось шесть человек, в их числе были те девочки, с которыми я особо не общалась, хотя и здоровалась. А еще там был Ян. Он только вернулся с соревнований по борьбе, привез золотую медаль и гордость школе. Вишневского в очередной раз публично нахваливали. Все были рады его возвращению, ну и я в том числе.

Мы не виделись целый месяц. Сначала оба болели, потом у него были сборы. Я отчаянно надеялась, что уж на торжественном мероприятии, куда нас пригласили с мамой, мы встретимся. Однако Яна не было, хотя были его родные. Я пела без особого удовольствия, и платье, которое выбрала мама, мне не понравилось. Лишь одна мысль грела в тот выходной – Вишневский.

И вот, наконец-то, случилось чудо. Я сижу в миневене в ожидании остальных. Уроки уже начались, и мы тоже скоро отчалим, как только Ян соизволит явиться. Пока мы ждали, я осторожно вытащила из рюкзака галстук. Вздохнула, проводя пальцами по окончанию. Сердце волнительно прыгало, предвкушая незнакомое место. Мысленно я утешала себя – все будет хорошо. Войду последней, сделаю глубокий вдох, да и скорей всего двери будут открыты. Нечего бояться. Однако страхи так быстро не уходят. Не в тринадцать лет.

– Привет, – послышался голос Вишневского возле моего уха. В салоне было много свободных мест. Почему он сел рядом, почему сразу заметил свой галстук?.. Я смутилась, захлопала ресницами. Дыши, Ева, дыши.