Лабиринты времени

–И-и, раз, ребятки! – щёлкнул плетью проходящий между рядами гребцов Боцман, – поднажали! Ублажили нашу красавицу! И-и, два!

Двое уже знакомых нам гребцов, Малыш и Дохлый, тихо перешептываются, усиленно гребя вставленными в узкие отверстия борта вёслами.

–Земля маякает. Пристать бы, – кивнул Дохлый в сторону горизонта.

–Ну, тя! Смерти хочешь?– ответил Малыш, не поворачивая головы.

–Пошто так?

–Да места тут гиблые.

Проходящий мимо Боцман резко цокнул плетью у ног говорящих:

–Сил много, языками чешете? А ну, прибавь ходу!– обратился он в сторону корабельного носа.

Колотун тут же ускорил ритм и в сторону Малыша и Дохлого понеслось тихое ворчание соседних с ними гребцов:

–Да что б вам. Чего тихо не сидится? Всё бы лясы точить!

Ещё раз щёлкнув для устрашения упругим кнутом, Боцман пошёл к стоящим на мостике Капитану и Торвальду:

–Ветра нет, – повёл он носом, пытаясь уловить хотя бы какое-о движение воздуха. – Которые сутки. Люди устали. Отдых нужен.

–Здешние земли опасны, – покачал головой Капитан, – тавры-разбойники грабят причалившие к берегу суда и лишают их владельцев голов. Ты иди, – обратился он к Боцману, – вели остановить. Пусть отдохнут

Вглядываясь сощуренными глазами на горизонт, он послюнявил палец и вытянул его вперёд, медленно поворачивая.

–Матросня! Сушить вёсла! Айда спины тянуть! – разнеслась команда и Капитан покосился на тихо вздыхающего Торвальда, недовольно оглядывающегося на выползающих на палубу гребцов.

–Время не терпит, – тихо скулил тот себе под нос. – Через седьмицу при дворе праздник, поспеть бы.

Повернувшись в его сторону, Капитан удовлетворённо осмотрел палец и улыбнулся:

–Успеешь. Услышали боги наши молитвы.

И, словно в подтверждение его слов, слабый ветер поднял полы их рубах, оголив кривые волосатые ноги Торвальда.

–Эй, боцман!– закричал Капитан, – вели парус ставить!

…Далеко за стойбищем, между высоких, покрытых мохнатым ковылём холмов, на выровненной площадке, обложенной десяткам костров, собрался весь коган и вспыхнувшее зарево кострищ превратило только что наступившую ночь в день.

В центр вышел Теймур и, вальяжно скинув халат, расправил мускулистые плечи.

–Ах, какой красавчик, – мечтательно вздохнула одна из девушек и тут же получила удар в бок от стоящего рядом с ней отца.

Два воина вывели в центр Куяша, который оглядывался по сторонам в поисках Хайны.

Увидев милое лицо, он улыбнулся ей и легонько кивнул головой: «Всё будет хорошо, радость моя. Я обещаю».

Но не радостным было лицо девушки. Проплакав накануне весь день, она уже мысленно простилась с любимым и только и молила богов о скорой и лёгкой смерти для него.

–Какое оружие предпочитает мой гость?– высокомерно спросил Теймур, в упор глядя на соперника.

Куяш огляделся.

Что же взять?

Как любой таргарин, он, конечно же, неплохо стрелял из лука. Но, мало вероятно, что он будет уместен в ближнем бою.

А это что?

На поясах у многих воинов висели странные полукруглые мечи. Куяш раньше таких не видел, а, значит, и не знал, как ими пользоваться.

– Или, может быть, ты хочешь драться безоружным?

Насмешливо звучащий голос каюма заставил пастуха быстрее принять решение:

–Кинжал, – нерешительно ответил он и, помолчав, добавил, – наверное.

–Так, наверное, или точно?

Нет, он явно издевается над ним, этот холёный мускулистый красавчик, возомнивший себя богом.

А, может, он и есть бог?

Куяш окинул взглядом уверенную фигуру соперника и впервые засомневался в правильности своего решения. Но, что поделать? Назад пути уже нет.

Дурак.

Надо было просто брать тогда Хайну и бежать, а не разглагольствовать по обе стороны юрты.

Сидели бы теперь где-нибудь, прижавшись, друг к дружке и наслаждались чудесным видом звёздного узора на ночном небе.

Один из воинов протянул Куяшу острый длинный кинжал, обжегший его пальцы холодностью стали.

«Боги мои, как же держать-то его правильно? – неуверенно сжимая рукоятку в руке, подумал пастух.– Ничего. Так же, как и в кулачном бою, только с ножом в руке».

Р-раз!

Куяш сделал уверенный выпад в сторону ещё не готового (по его мнению) соперника, целясь ему прямо в живот и надеясь на успех.

Но, к его удивлению, безоружный Теймур так быстро среагировал на его выпад, что рука пастуха, не найдя цели, зависла в воздухе и его тело резко наклонилось вперёд и чуть не упало лицом в пучки сожжёной солнцем травы.

Громкий смех каюма и его воинов ввели Куяша в ступор и он, не успев сгруппироваться, получил мощный удар кулаком по спине.

–Думаю, оружие мне не понадобится, – падая, слышит он смех соперника, – давай, вставай, я не хочу такой быстрой победы.

Теймур с холодным взглядом и едкой ухмылкой подаёт сопернику руку, но тот, вместо принятия помощи, выбрасывает руку с кинжалом вперёд.

Кажется, вот он, упругий живот.

Так близок.

На расстоянии вытянутой руки.

И снова мужская кисть, сжимающая сталь, проваливается в пустоту.

Да что же это такое!

Как он это делает?

Как же быстра его реакция!

Сильная рука сдавливает горло не успевшего ничего понять Куяша и поднимает от земли вверх. Другая рука, вывернув кисть, заставляет выронить лезвие.

–Ты смелый, – слышит он шёпот у своего уха, – хоть и бестолковый. Но мы это исправим. Иди ко мне на службу. Будь моим воином. Обычно я не даю и одного шанса, но тебе повезло. Только не надейся на судьбу ещё раз.

–Хайна, – упрямо хрипит Куяш, стараясь отодрать руки от своей шеи.

–Наглец, – усмехается каюм, крепче сдавливая горло соперника, – тебе палец дают, а ты руку откусить хочешь? Посмотри вокруг, – Теймур обводит глазами смеющихся тургар, – сколько хорошеньких девушек. Любая будет твоей…

–Х..хай…на –заикаясь, еле шепчет пастух, почти погружаясь в темноту.

–Ну, и дурак!

Каюм резко бросает соперника на землю и тот начинает жадно хватать пересохшим ртом живительный воздух.

–Этот человек, – указывает на него Теймур, – решил взять то, что принадлежит мне. И за это будет наказан. В назидание всем. Мы не будем откладывать казнь. Она совершиться здесь и сейчас. Несите меч!

Ещё недавно смеющаяся толпа зрителей, довольная потешным боем, в недоумении замерла.

Казнь?

Удивлённые таким поворотом, тургары недоумённо зашептались друг с другом.

А тем временем двое воинов поставили обессиленного, униженного таким поражением Куяша на колени и положили его руки на один из плоских камней, окружающих площадку.

Взмах сверкающей стали.

Крик неимоверной боли, разрезающей наступившую тишину.

Раскрытые в ужасе глаза людей.

Разлетевшиеся по сторонам окровавленные куски, когда то бывшие пальцами рук.

Медленно оседающая на землю Хайна.

Блеск стали.

Брызнувшая алая жидкость.

Куски рук.

Это было последнее, что увидел Куяш перед тем, как темнота застлала ему глаза и подняла высоко над землёй.

–Так будет с каждым, кто украдёт у своего соплеменника, – услышал он через пелену сознания слова каюма. – Не важно, что, жену или коня, новую сбрую или старое отрепье. Кара настигнет всех, будь то богач или бедняк. Есть много народов, которых вы будете грабить и убивать. Но в своём когане я требую порядка и уважения не только к себе, но и к каждому из вас.

Глава 19

Тёплые волны Розового моря нежно ласкают песчаный берег Эпии. Золотая дорожка тонкого месяца бежит по тёмной воде, отражающей миллионы то гаснущих, то загорающихся на ночном небе звёзд.

Тишина.

Только шаловливый ветер шуршит широкими листьями на верхушках уходящих в небо пальм, да накатывающийся на берег прибой шипит белой пеной, уходящей в песок.

Вдалеке от берега, между холмов, в тесной тростниковой хижине, через щели которой проникает тусклый ночной свет, спят, прижавшись друг к другу, уставшие от тяжёлой работы на дневной жаре рабы. Перед дверью, на песке сидит уснувший надзиратель, смачно сопя пухлыми губами и уронив голову на грудь, методично поднимающуюся над толстым животом.

Ему снится сон.

Хороший сон.

Золотой дождь с головы до ног покрывающий его золотой пылью.

Прекрасные танцовщицы, грациозно-развратно двигающие пышными формами, ломящиеся от жареной баранины и вина столы…

Коралловые губки доступной незнакомки, тянущиеся поцелуем к его лицу…

Надзиратель, нетерпеливо ёрзнув на песке, довольно вздохнул, наслаждаясь ночными видениями, и смачно причмокнул губами.

Рабам то же снятся сны.

Сны о далёкой, навсегда потерянной родине, о густых зелёных лесах, полноводных реках, белом пушистом снеге. О том, что было когда-то таким близким, а теперь кажется просто сном, приснившимся в одну из ночей.

Вот маленький заблудший мальчик бредёт по ночному лесу к виднеющемуся вдалеке огоньку. Дремучие ели хватают его своими мохнатыми лапами, корявые ветки тянут когтистые руки, и мрачный хохот не спящих сов заполняет ночную тишину. Мальчик вырывается и идёт и идёт вперёд, пока всё вокруг не заполняется огненным светом. Таким ярким, что мальчик зажмуривает глаза. А когда открывает их, седой старик с мёртвыми глазами в упор смотрит на него и беззвучно шевелит посиневшими губами.

И мальчик, дико оглядываясь по сторонам, бежит, бежит, бежит, спотыкается и катится с обрыва вниз.

…Летнее солнце ласкает своим светом благодатную землю славличей. Зелёное море колыхающейся пшеницы радует глаз. Благодарные чувственной жертвой боги щедро одаряют детей своих природными богатствами.

По селению радостно снуют мужчины и женщины, готовясь к ежегодному празднику солнцестояния.

У одного из домов Койву усиленно замазывает образовавшиеся между брёвен щели смешанным с соломой навозом. Мимо него проходит почти оправившийся от ран Ратибор и, не обращая внимания на брошенный в свою сторону нехороший взгляд молодого славлича, уходит по виляющей тропинке в сторону реки.

«И когда же ты свалишь отсюда? – зло думает Койву. – Раны-то уже затянулись, пора бы и меру гостеприимству знать!» – и ещё более усердно, стараясь заглушить закипающую кровь, принялся за работу, злясь на себя за возникающие в его душе порывы ревности к поселившемуся в их селении охотнику.

Но, как ни старался славлич, не мог он забыть пойманный им взгляд Йорки, брошенный на раненого иирка. И этот стыдливый румянец, выступивший на её щеках. И то, что несколько дней не отходила она от чужака, излечивая его раны. Каждый раз, проходя как бы случайно мимо её избы, он заглядывал в узкие щели между брёвен и видел, с какой заботой и нежностью девушка протирала израненную грудь ненавистного ему соперника целебным раствором, а затем смазывала тёмной мазью. Как ему хотелось, что бы медведь подрал его, а не этого болотного дикаря, что бы у его ног сидела возлюбленная, что бы её руки нежно дотрагивались до его груди!

Вытерев руки о полы рубахи, Койву оглянулся и пошёл к лесу, в сторону, где скрылся из виду Ратибор.

Тихо ступая по мягкой траве, вскоре он заметил мелькающую между деревьев мохнатую куртку и остановился.

А что дальше?

Ну, подойдёт он к нему, скажет, что б убирался прочь из деревни и тот его послушает? Или… Что сказать ему? Что б оставил Йорку? Какой дурак! Даже не знает, что сказать. А, может, просто набить ему морду? Нет, точно дурак! Он и руку поднять не успеет, как этот мужлан наваляет ему самому по самые…

Койву посмотрел вперёд, туда, где недавно мелькнула фигура Ратибора, но ничего, кроме листвы не увидел.

Ну вот, теперь и думать не надо. Пока думал, тот и ушёл. Ну почему он такой не расторопный?! Сколько раз повторял себе: задумал- делай.

Чья-то рука больно схватила Койву за плечо и славлич, почувствовав лёгкую дрожь, возникшую в коленках, испуганно повернул лицо и столкнулся взглядом с опущенными на него суровыми глазами Ратибора.

«Ну вот, допрыгался! – подумал он.– Срам-то какой! Чуть в штаны не наклал, – добавил он, чувствуя, как холодная испарина предательским ручейком потекла по его спине.– Сейчас наваляет. Этот долго думать не будет».

Но, к его удивлению, Ратибор отпустил его плечо и просто спросил:

–А ты чего здесь? Гуляешь, али как?

Судорожно сглотнув подступившую к горлу слюну, Койву расслабленно опустил плечи и, пряча глаза и заикаясь, пробормотал:

–Да я это, того… К реке шёл. Во, – вытянул он измазанные навозом руки, – смыть надо.

–А!– протянул иирк, поведя носом . – А я думал, за мной следом идёшь. Вот и решил спросить, чего надо-то?

–Да не, я, – начал было Койву, но запнулся, глядя на изображение волчьей морды с клыкастой пастью и двумя, словно живыми, глазами на лбу Ратибора.

«Нет, такого ночью увидишь, точно душу богам отдашь», – подумал он и попятился в сторону селения.

–Эй!– засмеялся иирк.– Река – то в другой стороне!

Но славлич, уже не разбирая дороги, через кусты со всех ног нёсся к виднеющимся среди деревьев домам, невольно представляя себе, что могло бы с ним сделать это чудовище, уличив его во лжи.

Нет, милая добрая Йорка никогда бы не смогла полюбить этого зверя!

Как может он в ней сомневаться?

Так и продолжая оглядываться в сторону стоящего где-то там, в лесу, но уже не видимого Ратибора, Койву, отдышавшись, увидел, как по селению медленно идёт Йорка, плавно виляя округлыми бёдрами под тяжестью коромысла с вёдрами, расплёскивающими студёную воду крупными, сверкающими на солнце каплями на притоптанную траву.

Отряхнувшись и ещё раз обернувшись в сторону леса, как будто боясь, что Ратибор вот-вот схватит его из-подтишка, Койву успокоился и, восхищённо распахнув глаза, подошёл к девушке.

–Завтра к вечере, – потупив глаза, тихо сказал он, на что девушка, смешливо моргнув глазами, кротко ответила:

–И я приду… к тебе… коли хочешь.

Нет! Как он мог сомневаться в ней? Она любит его, любит, как и прежде!

Пытаясь скрыть улыбку, девушка хотела пройти мимо остановившегося славлича, но тот, наклонив к ней голову, прошептал:

–А не обманешь? – и увидел, как розовый румянец покрыл щёки стыдливой девушки.

–И венок сплету, – так же тихо ответила Йорка, быстро подняв и тут же опустив глаза.

–Так я ждать буду? – с надеждой спросил влюблённый у отходящей от него Йорки, любуясь ей плавно раскачивающимися под рубахой бёдрами.

–На вечере, у мовни!– крикнула, обернувшись, девушка и прибавила шаг, словно боясь, что кто-то ещё услышит этот разговор и пристыдит её.

…Один из рабов, спящих в тесной, продуваемой через широкие щели тёплым ветром хижине, высокий, худой мужчина с чёрными то ли от природы, то ли от копоти волосами, открыл тёмные глаза.

Через пальмовые листья на крыше хижины на него смотрели огоньки звёзд.

Мужчина встал и тут же другие рабы, почувствовав освободившееся пространство, так и не просыпаясь, закопошились и тут же заняли его.

Мужчина вышел и, закрыв глаза, вдохнул прохладный ночной воздух и оглянулся на Надсмотрщика, услышавшего шаги и тут же открывшего глаза и вскинувшего в намерении ударить потревожившего его сон невольника руку. Но, увидев того, успокоился:

– А, это ты, – пробормотал он себе под нос и, опустив голову, продолжил сопеть.

Немой, а именно так прозвали мужчину за неспособность говорить, был здесь уже лет пятнадцать, если не больше. Ещё мальчишкой привели его на рудники мыть песок. Но Хозяин обратил внимание на хрупкого смышлёного мальчика, выводящего замысловатые узоры пальцем на песке, и отдал его в кузню. Там паренька научили придавать оружию особый вид, разрисовывая и украшая рукоятки мечей и кинжалов. Он никогда не пытался сбежать, хотя такая возможность представлялась не раз, никогда не перечил, не буянил, как некоторые другие рабы и вообще был тихим и смиренным. А поэтому пользовался особыми привилегиями, как, например, эта, посидеть ночью на берегу.

Приблизившись к морю, Немой обхватив колени, сел на влажный песок и опустил ступни в прохладную воду, настолько прозрачную, что звёзды отражались на дремлющих на её дне разноцветных рыбках, прячущихся среди ветвистых кораллов и гладких камней в буро-зелёных слизких водорослях.

Высоко в небе шаловливо моргнула своим глазом Полярная звезда и мужчина поднял полные грусти глаза в сторону далёкой родины.

…На лесной поляне, среди берёзовой рощи молодые славличанки вели хороводы солнцу. Их стройные светлокожие тела были украшены гирляндами свежесорванных цветов и длинные волосы струящимися прядями падали на плечи и грудь.

– Выходили красны девушки,

Из ворот гулять на улицу.

В круг к девушкам вышла с кипой цветочных венков в руке Йорка. Её отливающие золотом кудри спадали со стройной шеи к покатым плечам на высоко поднятую упругую грудь и жёлтыми змейками спускаются ниже, к тонкой талии и округлым мраморным бёдрам. Горделиво ступая, словно выставляя напоказ свою красоту, девушка прошла по кругу и вышла в центр. Подруги, тихо напевая, поднесли к ней тонкий платок и крепко завязали глаза:

– Выносили соловеюшку на рученьке,

Проходя по кругу, Йорка начала раздавать венки девушкам, которые те одевали на свои головы, не переставая водить хороводы:

–Посадили соловеюшку на травоньку,

На муравоньку, на цветы лазоревы.

Вскоре все венки были розданы и толпа красавиц щебечущей стайкой выбежала из леса и спустилась на берег реки к дымящейся там мовне.

Мовня – вместительное помещение из расставленных по кругу длинных стволов, накрытых шкурами и соприкасающихся вершинами, образуя отверстие, через которое выходил серый дым. Круглыми кольцами он поднимается в небо и, подхваченный игривым ветерком, поднимается выше и растворяется где-то там, у самых облаков, сливаясь с их мохнатыми шапками.

Стпрятавшиеся за деревьями молодые парни, тихо хихикая и переглядываясь, наблюдают за сбрасывающими с себя одежду девушками и, дождавшись, когда последняя из них скроется за шкурами мовни, ломают хвойные ветки и, спустившись к реке, прячутся в камышах.

…Посреди бани полыхает большой очаг, бросая огненные блики на шершавые поверхности шкур и кривой, наспех обтёсанный каркас мовни. Ёдкий запах ельника приятно щекочет ноздри, отчего то тут то там слышится звонкое чихание и подчихивание верещащих девушек. Прямо на жарких углях в железном чане булькает кипяток, то и дело намереваясь выплеснуться н копошащихся рядом славличанок. Белый густой пар, исходящий от чана, окутывает обнажённых девушек с порозовевшими от пара и дыма лицами, сидящих на расставленных по кругу деревянных брёвнах

Колошматя друг друга по спине и плечам еловыми вениками, они весело щебечут:

–Пару, подружки, пару дайте!

Одна из девушек плещет водой из ковша на горячие камни и от жара вода начинает шипеть, превращаясь в густой пар, обжигающий тела:

–Ой, мамочки! Жжёт-то как!

–Холодненько бы сейчас!

–По-холоднее хотите?

Пышненькая Олеська зачерпывает ушат холодной воды и со всей силы плещет на подруг:

–А вот я вам!

Визжа от соприкосновения разгорячённых тел с ледяной водой, девушки подскакивают с брёвен:

– Ай! Хорошо!

–Э! Холодно ведь!

–Ну, сейчас мы тебя!

–Ой-ёй! Лови её, девоньки! – и начинают хватать проказницу.

Но руки скользят по её потному от жара и влаги телу и Олеся, ловко увернувшись, выскакивает из мовни:

–А! Ну что? Не поймали! – игриво визжит она и, сверкая мокрыми пятками, бросается к речной заводи.

–Держи её!– выкрикивает Йорка и устремляется следом.

Дружной гурьбой девушки выкатываются на свежий воздух и бегут к реке, сверкая красными разгорячёнными телами и размахивая блестящими от воды косами, и тут же становятся жертвами выскочивших из своей засады парней.

Визжа, слаличанки отмахиваются от них, стараясь не попасть в руки. Но молодые люди настырно хватают их за мокрые, скользкие тела и, хохоча и взвалив на плечи, несут к реке. Взмахи страстных рук и ног, игриво борющихся людей бурлят застоявшуюся воду, поднимая море брызг.

Йорке и ещё паре девушек удаётся отбиться от преследователей и они бегут к лесу, на ходу хватая лежащие на земле у мовны сорочки. Но им навстречу выбегают Белояр и Койву и бегуньи с визгами поворачивают обратно к реке. Белояр хватает Йорку, но та, вывернувшись, проскальзывает у него между рук, бросается в холодную воду и плывёт дальше от берега, оглянувшись на вошедшего следом за ней в воду Койву. Молодой мужчина быстро догоняет как бы нарочно притормозившую беглянку и приобнимает её за плечи.

–Долго ж ты ловил меня, любый!– смеётся девушка, ничуть не сопротивляясь, и плещет на него водой.

–Другие то же ж хотели, – пытаясь поцеловать, отвечает парень, но девушка ловко ныряет под воду под его рукой и выныривает чуть дальше:

–Я ж только тебе досталась.

В ответ молодой человек подплывает к Йорке, стараясь обнять её снова, но ловкая девушка, хохоча, выскальзывает из его рук, но не уплывает дальше, а игриво стреляя глазами, подзывает к себе:

–Ну, что ж ты? А ли не по силам словить пташку дикую да голубкой сделать своею?

Разгорячённый её игривостью и красотой, Койву медленно подплывает к зазнобе, намереваясь поймать её в свои объятия, но та ловко выскальзывает снова и снова, орошая своего преследователя звонким смехом и холодными брызгами:

–А вот слови меня, коли любишь!

«Вот хитрая девка!– думает паренёк. – Сама не даётся, да зубы скалит. Ну ничего, и мы кое-чему научены».

И, делая вид, что ему наскучило, Койву отворачивается от девушки и направляется к берегу, прислушиваясь к тихому плеску за спиной.

Ещё немного и тонкие девичьи руки обвивают его шею, а губы тихо шепчат на ухо:

–Что ж так быстро сдался? А я ужо думала, сватовству быть.

–На днях зашлю, – так же тихо отвечает ей Койву и, повернувшись, крепко прижимает её к себе.

Но Йорка, наигранно сопротивляясь, в упор смотрит на молодого человека:

–А меня спросить?! Может, не хочу я?!

Оторопевший от её слов парень ослабляет хватку, чего и добивалась хитрюга и она, неожиданно сильно оттолкнув его, быстро уплывает в сторону берега, крича другу:

– Засылай! Дам согласие!

Глава 20

-Я не хочу, что бы ты умер вот так быстро.

Яркое солнце осветило лицо Куяша и он с трудом открыл слипшиеся от слизи глаза.

Перед ним, освещаемая со спины золотыми лучами восходящего солнца стояла тёмная тень.

Застлавшая глаза пелена не позволяла Куяшу разглядеть человека и он с силой зажмурился и потёр веками.

Снова открыв глаза, пастух повёл взглядом по сторонам.

Степь… Степь… Степь… Вокруг только степь.

Вороной конь с дорогой сбруей.

Несколько воинов на лошадях в сверкающих кольчугах поодаль мирно беседуют друг с другом, даже не смотря в его сторону.

Стиснув зубы, Куяш пошевелился, и тут же ноющая боль сковала всё его тело.

Он поднял руки.

Окровавленные культяшки с запёкшейся на них почерневшей кровью были обмазаны какой то вонючей мазью.

–Ты же помнишь, что я обещал сделать с тобой?– раздался знакомый голос со стороны изголовья.

Да, он помнил.

С трудом приподнявшись, Куяш посмотрел на свои ноги.

Обрубки с торчащими острыми костями.

–Зря ты отказался служить мне. Чего ты добился этим?

Голос каюма был удивительно спокоен и тих.

«Что же он за зверь-то такой?»– с ужасом подумал Куяшь, смотря обезумившими от своего положения глазами на изуродованное тело.

–Ты не умрёшь от потери крови, – на удивление спокойно и тихо продолжил каюм. – По крайней мере, так скоро. Если повезёт, тебя разорвут волки. Согласись, это более лёгкая смерть, чем быть заклёванным воронами. Хотя, кто знает. Ты думал когда-нибудь о смерти?

Теймур обошёл пастуха, присел напротив него на корточки и внимательно заглянул в глаза, словно стараясь достать пронзительным взглядом до самого центра души, спрятанной глубоко в голове:

–А она близко. Очень близко подошла к тебе. Ждёшь встречи с ней?

Собрав остатки всей своей силы, Куяш только и смог, что выплюнуть в лицо врагу сгусток, скопившийся в сухом рту.

Белая, с примесью крови масса, попала прямо в глаза каюму, но тот даже не шелохнулся, словно ничего не почувствовал.

Медленно скатываясь по упругой щеке, слизь зависла на курчавых волосах его бороды, упала на высушенную солнцем траву и растеклась между её травинками по чёрной земле.

–Рад, если это доставило тебе удовольствие, – резко встал Теймур и, взяв под узду коня, оглянулся в сторону пастуха:

–На десятки миль вокруг никого нет. До ночи далеко, так что у тебя будет время подумать, какую ошибку ты совершил, отвергнув моё предложение.

…Уставшее за день от безумной людской страсти солнце ушло на покой, передав пост младшему брату. Ночная мгла коснулась уснувшей земли и бросила серебристую тень месяца на речную гладь.

Но люди, кажется, и не думали спать. Их радости не было ни конца, ни края. И даже окутавшая темень не остановила их разудалого веселья. Растянувшиеся цепочкой огней, по берегу реки пылали огромные костры, в которые веселящиеся люди опускали деревянные колёса и затем, горящими кругами, пускали их по крутому склону в сторону реки.