АТА

– Что ты говоришь? Твой отец честный человек, он не допустил бы такого.

– Его могли запугать, – настаивал Джеймс.

– Перестань, – голос матери сорвался и зазвенел. Не в силах сдерживаться, она снова заплакала и ушла на кухню.

Джеймс понял, что перегнул палку. Вся жизнь до сегодняшнего дня представилась ему огромной головоломкой, где каждый вариант решения загадки был одинаково провальным. В груди сдавило. Обида, приправленная чувством вины за свой эгоизм, начинала перекрывать доступ кислорода. Он подошел к матери и положил голову на ее вздрагивающее плечо:

– Прости.

– Не надо копаться в прошлом, – тихо проговорила она, – что тебе это даст, только душу теребить и привлекать лишнее внимание. Теперь у нас новый дом.

– Платформы не наш дом, наш дом остался там, в солнечной системе.

– Знаешь, когда пропал Уильям, я не понимала, что дальше делать, могла только существовать, выживать. Но силы двигаться вперед давал мне ты, ты всегда был моей надеждой и смыслом жизни.

Какое-то время они стояли молча, погруженные каждый в свои мысли.

– Мне пора, – сказал Джеймс.

Мать кивнула. Он прошел к выходу, а затем обернувшись добавил:

– Моя жизнь похожа на огромную связку ржавых ключей – сколько не подбирай их к замочной скважине, дверь отпереть не получается.

Джеймс вышел на улицу и тут же налетел на чучело собаки, которыми раньше были уставлены платформы. Он чертыхнулся и со всей силы пнул чучело под костлявое ребро. Манекен, перевернувшись два раза, приземлился на бок и уставился на него парой кукольных глаз.

– Чего смотришь, дрянь? – со злостью выпалил Джеймс, – хорошо тебе здесь живется? А? да ты даже на собаку не похожа, – он смачно плюнул в сторону чучела, которое будто дразнило его безразличным взглядом.

Манекены давно изжили себя, но когда-то, боясь тяжелых последствий для психики эвакуированных людей, на них возлагались надежды. Временное правительство посчитало разумным приобрести несколько десятков тысяч таких «домашних питомцев» и расставить их между домами, по пути к заводам и немногочисленным общественным заведениям, чтобы обеспечить комфортное пребывание на Новой Земле. Но с появлением САО проблема решилась сама собой.

Чучела же, которых завезли гуманоиды, напоминали существ, скроенных из нескольких животных – морда медвежья, лапы непропорционально толстые по сравнению с телом, а шерсть пушистыми клоками свисала с гривы и хвоста. Людей скорее пугали эти монстры, а не наполняли чувствами добра и верности. Прошло много лет и чучел почти не осталось, многие из них стали жертвами вандалов.

– Чего смотришь, говорю? – снова крикнул Джеймс.

Постояв так минуту, в тишине, перед грязным манекеном, он понял, как глупо выглядит. Еще раз чертыхнувшись, Джеймс побрел к своему автолету.

– Зачем шумишь? – за спиной послышался знакомый голос.

Обернувшись, он увидел сгорбленного деда лет семидесяти:

– А, это ты Норман.

– Здорово, сосед, – дед подошел ближе, – слышу ругается кто-то, думал опять эти бритые с завода. Ох и одолели, черти. Мать рассказывала?

Джеймс покачал головой.

– Нажрутся, а потом шумят. Сил нет. Я их машинкой пугаю, – так дед называл САО, – включаю значит на полную катушку, а эти черти в темноте сильно пугливые. Орут и разбегаются, – дед расплылся в беззубой улыбке.

– Сильно одолевают?

– Справляемся пока. А ты к матери заезжал? Почаще бы, а то Элма скучает.

– Дела, – буркнул Джеймс.

– Дела, дела, деловые все какие, ждет она тебя, понимаешь?

Джеймс понимал, чувствовал, что с первого дня их жизни на Новой Земле, его мать могла лишь ждать. Ждать признанного без вести пропавшим мужа, ждать, когда за ней с сыном придут люди в камуфляже, ждать бесконечных межгалактических вылетов Джеймса и наконец, ждать, когда болезнь все же одержит над ней верх. Но они с матерью никогда не говорили об этом. Даже в те редкие моменты, когда разговор заходил об отце. Это была их общая боль, но разделить ее на двоих не хватало сил им обоим. Они привыкли умалчивать, недоговаривать, и это отдаляло двух самых близких людей. Отдаляло настолько, что наедине друг с другом – Джеймс мог поклясться – они ощущали неловкость.

– Ладно, глуши мотор, – улыбнулся он.

– Эх, Джимми, такие вот деловые Землю нашу и загубили. До эвакуации, такой был выброс радиации! – дед потер подслеповатые глаза и внимательно посмотрел на Джеймса: – ты тогда мальцом был, а я вот все помню, весь ужас. Когда все случилось, никто не понимал, что произошло. Только через несколько недель началась паника. Люди искали любые способы убраться с Земли. И я был в их числе. Дал на лапу кому положено, пока еще была возможность и пристроился тут.

– Чего сейчас об этом говорить, – отмахнулся Джеймс

– А того, – нахмурился дед, – ценить надо, что имеешь и не забывать.

Сколько Джеймс себя помнил Норман по-соседски помогал им с тяжелой работой по дому. У него не было семьи и его никто не навещал. Он всегда держался особняком и мало, чем делился. Каждый на платформах имел свою тайну и прошлую жизнь и каждый старался о них молчать.

– Мне пора, пригляди тут, если что-то понадобится номер моего телефона подскажет САО, – закончил Джеймс.

Дед кивнул и поплелся в свою лачугу.

Джеймс шел к автолету и думал об эвакуации, о которой он слышал только от матери или из учебников по современной истории Новой Земли, где тема упоминалась вскользь.

Он вспомнил, как еще студентом, возвращался домой раздавленным после очередной лекции, посвященной истории заселения платформ. И мать стараясь его поддержать рассказывала про отца. С какой гордостью и любовью она говорила. Ведь когда на Земле энергетический кризис приобрел пугающие масштабы, а поиски альтернативных источников энергии не давали нужного эффекта, именно его отец нашел выход.

В то время он только начинал руководить самой крупной на планете лабораторией по изучению и добыче полезных ископаемых. Он был лучшим из лучших, он горел своим делом и всегда собирал таких же профессионалов вокруг себя. Круглосуточно трудился, исследуя каждый образец в поисках неограниченного источника энергии. Он мечтал создать искусственное топливо, способное остановить кризис, сохранив при этом Землю и ее недра. Основываясь на собранных образцах, он вывел теорию о существовании уникального вида ископаемого, которое хранит генетический код планеты. И когда к нему в руки, среди бесчисленного множества пород и минералов, наконец попал первый образец онио, его профессиональное чутье сработало молниеносно. Ценность онио во много раз превосходила нефть, уголь и природный газ вместе взятых. Его мечта становилась осязаемой. На основе онио он начал разрабатывать универсальный источник энергии, но для этого требовалось время, которое ему не дали. Изъяв все результаты исследований, правительство тут же начало разработку месторождений. Добыча велась слишком жадно, день и ночь огромные бурильные машины прорубали новые тоннели и шахты, тонны онио извлекали из земной коры и сразу грузили во все возможные направления. Разумеется, онио было доступно не всем, а только странам способным вносить огромные средства в бюджет государства, владеющего им. Слишком велик был урон, который человек нанес Земле. И в один осенний день эвакуация стала единственной возможностью выжить человеческой цивилизации, а из профессора Альюса сделали человека, погубившего людской род. Пропаганда тогда могла сделать его героем и врагом в равной степени, но после эвакуации герои не требовались, нужны были враги. Люди, отупевшие от боли, жаждали крови, и расправа не заставила себя ждать. Журналы, листовки, книги, все каналы информации пестрили заголовками, обвиняющими отца в случившейся трагедии.

Джеймс почувствовал, как в груди сдавило. Пустота внутри начала расширяться, превращаясь в бездонную яму. Душевное одиночество, к которому он давно привык уже стало частью его. Он был словно две сущности заключенные в одном теле-человеческая оболочка, заполненная темной материей. Это невидимое наполнение, которое чувствовал Джеймс, было не способно ничего впитывать, а тем более излучать. Он становился чем-то чего и сам не мог понять. И только боль и ярость, его давние союзники могли сейчас поддерживать в нем жизнь и волю идти вперед.

В эту ночь Джеймс не мог заснуть. После разговора с матерью, он не находил себе места. Измерив крохотную капсулу бесконечностью шагов, он решил заварить кофе. Странный порошок, подаренный ему благодарными студентами на очередной праздник, был привезен из далекой колонии Карсо, которая недавно вошла в состав Союза. Напиток, получаемый из этого порошка, лишь назывался кофе, но таковым не являлся и в отличие от оригинала всегда клонил Джеймса в сон.

Поставив на плиту закопчённую кастрюльку и смешав в нужных пропорциях конденсат с порошком, он принялся наблюдать, как коричневая жижа, превращается в кофе. Этот процесс завораживал Джеймса – по мере закипания, густой слой, находящийся на поверхности, тягучей волной начинал медленно покачиваться. Затем, спустя пару секунд появлялись редкие, крохотные пузырьки и тут же прятались обратно. В какой-то момент, толчки нарастали, внутренняя сила приобретала другой масштаб, теперь она была способна разбить коричневую толщу, обнажить дно и чистый конденсат. Извержением вулкана, он пробивался вверх набухшим островком бурлящей пены, который исчезал, оставляя после себя пустоту.

Странная волна, по типу легкого электрического разряда, прокатилась по телу Джеймса. Он вдруг почувствовал, как что-то в груди, также рвется наружу. Казалось, кожа натянулась и готова лопнуть, чтобы высвободить зажатые ребрами ярость и боль. И беспросветная мгла, в которую он так давно погружен, отступит только когда, он освободит их. Он не знал, что должно произойти, чтобы в этой пучине мрачных мыслей, появилась трещина, а затем зияющая дыра, через которую наконец прольется светлое чувство свободы и отмщения. Но уверенность в том, что это случится совсем скоро, теперь не оставляла никаких сомнений.

Глава 6

На следующее утро Джеймс был в университете. В просторном холле, укрытом куполообразным сводом с росписью неизвестного художника с планеты Шиун, уже скопилась толпа. Все они завороженно слушали напыщенного Гаусса, который говорил еще более напыщенную речь о великом долге каждого перед Союзом галактик.

Джеймс встал за одной из многочисленных колонн, подпирающих свод. Эти цилиндрические столбы напоминали ему величественные секвойи из национального парка, где когда-то в детстве он гулял вместе с отцом.

Отец часто брал Джеймса с собой, когда уезжал на научные конференции. И всякий раз, в промежутках между лекциями, пытался улизнуть, чтобы побыть с сыном. Профессор старался все свободное время тратить на Джеймса, тот понимал это, чувствовал, даже будучи совсем маленьким. Много счастливых воспоминаний осталось с тех пор и вот теперь поднимая голову к потолку Джеймса накрывали детские ощущения теплоты и интереса. Он видел бескрайнее голубое небо и парящих по нему птиц, которые то и дело исчезали за остроконечными кронами секвой и появлялись вновь, беззаботно кружа и сопровождая посетителей парка.

Наконец речь Гаусса подошла к концу и люди в холле словно голуби на городской площади суетливо подергиваясь начали перемещаться в разные стороны, определяя дальнейшее направление к очередной кормушке.

Когда толпа медленно растеклась по аудиториям, Джеймс последовал за оставшейся группой, пара лиц из которой была ему знакома. Войдя в небольшой, слабоосвещенный зал, он сел на самый верхний ряд. Оттуда удобно просматривалась вся аудитория и хаотично рассаживающиеся по местам люди. Словно нагретые молекулы воды, суматошно выискивая места поудобнее, они сбивались в небольшие группы по интересам, сталкивались и перемещались снова.

Постепенно броуновское движение замедлилось, а когда в двери вошел лектор и вовсе прекратилось. Публика осела и замерла. Белое полотно огромного экрана на стене, засветилось ярким прямоугольником. Выпрямившись словно ствол гладкого вяза, лектор представился. Это был Уолли Карагач, декан кафедры социологии и политологии рас, молодой и перспективный преподаватель, со слегка нескладной и даже узловатой фигурой, с которым Джеймс был в хороших отношениях.

«Уолли, и тебя Гаусс подрядил на эту глупость», – с досадой подумал Джеймс, ему вдруг стало душно, поерзав на стуле, он начал искать среди сидящих Сэма, но, как и в главном холле, нигена нигде не было.

Вдруг резкий скрежет динамика прервал мысли Джеймса, раздался небольшой свист, а затем звук пришел в норму. Уолли что-то скомандовал оператору за пультом управления и белый экран озарился изумрудной зеленью, которая залила весь зал, окрасив серые стены, стулья и лица людей в красочные оттенки лесов и полей.

– Это Ата, – вкрадчиво начал Уолли Карагач, – думаю, все помнят из курса геогалактики, о планетах, имеющих степень двойной агрессии. Или не все? – он добродушно улыбнулся, снимая с публики скопившийся налет серьезности.

– Морти, тебе напомнить? – обратился Карагач к сутулому здоровяку, сидящему на первом ряду.

Морти отчаянно закрутил головой, на что зал одобрительно захихикал.

– Ладно, не стану нагружать твой и без того набитый чемодан знаний.

Морти выдохнул, так громко, что слышно было на задних рядах. Уолли улыбнулся:

– Итак, коллеги, – с серьезным выражением, обратился он к залу, – степень двойной агрессии присваивается планете в том случае, когда опасность представляет не только цивилизация, населяющая данную планету, но также ее флора и фауна. Ата – планета киборгов, а это как мы помним, гибриды людей и роботов с явно выраженными милитаристскими наклонностями, но, коллеги, кроме этого, радиационный фон Аты до недавнего времени был слишком велик в результате чего, весь живой мир стремительно эволюционировал и стараясь занять высшую ступень в пищевой цепочке, перешел в состояние, пугающее по своему количеству хищников и вредоносных организмов. Если говорить попросту, среда такой планеты кишит теми, кто готов вас сожрать, – добродушно подвел итог Уолли.

В зале по-прежнему было тихо, только легкий скрип на разных концах аудитории стал нарастать со стремительностью лавины, что в конечном итоге заставило лектора продолжить.

– Посмотрим на экран, – он указал на изумрудную зелень прямоугольника на стене, к которой глаза Джеймса и всех присутствующих, уже начали привыкать, – Ата прекрасна, ее животному и растительному миру можно только позавидовать, – на экране одно за другим стали меняться изображения лесов, морей, гор и бескрайних пустынь. В груди Джеймса что-то сжалось.

– Но, – остановил просмотр Карагач, – красота эта обманчива, теперь, коллеги, прошу отставить все в сторону и внимательно меня выслушать, – неожиданно резко сказал лектор, – взгляните, – он взмахнул рукой, указав на экран, и в этот момент картина прекрасного пейзажа сменилась изображением уродливого создания, которого Джеймс никогда раньше не видел. Зал стих.

Сложно было сказать на кого из живых существ оно походило – когтистые лапы, огромная выпирающая наружу челюсть с торчащими желтыми клыками. Массивное тело покрывала черная шерсть, а из горбатой спины торчали острые иглы, набухшие, налитые кровью, как и сверкающие яростью глаза.

– Это и есть настоящее лицо Аты, – многозначительно произнес Карагач, – посмотрите внимательно в его глаза, это глаза суперхищника.

Он перелистнул слайд, на котором огромная желто-зеленая змея с шипастой спиной и крепкой броней на хвосте, обвивала часть холма, греясь на солнце.

– А это! Вы только взгляните на размеры, в ее раскрытую пасть войдут двое среднестатистических мужчин.

Реакция последовала незамедлительно в зале раздался восхищенный ропот.

Дальше шли многочисленные изображения ржавых озер и болот, разбитых заброшенных городов и искалеченных радиацией рощ, которые были похожи на бородавчатые шланги, покрытые смогом. Поля, усеянные пеплом после разгула ядерной зимы, накрытые свинцовым небом и багровыми облаками. На финальном фото был запечатлен киборг, представитель правящей цивилизации. Мертвый экземпляр, как назвал его Карагач. Металлическая глыба, до пояса напоминающая человека, со свернутой на бок шеей, лежала запрокинув перекошенное турбинное колесо вместо ног. Потухшие глаза смотрели куда-то вдаль, а содранная на лбу и скулах кожа, обнажала, спрятанный под ней, стальной каркас.

– Это и есть агрессоры, – неожиданно крикнул Уолли, – это они довели Ату до такого состояния, а теперь угрожают безопасности каждого из нас.

Публика ожила, Морти угрюмо громоздившийся до этого на своем стуле, вдруг подскочил, будто под ним пробежал электрический разряд и тут же с грохотом шлепнулся обратно. Гулкое бубнение и шорох поползли словно тараканы по всем рядам зала.

Джеймс насторожился. Он видел киборгов всего один раз в жизни, сразу после окончания университета, когда только начинал работу оперативником. В то время «агрессоров» было не так много, они даже не считались техноцивилизацией, а были всего лишь воинами гибридами, доставшимися Союзу в награду за спасение нескольких планет Четвертой галактики. Киборгов и людей отправляли в космические миссии для выполнения спецзаданий. На поле боя и в тылу, человекомашины проявляли себя как бесстрашные воины, не знающие жалости и трудолюбивые работяги, не требующие отдыха. Они обладали искусственным интеллектом и способностью к самообучению. Идеальные солдаты, способные стать целой армией Союза пяти галактик.

Тогда Совет принял решение незамедлительно наладить поточное производство киборгов. Для этой цели выбрали далекую и никем не заселенную Ату, наполненную залежами всех необходимых для производства полезных ископаемых. И вот, когда киборгов стало достаточно, чтобы встать под знамена Союза, произошел сбой. Все СМИ Новой Земли разрывались от новости о том, что искусственный интеллект одержал победу и освободившись от оков, механические люди организовали на Ате новую техноцивилизацию, которая объявила суверенитет киборгов и больше не желала находиться под гнетом Союза пяти галактик.

В это же время на пост главы Новой Земли был назначен никому не известный Рор Иккен, в последствие ставший первым в истории представителем человеческой расы, занявшим пост главы Совета пяти галактик. Он провел стремительную кампанию среди членов Совета, после которой Ату оставили в покое, отдав бразды правления киборгам. Как ему это удалось оставалось загадкой, но результат оправдался. Потеряв стратегически маловажный объект, Союз устранил конфликт и на какое-то время о киборгах все забыли.

И лишь год назад тревожный сигнал пришел со стороны Аты. Рор Иккен в своем обращении к расам, объявил о готовящемся внеочередном великом собрании Совета Союза на Тессеракте. Он озвучил манифест, составленный киборгами, с требованиями отдать несколько планет Третьей галактики в их полное распоряжение. Была это провокация или реальная угроза доподлинно не известно, но после затянувшихся безрезультатных переговоров, стало ясно, что на уступки киборги не пойдут. В связи с чем, как сказал Гаусс в своем утреннем обращении: «Союз подготовил ответный удар, способный предотвратить разрушения и остановить агрессора».

Тем временем в аудитории творилось что-то невообразимое. Уолли таращил глаза и говорил много пафосных вещей от которых, собравшаяся публика приходила в экстаз, а Джеймса начинало мутить. В сущности, миссия была довольно прямолинейна, но не становилась от этого простой. Нескольким специалистам по межрасовым контактам, в числе которых были Джеймс и Сэм, как послам мира предстояло, под прикрытием вооруженных отрядов, добраться до секретного бункера. И забрать хранящуюся в нем информацию по главным дислокациям врага и стратегически важным объектам.

После очередного бурного взрыва аплодисментов, Джеймс выскочил из аудитории, окончательно потеряв твердую основу под ногами.

В холле было тихо, лишь громыхания, доносящиеся из аудиторий, отталкивались от цилиндрических колонн, оседая в пространстве. Джеймс замер и на мгновение закрыл глаза. «Уолли, Уолли, как же так, неужели ты сам во все это веришь? Даже не знаю, что страшнее, то, что ты можешь так думать и всем нутром полагать, что сказанное тобою правда или то, что ты намерен убедить в своих словах остальных. Ведь жесток и опасен путь тонкого расчета, подкрепленный ораторским искусством. И как такое может случиться, что человек осведомленный в политологии и социологии, светлая голова, способен говорить такие вещи, – Джеймс тяжело выдохнул, – киборги – агрессоры, да за все эти годы мы ничего о них не слышали и вдруг манифест, угроза нападения. Но Гаусс в чем-то прав – компромиссы с совестью, это у людей в крови. Главное найти агрессора, а уж что ему вменить всегда найдется».

И вдруг кто-то хлопнул Джеймса по плечу. Да так, что он дернулся от неожиданности.

– Дружище, я не хотел вас напугать, – все та же довольная ухмылка растеклась по лицу Гаусса, – вы закончили с инструктажем?

– Закончил, – буркнул Джеймс.

– Странно, не вижу, чтобы лектор покинул аудиторию, – наигранное разочарование повисло на пухлой физиономии главы университета.

– Аудиторию покинул я, – спокойно ответил Джеймс, – господин Гаусс, вы что-то хотели? – тошнота снова схватила его за горло.

– Нет, дружище, вот хочу рекомендовать, капрал Олди, – он развернулся и указал на невысокого вояку, все это время стоявшего у него за спиной.

Джеймс кивнул, капрал протянул руку.

– Я знаю вас мистер Итэр и тоже не люблю болтовни, – прожевал слова капрал. Он обладал широким подбородком, вообще все его лицо напоминало колотый кирпич.

– Приятно познакомиться, капрал, – ответил Джеймс.

– Капрал Олди будет лично руководить тренировками новобранцев и обучать навыкам ведения боя, так сказать, натаскивать молодняк, – жеманно хихикнул Гаусс.

В знак согласия капрал резко кивнул.

– Надеюсь, капрал, вы поможете сохранить немало жизней.

– О, мистер Итэр, не сомневайтесь, капрал Олди лучший из лучших. Кто как не он укажет киборгам и грязным дезертирам на их место, – Гаусс скривился так, точно почуял отвратительный запах, неожиданно заполнивший весь университет.

Капрал одобрительно перекинул свою массивную челюсть из стороны в сторону, будто бы деревянный солдат, у которого все держалось на шарнирах.

– Дезертиров? Это вы о ком? – спросил Джеймс.

– Ну как же, я говорю о повстанцах. Эти, не побоюсь этого слова, предатели Союза, прилетая на Ату, покидают ряды нашей гвардии. Организовав группировку, они терроризируют миротворческие группы, вымогая у них оружие, провизию и конечно, под страхом смерти агитируют призывников переходить на их сторону, – недовольно раздувая ноздри, Гаусс выдохнул.

– Теперь ясно, – Джеймс попытался сменить тему разговора, – господин ректор, вы не видели капитана Сооу, нигде не могу его найти?

– Дружище, отряд нигенов прибудет только к вечеру, ожидаем, – Гаусс как-то неуверенно развел руками, – ну что ж, мы с капралом вас покинем, спешим на осмотр новеньких казарм учебного лагеря. А может хотите составить нам компанию, здесь недалеко?

– Нет, спасибо, у меня скоро начнутся лекции, – соврал Джеймс.

– Понимаю, понимаю, дела, – учтиво пятясь ответил Гаусс, – тогда до встречи.

Глава 7

Отряд нигенов, как и обещал Гаусс, прибыл к университету перед закатом Новой Звезды. Огромный автолет с переливающимися серебряными крыльями и лазурной волной на борту – знак отличия воинов Аквы.

Аква – самая большая планета Союза пяти галактик, являлась источником силы каждого нигена. Какие бы тяжёлые испытания не готовило провидение, каждый ниген верил, что во имя родины он выдержит все и отдаст жизнь, если это потребуется.

Чтобы отстаивать интересы своей планеты в межгалактическом пространстве, нигены шли на огромные жертвы. Воинов готовили заранее: в младенческом возрасте, мальчиков отлучали от семьи и подвергали ряду тяжелых операций, в результате которых, организм рожденный жить и дышать под водой, полностью перекраивался для существования на суше. В награду за это воины-нигены получали глубокое уважение своего народа, но навсегда теряли возможность вернуться в родной подводный мир. На Акве для них были сконструированы специальные подводные капсулы, заполненные кислородом, а также резервации, расположенные на крошечных островках суши, которые, в небольшом количестве, были разбросаны по всей планете. В таких местах нигены могли лишь созерцать водный мир, но не являться его частью.

Капитан Сэм Сооу был ярким представителем своего народа и давним другом Джеймса. Таким удобным для произношения именем, он предпочитал, чтобы его называли, так как на самом деле имена нигенов были слишком длинными и состояли из замысловатых звуков, которые был способен произнести только житель Аквы. У него были иссиня-черные волосы, высокий рост, крепкое телосложение и правильные черты лица. Но главным достоинством любого нигена являлись глаза, которые меняли цвет, в зависимости от настроения своего обладателя – от лазурно-голубого окраса легкой тропической волны, до мрачной и бушующей штормовой черни.