Чухра

– Плохо. Потеря памяти всегда плохо. Он понимает, что ты пытаешься ему объяснить?

– Вполне. Даже сам пытался что-то показать и сказать, но я не поняла. Два раза пытался, а теперь больше молчит и только смотрит на меня.

– Плохо. Если у него полностью отшибло память, то нам его оставить в приюте не разрешат.

– Мы можем пока не говорить никому, а чуть попозже, загрузим ему курс социальной реабилитации.

– Ты хоть понимаешь, что говоришь. Все ментопрограммы рассчитаны на людей знающих язык и владеющих первоначальными навыками. А если он не знает языка, наши программы ему не помогут.

– И что делать?

– Надо думать. Если им будут интересоваться, ты отвечай, что он потерял память после удара по голове. Такое бывает сплошь и рядом. А сама, пока, понемногу приучай его к нашей жизни.

– Это можно. Наш старший охраны, слишком зачастил ко мне. Ты бы поговорил с ним.

– Зачастил именно к тебе? – уточнил директор.

– Дурак. Не ко мне лично, а в изолятор. Посмотрит, походит по кабинету, пару раз спросил о новичке.

– И ты что?

– Ничего. Как есть, так и отвечала. Один раз показала подростка спящим. Он не подходил. Посмотрел через открытую дверь и ушел.

– Кто-то через него пытается узнать о найденыше. Ты ему говорила об инъекциях?

– Нет конечно. Ты считаешь меня совсем дурой?

– Не обижайся. Он мог спросить походя, а ты так же ответить. Постарайся меньше болтать о найденыше.

– С кем мне болтать? Ко мне, даже наш доктор не заглядывает.

– И правильно делает. Я ему отпуск дал. Пусть отдохнет от нас.

– В шестой группе двоих избили. Приходили синяки и ссадины замазывать.

– Пожалела, замазала? – немного с упреком спросил директор.

– А ты как думаешь? Шестая группа.

– Да-а-а…, – протянул директор и повторил. – Шестая группа. Вот и найденыша, можно было бы записать в шестую.

– Даже и не знаю. Он хоть и мелкий, но соображает как взрослый.

– Не понял, это как?

– Взгляд у него оценивающий. Так дети на женщин не смотрят.

– Где ты видела у нас детей? Они в десять лет, уже знают и видели больше, чем мы с тобой.

– Да, это точно, – согласилась медсестра. – Наши детки, иным взрослым, сто очков вперед дадут.

– Вот-вот. А нашему новичку уже лет двенадцать, и он в развалинах жил. Думаешь там, девчонок не было? Вот тебе и оценивающий взгляд.

– Может и двенадцать, но я почему-то уверена, что меньше. Для двенадцати, он слишком мелковат.

– Спроси у него сама.

– Спрашивала. На пальцах показывала, цифры рисовала, ничего. Пожимает плечами и молчит.

– Хоть так пообщаться можно.

– Иногда можно, а иногда, как будто его нет. Смотрит в потолок и не дозовешься. Взгляд отсутствующий, мертвый, так у совсем старых бывает. Вроде бы видит тебя, а сам далеко-далеко. – Медсестра вытянув шею посмотрела на разложенные пред директором ментопластинки с программами и спросила. – Это что? – Глаза директора вспыхнули, ожили и он почти гордо сообщил.

– Это будущее нашего приюта. Вот, сижу, пока разбираюсь что дали.

– Это все от Прежних осталось?

– Да. Старье, наши такого не делают.

– Не скажи. Я на рынке видела такие же, только прозрачные, новенькие…

– Не в новизне дело. Все дело в содержании. Вот эти, к примеру, – директор показал на три штуки пластин немного в стороне, – вообще нам не подходят. Они настолько старые…

– А ты откуда узнал? – перебила его медсестра.

– Не поверишь. На старости лет, приходится вспоминать молодость. Вставляю в считыватель и надеваю шлем. – У медсестры удивленно поползли брови в верх, а директор хмыкнув, пояснил. – Да нет, не учу. Прежде чем учить, можно зайти в общую часть и посмотреть список подпрограмм. Муторно, иной раз и не понятно, но разобраться, приблизительно, можно. Вот эти, нам подойдут. Видишь, они разложены и подписаны. Знания конечно в них устаревшие, но лучше такие, чем вообще никаких. А кто захочет, потом уж сам, переучиваться будет.

– А это? – медсестра указала пальчиком на отдельно лежащую пластинку. – Директор совсем слегка растянул губы в улыбке и с гордостью сообщил.

– А это для нас, настоящий клад. Наш бывший воспитанник подарил. Правда для наших слишком сложно, но я думаю, желающие начнут изучать понемногу и одновременно проходить практику. Думаю, хоть один да осилит. К ней бы вспомогательных несколько штук, да где их взять?

– Это кто такой?

– Ты его видела. Он несколько дней шлемы нам ремонтировал и считыватель собрал.

– Такой длинный, худой?

– Можно и так сказать. Я смутно его помню, а он самостоятельно смог обучиться и нам помог.

– Повезло ему, – грустно высказалась медсестра и попросила. – Покажешь?

Они оба поднялись и директор придержав под руку, завел ее в соседнюю комнату. С гордостью показал на два шлема на столе и между ними несуразный, оплетенный проводами прибор. Он подошел к столу, погладил один из шлемов и с затаенной гордостью сообщил.

– Это будущее для наших воспитанников.

– Ты им уже сказал?

– Нет. Они и без меня уже все знают. Приходили на днях двое, самых заводил, интересовались. Честно сказать, ни одного бы не взял на обучение, но они привели со средней группы. Ты должна его знать. Худой такой, вечно щурится и вечно его все лупцуют.

– Помню. Мы ему собирались коррекцию зрения сделать, да у тебя не получилось.

– Верно. Как появятся свободные деньги, обязательно сделаю.

– Так что с худым? – напомнила медсестра.

– Пока ничего. Но интерес у него имеется.

– Ты не подумал, что эти двое старших, его для себя собрались подготовить.

– Пусть готовят. Они покинут нас в этом сезоне, а тощему еще как минимум, четыре сезона у нас отираться. Мне бы еще с десяток таких тощих подобрать, и можно смело открывать мастерскую.

– Так в чем дело? Объяви на построении, и к тебе потянутся желающие, а тебе только выбирать останется. Только ты не спеши. Вначале надо им социалку загрузить…

– Без тебя понимаю. Вот только, нормальной социалки у меня и нет. Надо будет на рынок сходить, может, что и подыщу.

– А ты попробуй поменять. Как я поняла, ты эти, свои программы, просматриваешь… – она отвела взгляд в сторону и понизили голос. – Для меня, ничего нет?

Директор несмело приобнял ее за плечо и когда почувствовал, что она не против, притянул к себе со словами.

– Я уже об этом думал. Пока ничего не нашел. Есть, правда, битая, что-то с биологией связано, можно попробовать. – Медсестра благодарно ему улыбнулась и крутанула головой, не отстраняясь от директора, и он продолжил. – Через пару дней, разберусь с остальными и схожу на рынок. Что верну, что попробую поменять. Может, и для тебя подберу.

– У меня появилась идея, но тебе придется много работать.

– Говори уж, свою идею. – Как бы разрешил директор и свободной рукой погладил шлем. – Слишком много в последнее время у тебя идей.

– Не хочешь, не скажу. – Недовольно буркнула медсестра, но отстраниться от директора не спешила.

– Говори уж. Почти все идеи, которые ты посоветовала, нам пригодились. Может и с этой польза будет.

– Ладно, слушай, – директор кивнул головой. – Ты сейчас разбираешься с ментопрограммами, если ты хоть что-то можешь понять, почему бы тебе не поговорить об этом с искателями на базаре. Предложи им на продажу те, что ты уже определил, но нам не подходят. Запиши на бумажке их содержимое и предложи, а взамен возьми неопределенные. Может, ты можешь в них разобраться, и что-то попадется интересное для нас.

– Идея интересная. Может и стоит попробовать. Но если бы ты знала, сколько сил приходится прикладывать, чтобы понять те выкладки, что мне показываются. Шлемы для этого не приспособлены, да и старые они, специализированные. Но идею твою я обдумаю.

– И еще. Ты, когда обмениваться будешь, учти, твои программы уже определены, и их продавать будут дороже, так что бери неопределенных, больше, допустим один к двум, а то и к трем. Все зависит от определенной тобой программы. Так ты сможешь больше выиграть.

– Будешь смеяться. Но из тех, с какими я успел разобраться, всего две программы можно считать полезными, это что-то связанное с биологией и поварская. Последнюю, я собирался предложить загрузить нашему повару, а то совсем однообразно готовит.

– Поварская? – заинтересованно уточнила медсестра.

Директор вздрогнул и отстранился от медсестры, посмотрел на нее внимательно и задумчиво сказал.

– А ты знаешь, ты подала интересную мысль. Пожалуй, я не буду избавляться от поварской программы. Может кто-либо из наших воспитанников, захочет освоить профессию повара. Но идея у тебя очень интересная. Надо будет повнимательней изучать программы.

– Я надеюсь, ты не прямо сейчас, кинешься изучать свои программы? – С не малой долей сарказма и упрека поинтересовалась медсестра. Директор хмыкнул и посмотрев на медсестру произнес.

– Извини. Сама виновата. Там у меня пластина имеется, аж на четыре ранга. Я ее как мусор отложил, там что-то с геологией связанное, а теперь думаю более внимательно просмотреть меню и отметить некоторые ее подпрограммы. Нам она без надобности, но если ее предложить на обмен… – Директор в задумчивости попробовал отойти от медсестры, но она удержала его за руку.

– Не спеши ты к своим железкам, побудь немного со мной. – Директор глянул на нее, немного приподняв брови, и не менее задумчиво произнес.

– А ты изменилась. Может совсем, переедешь ко мне?

Медсестра улыбнулась, игриво глянула на директора, и сказала наигранно-задумчиво.

– Может и перееду, а чем заинтересуешь? – Директор потянулся к ней, чтобы обнять, но она вывернулась и отскочила всего на полшажка и тут же выставила условие. – Научи пользоваться своим шлемом, тогда и подумаю.

Прошло более месяца. Медсестра продолжала обихаживать подростка, любыми способами отсрочивала момент отправки его в общую группу, а директор упорно занимался организацией свой мастерской и по сути дела, не обращал на подростка ни какого внимания. Подросток уж уверенно передвигался сам и не нуждался в особом внимании медсестры. За месяц он значительно продвинулся в общении с медсестрой и выучил уже многие слова и понятия. Он оставался молчаливым, замкнутым и порою, приступы безразличия и почти ухода в себя, проявлялись у него в самые неподходящие моменты, и его отсутствующий взгляд пугал медсестру. Он и сам не спешил уходить от медсестры, а когда она, почти на пальцах, объяснила ему, что вскорости, ему придется перейти в общую группу, он испугался и интенсивно затряс головой. Медсестра как могла его успокоила, но для себя отметила, что он прекрасно ее понял и если не испугался, то практически запаниковал. Она не понимала его поведения. Ведь в ее практике и не раз, приходилось получать подростков из других приютов или совсем диких и никто из них не боялся возврата в свое, так сказать, общество. Некоторые просто требовали, чтобы она отправила их в группу, а у этого в глазах появился страх, при одном только намеке, что ему надо покинуть изолятор.

Позавчера, подросток подошел к техдоктору, стоящему в углу комнаты и долго рассматривал его. Он не прикасался и не пытался, как были у нее случаи, открутить или сломать что-либо в аппарате, но слишком долго и пристально рассматривал его. Он ничего не спрашивал у медсестры, но когда она его отвлекла от созерцания аппарата, он что-то пропел на непонятном языке и просто отошел в сторону.

Вчера он случайно увидел, как она переодевалась, после прихода в изолятор и потом, спустя некоторое время, подошел к ней и жестом попросил показать ему ее оружие. Медсестра вначале испугалась, даже отшатнулась от него, но он предупредил жестом, что ничего ей не сделает и опять попросил показать ее оружие. Медсестра нерешительно достало выданное ей оружие и протянула подростку. Тот долго и пристально рассматривал его, потом, на удивление медсестры, уверенно отвел вниз предохранитель и зачем-то попробовал сдвинуть переднюю часть. Не получилось и он вернув рычажок предохранителя на место, отдав ей оружие. Потом полдня сидел на лежаке и смотрел перед собой, не реагируя ни на что.

А сегодня он учудил по-настоящему. Он увидел, как медсестра общалась с представителем опеки и надзора по своему простенькому браслету и прямо потребовал, чтобы она передала браслет ему. Медсестра долго не соглашалась, но он настаивал, и ей пришлось уступить.

Ну, как, уступить?

Ей и самой было интересно поведение подростка и такой интерес к переговорному браслету. Она установила на нем блокировку и предала подростку. Тот не стараясь ничего рассмотреть, просто надел на руку браслет и ткнул пальцем в сенсорный экран. Реакции от браслета естественно не последовало, и он внимательно и вопросительно глянул на медсестру, как будто прося у нее помощи. Медсестра отрицательно крутанула головой, но подросток настоял, и она с большой неохотой сняла блокировку с браслета. Браслет тут же ожил, экран засветился, и подросток повторно дотронулся до экрана. На нем появились привычные для медсестры символы, а подросток внимательно их рассматривая, попробовал нажать один из них. Браслет тут же среагировал и высветил дополнительное меню. Подросток ухмыльнулся и предложил медсестре забрать браслет.

После этого, подросток вышел из изолятора, долго сидел на его ступеньках, а потом встал и пошел к направлению центрального здания. Медсестре пришлось бежать за ним и жестами и не многими словами объяснять, что ему не стоит ходить туда. Подросток внимательно слушал ее и несколько раз порывался продолжить свой путь, но медсестра настояла на своем и вернулась вместе с ним в изолятор.

А буквально через десяток минут к ней прибежал старший охраны. Он как всегда, вошел без стука, что больше всего не нравилось медсестре и не здороваясь спросил, но спросил так, как будто потребовал немедленного ответа у своего подчиненного.

– Куда он собрался?

– Я не поняла? Ты чего врываешься ко мне? – Возмутилась медсестра, еще полностью не успокоившаяся после возврата подростка и непроизвольно потянулась к своему оружию.

Лицо старшего охраны изменилось, стало неприятным и он собрался "достойно" ответить медсестре, но в это время из смежной комнаты появился подросток. Он внимательно посмотрел на сестру, на старшего охраны, и пропел непонятную фразу, в которой чувствовался приказ. Старший охранник дернулся, вылупился, уставившись на подростка, а медсестра, использовав этим моментом, просто вытолкнула старшего охранника в коридор, пригрозив, что о его поведении доложит директору. Когда она вернулась, подросток все еще стоял в дверном проеме и взгляд у него был жесткий и злой, совсем не как у подростков. Она жестом показала подростку, что все в порядке, и он удалился. Медсестра долго после этого сидела на своем месте, и пыталась понять и проанализировать поведение подростка, и пришла к выводу, что он пытался ее защитить.

Мысли медсестры перекинулись на разговор с представителем опеки, и у нее в очередной раз заныло под ребрами. Очень не хорошее чувство не покидало ее уже несколько дней, а сегодня это слизняк, пригрозил ей, что лишит ее пунктов социальной значимости за невыполнение распоряжения опекунского совета. Потом выходка подростка, он видите ли собрался идти в свободную группу, а еще старший охранник…

Медсестра подхватилась и почти бегом выскочила из изолятора и покинула территорию приюта.

Во второй половине дня, медсестра зашла в кабинет директора, но его не оказалось на месте. Она на всякий случай заглянула в отдельный кабинет, где находились его любимые шлемы и вышла в коридор. Расспрашивать подростков, где директор, она не стала и вернулась в изолятор. Подросток спал на своем месте, и она уселась за стол. Она пощупала свое приобретение в кармане, но вынуть и рассмотреть не решилась, вспомнив хамское поведение старшего охранника. Не хватало, чтобы еще кто-нибудь, ворвался к ней в кабинет без предупреждения и увидел ее покупку.

Медсестра в волнении несколько раз вскакивала с кресла, подходила к окну, заглядывала в соседнее помещение, где продолжал спать подросток, и опять садилась на свое место. В конце концов, она приняла решение, действовать самостоятельно и успокоилась.

В этот день, директор поднялся рано, удивился, что медсестры еще нет или уже нет рядом, собрался и отправился в свой кабинет. У него на сегодняшнее утро были свои планы. Вчера ему принесли несколько ментопрограмм и он спешил их просмотреть до общего подъема воспитанников. После совета медсестры, по поводу проверки неопределенных ментопрограмм, он действительно обратился на рынок, к своим знакомым, и ему начали подносить пластины с ментопрограммами и по мере своих сил и времени, он их просматривал и, что называется, маркировал. За это он имел свой процент от продаж и возможность подобрать себе некоторые из них, заплатив по ценам в двое ниже рыночных. Таким образом, ему удалось подобрать для своих воспитанников несколько интересных программ. Одна из них попалась битая, но начальные знания по техническим специальностям, с нее можно было еще снять. Самое то, для его воспитанников.

Директор открыл дверь своего кабинета и удивился. "Неужели он вчера забыл закрыть кабинет?" Не спеша входить, он из коридора осмотрел кабинет, хмыкнул недовольно и вошел. В кабинете никого не было, но у него появилось ощущение, что здесь побывали чужие. Вроде бы все на месте, нет беспорядка, но стойкое чувство чужих, присутствовало. Он подошел к столу, посмотрел на небольшой пакет с принесенными вчера ментопластинами и сам себе сделал замечание, что не следует на будущее, оставлять такие вещи на виду. Он собрался усесться на свое место, но обратил на неплотно прикрытую дверь в соседнее помещение, где у него находились шлемы и …

Он буквально метнулся к двери, резко распахнул ее, практически влетел в комнату, и буквально замер на месте. Медсестра сидела за столом, положив голову на руки и по ее виду дремала. Подросток лежал на кушетке со шлемом на голове. Когда он ворвался в комнату, медсестра начала поднимать голову и увидев его, заулыбалась. У директора сразу отлегло от сердца и увидев улыбающуюся медсестру, он тихо спросил.

– Ты чего здесь делаешь?

Она немного сконфуженно кивнула на подростка и сказала.

– Вот, хотела помочь.

Директор подошел к медсестре, приобнял за плечи, поцеловал в щечку и в шутку сказал.

– А я всю ночь уснуть не мог, думал все, с кем ты и где ты.

– Извини. Я вчера не застала тебя на рабочем месте, и решила сама…

– Сама? – тоном упрекнул директор и опять сделал попытку поцеловать ее в щеку, но медсестра отстранилась, поняв, что гроза прошла стороной и сама пошла в "наступление".

– Да, сама. Тебя вечно нет на рабочем месте, а мне надо было срочно посоветоваться.

– Так срочно, что не могла дождаться вечера? – упрекнул директор.

– Да, так срочно. Его забирает опека.

– Сразу так и забирает? – усомнился директор. – Мне этих предупреждений три штуки было, но как видишь, подросток пока у нас. Ты чего всполошилась?

– Вчера позвонил с опеки, знаешь, такой скользкий, противный. Вечно забываю его фамилию.

– И нечего помнить. Он там ничего не решает. Забудь о его звонке. Опять требовал проведение дополнительного обследования?

– Нет. А что, уже требовали?

– Не отвлекайся, чего всполошилась? Что он уж тебе сказал такого страшного?

– Он сообщил, что на него, – взглядом медсестра указала на подростка – сделали заявку из лаборатории мозга, и опека дала добро. Короче, сегодня должны приехать и забрать.

– Это уже серьезней, – нахмурился директор. – Есть причина начать беспокоится. Он так и сказал, забрать?

– Ну да. Он сказал, что приедут и заберут.

– Плохо. С этими не поспоришь. А позволь узнать, что ты ему установила?

– Я вчера пошла на ранок, и кое-кому рассказала о подростке. Он меня отвел к другому человеку и тот посоветовал одну ментопрограмму, но я обещала ее вернуть.

– Да? И что за программа?

– Я сказала, что у подростка в результате травмы была потеря памяти. Что он забыл язык и даже как пользоваться туалетом. Короче, все забыл. Мне посоветовали эту программу. Как сказал тот человек, это реабилитационно-востановительная, комплексная программа, для людей, получивших серьезное ранение в голову.

– Странная программа, я о подобных даже не слышал. – Директор обошел стол, за которым сидела медсестра, утроился на стуле у кушетки и надел на голову второй, свободный шлем. Приблизительно через полчаса, от снял шлем и посмотрев на медсестру, спросил.

– Ты хоть проверила, что за программу ты ему залила?

– Нет. Я даже не знаю, как это делать.

– Ну, что ж, дорогуша. Скажи спасибо, что ты ее не активировала, а то бы сейчас, уже готовилась к похоронам своего подростка. – У медсестры округлились глаза, и она набрала воздуха, чтобы что-то сказать, но директор с улыбкой продолжил. – Хорошо, что ты плохо умеешь пользоваться шлемом. Загрузить то ты загрузила, но как я сказал, не активировала. Твоя программа, это действительно адаптационно-реанимационная программа, но не для пострадавших людей, а именно для солдат, пострадавших на поле боя. Так что, она для военных, а точнее, для колониально-наземных войск. В программе шесть подразделов и каждый отвечает за определенное направление реанимации, а ты, в своем стремлении помочь, загрузила ему все сразу. Это не очень хорошо. Во-первых, он подросток, а не взрослый человек. Во-вторых, ему бы хватило и двух первых раздела, а остальное, это как бы, инструкции и правила для командира малого подразделения колониальных воск. – Глаза у медсестры опять расширились и директор поспешил исправится. – Не совсем инструкции. Ты же медик и должна понимать. Допустим, человек потерял память, но у него осталась моторная память тела, так вот эти подпрограммы, помогают вспомнить человеку то, что он забыл, и как бы восстанавливают, или точнее будет сказать, соединяют, его моторную память тела с памятью мозга. Мне трудно правильно объяснить, я не специалист, но скажу точно, что для него, – он кивнул на подростка – четыре других подпрограммы не нужны, но если загрузила, куда мне деваться, я их активировал с постепенным усвоением. Пока ему десять лет, они ему не пригодятся, а спустя лет пять, может и десять, многое зависит от его будущей жизни, когда усвоятся, вполне могут пригодиться, – он криво усмехнулся. – Там даже бей без оружия имеется. Короче, лишними не будут.

– Спасибо, – тихо, но проникновенно произнесла медсестра.

– Не спеши благодарить. Ты лучше ответь, что ты еще ему закачала?

Медсестра пожала плечами и немного виновато сообщила.

– Я хотела помочь…

– Я это уже слышал, признавайся, – перебил ее директор.

– В общем, твою техническую пластину.

– Техническую? Это какую?

– Ну ту, которую тебе подарили, про корабли.

– Вот дура! – Вырвалось у директора, но в голосе не слышалось злобы. – Так это от тебя, подростка нужно защищать, а не от опекунов. И зачем ты это сделала?

– Я испугалась. Его заберут, а он без знания языка и…, – она скривилась, – и вообще.

Директор хмыкнул, какой уже раз за сегодняшнее утро и надел шлем на голову. Прошло всего минут пять, и он снял шлем, крутанул головой и осуждающе сказал.

– Ну ты и учудила. Это же надо было додуматься, загрузить подростку знания, которые и не каждый взрослый поймет и усвоит. Конечно, кое-что из них может и пригодиться ему, но не сейчас же. Ладно, забудь. Я там немного поколдовал, установил ограничение по времени и объему. Лет через пяток, приблизительно, знания начнут усваиваться, ну а что он сможет понять к тому времени, это уже будет зависеть от него самого.

Медсестра благодарно кивнула головой несколько раз и немного виновато спросила.

– Может, пока он спит, что-то еще?

– Не боишься, выжечь ему последние мозги?

– Ну а ты осторожно, что-нибудь легкое, что бы ему помогло уже сейчас. У меня последнее время нехорошо на душе, тревожно. Боюсь, заберут его у нас и не вернут.

– Что ты так вцепилась в него?

– Не знаю. К душе пришелся. Жалко мне его.

– Жалко, жалко. Таких как он, целый приют. Жалей сколько хочешь, а ты к нему прикипела. – Немного упрекнул директор и тут же согласился. – Ты хоть понимаешь, нет у меня ничего такого, подходящего, что могло бы ему сразу пригодиться. Чтобы я ему сейчас не установил, оно должно будет прижиться и усвоиться, а для этого время надо. Ладно, не смотри на меня так, установлю ему на усвоение технические начальные знания. Они в будущем, помогут ему усвоению и пониманию той, технической программы. – Он посидел, подумал и добавил. – И еще одну, он же мальчишка, небось драться будет. Есть у меня, немного битая, программа по первичному развитию тела и рукопашному бою. Разделить ее на части не получится, что усвоится, то и будет. Когда-то в ней четыре ранга было, а теперь, выше первого, одни ошметки остались. – Он глянул на медсестричку и с надеждой добавил. – Может с реанимационной соединится.