– Это меня и удивило, и озадачило.
– Дадим ему недельку-другую для акклиматизации, а потом ему следует вступить в физический контакт с окружающей средой, при этом постоянно поддерживая с нами связь. Он своими глазами должен увидеть этот мир. Как он с этим справится, пока не знаю. Но одно совершенно очевидно: он жил в других нравственных условиях, пространственных и временных измерениях и явился сюда с благой миссией.
– Он в этом признался?
– Нет, я просто убежден. Сейчас он должен хорошенько отдохнуть. От долгой лежанки в гробу… ну, сам понимаешь, каталепсия. Тревожить его нельзя. А потом он должен познакомиться с литературой, которую я подобрал. Там книги по истории Земли – с древнейших времен до сегодняшнего дня, а также по религии, философии, оккультовым наукам. Я очень надеюсь на твою помощь, как историка и исследователя. – Колымей откинул назад голову, задумался. – Я придумаю ему вымышленную биографию, иначе, сам понимаешь, не избежать любопытства наших дам. Представлю его как своего одаренного студента, которого через тебя пригласил к нам на некоторое время. Что же касается его дальнейших планов… Потом, когда созреет, пусть на практике изучает психологию людей, их нравы и прочее, чтобы иметь представление о нашем обществе. В этом и заключалась моя главная идея.
Колымей умолк и, оглянувшись по сторонам, спросил тихим голосом:
– Скажи, как себя чувствует Полина?
– Рвет и мечет, – уныло фыркнул Игнат. – Задалась вопросом, сможет ли она и дальше жить такой жизнью?
Нахмурив брови, Колымей задумался.
Он никак не мог смириться с мыслью, что в один прекрасный день Игнат может навсегда покинуть развалины. Правда, он давно научился находить утешение в своих суждениях, даже если они были абстрактны. Видимо, каждый человек обречен на одиночество, успокаивал он себя.
Судьба может подбросить тебе друзей, потом безжалостно разлучить с ними, но зато ты неизменно останешься самим собой – со своими чувствами, надеждами, деяниями. Человек лишь изредка покидает свою плотскую обитель, чтобы пообщаться с близкими людьми, соприкоснуться с мирской суетой, окунуться в утехи, а потом снова возвратиться в непролазные джунгли своего микромира, замкнуться там, прислушаться к себе, к своим новым ощущениям… И так – бесконечно, пока дыхание не покинет тебя, пока дух не растворится в вечности, не сольется с Абсолютным Разумом.
Он тяжело вздохнул.
– Жизнь меня давно убедила, что даже из самых безнадежных ситуаций есть выход. Что же тут можно посоветовать? Во-первых, займи ее чем-нибудь. Ну, скажем, вязанием, разведением цветов во дворе… Мало ли что можно придумать? И потом: почаще мог бы с ней бывать в городе. При небольшом гриме тебя вряд ли кто признает. Ты уже имел возможность убедиться в этом. Словом, чем-то надо ее увлечь.
– Попробую, – печально проговорил Игнат. – Ты ведь знаешь, что человек с годами блекнет, особенно женщина, остается то, что внутри, незримое для других. Душа у Полины мягкая, хоть и в черствой упаковке… Тут они обернулись на женский голос.
– Кто-нибудь объяснит мне, черт подери, что происходит в этом доме?
– голос Полины срывался на истерику: в нем сквозило отчаяние и безысходность.
Мир на развалинах был поколеблен, хотя со стороны могло казаться, что жизнь здесь течет ровно и безмятежно.
13
Вадим в этот день тоже не терял времени зря. С утра до полудня, пока Жана не было в управлении, он успел объехать все морги города, всматривался в восковые лица мертвецов, сверяя их с фотографией Рэма. Но, как и ожидал, исчезнувшего трупа нигде не было. По свидетельствам опрошенных жителей дома, где еще накануне готовились к похоронам, семейная чета Багратовых жила в любви и согласии более десяти лет, была великодушна не только друг к другу, но и к окружающим, никакой ссоры между ними не замечали, поэтому были удивлены происшедшим. Лишь одна старушка призналась, что видела, как ранним утром из подъезда выбегал мужчина крепкого телосложения в серой маске. И если даже ей он не померещился, то выйти на его след никаких шансов не было.
И вот теперь он сидел в управлении за своим столом в ожидании Жана, а перед глазами продолжали витать покойники – посинелые, замороженные, загримированные.
Чтобы отвлечься от мерзких видений, он достал из встроенного в стену шкафа две папки – каждая с каллиграфически выведенной надписью: «Багратовы». В них Жан скурпулезно складывал все, что могло иметь отношение к отравлению Рэма. В первой – все прямые и косвенные улики, во второй – второстепенные, то, что в случае необходимости могло пригодиться. Вполне заслуживающий порядок! Папки успели растолстеть, а значит не напрасны были их усилия.
Вадим принялся снова внимательно изучать их содержимое. Во второй папке привлекла внимание вырезка из газеты «Городские новости». Это была двенадцатилетней давности заметка «Трагедия на пляже», о которой Вадим понятия не имел.
«Печальная весть, – читал он, – постигла коллектив университета: на сорок четвертом году жизни оборвалась жизнь бывшего декана кафедры философии, доктора философских наук, профессора Арсена Давидовича Багратова, известного в университете, как и читателям нашей газеты, под псевдонимом «Колымей». Случилось это 22 июня в жаркий летний день на городском пляже. Группа бывших выпускников вуза собралась туда на традиционный ежегодный ликник. Через три часа бывшие сокурсники обнаружили, что Колымей куда-то бесследно исчез. Предположили, что он мог утонуть, так как тот был изрядно навеселе, а его одежда с деньгами и кое-какими документами осталась на пляже. Поиски спасателей, которые прочесали все дно вблизи пляжа, не дали ничего утешительного. По всей вероятности, заключили спасатели, тело утопленника унесло течением…»
Было ясно, что речь в заметке шла об отце Рэма, о котором Вадим был наслышан, учась в университете на истфаке. Он слышал много противоречивых высказываний о профессоре. Говорили, что его лекции по философии всегда собирали широкую аудиторию, что Колымей строил свои лекции и беседы, опираясь на принципы оккультных наук, реакцию своих студентов определял по датчикам, прикрепленным к голове, даже открыл в университете нелегальную секцию по аномальным явлениям, где устраивал сеансы по спиритизму, гипнозу, телепатии, ясновидению…
Странная заметка, подумал Вадим. Предположительно… По всей вероятности… Мог бы… Разве из этого следует, что отец Рэма погиб? Предположение вовсе не является заключением и доказательством.
Из раздумий Вадима вывело появление Жана. Вместе с ним была Светлана.
– Узнал что новенького? – прямо с порога бросил Жан.
–Ни в одном морге не значится, – отозвался Вадим. – Никто из опрошейных ничего толком не знает.
– Ясно. Значит, действуем по плану.
Жан усадил Светлану, заметив, что разговор предстоит тяжелый, и от ее чистосердечного признания зависит многое. Затем пригласил Наташу. Та внесла пишущую машинку, устроила ее на свободном столе, приготовилась к работе.
– Светлана Михайловна, – голос Жана звучал теперь официально, -сейчас мы запишем все, что будет произнесено в этой комнате. Учтите, что по уголовно-процессуальному кодексу любое лжесвидетельство может быть использовано против вас. Потом мы вместе скрепим показания подписями… Словом, обычная процедура.
Наклонившись вперед, Светлана вопросительно глянула на Жана.
– Вы что-то хотите заявить? – осведомился он. – Можете говорить, никого не смущаясь. Вадим Михайлович, – он кивнул в сторону Базалова, -тоже следователь, вместе со мной занимается этим делом
– Я бы хотела спросить… Скажите честно и откровенно: вы меня подозреваете в причастности к убийству?
– Если честно и откровенно, то – да, – не задумываясь, отчеканил Жан. – Все улики против вас.
Светлана замерла, лоб прорезала глубокая морщина. Она перебирала в памяти все, что могла вспомнить, сознавая, что ей, подозреваемой, вряд ли кто поверит. Да, она долго даже не подозревала, что Рэм преступник, тратила деньги, приносимые мужем, на все, чего только душа желала. И только тогда, когда «копы» с чугунными лицами ворвались в ее квартируй учинили обыск, она осознала свое щекотливое положение и целый год жила в страхе.
– Но это не так, – ее нижняя губа затряслась.
– Все улики против вас, – повторил Жан. – Нам известно, что у вас были мотивы избавиться от мужа. В частности, он угрожал вам выкрасть сына. И вы, как только представился момент, воспользовались этим… По крайней мере, могли воспользоваться.
Жан взял со стола бумагу и протянул ей.
– Что это?
– Ордер на арест.
Он поднялся, прошелся по комнате в глубокой задумчивости и остановился возле нее. В глазах ее читались и подавленность, и боль, и мольба-Но она не рыдала, а в растерянности смотрела на следователя.
– Ладно, Светлана Михайловна; продолжим, а потом решим, что с вами делать. Скажите, в ту самую ночь, когда ваш муж покинул гроб, вы находились дома?
– Конечно.
– Сколько раз за ночь выходили в комнату покойника?
– Ни разу, – твердо заявила она. – Зато моя мать…
– Что мать?
– Она слышала какую-то возню в соседней комнате, не зная, что это могло быть. В квартире кроме нас никого не могло быть, думала она, значит все это ей чудится. Как-никак, а она перенесла галлюцинацию, и все, что ей казалось, решила она, – результат нервного перенапряжения. Так вот… Она долго не решалась, встать и заглянуть туда. И все-таки любопытство взяло верх. Когда она вошла в комнату, то вскрикнула, увидев гроб пустым, и потеряла сознание.
– Где сейчас ваша мать?
– Я ее кое-как отходила: делала холодные компрессы, давала успокоительные таблетки. Утром она стала собираться, сказала, что на нашей квартире лежит проклятие и ни на минуту больше здесь не желает задерживаться. И еще она заявила, что Рэм поднялся из гроба, чтобы осуществить свою угрозу – выкрасть сына. Поэтому мать отправилась в деревню к своей приятельнице, к которой мы на время пристроили сына.
– К Эмме Парсеговне?
– Ну и язык у нее, – раздосадованно бросила она. – Да, к Эмме Парсеговне.
По словам Светланы, ее жестам было видно, что сама она теряется в догадках. А может быть, мелькнула у Жана мысль, кому-то надо было инсценировать бегство Рэма, чтобы запутать следствие, направить его по ложному пути? Он скосил глаза на Вадима, но тот, молча притулившись в уголке, в ответ скривил губы.
– Светлана Михайловна, я реалист и – законченный, – Жан решил выдать следующий козырь. – И смотрю фактам в лицо. А факты, как известно, вещи упрямые. Экспертиза показала, что отпечатки пальцев на общей тетради, из которой вырваны листы с записями, и на фужере с мадерой, из которого отравлен Рэм, принадлежали одному и тому же человеку. А именно – вам. Как это объяснить?
– Поверьте, я невинная жертва чьей-то закулисной игры, – она поняла, что надо отбиваться, встать на свою защиту. – Ей-богу, я ни малейшего отношения не имею к убийству, тем более к исчезновению трупа. Вся моя жизнь – исполнение долга. И вот – расплата! Меня подозревают в том, в чем я не виновата. Поймите, что все ваши версии ошибочны. Кто-то быстренько спутал следы, чтобы подставить меня, принести в жертву.
Ее глаза умоляли верить ей.
– Тогда скажите, кому это могло быть выгодно? Вадиму Вадимовичу, что ли?
– Почему бы и нет? Это такая лиса, каких божий свет не видывал. Вы не смотрите, что внешне он такой солидный, даже добродушный… Это просто личина, за которой скрывается сущий дьявол.
– Меня интересует и такой вопрос: почему в тот злополучный день вы бросились вслед за мужем именно в ресторан «Заря»?
– Потому что он с дружками всегда пьянствовал там, у этого негодяя Васина.
– Выходит, что Васин знал вашего мужа?
– Как облупленного.
– Но вы, Светлана Михайловна, так и не ответили на поставленный мной вопрос: почему, с какой целью бросились за мужем в ресторан?
– Чтобы решить спор в отношении сына.
Несмотря на твердое намерение Маркина задержать ее как подозреваемую номер один, Жан заколебался. Правда, он сам спровоцировал на это босса, но ход следствия всегда непредсказуем: сегодня ветер дует с запада, а завтра… И он взял на себя смелость не доводить дело до ареста, но предложил ей подписать бумагу о невыезде за черту города.
– Попробую поверить вам, но с одним условием: с этого момента вы начинаете сотрудничать с нами, помогать следствию. Принимаете условия?
– Нет и нет! – отрывисто бросила она и отчаянно всплеснула руками. -Лучше арестуйте меня, потому что принять ваши условия я никак не могу. Думаю, что мой адвокат будет не таким слепым, как вы.
Такого поворота событий Жан не предвидел.
– Это ваше окончательное решение?
В ответ Светлана покопалась в своей кожаной сумке, вытащила оттуда белую коробочку.
– Что это? – спросил Жан.
Светлана молча протянула ему коробку.
Жан открыл ее. Там лежал сверток. Пощупал – что-то мягкое.
– Эту коробочку кто-то подбросил под входную дверь моей квартиры. Ее я обнаружила там сегодня. Разверните газету и делайте вывод.
В нос ударил отвратительный запах от обезглавленного трупика черной крысы. На дне коробки лежала отпечатанная на машинке записка:«Неужели ты этого добиваешься, тварь!» Жан был не менее шокирован, чем Светлана. Было ясно: кто-то ей жестоко угрожал – держать рот на замке, иначе…
– Вы даже не представляете, в какое положение вогнали меня события, – упавшим голосом сказала она. – Да, я боюсь за свою жизнь, за жизнь моего сына. Вы, видимо, растревожили осиное гнездо, и теперь я на крючке у негодяев, тех, кто не остановится ни перед чем, чтобы убрать меня с дороги. Поэтому я боюсь возвращаться домой, где, Бог знает, что меня ждет.
– Как же быть? – Жан всей пятерней почесал затылок. На душе у него стало нехорошо. Он чувствовал, что больно задел Светлану своими подозрениями, и был готов на все, чтобы загладить свою бестактность. – Попробуем определить вас куда-нибудь на время, пока все не прояснится. -Он обернулся к Вадиму: – Позвони в наше общежитие, узнай, есть ли там свободное место?
Звонок не дал ничего утешительного.
– Но вы не беспокойтесь, Светлана Михайловна, – Базалов внезапно почувствовал симпатию и доверие к ней. – Я вас поселю к своей маме. Они с отцом живут одни, и вы их не стесните. Знайте, в обиду мы вас не дадим. Так ли я говорю, Жан Игоревич?
– Да, – согласился Жан. – Берем вас под свою опеку.
Облегченно вздохнув, она поблагодарила следователей за сочувствие. Но прежде попросилась съездить в деревню навестить сына, забрать из дома вещи первой необходимости.
– А вечером следующего дня, – сказала она, – я всецело в вашем распоряжении.
– Не возражаете, если я вас буду сопровождать? – предложил свои услуги Вадим.
14
В полдень, пока Мидас спал в отведенной ему комнате, Колымей уединенно сидел в холле на диване и просматривал свежие газеты, принесенные Кассандрой из города. Однако никак не мог сосредоточиться: тишину замка разрывали крики и вопли, исходимые из комнаты Игната. Полина, видно, не на шутку взбеленилась. Колымей теперь знал, как повлиять на ее поведение и настроение. ОН пойдет на всевозможные ухищрения, лишь бы удержать Полину, а значит и Игната, без которого теперь не мыслил своего существования. Он прекрасно понимай, что рано или поздно такое происходит с человеком, у которого много свободного времени, а заполнить его нечем.
Внезапно все шумы отступили: в «Городских новостях» на первой полосе в глаза бросился заголовок:
«БЕГЛЫЙ ПОКОЙНИК… БЛУЖДАЕТ ПО ГОРОДУ»
И прочитал следующее:
«Из квартиры по улице Знойной, где готовились к похоронам Рэма Багратова, отравленного цианистым калием, исчез покойник. Случилось это, как утверждает жена усопшего Светлана Михайловна, 24 июня, приблизительно в два часа ночи. Как сообщила Аделаида Андреевна, теща Рэма, именно в это время она услышала в гостиной, где был установи лен гроб с покойником, какие-то шорохи, движения. Когда она решилась и выглянула в комнату, гроб оказался пуст.
По данным следственных органов выяснились некоторые подробности. Гпавной подозреваемой является жена Рэма – Светлана Михайловна Багратова. Пока все улики против нее. В течение последнего года у нее с мужем были натянутые отношения. Это объяснялось несколькими причинами. Она не могла смириться с тем, что муж подозревается в ряде преступлений, в. том числе в причастности к убийству. Отношения между супругами осложнялись еще и тем, что Рэм грозился выкрасть сына Сережу. Кроме того, в момент отравления С. М.Багратову видели в ресторане «Заря» вместе с мужем и его дружком, личность которого не установлена.
Однако С. Багратова категорически отрицает свою причастность к отравлению мужа, считая, что преступники сделали все, чтобы подставить ее, свалить с больной головы на здоровую. Несмотря на это был оформлен ордер на ее арест.
Обстоятельства, вызванные исчезновением трупа, перевернули весь ход расследования. В данный момент, похоже, нет никаких доказательств, что Рэм мертв. Выдвигается версия, что смерть могла'быть инсценирована с целью прекращения розыска преступника. Доказать виновность Светланы Михайловны теперь трудно: можно ли добиться осуждения по предполагаемому убийству в отсутствии как Рэма, так и его тела?
Следственные органы не исключают и такую версию: покойника похитили с целью запутать ход дальнейшего дознания. По свидетель-ству опрошенных соседей Багратовых, никто из них не видел похитителей, и они не могут поверить в случившееся. Делать какие-либо заявления Светлана Михайловна отказалась до окончания следствия».
Это только цветочки, подумал Колымей, осознавая свою непосредственную причастность к происшествию. Он хотел было отбросить газету, как внимание его привлек нонпарельный текст под заметкой:
«Экстренное сообщение.
Когда верстался номер, в редакцию позвонила женщина, просила не сообщать ее фамилию, и рассказала, что вчера в городе видела… Рэма Багратова, своего давнего знакомого. «Я буквально опешила, зная, что он мертв, – говорила она взволнованно, – и чуть не лишилась сознания. Он шел посередке улицы быстро, озираясь на ходу, словно ожидал увидеть кого-то. Остановившись, обратил внимание на мое состояние, поинтересовался, может ли чем-то помочь? Выходит, не узнал меня. Боже праведный, но я же видела, что это он: те же глаза, тот же шрам на верхней губе, та же родинка под глазом, даже большие пальцы на руках с утолщением, как у Рэма. И тот же голос. Между нами завязался любопытный диалог:
– Вам плохо? – спросил он.
– Рэм, неужели ты меня не узнал? Я -Зинаида.
– Нет, не узнал.
– Ты умер и пришел за мной? – спросила я.
– Нет, – ответил он холодно и отчужденно.
– Но у тебя тело Рэма…
– Я взял его тело напрокат, – ответил он и быстрой походкой направился в сторону железнодорожного вокзала».
От Комментария редакция решила воздержаться. Возможно, кто-то хотел нас разыграть».
Все перепуталось не только в сознании горожан, которые еще долго будут судачить на все лады о происшедшем, дополняя и выдумывая новые слухи и сплетни, но и в голове Колымея. Он даже не подумал о последствии своих деяний. И теперь, сидя в холле на диване, Никак не мог сосредоточиться, мысли разбегались: такой поворот событий равноценен мине замедленного действия, которой суждено взорвать общественный интерес.
Он снова уткнулся в газету, но был слишком взволнован, чтобы читать.
Шурша домашниками, в холл спустился Игнат. Глаза его выдавали раздражение и досаду: битых два часа уговаривал Полину, но та упрямо стояла на своем – навсегда покинуть ненавистные ей болота.
– Нервы мои вконец расшатала, – сокрушался он, усаживаясь рядом с Колымеем. – На все мои доводы и предложения ей начихать. Так и сказала – на-чи-хать! Единственное, чего смог добиться – отсрочки до осени. Уморился, друг мой, даже горло пересохло.
– Значит надо его промочить, – высказал чародей, все еще находясь под впечатлением прочитанного в газете.
– Считай, предложение принято.
– Промочим, а потом я тебе любопытную сказку поведую.
– Какую?
– Расслабимся, узнаешь.
Они вышли во внешний двор. Липкий туман уже поднялся с болот, и рассеянный свет заставлял его светиться изнутри. За этюдником застали Кассандру. Из царства болот мысли переносили ее в иное, настоящее царство – с роскошными дворцами, висячими мостами, благоухающими садами и вековыми дубравами.
– Скажи, дочь моя, никаких особых странностей ты не заметила в городе? – спросил отец.
– Город кажется переполошился, – оторвавшись от этюдника, ответила она. – Только и говорят о каком-то исчезнувшем трупе: и в троллейбусе, и в очередях, и на почтамте. Мол, покойник разгуливает по городу…
– О чем это она? – рассмеялся Игнат.
– Все о том же, – ответил Колымей и протянул ему «Гордские новости». – Вот полюбуйся, только не впадай в истерику. – Потом снова перевел взгляд на дочь. – Есть мнение попировать. Накрой столик в беседке, выставь моего лучшего коньяка – пятизвездочного, армянского. И пригласи, пожалуйста, Полину Свиридовну – ей тоже не мешало бы расслабиться:
Бородачи проследовали в беседку. Она как бы довершала ансамбль малых архитектурных форм на заброшенном в океане жизни островке, Плющ и жасмин буйно цеплялись за металлический штакетник, образуя куполообразный зеленый шатер. Не было ни ветерка, и болотный туман, казалось, недвижно навис над развалинами.
Пока Игнат читал газету, Кассандра накрыла и засервировала стол с таким изысканным вкусом, что не пировать было нельзя.
Ленивой походкой из-за живой изгороди появилась Полина – массивная женщина с пышным бюстом, живыми светло-синими глазами, и, казалось, все вокруг пришло в движение,
– По какому случаю? – спросила она, заставив себя улыбнуться.
– Пока это сюрприз, – благодушно откликнулся Колымей. – Но этому сюрпризу, к сожалению, суждено так же быстро улетучиться, как туману над нашими болотами.
– Люблю сюрпризы, – усмехнулась она, – без них жизнь скучновата. В ее глазах неожиданно мелькнула тень игривого укора: – А вы, я вижу, Арсен Давидович, изменили своим принципам?
– Что вы имеете в виду?
– В нашем доме поселился пятый человек. Кто он?
Колымей уклонился от прямого ответа:
– Ему необходимо хорошенько выспаться, набраться сил, а уж потом я представлю его вам.
Услышав этот разговор, Кассандра насторожилась. Она понятия не имела ни о каком постояльце, однако ее любопытство было подогрето этим неожиданным известием. Мысли невольно зацепили отцовские слова: «Твой принц уже в дороге, он спешит сюда…» И в ней взыграло страстное желание узнать, кто бы это мог быть.
– Отец, ты хочешь сказать, что принял в нашу семью нового человека? – она старалась говорить с безразличием, чтобы не выдать своего замешательства. – Так ли я поняла?
Отец одобрительно кивнул.
–Да, дочь моя, на временное поселение. Я попросил Игната Харитоновича пригласить его к нам. Некогда он был моим студентом, весьма одаренным. У него превосходная, я бы даже сказал, компьютерная память, отменное здоровье, высокое чувство долга.– Когда-то он был моим деловым партнером, помогал в проведении опытов по парапсихологии. Думаю, что он придется по душе каждому из нас.
– И где же он? – допытовалась Кассандра.
– Сейчас спит. Я встретил его ночью, он сильно простыл, добираясь сюда в грозу. Его всего трясло, пришлось дать ему снотворного.
Полина не могла не заметить перемены в настроении Кассандры: в выражении ее лица удивительно сочетались оживление и сладострастие. Всякая попытка Полины сблизиться с ней наталкивалась на глухую стену молчания, а тут девушка всем на удивление стала открытой и доступной.
– – Не гость ли нежданный повинен в твоих переменах? – Полина лукаво подмигнула ей.
– Нежданный? – Кассандра недоуменно посмотрела на нее. – Я так не думаю. Раз отец пригласил его, значит следует принимать гостя как друга семьи.
– Тебе уже за двадцать, милочка, а рассуждаешь как ребенок, – на лице Полины отразилось то ли умиление, то ли жалость. – В твой годы я бы, не раздумывая, оставила общество пожилых людей и окунулась бы в городскую сутолоку. Там все по-другому. Уличный шум не затихает ни днем ни ночью, танцы длятся допоздна, из распахнутых окон льются музыка, смех. В твоем возрасте интересы должны быть другими…
Колымей дал ей высказаться, сохраняя внешнее спокойствие. Он надеялся растопить холодок ее высказываний по-своему, по-колымеевски. Нет, он не будет метать молнии, но никому не позволит лезть со своим уставом в его берлогу, нарушать установившееся безмятежье на развалинах, влиять на хрупкое равновесие Кассандры. Именно иллюзорный мир, которым он окружил дочь, помогал оградить ее от тлетворного влияния городской жизни, той самой, для которой ее возвышенная натура не предназначена. Знал он и другое: чтобы расположить к себе Полину, нельзя вступать с ней в перепалку.
