Вестники Весны

– Когда ты успела так отъесться?

Без ответа она уткнулась мне в шею сопливым носом. Вот гадость. Я перебросил её так, чтобы она слюнявила хотя бы не кожу, а одежду. Пока возился с Соплежуйкой, едва не упустил ведьмовских сестёр из виду. Тем временем они зашли в лес.

Сперва мне показалось, что среди стволов установлены очередные статуи, но дремлющие фигуры были слишком реалистичны для идолов. Одни из них неестественно вытянулись, и из их тел к небу устремились чёрные ветви, другие и вовсе приняли облик деревьев, оставив в стволах лишь лица, мягко обведённые контуром коры. Таких деревьев становилось всё больше. Да это же кладбище! Дикари, заснувшие вечным сном, окончательно срослись с землёй и пустили корни!

Откуда-то донёсся детский смешок, и мне почудилось, что из-за дальней берёзы выглянул невысокий человек, прячущий лицо под пушистым капюшоном. Незнакомец был какой-то белёсый и прозрачный. Как будто ритуал сестёр и впрямь призвал кого-то потустороннего. Незнакомец указал на нас и поманил к себе. Рядом с ним возникло ещё одно похожее существо, только повыше, и голоса обоих зашелестели, словно ветви, перебираемые ветром, дурманя и заманивая в чащу. Мои ноги сами сошли с тропы, подчиняясь, зову. Тот, что в капюшоне улыбнулся, показывая мелкие зубы, острые, словно не человечьи, а собачьи. В предвкушении они клацнули, нарушая ритм шёпота, и я вздрогнул.

Остановился, противясь чарам, и почувствовал их злость: бушуя и шепча всё громче, глотая слоги, меняя местами буквы, духи, будто голоса, вырвавшиеся из моей головы и обретшие воплощение в реальности, звали за собой. Всё закружилось перед глазами, я выпустил оттягивающую руки Лилёк, закрывая уши.

Очнулся от странного звука: Лилёк испугалась и захныкала, сидя в сугробе. Тошнота и кружение вокруг меня успокаивались, и я попытался подняться. Не вышло. Замутило. Остался на земле. Белые существа исчезли, словно их нарисовало испуганное воображение, а из-за деревьев уже показались знакомые силуэты: девочки пристроили свой хлебец и, опустив головы, шли обратно.

– Алекс, Соплежуйка, – прошептала Дэйкири, остановившись, – чего расселись?

Она постучала пальцем по виску, намекая на то, что мы с ума сошли в сугробе сидеть. Мысли возвращались в привычное состояние, которое я принимал за точку отсчёта реальности. Зря я увязался за ними: без антипсихотических средств уже начались зрительные галлюцинации, и скоро голоса вовсе меня доконают. Я подхватил Лилёк и зашагал за троицей.

– А сами-то лучше? – крикнул я вдогонку Дэйкири. – Кто только что рыдал и хоронил тесто?

– Не ори, балбес. – Она обернулась, сделав страшные глаза. – Мы жертву духам принесли, чтобы они хлеб в мир грёз забрали, а нашего брата не тронули.

***

– Как радостно, что в семье родился мальчик! – На следующий день бабуля довольно улыбалась, и глаза её прятались в смуглой глиняно-красной коже.

Младшая сестра вцепилась в бабушкин рукав и недовольно, видимо, на что-то жалуясь, заскулила на дикарском. Бабуля склонилась над ней, прислушиваясь и утешительно гладя по черноволосой макушке. Дэйкири прекратила переводить их разговор, положила голову на свои согнутые колени, исподлобья уставившись на меня.

– Что? – спросил я, изогнув бровь.

Она молчала и давила на меня немигающим взглядом.

Со стороны лаза раздались хруст и треск, будто потолок провалился. Я сжался, ожидая, что меня сейчас чем-нибудь огреет по голове, Лилёк подскочила и запищала, не понимая в чём дело, а Дэйкири пошла разобраться, что же случилось, и по её отрывистым словам я догадался, что она ругается. Бабуля заткнула уши младшей сестре, смешно округлила морщинистый ротик, и даже чёрточки её глаз раскрылись от возмущения.

– Дэйкири!.. – остальное я не понял, но это звучало так забавно, что я расхохотался.

Дэйкири, красная от досады, возвратилась в комнату и пнула меня, решив сорвать гнев, однако я увернулся, и она треснула по ножке стола, взревела и плюхнулась на подушки.

– Дэйкири! – снова бабуля.

Лицо у дикарки стало такое, будто это не девочку, а медведицу пытаются обучить светским манерам. Я хохотал так, что слёзы лились из глаз. Дэйкири швырнула в меня подушкой, но это не убавило моего злорадного счастья.

– Это тебе божье наказание, Злая Девочка. – Я уткнулся в пойманную подушку и утёр слёзы. – Замахнулась на угол, готовься и по мизинцу получать!

Как выяснилось, сгнила потолочная балка на входе в лаз, и талая вода подтопила нору. Младшая сестричка побежала за подмогой, а мы с Дэйкири остались вытирать воду. С потолка бежала чёрная от земли жижа, и от холода мигом онемели руки. Опасаясь, что мстительная дикарка опрокинет ведро мне на голову, я старался держать её в поле зрения.

– Боишься? – прищурилась она, собирая тряпкой очередную порцию грязи.

Я сощурился в ответ и напрягся, ожидая подвоха. Дэйкири дёрнулась, я хотел увернуться, но это было обманное движение, и пропитанная водой тряпка прилетела мне в лицо. Я раздражённо отбросил вонючую гадость обратно владелице, но тряпка не долетела, Дэйкири довольно ухмыльнулась и неожиданно спросила:

– Эй, Алекс. Да не дёргайся. Сколько за тебя заплатят родичи?

 Я отвёл глаза и, делая вид, что отжимаю тряпку, начал соображать, какую цену назвать, чтобы это было похоже на правду и оказалось выгодно для дикарей.

– Пятьдесят золотых, – сказал я с равнодушной мордой и покосился на девчонку, чтобы увидеть её реакцию.

Брови Дэйкири чуть поднялись, затем лицо вновь стало непроницаемо-скучающим.

– Если мои кузены довезут тебя до Улья… Там сможешь подать весть своим?

Душа моя развернула незримые крылья и из грязной гнилой лужи взлетела просветлённым ангелом в небеса. Хвала Святому Господу!

– Да, это мне подходит, – буркнул я, будто и не сомневался, что выберусь отсюда.

С двойным усердием я оттирал пол, усиленно копаясь в памяти, что это за город – Улей, но уточнять не решился. Улей так Улей.

– Учти. Если попробуешь обмануть их, Задохлик, тебя расчленят на мелкие кусочки, тело твоё никогда не соберут по частям, а душа навсегда отправится плутать по двенадцати мирам, – сказала, будто выплюнула, Дэйкири, и я мысленно плюхнулся со сверкающих высот в угрюмую нору.

Вечером я слушал музыку и копался в скачанных ещё дома, на Святой Земле, файлах. Сейчас самое время установить себе какое-нибудь полезное дополнение.

Жизнь налаживалась: меня довезут до Улья, а там я попробую отыскать сведения о Наукограде, наверняка кто-нибудь слышал о нём. А если нет… Что ж, пойду дальше. Рано или поздно удастся его найти. Как избавиться от кузенов Дэйкири, подумаю в дороге, присмотрюсь, что за люди и как их обдурить. Хвала Святому Господу, злая и подозрительная дикарка с нами не поедет!

В темноте кто-то пристроился к моим ногам. Я приподнялся на локтях – Лилёк свернулась калачиком, словно кошка. Хотел накрыть её шкурой, но она закрутилась и выползла, отодвинувшись так, чтобы даже тепло моего тела не грело её.

– Ну как хочешь. – Я не стал настаивать и снова уставился в пространство, перед внутренним взором перебирая пиратские дополнения на амультару.

В папках памяти завалялось много забавных расширений, типа притяжения металла, увеличения мощности любой части тела, выдвижных колёсиков, но все эти дополнения были бесполезным набором возможностей, пока не имелось паролей от них и встроенных в тело и костюм тетраконструкций. На Святой Земле я скачал это всё на всякий случай, потому что надеялся, в Наукограде получится поэкспериментировать и вдали от законов сети сверхновых установить какое-нибудь нелегальное расширение.

Теперь же всё, что требовало техноусовершенствования тела, пришлось отбросить и запихать в отдельную папку как бесполезное. По итогу осталось всего четыре дополнения, нетребующих тетраконструкций, но всё ещё нуждающихся в кодах активации.

Лилёк обеспокоенно завозилась. Замычала и зашмыгала носом.

– Святой Господь! – я с досадой отвлёкся. – Ну что опять?

Нет ответа.

– Ночное зрение: активация, – буркнул я и недовольно уставился на Соплежуйку.

Она потеряла свою соломенную куклу, я раздражённо впихнул игрушку ей прямо в руку, но Лилёк выпустила её из пальцев, перехватила на миг, но та снова упала. Девчонка захныкала, беспорядочно шаря руками по шкуре, и вцепилась мне в ладонь.

– Глупая Соплежуйка!

Я снова подобрал куклу, сунул Лилёк, та, размазывая слёзы, прижала к себе игрушку и дёрнула меня за рукав: оказывается, ей приспичило на ручки; она устроилась у меня на коленях, уткнулась сопливым носом в подмышку и вцепилась липкими ручками в плечо. Пришлось баюкать дурёху, пока та не успокоилась. Все эти контакты с чужим ребёнком меня смущали: на Святой Земле не принято было прикасаться к кому попало, а тем более обниматься с кем-то, кроме самых близких людей.

Под моими пальцами её тело оцепенело, волосы обернулись корнями, а кожа – светлой корой. Испугавшись, что она сейчас прирастёт ко мне, я устроил заснувшую девчонку на шкурах и наконец-то вернулся к скачанным файлам.

Итак, у меня осталось четыре амультар-дополнения, которые можно попробовать установить в тело без лишних технологий. Из них я сразу отбросил «направленный взрыв» и «подводное дыхание». Взрывом от пиратской программы можно себе же в голову выстрелить, а плавать я пока не собирался. Остались дополнение «скольжение», которое устанавливалось на тетракостюм, – хотя, что это такое и как применять, я не представлял – и «добавленная сила». В описании дополнений было указано, что они требуют нескольких часов перезарядки. Ну что ж, лучше хоть что-то, чем ничего.

Дэйкири. Деревня Меркитасиха.

– Он такой милый, когда держится за мой пальчик! – воскликнула Инги, восторженно гладя по головке маленького брата, которого мать купала в корытце.

По мнению Дэйкири, ничего милого в орущем обгадившемся младенце не было, она с мечтательным вожделением покосилась в сторону выхода. Мать заметила её порыв, но неверно истолковала:

– Что, уже пора к бабушке? Жаль, тебе было бы полезно поводиться с малышом. Ну что ж, беги, мы с Инги справимся.

Дэйкири, счастливая от неожиданного спасения, подхватила юбки и шустрым ветром вылетела из комнаты.

Поутру она уже успела забежать к бабушке Томань и знала, что та не возвращалась из мира грёз. Бабушка спала уже четвёртый день, но Дэйкири решила пока не говорить об этом матери. Подобное со старушкой случалось и раньше, и девочка не хотела попусту тревожить родных. Бабушка проснётся. Не может она не проснуться, так и не познакомившись с внуком.

И так как бабушка всё ещё спала, у Дэйкири появилось время проверить ловушки на барсуков, которые уже могли начать выползать из нор.

– Дэйкири, подожди, – крикнули из кухни в тот момент, когда она уже схватилась за поручень лестницы.

«Хоть бы раз уйти незамеченной!» – Она раздражённо обернулась и уставилась на мальчишку, изображавшего нарезание корений.

– Я хочу, чтобы Лилёк поехала со мной, – сказал он едва слышно.

Дэйкири хмыкнула и скрестила руки на груди. Прозрачные глаза его смотрели испуганно.

– Я заплачу и за неё.

Дэйкири поразмыслила над предложением.

– Сколько? – сделала вид, будто заинтересована.

– Ещё двадцать. – Выражение лица Алекса едва переменилось, но Дэйкири заметила, что оно стало насмешливым, и это ей не понравилось.

– Обещаешь золотые горы за сумасшедшую? Ты либо потолком прохудился, либо пытаешься меня обдурить. – Она сплюнула и затёрла пятно, испугавшись, что мать прибьёт её за такие выходки в доме.

– Нет! А за сколько вы бы отпустили её?

«Ох уж эти вещие. – Дэйкири с трудом разбирала мимику чужеродного лица. – Слишком светлые и неправильные глаза. Непонятно, правду говорит или дурит». Глядя на Алекса, она недоумевала, как эта раса вообще выжила: хлипкий и бледный настолько, что умудрился обгореть под скудными лучами весенней Аннушки.

– Лилёк останется здесь. Нам нужна жертва. – Дэйкири развернулась так, что косички обвились вокруг шеи, и вышла прочь из норы.

Ей дела не было ни до Лилёк, ни до мальчишки, по хрустящему снегу она лёгкой лисичкой скакала прочь из деревни туда: к лесу, к искрящему льдинками воздуху, к первозданной свободе и дикой охоте.

После выхода из мира грёз барсуки должны были сохранить жирок, накопленный с осени, и Дэйкири хотела перехватить их до того, как они исхудают за скудную на припасы весну. Жирные и полусонные барсуки – богатейшая добыча, особенно в сравнении с приевшимися за зиму амбарными мышами.

Приближаясь к барсучьим норам, Дэйкири замедлила ход и крадучись пошла с подветренной стороны холма, но, к огорчению девочки, ловушки остались пусты: одна, другая, третья. Либо барсуки ещё не проснулись, либо талая вода размыла маскировку петель, и осторожные зверьки учуяли опасность.

Запах боли и стрекот сообщили Дэйкири о том, что в последнюю ловушку всё же кто-то попался. Он был ещё жив и чуял её приближение.

«Благослови Эра эту охоту!» – мысленно взмолилась девочка.

Ноздри Дэйкири раздулись, втягивая запах добычи, она ссутулилась и, довольно оскалившись, заглянула в барсучью нору: чёрный лисёнок дёргался, застряв задней ногой в петле капкана.

– Вот дура, – обругала девочка пушистую глупышку. – Зачем ты только туда полезла, сестрица?

Дэйкири дёрнула за петлю, освобождая лису, та выскочила, отбежала и, обернувшись, замерла у кустов. Девочка, разочарованная неудачей, плюхнулась в сугроб так, что ноги подлетели к небу.

– Ну что за невезение? – досадливо спросила она у лисы.

Та не ответила и скрылась за деревьями. Дэйкири откинулась в снег, маясь тяжёлыми думами: «Чтобы изменить судьбу, я должна доказать Эре, что достойна. Для этого придётся совершить великий подвиг, принести особую жертву, тогда божественный брат благословит меня стать охотником. Только какой из меня охотник? Барсуки – и те разбегаются!»

– Может, так ты хочешь сказать, что моя доля – на кухне? – спросила она у невидимого божества. – Или это испытание, где я должна проявить терпение и упорство? Подай знак, прошу! Как мне понять, верный ли путь избираю?

Дэйкири таращилась в сияющие чистотой небо так, словно на нём кто-то нарисовал ответы на все её вопросы, но знака не было. Тогда она решила обратиться к другому божественному брату, столь же близкому ей по духу:

– Эй, Ясень-Гай, давай, если на меня упадёт шишка – уйду из дома, а если нет, то… нет? – предложила она лесному божеству.

Младший божественный брат любил такие штучки, и Дэйкири замерла в надежде, что он не упустит возможности швырнуть в неё чем-нибудь.

Тишина. Молчаливый, седой от снега лес не дрогнул. Ни одна шишка поблизости не шелохнулась.

– Ну же, скажите мне!

Верить, что это и есть ответ богов, Дэйкири не хотела и всю дорогу до дома ожидала, что хоть одна шишка пролетит рядом. Боги молчали. Послышался запах дыма от топящихся печей, и впереди показалась деревня. Никакого знака. В последний раз обернулась на лес: ни шороха.

«Ясно». Наклонилась, скатала оледеневший колючий снежок и запустила им в сторону сонных стволов елей, но они, словно в насмешку, так и не кинули шишкой в ответ. Склонив голову в меховом капюшоне и волоча кончик копья по земле, Дэйкири отправилась домой.

***

Снег неумолимо наливался красным, зубы дрожали от холода, а рядом лежали уже два окровавленных тела. Дэйкири подскочила к ближайшему, развернула его за плечо и заглянула в лицо.

«Что за чушь?!» – она отпрянула.

Глаза и рот трупа заросли кожей так, что не разобрать: мужчина перед ней или женщина. Второе тело не отличалось от первого, такое же безликое и с раной на шее, только нанесённой не сзади, а сбоку под челюстью.

– Мир грёз! Что это такое? Зачем ты мне это показываешь? – без особой надежды на ответ простонала Дэйкири.

«Может, они сами друг друга поубивали? Или мир грёз хочет, чтобы я нашла их или это место на Живе?» – Дэйкири закрутила головой по сторонам, пытаясь запомнить окружение.

Вокруг густой лес, укрытый снегом, поваленная берёза, небольшое костровище и более ничего примечательного. Аннушка осветила край небосвода, но над зубчатыми, что деревянный забор, верхушками елей ещё во всей красоте сиял серебряный месяц Эрулайн. Дэйкири непроизвольно сложила руки в знаке Эры и лишь потом задумалась: «Откуда Аннушка и Эрулайн вообще взялись в мире грёз? Здесь же сроду не водилось небесных светил».

Поутру на Живе Дэйкири обежала все окрестности в поисках места убийства из сна, но не нашла ничего похожего. Это тревожило. «Почему боги и миры никогда не дают чётких указаний?» – сердилась она, подозревая, что время у неё не безгранично и в следующий раз мир грёз покажет ей уже три бездыханных тела.

Но её беспокоили и другие насущные проблемы: прошло ещё два дня, а бабушка Томань так и не проснулась. Дэйкири уже не радовалась освободившемуся времени. «А что, если бабушка ушла навсегда? Сказать родным? Или ещё не стоит?» – Незаметно для себя девочка оторвала металлическую кругляшку с рукава и обнаружила её в пальцах.

– Мы сегодня хотим познакомить бабушку Томань с младенцем, – за обедом объявила мать Эленхета.

От её слов Дэйкири хлебнула суп так быстро, что обожгла рот и сплюнула содержимое обратно в миску. Хелла заметила это и сочувственно посоветовала:

– Снег пожуй, поди, остудишь ожог.

Дэйкири нахмурилась, пытаясь понять, шутит сестра или говорит всерьёз, но всё-таки предупредила мать:

– С утра бабушка не возвращалась из мира грёз.

– Ну, так к обеду-то вернётся, наверное. Сходи, проверь, а мы позже подойдём.

Дэйкири одним глотком доела завтрак и засобиралась к Томань, не сомневаясь, что увидит всё ту же деревянную статую.

Алекс и Соплежуйка оказались заняты – после обеда отец отправил их разбирать прогнившие доски в амбаре. Пришлось идти одной. Дэйкири не хотелось этого: что она будет делать, если бабушка спит? Как сказать матери? Что, если она больше не проснётся? Ей не хотелось даже думать об этом. Всё оказалось слишком страшно и горько, а такие эмоции вовсе не подобали настоящему охотнику.

Царапая и соскабливая языком обваренную кожу нёба, Дэйкири с несчастным лицом явилась к бабушке. Та проснулась и что-то вышивала, сидя на подушках, при появлении внучки подняла голову и пожаловалась:

– Я уж решила, ты забыла про бабушку.

Дэйкири стало так легко и радостно, будто все горы Щита Мтори в один миг прекратили давить ей на сердце.

– Ты спала с утра и вот… Я решила в лес сходить, барсуков проведать, и после обеда сразу пришла, – мямлила девочка с глуповатой улыбой.

– И как они?

– Не попались.

– Спят ещё, Весна только родилась.

Дэйкири закинула пару поленьев в печь и зачиркала розжигом, но дрова отсырели и, вместо того чтобы гореть, дымили и чадили почём зря. Пришлось искать поленья с сухой корой и отдирать её ножом.

– Позже петельки поставь, авось попадутся ещё.

– Ага.

Дэйкири вздохнула, а бабушка вновь принялась за вышивку.

– Вот у меня сегодня горе-то случилось. Зуб в сухарике застрял, да так там и остался. Совсем старая уже стала… Теперь ещё и без зубов шамкать буду, – с обидой в голосе пробормотала Томань. – Рассыпаюсь, мир грёз всё сильнее отпускать не хочет…

Дэйкири с силой отскребала кору для растопки, а в душу её с каждой фразой впивались когтистые пальцы тоски.

– Не думай так, бабушка, поживёшь ещё. – Девочке захотелось обнять её, но она сдержалась и продолжила работу.

– Да кому я нужна, старая, из ума выжившая, только разваливаюсь.

Сердце Дэйкири всё больше сжималось от жалости, и на глаза наворачивались непрошеные слёзы. Как же могла она думать уйти из деревни? Бросить бабушку Томань?

– Подруга моя, Наинь – помнишь её? – уже которую неделю не заходит. Поди, не вернётся из мира грёз более. А ведь здоровая была, да и помоложе меня. Все наши уже спят вечным сном, одна я осталась на Живе.

Бабушка призадумалась и зашамкала губами.

– Дэйкири! Ты чего шмыгаешь? Расстроила я тебя? А ну-ка, иди сюда!

Дэйкири бросила из рук щепки и, опустив голову, подсела к бабушке, та обняла внучку, так стало тепло и уютно, что сдерживаемые слёзы прорвали плотину и хлынули по щекам девочки. Невозможно было поверить, что наступит тот миг, когда они не смогут вот так обняться, когда не будет ни вышивки, ни маленькой норы, ни сушёных ягод.

– Я не хочу, чтобы ты засыпала навсегда, – прохлюпала Дэйкири.

– И я не хочу, но ты же знаешь – это не в моей власти. Сколько Мать Жива сил нам ни отмерила, а всё ж придёт срок, и кончатся они. – Бабушка гладила внучку по голове.

От пролитых слёз печаль не становилась светлее, тоска так и осталась гнилой щепой торчать в сердце. Узорчатый жилет на груди бабушки промок, а Дэйкири всё думала о том, что сегодня Томань ещё здесь, а завтра или через неделю весь привычный мир может рухнуть и всё…

– Ты молодая ещё, Дэйкири, давай не горюй почём зря. О себе я и сама поплачу. Расскажи-ка, где твои друзья? Почему Алекс не пришёл? Где дурочка ваша?

Бабушка явно хотела отвлечь внучку, и ей это удалось, потому как назвать этих двоих друзьями Дэйкири не смогла, даже если б ей по одному отрубали пальцы.

– Они мне не друзья! – вскрикнула девочка.

– А кто же? – бабушка заулыбалась. – Забавные ребята, отчего не дружите?

Дэйкири отпрянула и уставилась на Томань – не спятила ли та?

– Забавные? Бабушка! Он раб! И лентяй безмерный при этом, мнит из себя самого умного, а Лилёк и вовсе с мозгами не дружит!

– И с каких пор ты стала такой зазнайкой? – Томань наморщила нос и вновь взялась за вышивку.

Дэйкири от возмущения вскочила с подушек и так яростно принялась разжигать печь, что поленья заполыхали через мгновенье, занявшись от наструганной коры. Дверь лаза распахнулась, Дэйкири услышала звуки весёлых голосов и обернулась.

– Эленхета, дорогая! – бабушка замурлыкала от умиления. – Неужто ты навестила меня с внуком?

Мать с младенцем, закутанным в тёплый платок, улыбаясь, села рядом с Томань, следом, снимая шубу, ввалились смеющаяся Хелла и тётушка Тиана.

– Скорее дайте мне его! Уже выбрали имя? – Бабушка потянулась к ребёнку, и мать бережно положила малыша в её руки.

В норе сразу стало шумно от бабской ниочёмной болтовни. Дэйкири раздражённо сдула чёлку со лба и отвернулась к печке.

– Не назвали ещё, решили подождать воли богов. Третьего дня Эрулайн будет в зените, тогда шаман подскажет предначертанное имя, – голос матери звучал устало и радостно одновременно.

Разговор перемешивался зёрнами в мешке, и Дэйкири, задумавшись, перестала разбирать его смысл. Смех и болтовня будто отрезвили её. «Опять нюни распустила! Настоящий охотник бабушке в жилетку не хнычет». Она мысленно выругалась, досадуя на себя: «Слабачка! Неженка! Если не уйду из дому, так навсегда и останусь девчонкой! Почему же боги не укажут мне дорогу?»

Глава 5. Алый снег.

Алекс. Деревня Меркитасиха.

– Я сделал всё, что мог, Лилёк, прости. Они тебя не отпустят.

Её безразличное лицо не поменялось. Лилёк молчала и обводила пальцем узоры на столе. Чего ради я за неё беспокоюсь? У неё в голове пусто, она ничего не поймёт: это как если бы в жертву принесли животное. Не всех же овец мне теперь спасать.

Соплежуйка подняла голову и улыбнулась. Тёмно-серые глаза казались осмысленными. Я погладил её по макушке. Волосы Лилёк никто не мыл и не расчёсывал, потому они вихрились спутанной мочалкой. Она улеглась щекой на стол и, уставившись в одну точку, начала пускать пузыри носом.

Хотел было снова вернуться к амультар-дополлнениям: прошлой ночью я установил взламывающую программу и начал перебирать ключи к «добавленной силе», наиболее привлекательной по названию, но всё работало очень медленно и приходилось проверять коды едва ли не вручную; я провозился с ними ещё несколько часов, но, так ничего и не подобрав, вымотался и сам не заметил, как уснул. Сейчас же едва открыл программу, как был перехвачен мамашей и припряжён к готовке.

Очищая корешки неведомых растений для супа – они попадались то мелкие, то гнилые, я снова задумался о Лилёк: всё-таки, может, стоит попробовать ещё раз? Вдруг получится уговорить проклятую дикарку? В конце концов, что я теряю? Приведу умные аргументы какие-нибудь. Есть ли племени разница, выкупят Лилёк или сделают жертвой? Она, так или иначе, покинет деревню и не будет им мешаться. От принятого решения мне стало легче, и за работой я обдумал предстоящий разговор.

Перед ужином представился шанс – меня опять посадили перебирать зерно, в то время как все сёстры вертелись на кухне. Старшая грела воду, чтобы сполоснуть посуду, младшая и Дэйкири распутывали клубок пряжи. Лицо у Дэйкири, как обычно, не располагало к разговору.