Полная версия
Российская литературная премия-2022. Том 1
Ну да… согласно отчётам по городу, он давал девяносто наркозов в год, а я – аж тысячу восемьсот! В двадцать раз больше! Блин! Правда, он сказал ещё: «…ну, газ я сперва выпускаю, нет не из себя, конечно, а из шампанского… пью потихоньку и тортиком закусываю, которые тоже часто подносят… Ле-по-та…» Мы ему сразу и простили измену. Винцо и тортик – это так хорошо. Как говорят, «клёво»!
Я, правда, винцо почти и не пью, ибо люблю огурчики солёные и грибочки маринованные… А шампанское и тортик – лучшие друзья, хоть и не мои. Их не разлучить. Но вот так же резко уйти из «храма»? Куда? Просто так? Ну нетушки! Я бы не хотел оказаться в этом богоугодном заведении повитух и вульвоведов! Я думал о них свысока, как и все. Вернее, никогда об этом даже не думал…
А тут сразу бац и на матрац! Предложили мне, и я сразу согласился. Моментально! На трезвую голову! И даже не за большие деньги или другие цацки-пецки! Добра у меня и так завались! Одних только джинсов четыре пары. Что ещё надо? И, заметьте, это уже не первый крутой поворот в моей последипломной жизни. Ну а раз попал сюда, то «держи морду лопатой», как учили меня старшины в армии. У них это здорово получалось. И все, кто на меня глаза вытаращил, так сразу их и прикрыли! Не на того напали лупоглазые. Моя «морда лопатой» им не понравилась. А на шёпот, что я, дескать, в этом деле и не смыслю «ни фига», я отвечал своими пафосными выступлениями и докладами на разных пленумах и конференциях, как местных, так и глобальных, разбивая в пух и прах подобные представления о моей персоне. Я знаю всё! Это раз! А тот факт, что я лично не видел доселе, как рождаются дети, меня не смущал аж ни разу. Я даже очень долго был уверен, что помню своё рождение. Помню… кругом тьма-тьмущая… все ко мне заглядывают… кричат и зовут, руки протягивают… А я вылезаю медленно-медленно… Конечно, матушка моя уточнила, услышав мой рассказ: это я где-то в годик заполз под дом на сваях вслед за нашей собакой… Сваи давно просели от наводнений… ни сесть, ни встать под домом… уже разбирать дом собирались… Я выполз и вроде как родился заново…
Так вот. Я знаю всё, что знать нужно, и о женщинах, и об их новорождённых детях… Как врач-анестезиолог. К тому же я (как кстати!) назначен министром на должность главного перинато-лога Минздрава нашей маленькой (но гордой) республики.
И это означало, что новорождённые дети в нашей (маленькой, но очень гордой) республике теперь под моей защитой. Вот так! Раньше их не защищал никто! На селекторных совещаниях в «онлайн-режиме» даже назвали несколько секретных цифр потерь новорождённых в родах… Оказывается, высокие потери – это национальный позор! Это на меня подействовало. Зацепило. Я же гуманист или кто?.. Теперь защищать невинных младенцев буду я! Лично! Кто на новенького? Вот это и было мне предложено. И я сразу же согласился. А мои пришедшие на ум возражения («А я-то здесь при чём? А я же в этом совсем ни бум-бум!») как-то застряли у меня тогда в горле. Струсил?! Может, и так. Но с храбрым и гордым видом. Да если разбираться – я уже не мальчик, пятьдесят лет от роду, двадцать пять лет в медицине, из них двадцать – в анестезиологии, весь увешанный грамотами, спереди и сзади, печати ставить негде… За плечами – стажировки в Москве и Ленинграде, а ещё в Америке и Европе… А статьи обо мне в СМИ? Кто читал, сразу меня уважать начинал. А телепередачи какие, где я сам себя не узнавал! Справлюсь! Что нам, олигархам? (Так выразилась наша санитарка обо мне в разговоре с другой труженицей тряпки и швабры.)
Свои должностные обязанности главного перинатолога я составлял себе сам. Там было всё: создание перинатальной службы и контроль двадцати двух родильных домов республики, внедрение известных и создание новых (!) методик реанимации новорождённых, создание эффективных средств респираторной поддержки для новорождённых, снижение перинатальной смертности, контакты с зарубежными перинатальными центрами, изучение передового зарубежного опыта и зарубежные стажировки, и на закуску – внедрение и широкое клиническое применение сурфактантной терапии в родильных домах республики. Несколько неудачных попыток такой терапии было в большой столице, и больше не планировалось. Не доросла наша медицина, увы. Это заявил главный неонатолог всей страны на секретном селекторном совещании. Вот лет так через двадцать и мы внедрим… Не доросли? А вот я дорос! В маленькой республике! Получите и распишитесь!
Когда эту «почти безумную» идею утверждал министр здравоохранения, он, вероятно, не очень верил в успех или, скорее всего, просто не читал. А не читал – значит, доверял… А ведь потом все пункты и были выполнены. Зарубежные корифеи вежливо отвечали на мои письма-имейлы, приглашали туда, приезжали сюда читать лекции и присылали книги и инструментарий, мониторы и респираторы с инкубаторами. Сказано – сделано! Как гласит латинская поговорка, «ПРИМУС ИНТЕР ПАРЕС», то есть «ПЕРВЫЙ СРЕДИ РАВНЫХ».
Как говорил в былые времена Генеральный секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущёв, «наши цели ясны, задачи определены! За работу, дорогие товарищи!»
Вот он и виноват во всех моих решениях. Больше просто некому. Он же и нашу гордую республику передал чужому (как оказалось) народу аж на шестьдесят лет…
Первый шаг
(вдали от «храма»)
Первый мой шаг – создание отделения реанимации и интенсивной терапии новорождённых (ОРИТ).
Мой проект содержал двенадцать коек и обширную площадь палат… и был утверждён вместе с числом врачей – десять – и медицинских сестёр – двадцать. Таких отделений ещё не было в республике. У меня были на ставке детский невролог и детский ортопед. И каждый из них работал по созданному мной протоколу. Земля гудела под ногами моих сотрудников, не званных, не жданных и не гаданных ни акушерами, ни неонатологами. Такое себе мог позволить только олигарх. И это моё детище-отделение пытались прихлопнуть сразу и не по-детски. Как залетевшую в роддом большую зелёную муху. Ей тут не место! Прислали неведомые силы злую старушку из санэпидстанции. Это была вовсе не смешная старуха Шапокляк с крысой в ридикюле. Её панически боялись все! Она пугала и своим свирепым видом, и своими возможностями испортить жизнь любому врачу. Любому. Просто Баба-яга! В её облике звучало: «СТОЯТЬ! МОЛЧАТЬ! БОЯТЬСЯ! УНИЖАТЬСЯ!» Ну и боялись все… унижались в меру сил, кто как мог… И она пугала всех с явным удовольствием, что наводило на мысль о врождённом садизме и бабо-ягизме. Пугала она всех! Кроме меня, конечно. Я твёрдо решил её не пугаться. Пришла. Ни тебе «здрасьте», ни всяких других реверансов. Шляпу не сняла, а стала пытать меня и сверлить злыми глазками. Я тоже кланяться не стал. Не я к ней заявился. На её ехидный вопрос: «Какой идиот позволил здесь открыть отделение реанимации новорождённых?» – я столь же ехидно и ответил: «Министр здравоохранения республики! Позвонить ему? Он просил звонить по любому сложному вопросу». Я достал мобильный телефон. Старушка широко открыла глаза и посмотрела на меня испепеляющим взглядом. Я даже не задымился… Молчание ягнят длилось почти минуту. И тогда она повернулась, буркнула: «Хам!» – и быстро ушла под дружное хихиканье медицинских сестёр, которым не страшно вообще ничего, кроме как остаться в нецелованных девках первые восемнадцать лет жизни. Особенно злые старушки им нестрашны геть. Их молоденькие барышни вообще видали в белых тапках…
Первый удар
(бац-бац – и мимо)
Однако вскоре пришла мстя. Это был результат анализа, якобы взятого санэпидстанцией в одной из наших палат. Результат ошеломлял! Этот анализ явно был взят из выгребной ямы туалета типа «сортир». По замыслу автора «сортирного» анализа, я должен был наложить на себя руки и ноги, как программа-максимум. Или хотя бы уйти в запой, бегать в неглиже по больничному двору, грязно приставать к дворничихам и орать матерные частушки… А дальше… дальше прощай, высшая категория, а то и диплом врача, бомжевание и всё такое прочее… И вот этот гениально-коварный план был мною безжалостно сорван. Я написал докладную записку министру и копию главному специалисту Службы родовспоможения республики с пометкой «СРОЧНО». Почти в изысканных выражениях я выдвинул весьма пикантную версию о двух составных источниках столь плачевного анализа. Смело предположил, что анализ взят либо во время дефекации самого лаборанта, либо сразу после неё в некоммерческом туалете и грязными руками, не познавшими близко мыла и воды. Далее я предложил оперативно проверить всю цепочку процедуры взятия и выполнения анализа с фамилиями лаборантов и записями в соответствующих журналах. Эти журналы обычно нумерованы и строго подотчётны. Если таких записей не обнаружится в журналах, налицо подлог медицинской документации, и это – уже криминал. Предложил произвести посевы самой питательной среды и смывы рук сотрудницы СЭС, которая брала анализ и которую никто в нашей больнице не видел. Все наши сотрудники видели только злую старушку без пробирок и прочих причиндалов. Обычно же это целая опера-травиата: лаборанты в особых одеяниях, пирамиды пробирок, стерильные перчатки, спиртовки и т. д. Ничего этого не было. Я обещал предоставить от них докладные записки также с фамилиями и должностями. Больше эта злая старушка в нашей жизни не появлялась. Оказалось, что это была первоапрельская добрая шутка, которой я не понял… Но присутствие злой старушки не проходило и постоянно чувствовалось. Она пошла огородами и по-над заборами огромной больничной территории…
А к нам пришли пожарные. Они ведь тоже могут испортить и нервы, и саму жизнь любому предприятию. Я принял их без музыки и без шампанского, хотя его дефицита в роддоме не бывает совсем. Оно есть, и его не жаль отдать за спокойное существование. Были заданы строгие вопросы о кислороде, его взрывоопасности в медицинских учреждениях. Оказалось, что я гораздо более осведомлён в кислородном вопросе. Я показал им свою настольную книгу «МЕДИЦИНСКИЙ КИСЛОРОД». Цитировал выдержки. Даже поведал им, что в атмосфере Земли 21 процент кислорода, а она не горит… не горит, и всё тут, если, конечно, тучные стада коров окончательно не испортят её своими газами. Горят леса и поля, где протопали туристы и прошли праздничные пикники и маёвки. А когда я повёл пожарников в полуподвальное помещение, где круглыми сутками с боку на бок переминались штатные и сертифицированные кислородные техники, пожарные там и остались. Там и стали писать протоколы славные пожарники. Но это была чужая епархия.
А я поджидал более крупную мстю, продолжая успешно трудиться, защищая новорождённых детей.
Шаг второй
(вдали от «храма»)
Второй мой шаг – лечение в ОРИТ роддома. Даже дыхательной недостаточности, даже с сурфактантом крымского производства, даже применяя ИВЛ по нескольку суток, по американскому алгоритму Кэрлоу, даже устройствами ИВЛ собственной конструкции, продукции наших местных предприятий. Вот тут меня хотели снова прижать к земле сырой окончательно или, по крайней мере, «ФЕЙСОМ ОБ ТЭЙБЛ». Кто ему давал такие права? А это уже «КРИМИНАЛ»!
Возмущались уже другие злые старушки с примкнувшими к ним старичками. Не сметь! Не пущать! Запретить! И тут случилось нечто… В разгар работы без предупреждения в реанимационный зал входят министр здравоохранения республики и тележурналисты республиканского телевидения со всеми делами: камерами, софитами и прожекторами… Но никто не упал в обморок. Никто не замер на месте. Работа ни на минуту не прерывалась. Министр объяснил журналистам, как из ничего, без копейки бюджетных денег возникло в родильном доме отделение реанимации новорождённых и ситуация сразу изменилась в лучшую сторону Новорождённые под защитой специалистов с момента рождения. А устройства ИВЛ запатентованы даже в Америке, проходили клинические испытания в Москве и Киеве, и при необходимости мы можем ещё заказать такие же для других родильных домов республики. В вечернем телевыпуске новостей это всё и прозвучало. Ку-ку, мои милые, злые-презлые старушки. Живите спокойно и никого не пугайте своими свирепыми глазками. Не на меня вы напали, а на самого министра. Это его проект, и это он без единой бюджетной копейки открыл отделение реанимации новорождённых в родильном доме! Ну а я – лишь усердный исполнитель его доброй воли. Это его право государственного служащего и моя должностная обязанность. Эх, злые старушки! Столько лет сидите в кабинетах и ничего не поняли. Вам бы только «не пущать». Есть приказ № 4 о создании в родильных домах отделений реанимации новорождённых, и только у нас в республике он реализован. А больше нигде. Во всяком случае, пока. И это заслуга министра! И министр наш уже назначен министром всей страны… непонятливые вы старушки и примкнувшие к ним старички… Ну и корнеплод с вами, тот, что не слаще редьки…
Дети Цезаря
(и не только римского императора)
А вот вы, драгоценные злые старушки, вы знаете, сколько среди нас ходит-бродит детей Цезаря? А они есть, и во множестве. Во-первых, это его потомки. Цезарь же завоевал всю Европу и почти всю Азию. И что делают завоеватели? Это не то, что вы подумали… Они просто не отказывали себе в маленьких и немаленьких удовольствиях. Число жён и любовниц завоевателей точно никто не знает, но все сходились на определении «великое множество». Турецкие султаны уже переняли этот бесценный опыт Цезаря. Столь же велико и число потомков, хотя прошло две тысячи лет и бесконечные войны и эпидемии косили целые народы… Потомки Цезаря быть просто должны и обязаны… К тому же большое число исследований и размышлений «британских учёных» вроде как это доказало с очень высокой степенью вероятности. Цезарь учредил оперативное родоразрешение, «кесарево сечение». И это значит, что все дети, таким способом рождённые, – тоже дети Цезаря. Если не биологические, то социальные, или гражданские, или даже политические. Во всяком случае, наши местные учёные-акушеры (доценты с кандидатами) решили ещё раз доказать это положение. Для безусловных доказательств было решено поставить спектакль типа рок-оперы силами двух кандидатов акушерских наук и по совместительству начмедов и заведующих центром планирования семьи.
Кстати, была годовщина открытия такой службы в республике. Сценарий этой рок-оперы решено было доверить создать мне! А кто же ещё согласится на такое? Так и схлопотать недолго… Писать либретто – не воробьям фиги показывать! И мне остолбенеть и отказаться не удалось! Меня выдал мой дурной характер. Я конформист. Моя политика – соглашательство во имя собственного спокойствия. Меня видели насквозь! Все знали, что, если меня похвалить, я на многое способен. Злые старушки этого просто не поняли. Дали мне на сценарий-либретто рок-оперы «Дети Цезаря» всего одну ночь в пятницу, а это как раз моё дежурство! А раз на дежурстве в реанимации спать нельзя… то… то самое лучшее занятие в бессонную ночь – это написание сценариев-либретто и всего такого прочего.
Чтобы мне стало хоть немного легче, мне дали ключевые слова: ЗОЛОТЫЕ МИКЕНЫ… ОПЕРАЦИЯ НА ЧРЕВЕ… МИНОВАТЬ ГРЕШНЫЕ МЕСТА ЖЕНЩИНЫ… Эти слова вертелись в их головах без толку. Дальше дело не шло. И они перебросили эти золотые слова мне. Не густо, но не пусто. Сиди… не спи… рифмуй. На мои возражения, что древний золотой город Микены находился в Греции, а Цезарь был римским императором, просто махнули всеми четырьмя руками… Так надо! Их надо упомянуть. В этом вся «сермяжная» и «домотканая» правда! Из жизненного опыта я знал, что спорить с начмедами – дело бесполезное и чревато неприятными последствиями. Начмед тоже боялся той самой злой старушки и легко мог вступить с ней в парламентскую коалицию… Я согласился и тут же выдал им первую фразу: «…У ЗОЛОТЫХ МИКЕН НА БАРХАТНЫХ ПОДУШКАХ ВЕЛИКИЙ ЦЕЗАРЬ ГРОЗНО ВОССЕДАЛ…»
И тут же радостно был похлопан по плечу начмедовской дланью и оставлен в покое, чтобы творить в гордом одиночестве… А на попечении моём были четверо в реанимации на ИВЛ и три недоношенных младенца постигали азы пищеварения посредством тефлоновых зондов своими тонюсенькими кишочками. Чуть что не так и… приходит НЭК, беспощадный и безжалостный душегуб. Я только недавно узнал об этой болезни, которой тоже все боялись, как и санэпидстанции. НЭК, или некротизирующий энтероколит, стал моим врагом номер два после РДС (респираторного дистресс-синдрома). Их одолеть не мог никто, и меня бросили на эти недуги, как еретика в костёр инквизиции… Надзорные органы винили медсестёр за немытые руки и женщин за антисанитарное состояние «грешных мест». Начмед им слепо верил и действовал жёстко по этим направлениям… Он ждал, наверное, ритмичных рифм и о мыле душистом, и о полотенце пушистом. Я легкомысленно это пропустил, ибо причиной НЭК считал погрешности вскармливания, что давно было доказано «британскими учёными». А английский язык знал в здешних краях я один, и на полках в моём кабинете стояли рядами их книги…
Итак, впереди была целая ночь, а в голове – всего одна первая фраза. «Десяти фраз им должно хватить, – решил я. – Пусть жгут сердца зрителей своими обнажёнными торсами, босыми ногами и белыми простынями, изображающими греко-римскую тогу». Десять фраз, не больше. Всё что могу. Как медаль «За отвагу» от маршала солдату. Сказано – сделано! Заказчики были недовольны. Так мало? За целую ночь? Но это на одну минуту! А дальше что?
А где сцена первая? Вторая? Третья? А где… те же и Цезарь? А где входящий Марк Антоний? Всё надо описать было и по времени, и по мизансценам… Возникала угроза самого спектакля рок-оперы…. Спас положение сам начмед. Он уложил самую обаятельную и привлекательную медсестру Наташу на каталку, и Марк Антоний своим мечом якобы вскрыл её чрево и извлёк пупса, с которым проводили тренинги, обучая молодых матерей держать правильно дитя при кормлении грудью (то есть головой вверх и ногами вниз).
У Цезаря на голове был лавровый венок (из настоящих лавровых листьев, подарок ялтинских акушеров). Марк Антоний был с непокрытой, лысеющей на римский манер головой, зато в носках (как невиданной роскоши Древнего Рима). Персоналу спектакль очень понравился, все долго аплодировали. Кто-то даже крикнул бис. И тут некстати прозвучал телефонный звонок. Дежурная подняла трубку и прокричала театральным, рок-оперным, голосом: «Нам звонит Цезарь!» Начмед взял трубку и громко и пафосно ответил: «Я слушаю вас, Цезарь Соломонович!»
Под дружный хохот зрителей народ отправился к столам под белыми простынями, чтобы принять стаканчик шампанского и лакомый кусочек тортика. Кстати, и Новый год уже на носу. Начмед переговорил с Цезарем Соломоновичем, районным акушером, и вернулся за стол. Народ, отведав игристого напитка, потребовал ещё зрелищ, на бис повторить поэму о цезаревом сечении. Повторили дважды.
Под радостные крики «Автора! Автора! Автора!» я сбежал с этого римского форума заниматься своими делами.
Рождённые Мечом
(поэма, рождённая в родильном доме)
У золотых микен на бархатных подушкахВеликий Цезарь грозно восседал…Он думал… думал… думал… о младенцах,Которых женщины ему рожали,Наложницы из покорённых стран.Младенцы эти – цезаревы дети,И вырастут вельможами, царями,И править будут многие лета,И славить имя Цезаря-отца…И дети быть должны чисты и святы,И грешные не проходить места…А это значит – меч решит задачуИ принесёт и славу, и удачу.Задача оказалась так проста…Сбежал я не зря. На кесарево сечение по направлению Цезаря Соломоновича готовилась возрастная первородящая женщина с отягощённым анамнезом: замершей беременностью, хронической инфекцией почек и т. д., и т. п. Это по поводу неё звонил Цезарь Соломонович, акушер чернореченского роддома. Но мне сказали как-то так строго и не глядя в глаза: «Приготовьте два инкубатора, два аппарата ИВЛ и ждите. В родзал идти не надо, там будет опытный неонатолог. Ждите у себя в отделении».
Стою и жду… Хлопают двери, громкий топот, крики: «Не подходите… все отойдите…» Впервые такое. Выглянул из палаты. Бежит очень опытный неонатолог (пенсионерка, которую много лет назад хотели назначить главным неонатологом), что и определило её авторитет на всю оставшуюся жизнь. Увидела меня и снова в крик: «Отойдите, я сама вас позову». Сразу пришла мысль: «А может, и здесь спектакль или новая рок-опера?» Стою, не подхожу. Младенцы так замотаны, что не видно ни зги… Пытаюсь открыть лицо одного. Опять окрик: «Уберите руки!» Что за чертовщина?! Ну прямо как на уроке в сельской школе! Я, ученик с немытой шеей, явился на урок чистописания! Нелюбезно отодвигаю опытного неонатолога, открываю младенца и не вижу признаков жизни! И вижу, что это пупс! Открываю второго – то же самое. Розовый пупс! Слышу радостный голос неонатолога: «С Новым годом! С новыми успехами!»
И с победным видом она удалилась. Когда пришёл с форума Цезарь-начмед, я спросил у него: «Зачем мне здесь устроили спектакль?»
И он сказал, что это неонатологи придумали именно так поздравить меня с Новым годом… В жизни не только есть работа, но и праздники… И получилось неплохо. Ну да. Знаю я их идею. Естественный отбор – залог здоровых поколений! Вот почему во всей стране и не открывают в роддомах отделений реанимации. Приказ № 4 нежизнеспособен! О нём скоро и забудут. Да, трагедии в родах ещё случаются! Одна – на сто тысяч родов. Чаще кирпич внезапно падает с небес и в самое темя. Запретить производство кирпичей? А одной области швейцарский банк подарил оборудование для реанимации новорождённых на шесть коек! А открывать отделение там отказываются… врачи. Пусть женщины ведут праведный образ жизни, дружат с гигиеной, хорошо питаются, наблюдаются всю беременность, готовятся к родам, заранее выбирают акушера (старого и опытного, как Цезарь Соломонович) и старенькую неонатологиню… Всё будет хорошо! Да здравствует мыло душистое и полотенце пушистое!
Я вдруг вспомнил! Меня приглашали спасать новорождённых детей. А я ещё должен спасать и своё отделение, где их спасать собираются. И самого себя тоже спасти неплохо бы. Если спасать их не получится, отделение тихо закроют, как будто его и не было. Таков был план самого высокого руководства. Но нервы труженикам этого отделения потреплют изрядно… Значит, у них не получилось! Сели не в свои сани! И что тут скажешь? Ведь все они – противники реанимации новорождённых всего-навсего. Они тоже хорошие. Все мы хо-ро-шие. И точка! Я должен стараться оживлять и выхаживать. Это моя работа. Они должны мне мешать, используя все доступные им средства и всех недобрых старушек. Это их «работа» или историческая миссия. Хорошо, что за мою работу мне хоть платят гораздо больше, чем этим старушкам. Они завидуют и ещё злее становятся. Диалектика, блин! Единство и борьба противоположностей. Но у меня такая красивая и высокая цель – защищать! А у них тоже интересная работа – мешать… Посмотрим, что получится. Так везде и всюду. То есть одни люди стараются добрые дела делать, а другие стараются им помешать, при этом думая, что это они добро творят, не давая другим зло причинять… А есть ли критерии истины: кто прав, а кто неправ? Без ресторана тут не разобраться. Ну и ладно. Делай что должен, и будь что будет. Критерий истины – Время.
Быстро летит время. Дни, месяцы, годы. Лучше всего – столетие! Но даже прошедшее время уже многое прояснило… Защита моя оказывалась эффективной. Уже через два года потери недоношенных были не двадцать два в год, а всего два. И такие цифры держались стабильно. Меня стали приглашать в «стольный град на холме» с докладом о своих успехах. А успехи-то и не мои были. Успешно работала моя бригада. Я воевал со старушками, посещал конференции и съезды. И там нашлись злые старушки со свирепыми взглядами. Они быстро и испуганно проходили мимо меня в кулуарах. Одна лишь, самая смелая, что-то прокричала вслед, но это уже никого не интересовало. Девять больших городов звали меня читать лекции по сурфактантной терапии, и десятки робких взглядов смотрели на меня почти как на футболиста команды Абрамовича… Известные профессора сидели в первых рядах и записывали, записывали… Потом это сами публиковали… А затем была главная премия республики – «За достижения в медицине». А позднее был дан другой приказ. И я уже открывал отделение реанимации в следующем родильном доме. И опять пролетело десять лет. И вторая премия, но уже Госсовета республики в составе РФ. Говорили обо мне много, но никогда не забывали упомянуть мой ужасно скверный характер, ну просто невыносимый. И никому не пришло в голову, что моё главное положительное качество, которое и приводит неизбежно к лучшим результатам, – скверный-прескверный характер. Ну спасибо тебе. Как пишут историки, Цезаря погубил не его скверный характер, а погубили римские сенаторы, его же сыновья, его ученики и центурионы… Но я точно знаю: его погубил именно его скверный характер. С ним он и покорил половину мира.
Был у меня статус: ДИТЯ ВОЙНЫ… А может, я – ДИТЯ ЦЕЗАРЯ?
2021 год