Хроники русского духа

Посвящение тем, с кем я училась в школеЗлатковский Саша, милый мой,Как живёшь ты, дорогой,Люсю, Ирму вспоминая,Как качаешь головой?Спросили Олю Воронцову:В будущем кем хочешь быть?Очень твёрдо та сказала:Буду я людей лечить!Федя Гронский, ты подрался,Снова слово не сдержал.Теперь он высоко поднялся,Звёздным кавалером стал!Люся в классе управитель,Была признанной главойИ сейчас преподаватель,Подпирает вуз собой!Средь нас была красавица одна,Мешала жить спокойно мальчикам она,И нам не легче было рядом с ней,То Нина Воронцова, это всё о ней!А Коленька Чухнов слыл лодырем,Способности, учителя считали, он имел,И не ошиблись педагоги в парне:В жизни он сегодня преуспел.Есть средь нас сверхволевая женщина,Войтова Полина, а не кто-нибудь она.Трудно иль легко с такою дома?Расскажи об этом нам сама.В пятом классе наши мальчикиРазделили меж собою нас.А сегодня, досточтимые мужчины,Сохранилось ли былое в вас?11 июля 1981 годаВстреча выпускников 1956 года

В 10-м классе я уже начала посещать клубные танцы и встречаться с мальчиками – не очень активно. Но… грудь запаздывала в своём развитии. Люся привычно носит лифчик, а мне в него нечего пока класть. Не поэтому ли, сейчас делаю вывод, у Люси было много кавалеров, у меня – намного меньше? От неё веяло половой зрелостью, а я пигалица. Пусть пустое место, но лифчик я надела. Хотя во 2-м классе меня венчали с Лёней Поляковым, сдобным блондинчиком – тили-тили-тесто, жених и невеста. Потом появился «столбешник». В 1953 году приехали какие-то парни проводить электричество. Одному из «чужеземцев» я приглянулась. Но столбы через две недели закончились, столбешники уехали. Но остался мой первый поцелуй! Конец света! Теперь, думала я, он должен на мне жениться. Готова ли я к этому? Не готова! Вот незадача!

В это время внук врача залепил мне снежком в ухо, да так, что я на какое-то мгновенье оглохла. Испугалась, заплакала, сказала ему зло:

– Если слух ко мне не вернётся, женишься на мне глухой!

– С удовольствием! – крикнул обидчик, убегая, испугавшись всё-таки.

Какое-то время я, Люся, Сашка Златковский (мы соседи) всё время везде были втроём: в кино пролезаем в подкоп, на морозянках мчимся, самозабвенно катаемся на лыжах до их поломки и разбивания губ и носов. Вскоре Сашок стал мне интересен. Однажды с танцев он увязался за дочерью председателя сельского совета Раей, на полголовы выше Саши. Меня задело. Огорчённая, я поделилась проблемой с тётушкой Симой. Странно, но с мамой душевных проблем я не обсуждала. Делали ли это мои старшие сестрички, не знаю. Нужно, пока они живы, спросить. Тётя Сима послушала, послушала меня и молвит:

– Как? С той, которая выше его на целую голову?

– Да.

– Не переживай, отправляйся в клуб, как будто тебя это не касается, поняла меня?

И верно, забыл Сашок Раю. На танец приглашает, просит разрешения проводить меня домой. Уже у моего дома не скрывает свою радость, громко смеётся. Я успокаиваю его, мол, мама проснётся. Мои кавалеры боялись моей мамы. Дальше «любовь» не продвинулась. Саша был низкорослым, не блистал знаниями. У них в семье было 9 детей. Правда, играл на гармошке. А мы с Люсей слыли уже «журналистами» и вниманием своим одаривали избирательно. И Федя, первый драчун, о нём речь ниже, не мог допустить, чтобы его со мной увидела моя мама. Лето. Я на студенческих каникулах. Федя на побывке из армии. Я в доме у открытого окна, он в палисаднике перед оком. Вдруг он как прыгнет через забор. Что такое? Оказывается, он увидел возвращающуюся откуда-то мою маму! Вот такие хулиганы водились в Любавичах!

А вот поведение Али-москвички, дочери Чернухина, который, вернувшись с войны, увёз в Москву из Любавичей троих своих детей. Их мать убило деревом в лесу во время войны, а москвичка-мачеха детей нового мужа не приняла.

Аля заканчивала 10-й класс под лестницей московского подъезда. Студенткой московского вуза приехала она к нам в село на летние каникулы. Аля, мои сёстры Валя и Тася возвращаются с танцев. За ними идёт парень Женя Махтей, парень не просто драчун, а настоящий бандит. В нашей семье не было принято, чтобы к нам, девочкам, в дом приходили мальчики. А тут девочки в дом – и Махтей за ними. Аля, московская раскрасавица, нежная и изящная, точёная и женственная, сказочная фея, ему понравилась. Но я-то знаю, что он отъявленный хулиган. Что сейчас будет?

– Здравствуйте, дорогие девушки, позвольте к вам в гости, – подумать только, просит хулиган.

– Здравствуйте! А теперь поворот на 180 – и шагом марш! – И этот хулиган, не сказав ни слова, повернулся и удалился. Я, шестиклассница, поразилась смелости и силе духа Али. Способны были мои сёстры на такое? Не знаю. Я – точно нет! Я трусишка, тем более с бандитом. Долго боялась темноты. Вечером на улицу в туалет боялась выйти одна. Ждала, пока кто-нибудь ещё выйдет. Вскоре появились «белые тапки» Коля Чухнов, и моё отношение к темноте изменилось. Он долгое время меня не замечал. Потому мои симпатии к нему росли, как дрожжевое тесто. Это было время, когда девушки прятали свои чувства, ни под каким соусом не позволяли себе признаться объекту во внимании к нему. Меня тянуло его видеть не только днём (учились в одном классе), но и вечерами. Он жил рядом с моей подругой Таней Поляковой. Я, преодолевая страх темноты, бегала к Тане в надежде нечаянно увидеть Колю. Так я победила темноту! Как я ни таилась, мне всё равно казалось, что моё увлечение Колей заметно всем. Мои опасения были сильно преувеличены. Даже подруга Люся, как выяснилось, не догадывалась. «Белые тапки» пристали к нему, поскольку из всех ребят только он носил такие тапки. Долго он меня не чувствовал. И вдруг что случилось? Мы были в разных вузах, летом встретились и приросли друг к другу. Дошло дело и до поцелуя. Выяснилось, что он не умеет целоваться, плохо целуется, много влаги. Мои симпатии к нему улетучились! Обрадовалась, потому что ничего интересного он собою не представлял. Я хотя «журналистка», а он? Учился средне, ни на чём не играл, танцевал так себе, без огня. Что могло меня в нём сильно привлечь? Ничего!

Ещё в 5-м классе наши мальчики разделили нас, девочек, между собой. Меня выбрал Гронский Федя, первый драчун в классе. Его так и звали – бандит. Мне он не нравился, я от него всё время убегала. Чем больше я бегала от него, тем сильнее он тянулся ко мне. Перед уходом в армию он всё же увязался проводить меня домой. Дошли до калитки, я прощаюсь. Он достаёт из кармана маленький ножичек, подносит к моему носу и говорит:

– Я ухожу в армию, жди меня!

У меня руки-ноги задрожали, выдавила из себя: «Буду, Федя, буду» – и в ужасе заскочила в сени, молниеносно накинув крючок. Его супружеская жизнь, как он и предчувствовал, почти не удалась. С одной женой разошёлся, вторая ушла в мир иной намного раньше, чем было возможно. И ни один из пяти главных мальчиков нашего класса не женился на своей первой пятикласснице-избраннице.

Жизнь непредсказуема! В те десятилетия, когда мы все переженились, заимели детей, обрели жизненные и профессиональные места под солнцем, я, приезжая в Любавичи, всегда хотела видеть Федю, кавалера двух орденов славы, чувствуя некоторую мою вину в его супружеских неудачах. Однажды, спустя 20 лет после окончания школы, мы встретились на вечере встречи выпускников. Он в первый раз признался мне, что светлое чувство розовой поры ко мне живёт в нём до сих пор.

– Всё у меня есть, но ты не моя, и я несчастлив. Только возможность тебя увидеть заставила меня приехать на встречу, – раскрылся он до донышка.

А мне он не был нужен. Как писал Ю. Нагибин, «нет ничего более ненужного на свете, чем любовь женщины, которую не любишь». Тронутая таким признанием, я написала ему:

Низко кланяюсь тебе, Шаляпин[2],За до сих пор живущуюВ тебе любовь ко мне.Лучшая, как говорят,Часть жизни уже пройдена,А мне всё чаще кажетсяИ я не на коне.

В институте вокруг меня клубились кавказские и азиатские ребята. Ясное дело, я маленькая естественная блондинка (тогда ещё никто не красил волосы), хрупкая, миниатюрная. Света Колупайко, моя институтская подружка, была такой же, как и я. Ей пришлось выйти замуж прямо в институте. Ырызбек увёз её в свой кишлак. Спустя два года они разошлись. Как хорошо, что мне не нужно было разводиться!

Однажды в нашу группу принесли пригласительные билеты на вечер отдыха в МГУ. В моём сознании МГУ был сказкой и святыней, тайной за многими печатями! Я была как-то знакома с одной девушкой, закончившей МГУ. Она мне казалась особенной и недосягаемой. Она нередко произносила неведомое мне слово «экстравагантно». Походка пленяла, жесты, улыбка завораживали. Как грамотно строила речь, не торопилась, как я, проглатывая слоги. Мне казалась она даже выше ростом, чем была в реальности. «Не закончив МГУ, я никогда такой не стану», – думалось мне. Не с тех ли пор я начала шутить, что высота моих каблуков прямо пропорциональна уровню моего самоуважения? И ходила на очень высоких каблуках!

Но прошли годы, и моя жизнь тесно переплелась с жизнью МГУ. Муж стал профессором МГУ, трое наших детей окончили университет, и сама я какое-то время жила с мужем в общежитии МГУ на Ленинских-Воробьёвых горах. А пока для меня университет недосягаем. И вот я держу в руках пригласительный на вечер в МГУ. Надеваю своё лучшее голубое платье с коричневыми цветами (сама сшила), голубые туфли на шпильке. Платье в талию, внизу широкое. Мне оно очень нравилось. Это 1960 год. Подробности моих танцев сгладились в памяти. Но кто-то приглашает и приглашает меня на танец. Вечер близится к завершению, и этот кто-то говорит:

– Приезжайте завтра в МГУ, если сможете. Погуляем. Я покажу вам университет.

И провожать не пошёл! Мне ехать далеко, на Левобережную. Еду в электричке вся в неудовольствии и уязвлённости: не провожает, не приедет, сверх всего – посмел мне навязать мой приезд к нему! О себе ничего не сказал, кто он и что он? Настало завтра. Долго и мучительно принимала решение: приеду и незаметно задержусь, чтобы убедиться, обманул он меня или нет. Если обманет – как хорошо, что не сказала подружкам, куда отправляюсь! Он стоял на условленном месте. Правда, без цветов. И это был, как позже стало ясно, показатель! Так начались наши встречи. Вскоре в нашем институте вечер. Здесь на голове моего друга я увидела начинающуюся «мужскую» причёску! Мне только 22 года, а тут – плешь! К такой силе удара моё сердце оказалось неготовым. Заболела голова, заболело горло! Что называется, «очи потухли, и голос пропал». Прекратила наши свидания! Он оказался настойчив. Образ плеши как-то размылся. Вскоре чем-то даже и привлёк. Оказалось, что русскую классическую литературу знал он прекрасно. Любил рассказывать. Мне интересно было его слушать! Он не только эпизоды – фабулу рассказывал. Он проводил аналогии, выдавал мне причинно-следственные связи, глубина которых меня поражала.

– Если бы литераторы моей школы были способны излагать свои мысли так, как это делаешь ты, я обязательно полюбила бы этот предмет! Мне нравится, как ты ведёшь свои рассказы.

Когда я спросила, каким образом он так хорошо выучил программу по литературе, в ответ услышала:

– Я прочёл всё, что от меня требовалось. Кроме того, вообще много читал.

Его ответ «много читал» тогда меня не удовлетворил. Я тоже много читала. Да, видно, сейчас понимаю, внутренний мой взор недостаточно остро вонзался в суть того, о чём читала. Что ж, чтение чтению рознь! Ведь читают разные головы! Кроме того, как я уже упоминала, с преподавателями литературы любавичской школе, пока я в ней училась, не везло. И в нашей сельской библиотеке книг было мало. Никаких стеллажей, книг не помню. А образ библиотекарши, старой еврейки, как живой перед моими глазами. Каким-то немыслимым образом ей посчастливилось уцелеть, уберечься от фашистской расправы.

Два года танцевали мы с Михаилом, аспирантом МГУ, то в моём институте, то у него в университете. Познавали друг друга. Он воевал, закончил войну в чине майора, закончил военную академию им. Ленина, поступил в аспирантуру МГУ. Раскрывались и личностные особенности, черты характера. Не пил, не курил, не тяготел к компаниям, советовал прочесть те или иные книги. Был скуповат, что мне совсем не нравилось. Но «аспирант МГУ» нивелировал скупость. Иногда мы ссорились. Привычка вести дневник сохранила записи проблем, взгляды на которые у нас расходились. С высоты духовного и социального опыта сегодняшнего дня наши разногласия той поры не носили принципиального характера, некоторые из них были просто смешными. Но тогда у нас не было этой «высоты», и мы нередко обидно выясняли, «кто есть кто».

Это ли не показатель?! Я тупо читала классическую литературу, не почерпнула из неё для себя ничего! Ссоримся, встречаясь для приятного времяпрепровождения. Как же будем вести себя в качестве супругов, когда нужно будет решать сложные, иногда не имеющие решения вопросы совместной жизни, когда на нас будут смотреть наши дети? В литературе не вычитала, с мамой не посоветовалась.

Однако моё студенчество заканчивается. Я получаю направление в музыкальное училище Кызыла, столицы Тувинской автономной республики, в должности преподавателя клубного дела, теории и истории музыки. А мы с Михаилом – в ссоре. Провожал меня Коля Чухнов, «белые тапки», который в то время проходил военную службу в Москве. Мне было некомфортно, неприятно, очень грустно, потому что я прощалась с Москвой! Но и разлука с Михаилом начала восприниматься как «вечная разлука». У меня не осталось никаких его адресов. Не прояви он волю – я никогда не стала бы Деминой, не стала тем, кто есть сейчас. Каким-то образом он разыскал мою старшую сестру Таню, которая жила в Москве, взял у неё мой адрес. Я получаю от него неожиданное письмо. Он признаётся, что ему без меня плохо, что, если я отвечу на его письмо, он многое мне поведает. Завязалась активная переписка, теплеющая от письма к письму. Закончился учебный год, я улетела в Москву и вышла замуж за Михаила Васильевича, ставшего к этому времени уже кандидатом философских наук, принятого на работу преподавателем в МГУ.

РетроЖила девчушка в одном селе,Вся как улитка, вещь в себе,Росла девчонка, и зрела в нейСпособность видеть себя, людей.В ряду оценок возник и муж,Образ его ей не был чужд.Кто он и что он, ясно ей:Не пьёт, не курит – нет ценней!Действительно, не пьёт, не куритМужчина, посланный судьбой,Умён, красив и балагурит:«До гроба я хранитель твой».Нет места в жизни постоянству,Не посвятил себя он пьянству,Но жаль, уже не балагурит,Серьёзен, знатен, не до «дури».

Прошло много-много супружеских лет. Выросло трое детей. Наработался трудовой стаж в тридцать восемь лет. 2007 год – я пенсионерка, вдова. Привычка вести дневник превратилась в 2014 году в четыре литературно-художественные книги. В 2017 году я стала членом Союза писателей России.

Кукринов Владимир Степанович

Кукринова-Гронская Ульяна Ивановна

Польша. Памятник погибшим узникам концлагеря Шталаг VIII С, где похоронен папа

Детство. 4 класс 1950 г.

Отрочество. 9 класс 1955 г. Лето

Десятиклассница. Май 1956 г.

Мама выходит на пенсию

Студентка Московского государственного Института Культуры имени Н. К. Крупской

Моя студенческая группа после последнего экзамена. Июнь 1962 г.

Окончен институт перед отъездом в Туву. Меня провожает Коля «Белые тапки»

НИИ общих проблем воспитания АПН СССР. Лаборатория полового воспитания. Меликсетян А. С., Володина Н. И., я, зав. лаборатории Богданович Л. А.

Научный сотрудник НИИ ОПВ АПН СССР

Любовь к Родине

Приму в себя судьбу России.Марина Цветаева

До 1987 года патриотизм, любовь к Родине были для меня абстрактными понятиями, свободными от какого бы то ни было конкретного содержания. Как маму, папу, дом любишь, что даётся биологически и входит в душу от Бога, так и то место, в котором живёшь. Конкретным личностным содержанием любовь к Родине начала у меня наполняться после того, как я попутешествовала по своей стране, побывала в других странах и увидела всё «новое и необычное» своими глазами. Вот тогда и вошла в мою жизнь судьба России.

Впервые в 1987 году я с туристической группой пересекла государственную границу и оказалась за рубежом моей Родины. Это был мой личный настоящий прорыв! Партбюро НИИ педагогики, в котором я тогда работала, ни за что (почему-то) не хотело меня пустить в Германскую Демократическую Республику, превратив подписание «треугольником» института моей характеристики в трудноразрешимую проблему. Секретарь партбюро не подписывал бумагу, хотя я не была членом КПСС, три раза подряд вычёркивая четыре слова, которыми в обязательном порядке должна была заканчиваться всякая характеристика, а именно: «морально устойчивая, идеологически выдержанная». Почти в последний день необходимости подачи документов я махнула рукой на отсутствующее в характеристике «заклинание», сказав себе: поеду нравственно неустойчивой. Мне поездка очень понравилась. Никто не заметил «ущербной» характеристики. А я получила две недели прекрасной разговорной практики на немецком языке, которой очень не хватало на законченных мною двухгодичных курсах этого языка. Но на 8-9-й день пребывания в ГДР очень-очень захотелось домой. Там муж, там дети… А здесь до глубины души была поражена, услышав, как 2-3-летний ребёнок уже говорил по-немецки!

Продырявила окноВ Европу личное окноПроделай и смотри,Тогда не исказит оноЕвропы той черты.Как там бывает хорошо,Где нас обычно нет!Преданье это не ново,В чём-то другом секрет.Всё необычно, всё ново,Приятно созерцать его…Вдруг захотелось всей душойОт прелестей чужих – домой!Там муж, там дети, воздух чист,Там речь, лаская слух, журчит,Там мои корни, там листва,Не трогает меня молва!1987 год

Я побывала в 17 странах, проехала всю Европу, четырежды заглядывала в США. Провела в небе около 150 часов, пролетев более 150 тысяч километров, 3,5 раза обогнув земной шар. Музыка этих путешествий стала благодатной почвой для моего поэтического и эпического творчества. Написала и издала десять литературно-художественных книг. Музыка этих путешествий стала живительной почвой не только для моего литературного творчества. Она показала мне, насколько глубоко и прочно живёт во мне любовь к моей стране, Отечеству, о которой раньше никогда не думала, как не думают о дыхании. Но до поры до времени. Лет 30–40 назад, когда я читала о ностальгических страданиях русских эмигрантов, об утрате каких-то корней на чужбине, я не догадывалась, о каких таких страданиях идёт речь. Пока сама не побывала за рубежом. А около двух столетий назад Гаврила Романович Державин в одной из своих од писал:

Мила нам добра вестьО нашей стороне,Отечества и дымНам сладок и приятен!

Вот она – лакмусовая бумажка для определения этой любви! И я действительно радовалась всему хорошему и печалилась, если было плохо, и тогда, и теперь, сегодня печалюсь. В 2006 году с зятем и внуком я гостила в г. Хаун-Харце у моих немецких друзей, тёплые отношения с которыми стараемся поддерживать, хоть сейчас (2023 год) поддержка эта даётся нелегко. А тогда нам с зятем вдруг пришла в голову шальная мысль – совершить автопробег в Австрию, в Зальцбург, на родину Моцарта, 250-летие со дня рождения которого праздновала в 2006 году вся Европа, и Россия тоже, по маршруту Хаун – Мюнхен – Зальцбург, перемахнуть германо-австрийскую границу. На удивление наша авантюра удалась! В Зальцбурге увидела специальные дорожки для велосипедистов. И стоянка для нашего автомобиля оказалась бесплатной, потому что было воскресенье. Вскоре и в Москве появились велосипедные дорожки, бесплатные поездки на наземном транспорте и бесплатное посещение музеев и т. д. в особо праздничные дни. И мне было радостно.

Россия с Австрией в честь Моцарта играют и поют,И я из Зальцбурга восторженно шлю свой салют!На Родине маэстро всё Моцартом звенит,И сувенир изысканный о нём мне говорит!2006 год

Отправляясь в 2008 году в путешествие по северному побережью Средиземного моря, я получила от друзей, там побывавших, напутствие – обязательно сыграть в казино. Что я со страхом пополам и сделала. Хотя очень осуждала появление казино и «одноруких разбойников» в Москве. Увидела, какие нечеловеческие страсти рвут души игроков в залах этого «места»! В казино в Монако три вида залов в зависимости от степени «важности» клиентов-игроков. Большая поэма в стихах об этом путешествии опубликована в моей книге «Грани бессмертия любви», М., 2017. Порадовалась, что казино, вдруг нахлынувшие на Москву, так же быстро и исчезли. Хотя ещё долго донимало меня наличие «одноруких разбойников». Оказавшись на Лазурном берегу в Каннах, я была более чем взволнована, увидев своими глазами знаменитую лестницу «Золотых Оскаров». Поток желающих на ней сфотографироваться не иссякал! Я попробовала пройтись по лестнице или хотя бы красиво на ней постоять, но достойно и пристойно не получилось: оробела!

Лестница в Каннах как магнит!И смертного к себе манит.Поверни голову достойно,Руки и грудь легко, пристойно,Не допусти ненужный крен —И будешь ты Софи Лорен!2008 год

В результате четырёх поездок по Америке я нашла огромный и богатый материал для моих литературных изысканий, основная часть которых опубликована в моей книге «Лебединая песнь любви», изданной в 2014 году под псевдонимом Ирма Дарлей. Здесь отмечу лишь два момента. Первое. Я проехала на автомобиле три пустынных штата: Аризону, Неваду, Юту. Увидела бескрайние песчаные пустынные просторы, в которых, однако, кое-где пасётся скот. Десятки километров песка огорожены одной какой-то ниткой проволоки, за которой на необозримом жёлтом пространстве можно увидеть, если повезёт, 3–4 коровы, 2–3 лошади. Что они едят, где проводят ночь, кто их хозяин – непонятно. Никаких построек не видно. И вдруг в центре этого песчаного жёлтого царства – Лас-Вегас! Город, где сосредоточена, сконцентрирована мощнейшая международная индустрия развлечений, развёрнута такая красота, такие развлекательные возможности искушения человеческой мысли и плоти, что каждому смертному на земле страстно желается сюда попасть. Ну, хотя бы: наружные стены трёх высотных (50–60 этажей) гостиниц отделаны золотом! И устоять перед многочисленными искушениями невозможно! Этот оазисный Лас-Вегас один на сотни и тысячи километров необозримых песков, перекати-полей и ещё каких-то сухих колючек! Картина голых гор, близких и далёких, бескрайних ровных пустынь вызывала во мне всё более невесёлые раздумья. Так много ровной поверхности пустует, томится без дела. Это плохо, жаль земли. Бог дал землю, а работать на ней человеку не под силу. Если бы здесь, в пустыне, кипела жизнь, США были бы ещё могущественнее. А нужно ли мне это, особенно сейчас, когда Америка, обложив Россию агрессивным окружением, пытается вершить судьбу моей страны?

Я, конечно, патриотРодных просторов и широт,Но пустынные равниныИ безводные долиныМою душу омрачили,Опечалилась земля —Не хватает ей теплаЧеловеческой души,Пески молят: «Нас вспаши!»Нужно ль это для меня?Не хочу этого я!

У меня самой безграничные земельные просторы, которые, богатые неисчерпаемыми полезными ресурсами, так притягательны для алчного западного глаза.

Калифорнийское резюмеПоймёшь писателей, художников, поэтов,Когда и как они вершили своей славы апогей,Когда лишь сам пройдёшь горнило этоЦунами мощного эмоций и страстей!

Моё первое соприкосновение с реальным Парижем произошло на площади собора Нотр-Дам-де-Пари.

Вступив на площадь Нотр-Дама,С прикола сорвалась моя душа.Крылья сердца так затрепетали,Я замерла в восторге, не дыша!Моя суть разволновалась,Друзья, я в счастье искупалась!Как много и как мало надоДля душевного парада!2008 год

Фотопаломничеством встретила нас Эйфелева башня! Территория вокруг её, можно сказать, необъятных размеров была заполнена сверхактивными туристами, в спешном порядке выискивающими самые «фотогеничные» фоторакурсы. Мне очень повезло. Я столкнулась с японским фотографом, который снимал некую даму в позе… самой башни. Я тут же подала ему мой фотоаппарат и заимела роскошный снимок, уже в Москве получивший название «Нестройный дуэт граций». Здесь нам рассказали запоминающийся случай из жизни Ги де Мопассана, связанный с Эйфелевой башней. Знаменитая башня Парижа рождалась на свет не просто, а с большим трудом, со спорами и конфликтами вся и всех! Одни восторгались её ажурностью и изяществом. Другие хулили, называли женским чулком. И всё же она взметнулась в 1889 году в день столетия французской революции над Парижем, вознеся собою и Францию. Ги де Мопассана, активного противника башни, увидели однажды, как он поднимался на башню, спросили, почему он здесь, и получили в ответ: «Это единственное место, откуда она не видна!» Блестящее остроумие!