Альтер эго

– Нет смысла бороться, когда все уже предрешено, – произнесла она шепотом. – Я исполнила свое предназначение. И сейчас отчетливо ощутила это. Знаешь почему?

– Объясни мне…

– Твои слова, Катрин! Ты только что сказала, что человек должен бороться за жизнь! Неужели мне все-таки удалось переубедить тебя?! Выходит, ты не безнадежна. – Она попыталась улыбнуться, но уголки губ лишь слабо дрогнули.

– Это правда, ты изменила меня к лучшему. А ведь я так редко говорила слова благодарности, часто была груба… Прости меня!

– Я никогда не обижалась, даже не думай об этом.

– Так многое переменилось во мне с тех пор, как мы познакомились. Я начала оживать…

– Пожалуй, это лучшее, что я могла услышать на прощание. – Голос ее звучал слабо, но был преисполнен безмятежности.

– Не говори о прощании! Позволь мне помочь! Прошу, Лина! Тебе ведь нужен врач…

– Нет, – торопливо произнесла она, словно отмахиваясь от назойливой букашки. – Лучше пообещай мне одну вещь, пожалуйста. Дай слово, что выполнишь просьбу.

– Конечно! Разумеется! – Я, не раздумывая, согласилась.

– Пройди путь ко̀ры вокруг Кайласа. Сделай это, Катрин! Я так долго мечтала прикоснуться к святыне, но не успела…

Я молча смотрела на ее исхудавшее, но по-прежнему одухотворенное лицо и не могла сдержать слез. Если пациент не стремится к выздоровлению, даже лучшие доктора зачастую оказываются бессильны перед болезнью. Воля человека определяет слишком многое.

– Обещаю, – заверила я, несмотря на то, что просьба показалась безрассудной. – Но как же я без тебя?! А знаешь, что, мы вместе пройдем ко̀ру! – Тон оказался неубедительным. Слова, в которые я и сама не верила, прозвучали лживо, натянуто.

– Конечно. – Она слабо кивнула. – Я буду рядом.

– Боже, Лина… – Я отвернулась к окну, тщетно пытаясь скрыть отчаяние.

– В этом месте ты обретешь судьбу. Не спрашивай, откуда я знаю, просто доверься. – В ее голосе и взгляде, в каждой мимолетной интонации и непроизвольном жесте сквозила неиссякаемая убежденность, будто уста изрекали пророчество. – И прекращай плакать. Не люблю прощаться на минорной ноте.

***

Порой мы встречаем людей, которые не задерживаются надолго, но оставляют за собой шлейф исцеляющей энергии, и он впоследствии тянется красной нитью через всю дальнейшую жизнь. Люди – наставники, учителя – мудрые, дарующие познание истин, с магической точностью сделав это в нужное время. Они вспыхивают подобно факелу во тьме и освещают путь, указывают дальнейшее направление, в конце которого брезжит свет. И вот когда мы встаем на верную стезю, они тихо уходят, оставляя нас одних посреди дороги жизни с увесистым багажом новых знаний…

Лина покинула меня спустя неделю. Ее сердце остановилось во сне. Я терзала и корила себя за то, что не была рядом с ней в момент последнего вздоха. Но одновременно благодарила высшие силы за то, что уход ее не был мучительным и долгим.

Нескольких дней хватило, чтобы возненавидеть все то, что я успела искренне полюбить. Больше ничто не держало меня в монастыре. Возможно, только Лина была связующим звеном между мной и этим обособленным мирком, затерявшемся на просторах необъятного мира.

В день похорон меня не покидала мысль, что именно я стала виновником трагедии, невольно сыграв роль главного злодея.

– Я выкачала из нее саму жизнь, обременяя грузом перенесенных невзгод. А у нее ведь хватало собственных…

– Неправда! – уверенно парировал Цэте.

– Не могу больше оставаться здесь, – прошептала я, уткнувшись в его плечо, словно ища спасения от ветра, который норовил того и гляди сбить с ног, и от боли, что неустанно терзала душу. Казалось, сама природа оплакивала потерю.

В ответ он лишь молча обнял меня, передавая через тактильный контакт частичку своего спокойствия, уверенности и мудрости принятия.

Жизнь быстротечна и мимолетна, как взмах птичьего крыла. Согласно волеизъявлению Лины, ее похороны проходили по традиционному для Непала обычаю. Так называемое небесное погребение, когда монахи читают молитвы из Книги Мертвых, способствуя скорейшему продвижению души сквозь бардо5, после чего тело отдают на съедение грифам. Воссоединение с небесами на птичьих крыльях. В этом прощальном акте самопожертвования проявляется вся философия буддизма.

– Таким образом мы отдаем последние долги. С тибетского языка название обряда переводится как «раздача милостыни птицам», – разъяснил Цэте.

– Это ужасно! – Мое неподготовленное сознание наотрез отказывалось принять чуждую традицию.

– Так ли на самом деле важен способ погребения? – Он ответил лишь риторическим вопросом.

– Нельзя же поступать с человеком, как с падалью! В моем понимании этот обряд – настоящее кощунство.

– Все имеет тенденцию к разрушению и завершению. Принцип безукоризненно работает во всех аспектах бытия, не говоря уж о такой хрупкой субстанции, как жизнь отдельно взятого существа. Вы на западе выстраиваете кладбища – целые города мертвых, подобно древнему Некрополю, тщательно блюдете могилы, ставите дорогостоящие памятники. – Цэте рассуждал с добродушной усмешкой, на мой взгляд, совершенно неподобающей ситуации. – Вам кажется, что, водрузив мраморную плиту колоссальных размеров, вы искупите грехи перед тем, кто упокоен под ней. Но умерший не оценит стараний, тогда как одно доброе слово, услышанное при жизни, способно продлить драгоценные годы. Важно только то, что происходит, пока бьется сердце. В отличие от вечной души, тело бренно. Время стирает лица, заставляет забыть имена и даты. Остаются лишь плоды совершенных поступков.

Однажды я осознаю правоту слов мудрого Учителя. Но не в тот злосчастный день, когда разум отказывался воспринимать любые доводы, какими бы убедительными они ни были.

Я получила от этого места все, что оно могло мне дать. Каждый берет ровно столько, сколько способен унести. Кто-то обрел бы здесь свой дом, другой уехал бы, не выдержав, через неделю. Мне же хватило семи месяцев, чтобы понять – я усвоила урок и теперь пришла пора двигаться дальше по пути, предначертанном судьбой. Кто знает, что уготовил новый день. Тем и занимательна жизнь – нам не дано предугадать, что откроется взору за очередным поворотом.

Глава II

Путь вверх и путь вниз – один и тот же путь.

Гераклит

Тибетский городок Дарчен встретил меня пронизывающим до мозга костей ветром, несмолкающим шумом машин и суетой, разыгравшейся на невымощенных тротуарах. Происходящее здесь казалось неуютным и враждебным, впрочем, как и в монастыре первое время. Величайшая сила привычки! Каждый раз перемены пугали меня, и руки невольно начинали опускаться, движимые импульсом страха: «Я так не смогу». Но деваться было некуда – обстоятельства вынуждали адаптироваться к меняющимся условиям.

Дарчен – отправная точка пути для тех, кто желает совершить ко̀ру вокруг священной горы Кайлас, овеянной легендами и тайнами. Я обещала Лине, что выполню ее просьбу, и была настроена решительно.

Ранним утром, когда солнце только поднялось из-за горизонта, я начала свой путь. За три дня мне предстояло пройти пятьдесят три километра, дважды ночуя в кемпингах, оборудованных при местных монастырях специально для путешественников и паломников. Погода стояла промозглая и хмурая, но пейзаж радовал взор, завораживал фундаментальной мощью. Здесь почти не было растительности: ни деревьев, ни кустарников, ни цветов. Лишь небольшие островки иссохших стелящихся трав – жестких и колючих – только такие могли выжить в суровом горном климате и не сломиться под натиском ветра.

Я не тосковала по жизни в Непале. Но с глубокой нежностью вспоминала Цэте – человека, гостеприимно впустившего меня – строптивую чужачку – в свой удивительный мир. Как ребенок, родившись, первой видит мать, так я, оказавшись у стен монастыря в тот далекий дождливый день, изнывающая от усталости и горной болезни, взглянула в его добродушное морщинистое лицо и пошла за ним покорно, ни на миг не усомнившись.

– Не нужно грустить о расставании, – с едва заметной улыбкой сказал он, провожая меня в грядущее странствие. – Помимо материального мира, существует и область глубинного восприятия – метафизическое пространство, где нет расстояний и границ, где не властны земные законы. Мы встретимся там во время медитации, просто подумай обо мне, позови, и я приду.

– Спасибо за все, что сделали для меня!

– Я ничего не сделал. – Он добродушно пожал плечами. – Лишь дал тебе крышу над головой и был честен в наших беседах.

– И то и другое было мне необходимо.

– За хрупкой внешностью я вижу сильный дух. Ты кажешься слабой, но только снаружи. Ты выносливая, настоящий борец.

– Скорее самурай, поспешивший с харакири, – усмехнулась я.

– Ты справишься! А если что, помни – я всегда рядом.

Мы обнялись на прощание, стоя на том самом месте, где встретились впервые. Символично, небо было точно так же затянуто тучами, которые роняли на землю мелкие ледяные капли… Круг замкнулся, пройдя сквозь врата вечности.

***

Спустя около получаса пути с момента начала ко̀ры, я оказалась у небольшого чортена6 с остроконечной вершиной, построенного прямо посреди каменистой, протоптанной множеством ног, дороги. Узкий проем, завешенный амулетами и оберегами – символ начала новой жизни, повторного рождения.

«Пусть все изменится», – прошептала я без особой надежды, проходя это место, священное для приверженцев сразу четырех религий: буддизма, индуизма, джайнизма и шаманского бон.

Среди паломников прижилась традиция оставлять здесь что-то из своих вещей. Обряд призван помочь не отягощать новую жизнь грузом прежних ошибок. Недолго думая, я достала из рюкзака альбом для рисования. Окинув критическим взглядом акварельный пейзаж родного города, без сожалений вырвала лист и положила поверх многочисленных атрибутов прошлого, оставленных здесь другими путешественниками: предметов одежды, украшений, игрушек, книг, блокнотов, страницы которых бесстыдно перебирал ветер. Мой взгляд задержался на фотографии молодого человека в мантии и академической шапочке. С гордым видом будущего профессора он позировал с дипломом в одной руке и бокалом шампанского – в другой. То была лишь часть снимка. Вторая половина, небрежно оторванная, отсутствовала. Судя по всему, рядом с этим высоким жизнерадостным юношей был кто-то еще. Кто-то, кто таким образом решил проститься с давним другом.

«Что заставило так поступить с памятным фото?» – размышляла я, продолжая прерванный путь.

Тропа была по большей части пологой, без крутых подъемов и спусков, но идти оказалось непросто. Многочисленные слои теплой одежды сковывали движения, встречный ветер замедлял скорость, горная болезнь отбирала последние силы. Было тяжело и больно дышать, словно легкие наполнил засушливый грунт, что покрывал здешние земли. Пройдя всего пару часов, я уже изнемогала от усталости. То и дело останавливалась, чтобы отдышаться, присаживалась на острые камни, враждебные и строптивые, не желавшие чувствовать на своих плечах груз человеческого тела.

Солнце уже начало неотвратимый путь за горизонт, когда я добралась до небольшого гостевого дома при монастыре, в котором мне предстояло провести ночь и восстановиться перед новым походом.

Помещение оказалось неотапливаемым, горячая вода отсутствовала. Я рухнула на жесткую кровать, закуталась в тонкое, не дающее тепла одеяло и сквозь полумрак разглядела пар, выходящий из ноздрей на выдохе.

«О каком духовном просветлении может идти речь, когда все мысли сосредоточены на желании отдохнуть и согреться?!»

Мне снилось, что я тону в крови. И лицо Лины с нежной, кроткой улыбкой, излучавшей свет. Она окунула ладонь в алую вязкую жидкость, и вскоре та превратилась в воду – прозрачную, сияющую небесной голубизной. Лина смотрела мне в глаза, пока ее силуэт медленно растворялся в воздухе, и одобрительно кивала. Мое тело постепенно обретало легкость, дыхание выравнивалось. Так я осталась лежать на поверхности кристальной глади озера, терзаемая чувством сожаления за содеянное и сильнейшим желанием жить.

***

Новый день начался с часуймы7. Напиток оказался не из приятных, зато он подействовал куда мощнее, чем привычный кофе: придал бодрости духу и наполнил силами тело. После скромного завтрака я взяла свой потрепанный рюкзак, решительно распахнула дверь и вышла на тропу. Первозданная красота завораживала, пейзажи, казалось, перенесли меня на многие тысячелетия в прошлое, когда не существовало ничего из того, что теперь является основой нашей жизни. Была лишь сама жизнь – прекрасная в своей божественной сути, сотканная из миллиардов частиц Космоса.

Маршрут второго дня по праву считается самым тяжелым за время ко̀ры. Организм не успевает адаптироваться к разреженному воздуху и перепаду давления, в крови катастрофически снижается уровень кислорода. На себе я в полной мере прочувствовала справедливость этого утверждения.

Склон был крутым, а тропу покрывал слой снега, под которым образовалась наледь. Попытки подняться оборачивались сокрушительным поражением, словно сама природа бросала мне вызов. Холод усиливался. Пальцы, сжимавшие рукояти трекинговых палок, потеряли чувствительность. Осознание, что предстоит пройти еще львиную долю намеченной дистанции, отнимало последние силы.

Превозмогая усталость, я поднялась на самую высокую точку пути – перевал Долма Ла. Согласно Тибетской традиции, достигнув именно этого места, человек обретает возможность начать все с нуля. Белый снег символизирует «чистый лист» – этап, когда прощены ошибки прошлого и дарован еще один шанс стать достойнее, мудрее. Увы, на деле жизнь куда запутаннее красиво сложенной легенды. Боль потерь была слишком сильна, а чудеса не торопились случаться.

Во второй половине дня, когда метель почти полностью скрыла обзор, я добралась до монастыря, где была оборудована база для туристов. Неопрятная приземистая постройка уже виднелась на горизонте. Я старалась идти как можно быстрее, но здание, казалось, было лишь плодом фантазии – настойчивые шаги не приближали к цели. Внезапно я почувствовала резкую боль в ноге и упала, растянувшись посреди тропы, где уже не осталось ни одной живой души – все путники благополучно достигли вожделенного пристанища.

Отчего-то, оказавшись лицом к лицу со снежным покровом, припорошившем землю, я вспомнила о Вайле – городе, подарившем мне жизнь, и почти отобравшем ее. Когда-то я любила снег. Он приносил радость. Но все меняется с течением времени. Характер ожесточается, плюс роняет вертикальную черту и переходит в минус. Теперь меня влекло тепло, обещавшее тот забытый уют, оставшийся в далеком детстве, когда белая перина, осевшая на внешней стороне подоконника, искрилась в свете холодного зимнего солнца, а домашний очаг дарил щемящее ощущение защищенности и надежности. Тогда я не осознавала всей его прелести…

– Помочь? – Уверенный мужской голос оборвал мои мысли. Я не слышала приближавшихся шагов, оттого вопрос, казалось, исходил откуда-то с неба.

– Ногу свело, это пройдет, – с ледяной невозмутимостью отозвалась я, не поднимая глаз. Я привыкла полагаться только на собственные силы. Согласие принять чью-то помощь считала проявлением слабости.

Не обращая внимания на мое очевидное стремление отделаться от непрошеного участия, мужчина опустился на корточки рядом со мной:

– Давно тут сидишь?

– Вовсе нет.

– Пойдем, нужно осмотреть ногу.

Капюшон и шарф скрывали бо̀льшую часть его лица. Лишь глаза виднелись отчетливо в обрамлении ресниц, покрытых инеем, словно белой тушью.

«Что за удивительный цвет?! – пронеслось в голове. – То ли лазурный, как океанические волны, то ли грифельно-серый, как грозовые тучи, то ли иссиня-черный – в точности ночное небо. Поразительная смесь оттенков, сосредоточенная на островке радужной оболочки».

– Спасибо, справлюсь сама, – отмахнулась я. По сердцу разлилось щекочущее ощущение стыда: за инфантильное поведение и за физическую слабость.

– Вижу я, как ты справляешься, – насмешливо отозвался мужчина и бесцеремонно приподнял меня на ноги, как безвольную тряпичную куклу. – Осталось не больше сотни метров. Обопрись на меня, потихоньку доберемся.

– Подождала бы, пока полегчает, и спокойно дошла, – бубнила я, стараясь не уронить достоинство. Состояние шока отступило. Теперь я понимала, что всему виной – обыкновенная мышечная судорога, правда, на редкость сильная.

– Так и до обморожения можно досидеться, – парировал, подоспевший вовремя, спаситель. Не согласиться со столь очевидным фактом было сложно.

До пункта назначения мы шли молча: я – сосредоточенно выверяя шаги, он – страхуя от очередного падения. Так же молча мы и распрощались, когда обходительные местные работники прямо с порога увели меня на процедуры восстановления. Массаж с мазью на основе целебного лаврового масла не только реанимировал тело, но и вернул боевой настрой. Недомогание сняло как рукой, более того – меня охватила небывалая легкость, какой я не ощущала уже долгое время.

За массажем последовал душ. Сбросив одежду, пыльную, испачканную в грязи на коленях и локтях – свидетельства частых падений – я встала под ледяную воду. К моему удивлению, я не почувствовала холода, лишь удовольствие от очищения – не только физического, но, казалось, и духовного. Вода будто смывала въевшуюся так глубоко печаль, сожаления о прошлом, вину перед безвременно ушедшими, стыд за свои поступки, боязнь будущего.

Мне захотелось все же поблагодарить непрошеного помощника, но я поняла, что даже не знаю, как он выглядит. Там, под промозглым снежным ветром, детали зимнего гардероба полностью скрывали его лицо – все, кроме глаз-хамелеонов, стремительно менявших оттенки в тусклом свете уходящего дня. Наверное, если бы я задалась целью отыскать его по взгляду среди многочисленных путешественников, собравшихся этим вечером здесь, под одной крышей, я смогла бы это сделать. Глаза его были на редкость живыми. Такое всегда привлекает и выделяет из толпы, в сравнении с теми, кто носит в глазницах недвижимые стеклянные шарики. Ведь мертвое, каким бы идеальным ни было, не может очаровывать. Красота живет внутри. Снаружи – лишь ее отражение.

– Ну, с выздоровлением! – Услышала я, едва выйдя из душевой. Как и предполагала, я тут же узнала его по горящим глазам и по голосу – не менее живому и властному. Какая удача! Он сам нашел меня.

– Как раз хотела поблагодарить. Спасибо за помощь, – проговорила я, смутившись под его пристальным взглядом.

– Зачем же так официально? Пойдем, выпьем чаю, познакомимся как следует, – весело отозвался молодой человек и сделал приглашающий жест в сторону тесного помещения, где толпилось множество туристов, с жадностью притуплявших голод после преодоления выматывающего маршрута.

Что скрывалось за его интересом: банальный флирт, сочувственное участие или же безобидное желание скрасить одиночество в компании случайного попутчика? Мотивы были для меня загадкой. И тем не менее я последовала за ним. В конце концов, обычный диалог двух незнакомых людей не обязывает ни к чему ни одного из них.

– Как самочувствие? – спросил он, отпивая ароматный горячий чай.

– Вполне сносно, благодарю.

– Почему ты решила приехать сюда? Выглядишь не очень подготовленной к таким маршрутам.

– Интересный вывод, – огрызнулась я, отчего-то чувствуя себя как на допросе. – Это личное, нет желания вдаваться в подробности.

– Так, понятно, прошлое под запретом.

– Я и не заикнулась о прошлом. При чем здесь это?

– Не хотел тебя задеть, извини, – пожимая плечами, бросил незнакомец.

Он будто видел меня насквозь. Казалось, его взгляд цепкими щупальцами проникает внутрь моего сердца, хозяйничает там, бесцеремонно препарируя чувства, перекладывая воспоминания с места на место. Рядом с ним я ощущала себя музейным экспонатом, выставленным на публичное обозрение.

– Вовсе и не задел. С чего бы? – отмахнулась я с деланым равнодушием.

– Ну, значит, показалось.

– А что здесь забыл ты? – Я воспользовалась паузой, чтобы сместить фокус внимания.

– Проводить отпуск, ничего не делая – такой досуг не по мне. Для меня лучший отдых – тот, что на пределе возможностей. – Фразы, казалось, были тщательно подготовлены и заучены заранее.

– К чему же такое геройство?

– Доказать, что способен.

– Кому доказать?

– Себе хотя бы…

– Ясно… – В его словах я уловила нечто знакомое мне самой, но не подала виду. – И как, получается?

– Твое спасение прошло успешно, на сегодня миссия выполнена.

– Вот это тщеславие! – Я не сдержала улыбку. – Сама бы справилась, не обольщайся.

– Ну-ну, – саркастично прошептал он, поднеся к губам керамическую чашу. Белесый пар окутал его лицо, растворяя выразительные черты в теплой влажной дымке. Капельки конденсата осели поверх колючей щетины.

– Плюсик в карму, да?

– Не верю в карму.

– Я в принципе и не сомневалась.

– Неужели я так предсказуем?!

– А что насчет чортена Кангни?

– Это что еще такое?

– Ну как же?! Ворота ко̀ры. То самое место, где паломники оставляют что-то из своих вещей.

– Видимо, понимают, что идти в трехдневный поход по горам с набитым рюкзаком – не лучшая идея, вот и избавляются от хлама.

– Очень смешно, – съязвила я. – Так, выходит, ты ничего не оставил?

– Абсолютно ничего. – Он пожал плечами. – Я здесь не ради сомнительных традиций.

– А для чего же?

– Ну, это красивые места. Весомый аргумент?

– Ладно, принимается, – сдалась я. – С этим утверждением бессмысленно спорить.

Он продолжал изучать меня взглядом, внимательно и сосредоточенно, подобно врачу, что анализирует рентгеновский снимок пациента прежде, чем назначить лечение:

– А как насчет тебя? Оставила там что-то?

– Да, но… неважно.

– Видимо, я вновь пересек границу личного пространства?

– Именно!

– Ладно, ладно. – Он поднял руки в примирительном жесте. – А дальше какие планы? Уже завтра маршрут закончится.

– Отдыхать, – расслабленно отозвалась я, представляя, как вскоре окажусь на морском берегу под ласковыми лучами тропического солнца.

– Красноречиво, – усмехнулся назойливый собеседник. – А где, если и это не секрет?

– Нет, и это не секрет, – передразнила я. – Полечу в Таиланд.

– А поконкретней?

– С чего такой интерес?

– Простое любопытство.

– Ну хорошо, в Трат – у меня на это место есть некоторые планы.

– Тоже личные, как я понимаю?

– Ты на редкость проницателен! – Я сделала последний глоток крепкого травяного чая.

– А у меня пока ничего определенного. Хоть ты и не спрашивала… Обожаю свободу выбора и спонтанные действия. – Вновь его слова кольнули узнаванием собственных помыслов. Эта формулировка могла бы стать девизом моей жизни, начиная с судьбоносного решения бросить все и улететь в Непал без обратного билета.

Разговор не клеился. Молодой человек изо всех сил старался увлечь меня беседой, используя не самую удачную тактику, но я была категорически не настроена на шутливый диалог.

После ужина я устроилась в холле, пытаясь сосредоточить внимание на чтении книги, но даже это оказалось куда сложнее, чем должно было быть по всем законам логики. Мысли полностью заняло новое знакомство. Он был красив. Молод, хотя и явно старше меня… Он. Я вдруг поняла, что даже не знаю его имени. Эта деталь придавала образу еще большей загадочности.

Внезапно таинственный «он» вновь очутился рядом, словно мои мысли успели материализоваться в считаные минуты. Не произнося ни слова, незваный спутник бесцеремонно вырвал из моих рук ветхий томик. Взглянув на обложку, рассмеялся – «Тибетская Книга Мертвых». Я тотчас почувствовала прилив гнева. Этот нахальный тип, казалось, был послан самим дьяволом, дабы разрушить результаты моей работы над собой.

– Не знаю, что здесь смешного, – отозвалась я, стараясь сохранить внешнее спокойствие. – Ты, судя по всему, ничего серьезнее журналов о спорте в глаза не видел.

Я забрала книгу и вновь раскрыла на странице с закладкой, которую смастерила, живя в монастыре. Она напоминала о Лине. Вышивка разноцветными нитями на плотной ткани изображала мандалу-лотос – символ чистоты. Родившись в илистой почве, цветок показывается из мутных вод незапятнанным. Так же и сознание – проходя круговорот сансары, достигает просветления.

– «Помни, всякий раз под тобой очень хрупкий тонкий лед, готовый подломиться под тяжестью чувства: что дурного, что хорошего». Это я в спортивном журнале прочел, – съязвил молодой человек, с ходу процитировав одну из мудростей Книги Мертвых. Слова из его уст прозвучали подобно пророчеству.

– Один – ноль, – отозвалась я. Такая осведомленность поражала.

– Удача меня любит. – Он обезоруживающе улыбнулся.

– Тебе не занимать скромности.

– Значение моего имени, только и всего. «Любимый».

– Здо̀рово, – огрызнулась я.

– Ладно, можно просто Дэвид. А лучше – Дэйв, – он протянул руку. – А к тебе как обращаться?