Роззенборк

Георгий Протопопов

Роззенборк

Эта история – о смерти

«Пусть Охра говорит»!

Вы издеваетесь?! Каким, интересно, образом я должна донести до жаждущих в восхищении внимать ушей эту удивительную, невероятную, глубокую, но очень сложную историю? Спасибо, конечно, за честь, и я понимаю, что кому как не мне поведать ее. Кто еще сможет со всей бесконечно искренней полнотой раскрыть суть и смысл всех событий тех ушедших, но незабываемых дней? Многие здесь в той или иной степени были свидетелями и даже полноправными участниками в предстоящем к рассмотрению сюжете, но именно я владею всеми тайнами истории от истоков ее и до самого эстуария, если мне позволено будет так выразиться.

Но в этом и заключается главная сложность, мой дорогой.

Несомненно, история – моя, поскольку в основном она обо мне, именно мне ее рассказывать, но мой голос, мое видение тех давних уже событий может убить всю интригу. А ведь в истории должна быть загадка – так меня учила моя бабушка. И что же, в таком случае, нам делать? Пускай из всех присутствующих ты один пока еще не знаешь разгадки, остальные, я смею надеяться, тоже не откажутся послушать грамотно озвученную историю. Она могла бы быть полифоничной, как буриме, но для большей литературности я предлагаю ввести в структуру повествования до поры безликий образ рассказчика. И потом ты поймешь, почему.

Итак, жила-была одна девушка, и ее звали Охра.

Нет, постой! Так тоже не годится. Получается, я все равно начинаю с себя, а по неназванным пока причинам я должна появиться в истории постепенно. Остальные понимающе улыбаются, а ты за столь сумбурным зачином, надеюсь, еще не растерял свойственного людям от природы любопытства.

Решено! История должна начинаться так:

Глава первая

Была ненастная, ветреная ночь. По узкой горной дороге, опасно вихляя, с трудом пробирался экипаж, запряженный двойкой усталых лошадей. Кромешную тьму лишь едва разгоняли два фонаря на фургоне. Позади что-то погромыхивало время от времени с низким тревожным рокотом: то ли камнепады, то ли начиналась еще невидимая, но приближающаяся гроза. Возница, сутулясь и прячась от непогоды в объемном плаще, напряженно вглядывался в почти непроглядную завесу Никты. Дорога, в этом месте постоянно ведущая под уклон, угрожающе петляла серпантином, ни на миг не давая расслабиться. Справа молчаливой громадиной нависала скала, а слева подстерегал столь же беспросветный обрыв – подчас он был так близко, что камешки из-под колес кареты выскакивали и с шумным журчанием срывались в темную бездну. Редкий путник мог отважиться путешествовать через перевал в такое время.

Но чудо! За очередным безликим поворотом суровые скалы вдруг расступились, и дорога сразу спрямилась, выводя на открытое пространство живописной в иное время суток долины. Это сразу почувствовали и лошади, и возница. Мужественный этот возница обернулся было, чтобы приоткрыть окошко позади себя и сообщить радостную весть своим товарищам, но именно в этот момент с низких косматых туч сорвалась первая молния, на короткий миг серебристо высветив, словно на старом дагерротипе, весь пейзаж горной долины. И хотя возница уже разворачивался, главное он разглядеть все же успел. И без того хмурое его чело в тени капюшона приобрело одновременно задумчивое и тревожное выражение. А затем все окружающее пространство содрогнулось от близкого грома. Подождав пока грохот утихнет, возница отодвинул в сторону задвижку окна и скупо промолвил:

– Впереди замок.

В самом фургоне, освещенном изнутри единственным тусклым фонарем, путешествовали, расположившись с разной степенью комфорта, несколько весьма примечательных личностей, связанных узами нерушимой дружбы. Один из них лежал прямо на полу, правда, поверх заботливо постеленной медвежьей шкуры. Был он статен, молод, красив, но выглядел при этом изможденным и очень бледным, а выразительные глаза его были устало закрыты. Тому виной была недавняя рана, полученная им в неравной схватке. Сейчас одна удивительная женщина чуткими руками как раз меняла ему ледяной компресс на лбу. Но наш молодой человек, хоть и изнывал от ран и веки его были смежены, все же пребывал в сознании и, когда храбрый возница, слегка прищурившись, заглянул внутрь, нашел в себе силы приподнять голову и вопросить с долей потаенной надежды:

– Скажи, милый друг, не виднеются ли там приветливые огни?

Прости, дорогой, я вынуждена прерваться. Просто я смотрю, некоторые тут позволяют себе выразить ничем не оправданное возмущение. Посмотри сам на их ехидные ухмылки. Критики! Да-да, Статус, в частности это касается тебя! И всех вас. Моя история, и я буду вести ее так, как сочту нужным. Что вы вообще понимаете в литературной обработке? Не слушай их, Откад, тебя это ни коим образом не касается. Ты-то понимаешь, что хорошая история должна быть отшлифована как безупречный чистый бриллиант, избавлена от житейской, обыденной, мелочной или, упаси бог, низменной и порочной шелухи. Ты юн и чист, твои уши не должны слышать гадости.

И что вообще значит «не так все было»? Я что, по-вашему, должна ни с того ни с сего удариться в… критический реализм или… не знаю… в поток сознания? Вы смеетесь? В чем проблема? Общая канва соблюдена, претензий нет? Так чего вы еще хотите? Ах, вы так не разговариваете? Ну и что? Какая вообще разница, какие вы на самом деле, главное, какими я вас преподнесу. Порой правда столь неприглядна, что просто необходимо придать ей хоть какого-нибудь лоска.

Но воля ваша! Хотите правды, будет вам правда, неблагодарные мои!

Значит так, Откад, на самом деле возница, когда заглянул внутрь экипажа, произнес следующее: «Какого перепугу в глаза чуть лопнул едва? Больше не полюбил природу».

А в ответ он услышал: «Закрой форточку, собака, не май месяц!»

Так правдивее? А что, Статус, может, мне еще рассказать, в какой «неравной схватке» ты получил свою знаменитую контузию? Хотели же реализма? Рассказать ли о том, как незадачливый орел, пролетая над горной местностью, случайно, а может, и намеренно выронил из клюва черепаху, которая угодила тебе аккурат в непокрытое темечко, когда ты вознамерился счастливо отлить на обочине? Такое вот ранение. Был бы какой-нибудь странствующий философ, убило б на месте, а так – умом слегка повредился, и все.

Кстати, Откад, мой хороший, не могу не заметить, что ты из подобной ситуации выходил с гораздо большим достоинством. До сих пор не могу забыть тот мешок с песком и корю себя нещадно. Но не будем зацикливаться.

Как я понимаю, возражений больше не имеется, и перебивать меня впредь никто не намерен? Вот и славно. Тогда продолжим с учетом ваших нелепых замечаний и того, что я готова принять даже несправедливую критику:

Глава вторая

Молодого человека, лежащего на тряском полу, звали Статус. На тот момент это было единственное его имя. Адъютантом он уже не был, Кошмарен еще не заслужил, а прозвище Женераль также пока не вошло в обиход, хотя новоприобретенная контузия в дальнейшем немало этому поспособствовала.

Женщину, которая меняла ему компресс, все знали как Эскападу. Восхитительная, невероятная, сильная женщина, настоящая воительница, предводительница таких же как она северных воительниц, которых, впрочем, сейчас при ней не было.

Были в фургоне и другие, но о них в свое время.

Когда заслонка окна поспешно закрылась, контуженный Статус, глаза которого до сих пор причудливо разъезжались, спросил слабым голосом:

– Чего он хотел?

Эскапада пожала плечами.

– Кто знает? Какого дьявола он вообще полез на козлы? Водитель хренов.

– Мне плохо, – сказал Статус.

– Ну потерпи, раз уж ты такой неудачник.

– Да нет, ты мне прям в глаза отжимаешь. И чем вообще воняет тряпка?

– Это половая.

– Откуда? Бинтов у нас нет, а тряпка нашлась?

– Ой, вы посмотрите, какая у нас тут принцесса!

– Мне холодно. Руки немеют.

– Не перебарщивай, скотина!

– Это все, конечно, очень хорошо и драматично, заверяю вас, – прозвучал новый голос, – но хочу обратить ваше внимание на то обстоятельство, что наш упрямый эльф, как ни странно, все же нас куда-то доставил.

Голос этот принадлежал одному могущественному магу родом с таинственных южных областей Интраэлии. Звали его Ябы. Выглядел он подобающе: высокий, худой, благородная седина в бороде. Образ дополняли расшитый звездами плащ и остроконечная шляпа. Был при нем и магический посох, но уже давно опытным путем выяснилось, что ничего волшебного в нем как раз и не было – обычная деревяшка. В настоящий момент наш бесконечно колоритный колдун, отодвинув занавеску, пытался высмотреть сквозь тусклое стекло хоть что-нибудь при участившихся всполохах молний.

– А чему тут удивляться? – послышался очередной новый голос. – Дорога-то одна, свернуть некуда.

На сей раз говорил еще один, наравне с Эскападой, могучий воин в их пестрой компании – белокурый, мускулистый, словно высеченный из камня. Злые языки (из их же дружной компании) не единожды уверяли, что в роду его затесались тролли или подгорные гномы, но сам воин, в силу закаленности своего характера, никак не подтверждал, но и не опровергал этот общепризнанный факт. Он носил гордое имя Подбодрилл, а для друзей – просто Рилл.

(Сам ты «просторилл»! Я же просила, не перебивать меня! И хватит скалиться!).

– О, мой друг, – возразил Ябы, – я тебя умоляю! Мы все знаем, насколько настырным бывает наш остроухий товарищ! Даже единственную дорогу легко можно потерять. В его-то случае.

– Лошади идут на автопилоте, – проворчал Рилл. – Я вообще не знаю, зачем он там торчит на холоде. А хотя – догадываюсь.

– Кучера не трожьте! – воскликнула Эскапада. – Он старается!

– Герой, бляха-муха! – покривился Рилл. – А-то я не знаю! Мешок репы он там, небось, заныкал. И точит втихушку.

Стоит заметить, что старый замок, обозначившийся по курсу был виден сейчас только лошадям и вознице, а то, что наблюдал Ябы в боковое окно было похоже на…

– Деревня какая-то, что ли? – задумчиво произнес волшебник. – Что-то не пойму.

– А как выглядит? – поинтересовался Рилл.

– Домики, заборчики, огородики – как-то так.

– Похоже на деревню.

– А я как сказал?

Поскольку безымянный до поры рассказчик владеет большей информацией, чем герои на момент описываемых событий, позволительно будет поделиться малой ее толикой и со слушателями. Вернее, со слушателем, остальные-то тоже давно в курсе. Итак, для справки: деревня возникла стихийным образом давным-давно, еще в незапамятные времена строительства замка, и поначалу была она временным пристанищем различных ремесленников, но потом, как это часто бывает со временными явлениями, вполне успешно зажила на постоянной основе. Тогдашний граф сих земель даже потрудился дать ей какое-никакое имя. Было это так:

«Не пора ли дать поселочку какое-никакое имя?» – спросили у графа.

«Чо?»

«Ладно, сойдет для сельской местности».

С тех пор деревенька так и называлась – Чо. Не слишком аутентичное название для сих широт, но какое есть. К тому времени когда наши героические путники показались в виду ее темных и пустых окон, деревня уже много лет считалась нежилой. Потому что в конечном итоге ничто не вечно.

И еще одно, правда, не знаю, важно ли это сейчас: однажды в этой деревне родилась я.

Просто информация. А засим продолжим прерванное повествование.

Как ты понимаешь, представлены еще не все персонажи. Были в фургоне и другие люди, которые пока что не участвовали в завязавшейся беседе. Например, Вера Кубизма и Люба Харизма – наши изумительные близняшки, наши няшные ангелочки.

(Я попросила бы вас! «Хитрожопые сучки» звучит неуместно и унизительно! Ну и что, что это вы сами о себе? Позвольте мне рисовать так, как я вижу!).

Теперь, когда, кажется, что-то изменилось в выматывающей монотонности их долгого путешествия, сестры оживились.

– Срочно поворачиваем к первому же, – сказала Вера.

– Мотелю, – сказала Люба. – Но только.

– Приличному. Это.

– Не обсуждается.

– А что там? – немного оживился на полу бледный и изнуренный Статус. – Кто сказал «ресторан, вино и девки»?

Волшебник Ябы отвернул свою многомудрую голову от окна, задумчиво пошамкал губами в бороде и произнес:

– Оно бы, конечно, неплохо, исключительно неплохо, а горячий ужин особенно бы не помешал, но что-то подсказывает, что едва ли там кто-нибудь готовился к торжественной встрече с нами.

– Почему ты подумал такую плохую вещь? – спросил Рилл.

– Ну… темновато там. Или все спят, или никого нет.

– Или затаились, – зловещим тоном произнесла Эскапада. Идеально чувственные губы ее медленно растянулись в хищной улыбке.

– Уберите тряпку, – попросил Статус. – Я приободрился.

– Мало кто замечает, что и корпускулярная, и волновая теории одинаково мало и недостоверно отражают действительность. Что имелось в виду под словом «темновато»?

На сей раз голос принадлежал Эксцесу Карме – пожалуй, самому неоднозначному персонажу в их дружном коллективе. И, пожалуй, это все, что можно сказать о нем без катастрофических последствий для психики. Так что, побережем наши чувства, мимоходом отметив лишь, что был (и остается) он по-своему ценим и дорог в их тесном сообществе, хотя само его присутствие вызывало (и по-прежнему вызывает) самые противоречивые эмоциональные отклики (на что он, кажется, не обижается, но в его случае ни в чем нельзя быть уверенным наверняка).

(И хорошо, что его сейчас здесь нет, правда? А, кстати, Рилл, если капитан сейчас ты, почему кораблем по-прежнему управляет Эксцес?).

Следует понимать, что реакция на Карму зиждется в самых древних, диких, практически бессознательных областях мозга, можно сказать, первобытного мозга рептилии, еще не обремененного тонкой оболочкой человечности. Реакция эта всецело инстинктивна, поэтому ничьей вины в этом нет. Вот и в описываемый период ничего экстраординарного не произошло. Просто после спокойных и тихих слов Эксцеса все привычно и предсказуемо всполошились – кто больше, кто меньше. Как минимум, всех передернуло, а болезненный, но до этого кажущийся почти умиротворенным Статус вскочил с пола и заколотил в переднюю стенку фургона, а волшебник Ябы попытался на ходу выйти в дверь.

– Фу-ты, блинский, – пропыхтел маг, опомнившись и переведя дух, – забыл, что ты с нами. Так хорошо было.

Статус, однако же, продолжал стучать и кричать:

– Поворачивай нахрен! Поворачивай!

Отодвинулась узкая заслонка, и показалось обеспокоенное лицо возницы.

–В чем хорошо непонятно? – спросил он встревоженно, таращась из-под капюшона красивым и каким-то особенно безумным глазом.

До сих пор не представленный, каковое упущение пора исправить, возница был чистокровным эльфом по имени Элифалиэль, что по умолчанию подразумевало врожденную утонченность, красоту и стиль. Надо сказать, что наш эльф всецело соответствовал стереотипным представлениям, но была (и остается) у него одна особенность: он позиционировал себя как веган, а говоря более корректно, вегетарианец. Впрочем, время его каминг-аута осталось в далеком прошлом, и уже давно его принадлежность признавалась всеми и воспринималась как данность. Поэтому не будем заострять на ней внимание. В конце концов каждый имеет право на самоопределение. Можно только добавить, что пикантная эта особенность удивительным образом даже добавляла ему некоторого шарма к пресловутому эльфийскому стилю. Хотя остальные эльфы могли бы и не согласиться. Но, так или иначе, в этой компании все были единственными и неповторимыми в своем роде. Что, впрочем, не делало их маргиналами. Или делало, смотря что подразумевать под этим расплывчатым термином.

– Вертай к деревне, губошлепище! – орал отчего-то перепуганный Статус.

– Ой-ой отказать плохой деревешко, – возражал ему невозмутимый возница-эльф, – красивая домишко нравится перед.

– Упоролся, как всегда, – обернулся к товарищам Статус. – Что он сказал?

Эскапада задумчиво свела брови.

– Он крайне взволнован, – сказала она, – и, кажется, что-то жует. Очевидно, заедает стресс. А я ведь предупреждала, что роль он себе выбрал не из легких. Здесь нужна особая сноровка. Ехал бы лучше с нами. Будь снисходителен, ему сейчас нелегко.

– Ему вообще нелегко по жизни, но что конкретно он сказал?

– А что ты услышал?

– Что-то про таинственный замок, я толком не вслушивался.

– Мы – тем более, нам это нафиг не надо! – хохотнул Рилл.

Вера и Люба синхронно захлопали в ладоши.

– Это даже лучше, чем.

– Захолустная деревня. А если это не.

– Замок, а дворец, то вообще.

– Замечательно. Может, там даже.

– Найдется горячая ванна. У нас есть.

– Бомбочки для ванны.

– У вас есть просто бомбочки, – сказала Эскапада. – Они ни разу не для ванны. Спросите у Ябы, это же он схимичил.

– Ничего не могу подтвердить, – возразил волшебник. – Ваши обвинения голословны.

– А что там с замком или дворцом? – поинтересовался Статус. – Или мне одному это интересно? Вы же видите, мне плохо, я серьезно болен, и несмотря ни на что…

Эскапада всплеснула руками.

– Вот опять он заныл!

– А далеко до замка? – спросил Рилл. – Если далековато, то лучше к селянкам.

Статус снова повернулся к окошку.

– Эй, ты еще с нами? Что скажешь?

– Говоря недалече! – ответил эльф и отчего-то счастливо рассмеялся.

– В каких единицах рассчитан тригонометрический параллакс? – подал голос Эксцес Карма. – Учитывается ли неравенство элементов?

Все дружно вскрикнули, а колдун Ябы даже завопил:

– Выпустите меня отсюда!

Но, поскольку все они были достаточно закаленными людьми, а также давно знали Карму, успев приобрести устойчивую привычку, очень быстро атмосфера внутри экипажа нормализовалась. Общий позитивный и благодушный настрой слегка приземлил только Статус, который имел очень задумчивый, если не сказать глубокомысленный вид, а на самом деле, быть может, просто не совсем успешно пытался сфокусировать разъезжающийся взгляд на чьем-либо лице, при этом мечтая, как он сам впоследствии признавался, снова прилечь и прикидывая, как упасть в обморок, чтобы это выглядело не слишком театрально. Он сказал:

– И все же, друзья мои, что там впереди?

С его точки зрения это был во многом риторический и всего лишь отвлекающий вопрос, но на самом деле он был очень важен. А потому самое время немного сместить угол зрения в нашей развертывающейся экспозиции:

Глава третья

Итак, наши герои приближались к таинственному замку.

В живописной долине, как в чаше, лежало не особенно большое и почти идеально круглое озеро. И настолько же почти идеально в центре озера расположился остров – скорее даже, одинокая отвесная скала. К ней вел высокий каменный мост, который почти упирался в массивные кованые ворота, расположенные между двух узких шпилеобразных башен. За этими воротами и башнями возвышался во всей своей мрачной каменной красе и сам замок. Он словно бы вырастал из древней скалы и тянулся к небу своими стенами, колоннами, башенками и длинными стрельчатыми окнами. И все это было богато украшено разнообразными элементами декора в виде фресок и барельефов, а также многочисленных скульптур, изображающих различных химер и горгулий, угрюмо и грозно взирающих с карнизов и контрфорсов. То есть, можно смело утверждать, что изначальная защитная функция, например, выражаемая в общей неприступности стен и в том, что каменный мост превращался у ворот в подъемный деревянный, со временем стала для замка неосновной. И это действительно роднило его с иными роскошными дворцами.

В то же время сложно было причислить замок к подлинным шедеврам зодчества, потому что при всем своем зловещем великолепии, казался он чрезмерно тяжеловесным, несмотря на свои высокие своды, большие витражные окна и все эти аркбутаны, призванные придать ему воздушности и устремленности к небесам, и производил несколько гнетущее впечатление. Но, вполне вероятно, так и было задумано.

Для информации: на меня он такого впечатления не производил. С самого моего рождения он был для меня и для прочих жителей близлежащего поселения всего лишь одной из привычных деталей пейзажа. Но нельзя также и сказать, что при этом он не внушал некоторый трепет. Поскольку в этом и было назначение его архитектуры.

Замок этот назывался Роззенборк.

История его уходила в глубь времен по крайней мере на несколько сотен лет. За долгие годы замок не единожды перестраивался, пока наконец не приобрел тот завершенный вид, в котором застали его наши герои. Основало его одно некогда влиятельное в этих краях семейство. По некоему странному совпадению они тоже звались Роззенборки. Может статься, в этом и не было случайности, но по прошествии стольких лет сложно что-либо утверждать однозначно. Можно только сделать вывод, что с креативом у них, видимо, было не очень. Потому что даже озеро, над которым высился замок, носило то же имя.

Я вам больше скажу: вся долина так называлась. Да что там долина – почти каждый житель деревни звался ровно также, причем это могло быть именем, фамилией или национальностью, а зачастую всем вместе. И, о чем уже говорилось, из этого стройного ряда выбивалось только название деревни – бывшего рабочего поселочка. Так что, справедливости ради, должно признать, что креатив в какой-то степени все же присутствовал. Иногда Роззенборки жгли напалмом.

Но, если интересно, милый Откад, и об этом, так уж вышло, я сейчас говорю тебе впервые, моя фамилия тоже Роззенборк. Однако я искренне надеюсь, что все остальные проявят несвойственное им понимание и не будут впредь звать меня так. Тому, как почти все вы знаете, есть причины.

Остается добавить, что и семейство – все эти могучие графы и графини, – и деревня, и все вокруг со временем пришло в упадок. Так уж устроен наш мир, что все в нем когда-то знавало лучшие времена. Это столь же верно, как смена дня и ночи, поэтому засим можно без излишней философии вернуться к отважным смельчакам, которые продолжали приближаться к замку:

Глава четвертая

Когда неутомимые лошади зацокали копытами по булыжникам моста, пошел дождь. Молнии продолжали едва ли не ежесекундно пылать в небесах, но и без того невеликая видимость упала практически до нуля. Это обстоятельство нисколько не смущало неугомонного эльфа, который под проливными струями дождя энергично подстегивал лошадей и весело на них покрикивал:

– Пошевеливай для кому говорят! Лечись как птичка!

В фургоне же разговоры почти прекратились, поскольку слишком уж усилился грохот и слишком уж тряской сделалась дорога.

Статус так и не придумал, как ему снова прилечь, чтобы это не показалось малодушием или чем-то наигранным, и чтобы Эскапада не начала его пинать, и сейчас он по-прежнему стоял на ногах, и его мотало от стены к стене. Если бы это продолжалось еще какое-то время, ему не пришлось бы ни о чем беспокоиться – сознание могло покинуть его по-настоящему. Но вот копыта коней глухо застучали по дубовому настилу, и наших героев хотя бы перестало так трясти. К большому и непонятому никем счастью для всех, подъемная часть моста оказалась милосердно опущена. Потому что Элифалиэль, судя по всему, ничего не заметил и не заметил бы ни при каких обстоятельствах.

(«Даже если бы сияло солнышко, и воздух был прозрачен и чист», – это не мои слова, и я тактично не возьмусь их комментировать).

Также к счастью было и то, что ни одна доска не сгнила, и настил все еще был крепок, но об этом, кажется, вообще никто беспокоиться не собирался.

И таким образом, без особых приключений экипаж остановился у главных ворот. Через некоторое время послышалась возня, открылась дверь, и наружу первым высунулся Статус. Порывистые потоки дождя сразу же окатили его слепо запрокинутое к небу лицо. Статус сморщился.

– Ой, как здесь плохо! – воскликнул он и предпринял попытку попятиться, но его остановила Эскапада.

– Шагай уже! – крикнула она в импульсивном нетерпении и не упустила случай подкрепить свою просьбу смачным пинком.

Статус, получив должное ускорение, отправился прямиком на улицу и растянулся в ближайшей луже. Это оказалось несложно, потому что, в сущности, все вокруг стало одной гигантской лужей.

– Помогите! – возопил он. – Я же ранен!

– Ты молодец, – сказала Эскапада не без теплоты. – Не щадишь себя. Не забываешь, что мы на службе и не должны пасовать перед тяготами.

Статус перестал пускать пузыри, повернул голову и оскалился.

– Не заставляй меня испытывать неуместные приступы ностальгии. Вот не твои это слова. А я знаю, чьи.