Клеопатра

Царь по-доброму немного завидовал своей дочке, отмечая про себя то, что она в десятилетнем возрасте уже была более начитана и образованна, нежели он сам – в зрелом.

Незаметно Клеопатра стала одним из его советников и выполняла своеобразные функции секретаря и переводчика. Птолемей Теос Филопатор Филадельф Неос Дионис стал всё чаще и чаще появляться с ней на праздниках, официальных приёмах, где она неизменно находилась подле него.

Его разгульная жизнь, безусловно, не могла оставаться для неё незаметной. Но у юной царевны хватало мудрости не перечить ему, а просто не замечать его маленькие слабости, а в некоторых случаях, она напротив даже поддерживала отца. Это, прежде всего, касалось увлечений, которые считались не достойными божественного фараона, например, игре на флейте, либо, когда он принимал участие в театральных постановках, ну и, конечно, танцах вместе со своими слугами.

И если младшая дочь царя становилась его опорой и гордостью, была образованна, смышлена, то разительным контрастом была старшая дочь правителя Береника.

Она была на восемь лет старше Клеопатры. Законнорождённая очень эффектная, грациозная, красавица не обладала и десятой доли тех талантов и умений, коими славилась младшая сводная сестра. Ленивая, эгоистичная, ничего не замечающая, кроме себя в этом мире, Береника проводила всё своё время в сплетнях и развлечениях со своими слугами. Она подбирала людей в свою свиту только за умения льстить и воспевать её красоту.

Впрочем, у неё тоже были увлечения. И если Клеопатра искала их и находила в духовной составляющей, развивая себя, то её сестра исключительно в материальной. Блеск драгоценных камней и золото вдохновляли её больше, чем мудрость древних свитков.

Сестры практически не разговаривали друг с другом, и этому были свои объяснения. Береника презирала Клеопатру, давая ей различные прозвища, считая крысиным хвостом отца. Клеопатра в ответ видела свою старшую сестру чрезвычайно пустой.

Впрочем, предпосылки таких отношений зародилась ещё до рождения Клеопатры и причиной тому был сам Птолемей, который перестал делить ложе со своей законной супругой, матерью Береники и потерял голову от своей новой красивой наложницы, будущей матери Клеопатры. Возвысив любовницу он буквально сверг с трона свою супругу, которая повредилась рассудком и была отдана на принудительное лечение жрецам в один из храмов Александрии, где вскоре отдала богам свою душу и отправилась на поля Иалу. Царь нисколько не скорбел. Похоже он даже обрадовался так как это развязало ему руки. Все это видела Береника, хоть к тому времени и была ещё совсем маленькой. Она возненавидела отца.

Когда же на свет появилась Клеопатра, эта ненависть перекинулась и на неё.

Клеопатра отлично помнила, когда, оставшись наедине в трехлетнем возрасте, старшая сестра, играя с ней, пугала её, надевая страшные маски гиксосов и украдкой щипала, доводя до слез. До поры до времени все это можно было списать на детские шалости, забавы неразумного ребенка, но шло время, которое не добавляло Беренике разум и только слепой не мог узреть это. Назревал серьёзный конфликт. Береника Эпифания была мстительной и жестокой. Клеопатра стала ей мешать.

Чувство ревности жгло сердце Береники каленым железом. Задыхаясь от ненависти и, раздуваясь, как болотная жаба, она стала видеть в своей сестре конкурентку. С отцом у Береники были по прежнему натянутые отношения. Такие же отношения у нее были и со своей мачехой. После смерти матери Клеопатры, Птолемей не долго горевал и вскоре снова обзавелся молоденькой супругой, Клеопатрой Трифеной, которая обладая некой мудростью и зная историю своих предшественниц, старалась не мешать своему царю весело проводить время и долго была лишь его бледной тенью. Она сносила неверность Птолемея как должное и во всём старалась ему угодить. Царь и царица практически не появлялись вместе на торжественных приемах, и многие из подданных даже забыли о существовании Клеопатры Трифены, вспоминая о ней только тогда, когда на свет божий появлялось очередное царское дитя от божественного фараона.

Вражда между дочками Птолемея между тем достигла своего апогея, и вот однажды ранним утром произошел страшный случай, виновником которого многие догадливые люди посчитали старшую дочь.

В спальных покоях, где отдыхала Клеопатра, был обнаружен ядовитый аспид. Змею заметила одна из нянек. Гад, свившись клубком, лежал рядом со спавшим ребенком. Удивительно, но кобра, находившаяся столько времени наедине с царевной, не тронула её. Царское дитя нисколько не пострадало.

Птолемей был взбешен, он подобно Зевсу метал гром и молнии. Змеи были не редкостью в Египте, недалеко от царского сада был целый террариум с различными пресмыкающимися, а в зоопарках дворца было много опасных хищников, но за ними внимательно следили. Очень много полетело бы голов со слуг Клеопатры, если бы она не заступилась за них и не попросила царя о милости. Скрепя сердце Птолемей согласился, однако негласно всё же приказал расследовать этот случай. Но кто пронёс змею в царские покои, так и осталось загадкой.

– Божественный владыка, – посетовад тогда царю его тайный советник Мардиан, – присмотрись к окружению своей старшей дочери. Возможно, там и кроется ответ на этот вопрос.

Царь, хоть и был недоволен таким предложением евнуха, все-таки последовал ему. Теперь о каждом шаге Береники его информировали осведомители. Почувствовала это и царевна. Она стала крайне осторожней. Так между отцом и старшей дочкой выросла настоящая стена, которая по мере взросления Клеопатры становилась всё выше и толще.

У Клеопатры были ещё братья и одна сестра по имени Арсиноя. Мальчики не представляли никакого интереса в силу их малолетства. На момент описываемых событий один из них только делал свои первые робкие шаги, изучая окружающий мир, а другой потрясал воздух, захлебываясь громким рёвом. Другое дело сестра! Арсиноя, этот хрупкий цветок лотоса, с золотыми волосами, появилась на свет двумя годами позже Клеопатры. Событие это, хоть и было отмечено празднованиями, но они по пышности значительно уступали тем, которые последовали, когда родилась Клеопатра. У них были разные матери и, тем не менее, девочки до поры до времени лояльно относились друг к другу, даже дружили, хотя воспитывали их порознь. Арсиноя не проявляла такой жажды к знаниям, как её сестра. Детство ребёнка всецело было посвящено играм, игрушкам и другим развлечениям. Береника не видела в этом существе, как она иногда называла Арсиною, никакой для себя угрозы.

Глава V. Путешествие в Та-Инд-Нетерт

Небольшой город Верхнего Египта Тентира (Та-Инд-Нетерт),16 который располагался практически в самом сердце Египта, на побережье великого Нила, был известен, прежде всего как центр культа богини Хатхор. Эта богиня являлась одной из самых почитаемых в «любимой земле» ей принадлежали бескрайние небеса. Считалось, что она приносит радость, любовь и покровительствует танцорам.

Вместе со своим супругом, богом неба и солнца Хором, Хатхор являлась защитницей фараонов. Она даровала плодородие всем живущим на этой земле.

В древнейший период эта богиня представлялась в виде священной коровы, родившей солнце. Свет произошел от Хатхор, гласили старые легенды.

Местом «Золотой богини» был необычайно красивый храмовый комплекс, который был известен с древнейших времен. Многие из фараонов заботились и сохраняли древнее святилище, не забывая его расширять. Древние надписи в криптах хранят слова благодарности от жрецов своим правителям. Так, например, осталось в веках имя фараона Пепи I. Он получил титул «Возлюбленный Хатхор», так как храм был значительно укреплен при его правлении.

На протяжении многих веков величественный храм Хатхор активно строился и перестраивался, но по-настоящему вторую жизнь он получил при правлении македонских царей. Несмотря на эллинистическую культуру и воспитание, Птолемеи всё же поддерживали древние традиции Египта, и реконструкция храма в Тентире являлась тому подтверждением. Порядка двухсот лет шло его новое строительство, и в правлении Птолемея Теос Филопатора Филадельфа Неос Диониса оно подходило к концу.

Не только сам божественный фараон, но и члены царской семьи активно поддерживали храм Хатхор, жертвуя немалые суммы его жрецам. Особо в этом усердствовала старшая дочь царя. Береника знала, что её усилия не останутся напрасными и надеялась на особое их расположение. Практически каждый месяц в храм отправлялись различные богатые дары, а в ответ приходили заверения о преданности царскому дому. Жрецы ждали приезд Береники, чтобы по особенному отблагодарить её.

Приближался Новый год. Египтяне любили этот праздник и отмечали его, ориентируясь прежде всего на свою главную реку Нил, которая кормила и поила жителей страны Та-Кемет. В тот момент, когда восходила священная для египтян звезда Сириус и разливалась священная река, наступал этот великолепный праздник. Воды Нила в это время считались чудодейственными, ими наполняли специальные сосуды, святой водой из Нила лечили, её носили внутри специальных талисманов. Большое празднование Нового года проходило и в храме Хатхор. Его никак не мог пропустить властитель Египта, который вместе со своей свитой в один из таких дней и отправился с визитом в этот далекий город. В Египте осталась его супруга Клеопатра с малолетними детьми Птолемеями и младшей царевной Арсиноей.

Путешествие ожидалось долгим. Флотилия великого божественного фараона насчитывала более десяти разномастных судов во главе с гигантским флагманом «Хапи», длиною четыре стадии.17 Его борта возвышались над водой на десять царских локтей.18

На этом судне с яркими фиолетовыми парусами, борта которого сверкали позолотой сияющей на солнце, и проводил время божественный фараон во время своей поездки. Вино и танцы сопровождали его с обеда и до полуночи. Царский корабль мучительно скрипел и трещал по швам, сотрясаясь от музыки, смеха, пения, той кутерьмы, которую устроил фараон, дабы его путешествие не проходило скучно.

Во флотилии, направившейся в Тентиру, было несколько и боевых военных судов. Царскую колонну охранения возглавляла двухмачтовая пентера, нос которой украшал хвост скорпиона, на ней расположился штаб командующего флотом Армония.

Вместе со своими подчиненными Армоний отдыхал на кормовом мостике, под полукруглым веером, прикрепленным к древку длинного посоха. Командующий был уже изрядно дряхл. Его белая борода, словно мох, овила все его лицо, словно дерево, закрывая губы и скрывая шею. Всю свою жизнь он отдал служению дому Птолемеев. Удивить этого повидавшего на своем веку старца было практически невозможно, а поэтому флотоводец не обращал никакого внимания на грохочущие звуки, доносившиеся с царского корабля.

Жмурясь на солнышке и грея кости, он лишь изредка вслух высказывал свои сторонние житейские наблюдения. Нил был спокоен. Лишь опускающиеся по команде весла кораблей вызывали небольшое недовольство у великой реки, воды которой словно морщились от их прикосновений.

– Вода цвета крови. Хороший наплыв, хвала Анукет,19 – удовлетворенно заметил Армоний, глядя на ржавые воды. – Когда он отступит, крестьянам останется добрая почва.

– Нил создал эту страну, – вторил ему один из военачальников сухопутных войск Ахилла. – Он кормит, поит и карает. Когда черни нечего есть, она берётся за камни и палки.

Ахилла вспомнил, как несколько лет назад из-за недостаточного паводка были страшные неурожаи, которые сопровождались болезнями и голодом среди населения. Они стали причиной крестьянских бунтов, в подавлении которых ему пришлось принимать участие. Всё это так ярко пролетело у него в памяти, что он решил больше не развивать эту тему.

– Все мы зависим от божественной реки и воли мудрого Сераписа,20 – вставил своё слово Армоний и погрузился в сладкую старческую дремоту.

Береника Эпифания со своей свитой находилась на отдельном торговом корабле. В трюмах его перевозили богатые дары, предназначавшиеся храму богини Хатхор. Это были пожертвования, собранные жителями «любимой земли», и подарки от царского двора. Она демонстративно отказалась быть на одном судне со своим отцом и сейчас в окружении своих слуг, забавлялась с котенком берберийского льва, которого подарил царице Потин.

Царский евнух всё чаще появлялся в её окружении став советником в некоторых пикантных вопросах. Она стала ему доверять. Царевну подкупало его рвение и услужливость, кроме того, богатый жизненный опыт. Ей показались интересными связи евнуха с низшими слоями общества, которые, по словам Потина, обожали старшую дочь царя. «Этот человек не так прост, как мне показалось вначале», – думала Береника, разглядывая своего нового фаворита. Она поймала себя на мысли, что уже не обращает внимания на его безобразную отталкивающую внешность. «Разумеется, он хочет моего покровительства, а потому и лезет из кожи вон, чтобы его получить. Что-ж пусть старается».

Окружение Береники, которое поначалу относилось к толстяку с неким пренебрежением, видя изменившееся отношение к нему их госпожи, также признали Потина и более того стали перед ним всячески заискивать. Евнух всё это чувствовал и быстро осваивался в новой роли. Свое будущее Потин уже определил. Учитывая шаткость царского трона, он твердо поставил на старшую дочь фараона, а потому стал медленно и осторожно «раскачивать лодку», внушая Беренике мысли о её избранности.

– Он вырастет и станет правителем пустыни, – сладким голосом вещал Потин, трепя загривок дикой кошки.

– Если к этому времени останется цел, – прищурила глаза Береника, под смех своих служанок, которые тискали львёнка со всех сторон.

– Лучше не бояться и лежать на соломе, чем жить в постоянной тревоге на золотом ложе, – парировал евнух.

Царевна ничего не ответила, сделав вид, что не расслышала его слов, однако её выдала кривая улыбка, которая поползла по лицу. Казалось, ум молодой госпожи был занят только красивыми вещами и побрякушками, и эта женщина не способна была мыслить с прицелом на будущее, но Береника была не так уж и глупа. Мысли о том, чтобы стать единственной правительницей страны уже давно водили хоровод в её голове. Однако осторожность пока брала верх.

– Любимую дочь богов по приезду в Тентиру ждёт хорошая новость, – продолжал сладко стелить Потин. Я договорился обо всём с главными жрецами храма, и они обещали преподнести ей настоящий царский подарок.

– Ты уже принимаешь решения за меня? – притворно сурово спросила она. – Что меня ждет в Тентире?

– Позволь мне не раскрывать тайну, это будет приятная неожиданность.

– Смотрите, смотрите, кто-то вывалился с царского корабля, – взвизгнула одна из служанок Береники. Все повыскакивали со своих мест и с интересом стали наблюдать за барахтающимся в воде человеком.

– Похоже, у крокодилов сейчас будет вкусный обед, – под дружный хохот объявил толстый Потин. – Любопытное зрелище, советую его не пропустить! Эти животные такие изобретательные!

Вторая дочь фараона Клеопатра находилась в это время на корабле отца «Хапи». В окружении своих наставников и грека Ксанфия она вышла на палубу после окончания их лекций по риторике. Легкий бриз развивал её темные волосы. Воздух был изумительно свежим, и Клеопатра жадно глотала его. Погода стремительно менялась. На небе с востока, словно хищная птица, стремительно летела пепельного цвета туча, и с одного её крыла уже где-то недалеко полоскал дождь.

– Молю тебя Зевс пошли гром и молнии и успокой этих плясунов, – брюзжал грек, выражая своё недовольство атмосферой, царящей на царском корабле. – Постижение наук не терпит такого шума. Как можно говорить о великом, слыша эти пьяные визги, и видеть шатающихся по палубе безумных людей? – лицо старика было похоже на почерневший финик.

– Будь терпимее, милый учитель. Праздник уже заканчивается, – улыбнулась Клеопатра. – И мне он нисколько не мешает. Я слышу только твой недовольный голос, от которого меня ничто не может отвлечь. Даже если по палубе будут бегать бегемоты.

– И все же я выражу своё недовольство царю. Это мешает нашим урокам, – продолжал горячиться грек.

– Вы только посмотрите на этого дурака, зачем он туда полез? – воскликнул вдруг преподаватель по математике и личный секретарь дочки царя Диомед, указывая на одного изрядно выпившего придворного, который, чтобы продемонстрировать свою удаль под смех двух дам, карабкался на борт корабля. – О боги, какой ужас! Ну вот, что и требовалось ожидать, он упал в воду!

Пьяный молодой человек, отчаянно бултыхаясь, истошно вопил о помощи. Но всё было тщетно. Ничего, кроме праздного любопытства, его крики не вызывали. На него смотрели, показывали руками, его обсуждали, как что-то уже совершенно не нужное и бесполезное.

– Что двигало этим несчастным? Обыкновенная глупость! Теперь либо его раздавят идущие за нами корабли, либо он утонет, обессилев, – заключил Диомед.

– Меня возмущает ваше безразличие? Необходимо его спасти! – решительно заявила Клеопатра своим учителям.

Те недоуменно переглянулись между собой, на их лицах читалась глубокая растерянность. Никогда они еще не слышали таких жестких, повелительных ноток в голосе у своей воспитанницы.

– Мы же сами не прыгнем за ним в воду, – несмело пискнул Диомед. – Я не умею плавать.

– Госпожа, плавание тоже никогда не было моей сильной стороной, – сконфуженно молвил Ксанфий.

– Мой учитель боится запутаться в бороде и что она потянет его ко дну? – съязвила Клеопатра. – Не надо оправданий! Я приказываю спасти этого человека, – твердо настаивала на своём девочка.

Ксанфий без лишних слов бросился к капитанскому мостику. За ним побежали несколько воспитателей дочки фараона. Там отчаянно жестикулируя, они вступили в перепалку с капитаном. Доводы грека были услышаны, и вскоре команда из нескольких слуг погрузилась на вспомогательную лодку, которую имел «Хапи».

Через несколько минут лодка отчалила от корабля и заработала веслами. Те, кто находился на палубе, внимательно наблюдали за развернувшейся спасательной операцией. Клеопатра, скрестив руки на груди, молчала и, не отрываясь, смотрела, как борт приближался к обезумевшему и потерявшему уже всякую надежду на спасение утопающему.

Шансов выжить у тонущего человека было немного, силы покидали его, но большую опасность в это время представляли собой кровавые воды Нила, которые всегда были полны крокодилами. Однако речные твари на данный момент проявили удивительную беспечность или занятость, так или иначе обед из пьяного дурака не входил в их планы. Придворный родился под счастливой звездой, он выжил, и его подобрали спасатели. Через полчаса мокрый и жалкий, на трясущихся ногах, он стоял на палубе «Хапи», судорожно всхлипывая.

– Благодари богов и дочь нашего великого фараона, несчастный, – кричал на него Ксанфий, который готов был разорвать этого человека и тем самым выполнить работу за потерявшихся крокодилов. Спасённым оказался некий Алексас, он был одним из артистов придворной театральной труппы. Бросившись в ноги царевны, он что-то невнятно бормотал, повторяя множество раз её имя и посылая благодарности богам.

Клеопатра отстранилась от него и коротко бросила Ксанфию и Диомеду:

– Благодарю вас. Проследите за судьбой этого человека и накажите его за столь глупый поступок, но не бросайте снова в воды Нила, – последние слова она произнесла с еле заметной улыбкой.

Дальнейшее путешествие фараона и его свиты более не было отмечено никакими происшествиями за исключениями мелких, которые, право, не стоят упоминания.

В Фивах, в бывшей некогда столице «Любимой земли» фараона ждал торжественный прием. Толпы подданных приветствовали его хвалебными песнопениями, а жрецы и придворная знать устроили грандиозный праздник с волшебными огнями. Но сам Птолемей так и не вступил на эту землю своими божественными ногами. В закрытом паланкине его утомленное с перекошенным зеленым лицом тело было доставлено во дворец местного вельможи, где стало проходить курс полного очищения. Возле него кудахтали придворные лекари, а он тяжко кряхтел, словно объевшийся помоев боров, отлеживающийся на куче теплого навоза, не показываясь на публике.

Зато своего не упустила Береника. По настоятельным просьбам Потина она торжественно выходила в свет, появляясь в значимых местах этого города, возглавляя торжественные процессии и щедро раздавая милостыню. Рядом с ней гордо шествовал евнух.

Появление Береники сопровождалось громкими звуками серебряных труб. Впереди следовали глашатаи, комментируя каждое действие царевны.

– Возрадуйтесь, смиренные жители Фив. Сама дочь фараона, любимица Хатхор сошла до вас! – громогласно объявляли они. Затем приближённые Береники выпускали сотни белых голубей с прикреплёнными к их лапкам разноцветными лентами.

На простых египтян это производило неизгладимое впечатление. Сотни людей падали на колени и славили Беренику. Многие её называли своей заступницей. Женщины и мужчины молили дочь царя о покровительстве к ним.

Они видели в ней настоящую богиню, и она действительно выглядела очень эффектно. Сверкая золотом, красивая дева резко контрастировала среди черни. На фоне общей серости и нищеты она была из другого мира, холодного и главное безразличного ко всему несчастному земному.

Посещение Фив и тот почет, который ей устроили горожане, только закалили её тщеславие. Весьма вероятно, что после этого она по-настоящему поверила и возомнила себя настоящей единственной правительницей этой страны. Такие разительные перемены с удовольствием отметил и Потин. Он, радостно потирая руки, понимал, что его план начинает воплощаться. Вместе со своей госпожой он получал власть, к которой стремился со своего рождения.

Глава VI. Нищета и власть

Своё детство Потин старался не вспоминать. Но отголоски прошлой жизни не оставляли его, они преследовали евнуха в дневных видениях, крались за ним, словно страшные, безликие тени, жаркими, душными ночами. Что снилось этому человеку, когда он просыпался, крича в холодном поту?

Возможно, крошечный дом с прохудившейся крышей, в котором он родился, с маленькими, практически вросшими в землю, закрытыми даже днём окошками, в тесных комнатках которого царил абсолютный мрак. Грязный, бедный район на юго-западе Александрии, кривые, загаженные улочки со снующими просящими милостыню детьми и шарахающимися подозрительными взрослыми. Забытое и проклятое богами место было так ужасно, что его зловоние, несмотря на прошедшие годы, всё ещё чувствовал евнух, вдыхая воздух прошлого.

Может, он видел и вспоминал свою семью: вечно пьяную иссохшую мать, лежащую на сырой, гниющей соломенной подстилке, среди собственных экскрементов, где в поисках пищи шныряли большие крысы. То редкое время, когда мать была трезва, она либо плакала, либо на неё накатывали приступы непонятного веселья, когда безумная женщина беспричинно хохотала.

И если с матерью можно было как-то существовать, то встречи с отцом Потину не сулили ничего хорошего. Маленький, но невероятно коренастый, сильный человек, с острой лысой головой, широкоскулый и злобный он был настоящим тираном в семье.

Когда мужчина возвращался домой после тяжелой работы, то частенько срывал злобу на всех своих домочадцев, пуская в ход кулаки. Особенно доставалось старшей сестре Гезионе. Потин с ужасом видел, как отец превращался в злобного монстра, избивая её. Этого человека боялись даже соседи, которые обычно обходили их дом стороной, слыша крики о помощи, раздававшиеся в этом страшном гнезде боли.

Несмотря на ранний возраст, доставалось и мальчику.

Однажды отец чуть не забил его до смерти. Произошло это после того, как ребенок стащил в рыбной лавке, принадлежавшей одному старому сирийцу, большую рыбину. Взвалив свою добычу на стол, он, захлебываясь от восторга, стал рассказывать, как ему удалось это сделать. Увы, плодородный Нил в те времена не ко всем был милостив. Семья Потина постоянно чувствовала нужду и голод. Меню её было весьма скудным, и основу его составляла растительная пища. Мясо семья Потина видела только по большим праздникам и, разумеется, глупый мальчик ждал похвалы за свою находчивость.

Его глаза блестели от радости и счастья, но если бы он знал, что будет дальше! Узнав о краже, отец по-настоящему рассвирепел. Он заставил ребенка съесть эту рыбину сырой целиком, а когда она у него вываливалась с пеной изо рта, запихивал её назад своими ручищами, размазывая по зареванному лицу мальчика вонючую массу. Далее он стал его избивать, обзывая гадёнышем и другими самыми грязными словами.

За свою провинность опухший и покрытый синяками Потин целую неделю с раннего утра и до ночи отрабатывал в рыбной лавке, где своровал рыбу. И даже, когда старый её владелец умолял отца простить мальчонку, тот был непреклонен.

– Я не потерплю в своем доме ублюдка – вора!

Единственным светлым пятнышком в измазанной одежде жизни Потина была его старшая сестра. Говорят, у него были и братья, но Анубис забрал их всех в своё подземное царство мёртвых ещё до рождения мальчика.