Прошлое в тени настоящего

Александр Наумов

Прошлое в тени настоящего

Жизнь на кусочки нарезает моменты,

меняя все быстро…

…фрагмент за фрагментом.

Однако на главном останутся метки,

в архиве… под сердцем…

…любимые кадры твоей киноленты.

Глава 1

– Сережа! Сережа! Сереженька!

– А-а-а!?

– Дорогой, все хорошо! Я рядом!

– Я опять кричал во сне?

– Да!

– Боже! Прости! Сильно тебя напугал?

– Я привыкла. Ты же знаешь.

– Не хочу, чтобы ты привыкала к такому.

– Милый, но это все еще ты. И все еще такой теплый и ранимый ото сна. Крики когда-нибудь пройдут.

– Думаешь? – недоверчиво перебил ее он.

– Знаю. Все пройдет.

– А я уже не верю. Это какой-то нескончаемый кошмар. Ты, наверное, уже устала.

– Это часть тебя. Тем более я знаю причину.

– Ты должна меня ненавидеть.

– Почему?

– Именно потому, что ты знаешь причину. – Он встал и, подойдя к окну, резко отдернул шторы.

Его силуэт конкурировал с первыми лучами света, которые еще очень аккуратно и насторожено пробирались в их спальню. Сегодня день не обещал ничего позитивного в части погоды. Но свет сочился сквозь витражи, он обволакивал его тело и тянулся к ней. Свет был молочный, туманный, тягучий и сырой. Но он был. Свет был. И это уже хорошо.

Дождь начинал рисовать свои первые линии. Он продирал гладь стекла, однажды надеясь его проточить. Напрасно! Это было очень сложно сделать. Вопреки всей этой новомодной литературе про то, как надо себя поднять с дивана и сделать невозможное, либо начать хотя бы со стойки супергероя, так часто хотелось послать все и не делать ничего. Реально, «счастливые» лица соцсетей больше раздражали, нежели мотивировали. Она понимала, что это временная слабость, что она испачкала себя ей. И что надо все же брать пример с дождя.

Из месяца в месяц, из года в год, из столетия в столетие, из века в век он продолжает настойчиво свое дело и, надо отдать ему должное, частенько добивается успеха. Взять хотя бы эту дыру, да что там дыру, дырищу на дороге около их подъезда. Вчера бахнула в нее днище машины, думала, что пробила колесо, слава богу, обошлось. А ведь асфальт клали меньше года назад. Но у дождя как-то получилось пробраться в самую суть корявых ручек тех, кто это делал. Он смог оголить ущербность их профессионализма. Он смыл всю пыль процесса, оставив в итоге дырень, сияющую своей чернотой и утягивающую в нулевой результат.

Она продолжала смотреть на своего мужа, а он продолжал стоять к ней спиной, наблюдая за новым днем. Не видя лица, она чувствовала, как каждая его мышца была напряжена. Тело способно нам сказать о многом. Его язык увлекателен для того, кто научился его читать. Так вот тело ее мужчины говорило лишь о том, как тяжело дается ему новый вдох еще одного дня. Это тело однажды натянулось, как струна, и не хотело расслабляться.

В детстве она любила такое растение, плод которого, созревая, лопался от касания. Она не помнила его название и вообще не была уверена, что когда-то знала. Это было не важно. Важно лишь то, что в конце августа можно было подойти, дотронуться до этой части растения, и оно сразу же лопалось, и во все стороны разлетались семена. Семена новой жизни. Они стремительно летели вниз, чтобы вонзиться в землю настоящего и прорасти будущим.

Если сейчас подойти к его телу и дотронуться, он тоже мог лопнуть и разлететься во все стороны, только не частичкой новой жизни. Он мог взорваться мельчайшими фрагментами ненависти. На каждой его игле был бы яд нежелания жить. Яд, который он хранил в себе, который разрушал его ежесекундно.

Она старалась помочь. Ей не легче, но она смогла справиться. Он же продолжал тонуть в чувстве вины. И каждый день уносил его все дальше от берега. Еще чуть-чуть и она уже не сможет до него дотянуться. Еще немного и он не схватит руки. Он изменился. Она понимала, что прежнего его уже не будет. Она тоже не сможет быть как раньше. Но жизнь ведь продолжается. Им надо учиться ее жить.

– Сережа! – мягко произнесла она, боясь потревожить его мысли.

– Да, Веруся.

– Как ты?

– Норм. Я долго так стою?

– Я не считала минуты. С тобой время летит.

– Можешь порадовать своего мужчину?

– Дорогой, хочешь кофе, может, омлет?

– Хочу манную кашу!

– Неожиданно!

– Сам не верю сказанному. Вот прям почувствовал, что хочу и все!

– Я сейчас гляну. Мне кажется, манки нет у нас. Если только осталась после … – и она оборвала себя на полуслове.

– Да, он ее очень любил. Странно, я всегда удивлялся, почему именно ее. Она ведь такая жижная. Такая склизкая. Такая растекающаяся. А он ведь был другой.

– Да.

– Ты помнишь?

– Я помню все. До самой крохотной детали. Я ничего не забыла.

– Вера?

– Да.

– Я не хочу кашу. Я передумал.

– Кофе?

– Стакан воды лучше.

– Надо что-то поесть.

– Зачем?

– Чтобы были силы.

– Зачем?

– Сережа, хватит. Мы договорились с тобой. Сегодня у тебя прием у психотерапевта. Помнишь?

– Такое не забудешь!

– Прогресс есть.

– Не знаю.

– Я не спрашиваю тебя. Я это утверждаю!

– Ну, тебе виднее.

– Во сколько ты к доктору?

– А то ты не знаешь!

– Я все знаю, я твоя память, а твое сердце и твоя жизнь. Главное, чтоб ты это все помнил и, конечно, не опаздывал.

– Еще бы! Врач-то – специалист высшего разряда. Ждать не привык!

– Не привыкла. Твой доктор – женщина, если ты забыл.

– Если я даже забуду, она обязательно мне об этом напомнит.

– И как же?

– Своим видом.

– Мне уже сейчас начинать ревновать?

– Будь спокойна. Я буду держать себя в руках. Ну, если хочешь, подари мне эти… ну, как их там в старину делали… специальные трусы с замком.

– Идиот! Я напоминаю, что ты ходишь на прием к врачу узкого направления.

– Да, сверлит она глубоко и делает местами очень больно.

– Зато это работает!

– Опять утверждаешь?

– Факт!

– Ладно. Поужинаем сегодня?

– Милый, это ты сейчас сказал?

– Да!

– Я в шоке! Я реально не помню, когда мы в последний раз куда-то с тобой ходили.

– Мы были в бане с тобой недавно.

– Я не понимаю, что было со мной, когда я в тебе влюбилась? Баня – это очень романтично, особенно та общественная, где мы были на прошлой неделе. Именно об этом я мечтала, ты – волшебник!

– То есть ужинать не идем?

– Размечтался! Я выберу лучший и самый дорогой ресторан и буду готова к восьми. Постарайся не заплывать далеко.

– С чего ты решила, что я сегодня пойду к морю?

– Я хорошо тебя знаю, дорогой. Сегодня обещают сильный ветер, дождь стеной. Штормовое предупреждение.

– И ты меня так спокойно отпускаешь?

– А что я сделаю!? Если я скажу тебе, не ходи, ты меня послушаешь?

– Нет!

– Вот, именно! Я могу только принять этот этап в твоей жизни и верить, что все будет снова хорошо.

– Это у тебя отлично получается – верить! Имя работает на все 100%.

– Сережа, скажи, тебе было хоть раз там страшно?

– Нет.

– А тогда скажи, тебе было хоть раз там хорошо?

– Нет.

– Приходя туда, что ты чувствуешь?

– Я прихожу туда, словно напичканный лидокаином. Я не чувствую ничего в моменте. Но стоит мне зайти в воду, и во мне просыпается вулкан злости, ярости, гнева. Вода проникает в каждую мою клетку, она пытается меня поработить. Я ненавижу ее! Я проклинаю ее. Я хочу ее заморозить. Я хочу ее высушить. Я хочу забрать у нее форму, ее великую форму, как она забрала у нас его. Я хочу, чтобы все высохло в этом мире. Каждая твоя и моя слеза. Чтобы потрескалась земля, как потрескались наши с тобой сердца. Чтобы вода кипела, и ей было невыносимо больно, как было ужасно больно нам с тобой. Я хочу, чтоб ее не было. Но она есть, вопреки всему. Она есть, а его нет!

– Но разве только она виновата?

– Мне все равно.

– Просто будь аккуратнее!

– Да, спасибо, что понимаешь меня. Я сам себя не понимаю, а у тебя это так ловко получается. Я иду туда, где будет невыносимо, и при этом не могу туда не ходить. Да, я хочу реванша. Я хочу ее победить, но как? Я не знаю. Оседлать волну? Нет, другое. Я хочу с ней слиться, чтоб она проникла в меня, и в этом момент я отдам ей всю боль, до последней капли, чтоб ей стало жутко, невыносимо, нестерпимо. Чтоб она орала от боли, моей боли. Я хочу, чтобы вода помнила, что стала проклятием для меня.

Мерзкая, мокрая, не знающая пределов, выплескивающаяся через край. Не принимающая компромиссов, сносящая все на своем пути, стремительная. Я хочу, чтоб она пропиталась моим ядом и стала отравой для всех и каждого, кто ее боготворит. Чтоб эти глупцы либо раскаялись, либо сдохли. Я хочу, чтобы вода захлебнулась от моей ненависти к ней. Вот что я хочу! И так каждый раз. Вновь и вновь. Я схожу с ума, милая?

– Дорогой, ты просто проживаешь свои чувства. Ты имеешь на это право. Вода стерпит. Я стерплю. Все будет хорошо! Может, съешь хотя бы бутерброд? Я приготовлю, как ты любишь, на хрустящем хлебце, тонкий слой лосося, очень нежного. Может, это сделает тебя немного счастливее. Давай!?

– Угу. И кофе тоже буду, хотя лучше чай!

– Чай?

– Да, хочу изменить свою жизнь. Начну хотя б с этого. Перестану пить кофе, теперь только чай.

– Как всегда критичен и радикален.

– А мой психотерапевт так бы не сказала.

– И как бы она сказала?

– Она сказала бы, что такие фразы разрушают личность.

– Вот как?

– Да. И знаешь почему?

– Почему же?

– Потому что они делают человека заложником образа, вешают на него ярлык.

– Поподробнее можно?

– Можно, только было бы неплохо, если б ты завтрак параллельно начала готовить.

– Хитрец!

– Так вот, когда мы говорим, например, кому-то «ты, как всегда или ты постоянно», то мы сажаем личность человека в клетку безысходности. Он, может, и хочет перестать косячить, но ты его уже вогнал в шаблон «вечно плохого».

– И что же делать?

– Все очень просто. Надо всего лишь разделить человека и его поступок. То есть сказать, не ты снова лажаешь, а сегодня ты сделал этот поступок, который…

– Получается, надо избегать слов-утяжелителей типа «ты всегда», «вечно» и так далее?

– Умница!

– Они придавливают своей стабильной невозможностью что-то изменить. Потому что если я всегда какашка, то и смысл отмываться или поливаться духами.

– Сережа, а лучше сравнения во время завтрака не нашлось?

– Что вышло, то вышло!

– Дурачок!

– Вот ты мне сказала, что я, как всегда, критичен и радикален, но я ведь бываю разным. Согласись?

– Ты прав, в данный момент ты был таким!

– Супер! Чувство вины с меня слетело. Теперь у меня есть шанс исправиться. Только сегодня я такой, а завтра буду другим.

– Как это просто и так важно. Особенно с детьми!

– Да, – с грустью отозвался он.

– Прости!

– Вера, мы договорились с тобой перестать извиняться друг перед другом на каждом шагу.

– Прости, не буду.

– Вера!

– Точно. Все! Бутерброд почти готов. Чай какой будешь?

– А какой есть?

– Я вообще не уверена, что у двух кофеманов есть чай.

– Ну да. Это либо любишь кошек, либо собак.

– Вот тут я не согласна. Либо ты любишь разное и понимаешь, что жизнь тебе может это все дать. Есть молочный улун.

– Сойдет!

– А ты не обнаглел?

– Я озверел уже от голода. Давай свою вкусняшку!

Глава 2

– Доктор, к вам профессор.

– Странно, он сегодня раньше времени.

– Сказать, чтоб подождал?

– Не надо, я сам все ей скажу, – и он широко открыл дверь.

– А если б здесь был пациент?

– Псих? – рассмеялся он.

– Психов достаточно за пределами моего кабинета. А здесь осознанные люди, которые хотят изменить свою жизнь в лучшую сторону.

– Или поплакаться в жилетку симпатичной даме!

– Спасибо за комплимент, но он вам не поможет.

– Почему?

– Потому что вы нарушаете мои границы в данный момент, а это основа психологии, без границ нас нет.

– Доктор, вы сегодня такая строгая!

– А с вами нельзя по-другому. Подождите, пожалуйста, в зоне отдыха, я вас позову.

– Слушаюсь! – Он закрыл дверь слегка громче, чем полагалось воспитанному человеку.

Когда он впервые появился в ее кабинете, она испытала множество чувств. Но то, что она от себя совсем не ожидала, то, что просто точило ее профессионализм, – это было волнение. Она нервничала при встрече с ним и злилась на себя, что теряла контроль.

На самом деле их первая встреча произошла гораздо раньше, еще на первом курсе ее университета. Будучи студенткой психологического факультета, она жадно впитывала все знания. Ей хотелось углубиться во все: психология личности, сознания, дифференциальная, клиническая и экспериментальная, основы психодиагностики и, конечно же, как можно больше практикумов. Каким же было ее разочарование, когда она поняла, что все это случится в ее жизни гораздо позже, а сначала ей нужно будет изучать философию, историю Отечества, экономику, политологию, иностранный язык и основы российского права.

Боже! Кто это все придумал? Она ощущала себя бабочкой, закрепленной булавками с двух сторон. Крылья стремились биться с этой несправедливостью, а что-то внешнее держало их, крепко прижав к педагогической действительности. А еще вторым ударом шла алгебра с включением информатики, математических методов в психологии и экология, антропология, морфология и анатомия.

Она помнила этот день очень хорошо. Угораздило же ее опоздать на пару. Проспала. Да, тупо проспала и все! И, как назло, это был новый предмет и новый препод, которого она ни разу не видела. Каково же было ее удивление, когда около доски она увидела молодого и, признаемся этому миру, весьма привлекательного парня.

Встретившись с ним взглядом, она подумала, что повезло их курсу. И так ребята обходили этот факультет стороной, а тут пришел новенький, так еще и такой симпатичный. Однако этот «новенький» все быстро поставил на свои места, строго произнеся на всю аудиторию:

– Фамилия?!

– Моя?

– Но не моя же. Может, вы Опоздалкина или Глухаркина? – И зал взорвался хохотом.

– А может, ты Дебилкин? – она еще не понимала, что задает вопрос не своему новому однокурснику, а преподавателю по основам права.

– Еще слово, и я вас отстраню от своего предмета.

И тут она все поняла – попала так конкретно. Но ничего, психология – это люди, а люди – это отношения! Возненавидела она этого красавчика мгновенно. И вообще, кто сказал, что он красивый?! Недовольно прошагав на свободное место и засунув глубоко в себя все то многое, что еще хотела сказать, она еще очень долго внутри возмущалась.

Понятно, что к гадалкам не ходи, с правом у нее теперь на весь семестр беда! Он словно ждал этих занятий, чтобы вновь ее достать. Только и было слышно:

«Клементьева, к доске … Клементьева, недостаточно раскрыта тема … Клементьева, вы изучали вопрос… Клементьева… Клементьева… Клементьева… Он так смачно каждый раз произносил ее фамилию, что она захотела от нее избавиться.

Если б тогда она знала что-то о куклах вуду, он, наверное, уже бы исхудал, потерял все соки и пал смертью героя за право быть самым вредным учителем в ее жизни. Но, к его счастью и ее чистой карме, она ничем подобным не интересовалась, поэтому «профессор», так они его прозвали среди однокурсниц, продолжал монотонно ее изводить.

Слушать сплетни о том, что он просто в нее втрескался, она была не готова. Но ситуация ее научила кое-чему: она реально поняла, насколько малым может быть промежуток между любовью и ненавистью. Конечно, любви между ними тогда взяться было неоткуда, но симпатия при том первом взгляде, безусловно, зарождаться начинала, однако он все испортил своим этим «фамилия!».

Позже, повзрослев и изучив основы психологии, она смогла его понять, а, следовательно, и искренне простить. Оказывается, что самые опасные и жестокие – это молодые преподаватели. Они только выскочили со студенческой скамьи и спешили утвердиться в своем авторитете. Уверенности в своих силах еще нет, вот они ее жадно ищут и требуют, истязая бедолаг-студентов.

Как же ей это казалось тогда несправедливым. Она не могла понять, почему так! Ведь ты же был на моем месте! Ты же знаешь, как бывает тяжело! Ты же так же тусил и просыпал занятия. Так сжалься, сделай поблажку. Какой там! Звери – это молодые преподы! Она-то точно теперь знала.

А вот те, что постарше, слегка, не совсем древние, те уже реализовались в профессии, они готовы и помочь иногда. И закрыть глаза на многое. У них руки не чешутся выбить из тебя всю дурь. Им хватает терпения и мудрости дать тебе еще и пожить, пока ты студент, а не только грызть с утра до ночи гранит науки.

Профессор на самом деле был старше ее всего на четыре года. Он должен был взять пары, так как пошел в аспирантуру и выпал ее курс! Но, слава богу, семестр закончился, основы права пошли куда подальше вместе с его носителем, и она вздохнула свободно. Но если честно, то немного было жаль. Она даже привыкла к его этим «Клементьева» по поводу и без повода. И все-таки он был ничего себе так!

Когда дверь кабинета доктора психологических наук, психотерапевта высшей категории открылась много лет спустя и на пороге она вновь увидела его, то поняла, что ей срочно требуется помощь. Собрав весь воздух, что только был и даже взяв несколько баллонов взаймы у жизни, она начала диалог первой:

– Добрый день, профессор!

– Наверное.

– Хотите об этом поговорить?

– Мы будем на вы?

– Однозначно.

– Хорошо, давайте на вы. Так будет больше пространства между нами и мне будет легче.

– Раз вы сюда пришли, легко не будет.

– Очень мотивирующее начало.

– Я думаю, раз вы нашли в себе силы сделать первый шаг в мой кабинет, то понимаете, что работа с психиатром – это не чудеса по щелчку.

– А что же это тогда?

– Это тяжелый, монотонный труд. Вам придется часто смотреть на себя со стороны, многое вам не понравится, вы будете меня ненавидеть. Я достану такое наружу, что вам захочется выть. Я вас буду раздражать. Я стану той, кого вы чаще будете называть врагом, нежели другом. Но однажды занавес падет, и вы сможете встретиться с собой. И вот тогда, может, мотивация появится продолжить этот путь, на который не хватит одной жизни.

– Неубедительно, доктор.

– У вас есть выбор уйти. Вы же сами пришли.

– Я первый раз решился на такое. Но мое представление о психологии было, мягко говоря, иное.

– Значит, вам нужен другой специалист.

– Думаю, вы ошибаетесь!

– В таком случае, пожалуйста, проходите и присаживайтесь на диван.

– А можно на него завалиться?

– Как вам удобно

– Офигеть! Как в фильмах!

– Абсолютно нет! В кино чаще это выглядит мило, а здесь вам будет жестко.

– Мне кажется, что вы делаете все, чтоб я ушел!

– Вам не кажется.

– Но почему?

– Потому что я знаю вашу боль и хочу, чтоб, если вы остались, то остались надолго. У меня нет волшебной палочки, чтоб помочь вам разом. Нам придется трудиться, долго, вместе, шаг за шагом. Но без вашего настроя, без вашей готовности я не смогу вам помочь.

– Но я же здесь!

– Это факт.

– Этого мало?

– Не знаю. Я вижу только ваше тело. Где вы ментально, еще предстоит нам выяснить.

– А кто тогда знает, черт возьми!?

– Вы злитесь?

– А это не заметно?

– Что вы чувствуете сейчас?

– Тупой вопрос!

– Привыкайте к нему. Он будет самым важным в вашей жизни.

– С чего это?

– Потому что только отвечая на него день за днем, вы сможете себя излечить. Только доставая из глубин свои чувства, вы будете способны себе помочь. Все остальное неважно. Только вы и то, что вы чувствуете в данный момент.

– Я злюсь!

– На кого?

– На себя!

– Только?

– Нет!

– На кого еще?

– На жизнь! На ее несправедливость! Я злюсь на всех, что счастлив сейчас Я злюсь на вас, что вы сидите здесь такая спокойная, лупасите меня своим идиотским вопросом. Вам достаточно!?

– Да, на сегодня хватит. Сколько сеансов вы готовы посещать в течение недели?

– Я не думал об этом.

– Подумайте, пожалуйста, от этого будет зависеть наш с вами результат. И еще поразмышляйте над вопросом, чего вы хотите получить от наших встреч? Каков ваш запрос?

– Вы шутите сейчас?

– Я серьезно.

– Хорошо. Я подумаю.

– До новых встреч!

– Угу…

С тех пор, с самого первого его появления в ее кабинете, прошло уже достаточно времени, он стабильно посещал ее раз в неделю. Для более мощного прогресса нужно было добавить еще один день. Он был не готов. Она не давила. Понимала все. К его ситуации они не приступали. Пока только очень аккуратно дотрагивались до его трагедии, слегка, словно перышком провели по щеке и не поймешь, было это касание или показалось.

Очень тактично она работала с ним. Пожалуй, тактичнее, чем со всеми другими пациентами. Они договорились, что будут общаться друг с другом – профессор и доктор Клементьева. Это была его идея, он словно боялся вновь сблизиться. Или, может, так ей показалось.

В любом случае, раз ему требовалась дистанция, она это давала. Она привыкла ко многим причудам, такова особенность ее работы. Если пациент говорит, даже если он смеется или плачет, уже хорошо. Главное, чтоб не молчал. Иногда, конечно, и это допускается. Но чувства должны выходить наружу, и это ее работа достать их оттуда, куда сами пациенты часто боятся заглядывать.

Ее размышления прервал стук в дверь.

Глава 3

– Доктор, теперь- то к вам можно? Время мое уже началось, а меня никто не зовет!

– Заходите, профессор. Что вы чувствуете сегодня?

– Началось!

– Вы должны уже были привыкнуть к моему любимому вопросу. И так, что нового?

– Вы серьезно?

– Конечно!

– Вы хотите знать, что нового?

– Да!

– Окей. Сегодня хотелось сдохнуть на три раза меньше, чем вчера.

– Профессор!

– Я говорю, как есть. Наверное, вам, как моему врачу, хотелось бы услышать что-то другое, более позитивное. Но вы ведь сами учили меня быть честным.

– Я готова вас видеть любым, главное – настоящим! Давайте сместим фокус с того, что хотелось бы мне, на то, что хочется вам.

– Так я и говорю, что все еще хочу сдохнуть, но, благодаря вам, хочу этого чуточку меньше. Доктор, это прогресс! – и он нервно засмеялся.

– Ну, то, что вы улыбаетесь – это действительно прогресс!

– Я не хочу вас расстраивать, но я не улыбаюсь, я скалюсь в ответ этой паршивой жизни. Она противна мне.

– Вы были на этой неделе в спортзале? – сменила она тему.

– Да, ходил. Я вам все еще нравлюсь?

– Вы… – она не сразу нашлась что ответить, – вы, безусловно, привлекательный и очень харизматичный мужчина.

– Но…– перебил ее он.

– Но дело в том, что я никогда не завожу романы со своими пациентами. Вы это знаете.

– Прям никогда?

– Конечно! Это непрофессионально!

– Похвально! Вы не только красивая, но еще и очень правильная. Где сейчас я такую еще одну найду?

– Спасибо за комплимент. Мы достаточно поговорили обо мне?

– Нет! – Почему-то этот ответ совсем не удивил ее. – Обычно, док, мы здесь трещим о моей личной жизни, а ведь вы еще та конфетка!

– Знаете, мне очень приятно, что вы не потеряли вкус к жизни и к женщинам в том числе.

– Зря вы так думаете. Я просто развлекаюсь. Вам меня совсем не жаль?

– Почему?

– Я не выживу, пока вас не будет. Сколько продлится ваше обучение?

– Мне надо уехать всего на две недели. Мы можем продолжать наши встречи в онлайн-режиме.

– Только не это. Я точно умру.

– Это шантаж! И вы знаете, что не имеете возможности перекладывать ответственность за свою жизнь на кого бы то ни было. Только вы отвечаете за ваше прошлое, настоящее и будущее.

– Мое прошлое – ярче любой оскароносной драмы, там столько страдания и боли, что хочется его выпить разом и разбить этот стакан в мелкие осколки. Настоящее же противно до зубной боли. Это когда уже вроде не болит сильно, но постоянно ноет и мешает жить. И ты вроде все уже сделал, но оно продолжает, мразь!

– Мы договаривались, что вы не будете ругаться.

– Это же эмоции и мои чувства. Получается, я не имею на них право!?

– Имеете, при этом то, что вы делаете, не может нарушать границы другого и причинять ему дискомфорт. Мне неприятно, когда вы сквернословите в моем обществе.

– Простите! Засоряю ауру вашего кабинета.

– Скорее, своей души.

– Это вы сильно сейчас копнули. Продолжим. Вы еще упомянули будущее. Так его нет для меня и никогда не будет.