Жена капитана

Придя на работу, ждала указаний от своего начальника вентбюро Вадима Витальевича Дубова. Отнесся он ко мне нормально, особенно работой не загружал. Мы знакомились с цехами завода, ездили всем бюро на различные городские аварии, принимали решение об их устранении, учились у старших товарищей всем премудростям нового, неизвестного для нас дела. Протоколы решений сами печатали на машинке. Требовалась абсолютная грамотность.

Контингент отдела составляли, в основном, женщины различного возраста. Изредка встречались и мужчины, но смотреть было не на кого. Позднее из отпуска вернулся руководитель энергобюро Сергей Давыдов. Выглядел он респектабельно: ходил в костюме, носил короткую шведскую бородку. Эдакий швед, только трубки не хватало. Взгляд у него, как и у многих молодых мужчин его возраста, был цепкий, мгновенно оценивавший женские достоинства. Как-то сразу бросалось в глаза, что «дружить» в отделе он ни с кем не намеревался.

Катя Миронова, с которой мы вдвоем пришли в отдел из нашего института, «положила» на него глаз. Стала оказывать различные знаки внимания: подсаживалась поближе на собраниях, угощала якобы домашними вкусностями. Сергей сначала отшучивался, смущался, но заметив, что она продолжает свое навязчивое «наступление», грубо ее «отшил». У него были совсем другие планы насчет девушек и женитьбы. Катя ему явно не понравилась. Девушка она была понятливая и дважды ей повторять не надо было…

Только через год, когда мы пообтерлись в коллективе и нас стало выделять руководство и деньгами, и своим участием, Сергей вдруг стал оказывать и мне знаки внимания. Но это было как бы вскользь, неявно. Кажется, он сам смущался и сторонился женщин, хотя и изображал из себя «мачо».

Помню случай, когда в один теплый летний день я пришла в отдел в новом наряде. Это был польский костюм, состоявший из белой юбки клеш и такого же цвета кофты тонкого легкого трикотажа. За этим писком моды я отстояла длинную очередь в магазине «Ванда».

Тогда народ просто приезжал к открытию магазина, занимал очередь, совершенно не зная, что там будут продавать. Нужно было все: от косметики до обуви. Светлые босоножки и сумочку я тоже приобрела в тот же день. Такие сумочки на удлиненном ремне через плечо только что вошли в моду и гармонично дополняли весь ансамбль. Наряд мне и самой очень нравился. Были видны достоинства груди и всего остального…

Сергей сидел в пол оборота за моим рабочим столом и о чем-то беседовал с Дубовым. Когда я «летящей походкой» подошла к своему месту, он даже рот открыл от удивления. Сопроводил мой наряд пытливым взглядом сверху вниз и снизу вверх и только после этого, продолжая пребывать в явном шоке, уступил мне мое рабочее место. Позже часто восхищался моими нарядами, проявлял робкие знаки внимания, даже что-то пытался нашептывать на ушко, если рядом никого не было. Но он был очень непрост, этот юноша, и я не особенно поддавалась на его комплименты и вольности.

Видимо, такое поведение его «грело», создавало хорошее настроение и отношение к работе. Не более. Стоило сказать ему: «Сережка, ну, хватит тебе», как он «загадочно» улыбался и отходил. Планы его простирались довольно далеко, много дальше, чем должность руководителя энергобюро на рядовом механическом заводе. Он видел себя в крупном министерстве, стопроцентным москвичом, живущим в хороших коммунальных условиях. А пока что у него была комната в общежитии, но отдельная. О таких говорят обычно: «Он был себе на уме». Я, простая провинциалка, без жилья и связей, явно не входила в круг его ближайших интересов.

Были даже случаи, очень похожие на эпизод из фильма «Москва слезам не верит»: если кто-нибудь окликал его на платформе метро в Москве или на эскалаторе, то он делал вид, что «не видит» этого человека и убыстряя шаг, сбегал по движущейся лестнице… Одет тоже был слегка «не по заводскому»: носил фетровую широкополую шляпу и кожаный плащ…

Ни в какие колхозы Сергей не ездил, так как относился уже к рангу начальства. Зато туда ездили мы, женщины из отдела. Работали и летом, и осенью. Зимой помогали на стойке месить раствор для кирпичной кладки. По разнарядке на стройку шли, в основном, женщины. Впрочем, как и везде. Летом нас посылали собирать клубнику, на сенокос, осенью – убирать капусту. Урожай убирали в октябре, когда ударяли легкие морозы и было довольно холодно. От этого она становилась сочной и сладкой, готовой к квашению.

Увесистый кочан надо было срубить, забросить в КамАЗ с прицепом. Самое трудное доставалось спине: надо было согнуться и разогнуться за каждым кочаном, забросить его в кузов. После загрузки нам разрешали взять с собой столько, сколько каждый мог унести в руках. Кто-то брал целый мешок. Я тащила четыре кочана. На большее не было ни сил, ни здоровья. В общежитии солила их и все съедали с большим удовольствием. На следующий день в отделе раздавались охи и ахи, многие появлялись в полусогнутом состоянии, обвязанные шерстяными пуховыми платками… Но работа ни на день не останавливалась. Завод всегда выполнял план.

Вера Титова. Надежда Аверьянова

«Друзья познаются в радости: если вашим успехам рады, значит друзья настоящие…»

Из интернета

В отделе я подружилась с Верой Титовой. Она родилась в Пензе, окончила местный строительный институт и работала на заводе уже два года. Очень умная, добрая и отзывчивая девушка. Отличалась природной наблюдательностью, трудолюбием, сметкой. Ее единственным недостатком была некоторая простоватость в общении. Любила, как ребенок, задавать множество вопросов. Секунды не проходило, чтобы Вера не задала какой-нибудь вопрос. Но это не мешало нашим отношениям. Мы даже вместе совершили воздушное путешествие в Среднюю Азию на майские праздники. Посетили Бухару и Самарканд.

После замужества я много лет с ней переписывалась, но потом связь прервалась, и след ее затерялся. Где ты, Вера? Как сложилась твоя судьба?

В Красногорское общежитие ко мне несколько раз приезжала мама. Увидев, в каких условиях я живу, на стенах душевых и туалетов грибок, она горько заплакала:

– Наташа, доченька! Ты столько училась, а живешь в таких трущобах! Это же кошмар! Ужас!

Я ее заверила, что это временно, что все в жизни меняется, изменится к лучшему и у меня… Как могла, успокоила ее. Не знала я одного, что здесь, в Красногорске, было очень плохо с жильем. Люди годами, а то и по несколько десятилетий стояли в очереди. Были, как «рабы», из-за жилья привязаны к заводу. Одиноким молодым специалистам светила в перспективе комната в коммуналке, не больше.

Наш комсорг отдела, Надя Аверьянова, уже три года работала на заводе. Вместо того, чтобы набирать «очки», продвигаться в очереди на жилье, вступала в споры с начальством, отказывалась от поездок в колхоз. Я провела с ней доверительную беседу, в которой популярно ей объяснила, что своим упрямством она только противопоставляет себя обществу, руководству и ничего хорошего из этого не выйдет.

Как ни странно, Надя вняла моим доводам и переменила тактику. В последствии, она даже вышла замуж за своего начальника. А при мне она только и делала, что «подтрунивала» над ним: то костюм у него старомодный, то стоит и ходит, как медведь… Может, уже тогда была тайно в него влюблена? Любовь она ведь по разному проявляется… Надежда задумала устроить и мою «холостую» жизнь, познакомив со своим холостым братом, аспирантом. Знакомство состоялось, но любовь не разгорелась… Упрямое это чувство – любовь… Неподвластна людям и по заказу не воспламеняется…

Саша – лейтенант флота

«Был бы флот, а гавани найдутся!»

Петр I

Родители мои иногда заводили разговоры о замужестве. Но не давили, понимая, что это сугубо индивидуальный выбор. Прошел год, как я трудилась инженером на заводе. Саша к тому времени окончил училище. Меня на выпуск не пригласил: уже не жил со своей женой и имел новую пассию. Я все-таки приехала на выпускной вечер. По собственной инициативе. Выпуск засняла на пленку кинокамеры, которую мне подарили родители на окончание института.

Присяга. 05.09.1976 г.

В моральном плане натерпелась всякого. Бродила одна по Ленинграду – ведь белые ночи еще никто не отменял, обедала в кафе, пила кофе с ликером… Уехала в плохом настроении, готовая в который раз все забыть и начать жизнь с чистого листа. В августе, Саша сам приехал в Красногорск: предлагал поехать с ним жить в Баку. На что я сказала, что я «не девица по вызову». Он женат, пусть уладит свою семейную жизнь, свои сложности, а там посмотрим.

День присяги с родителями

У меня тоже была гордость. Неприятно поразило, с какой легкостью он менял своих девушек. Всех своих пассий он привозил в Грозный «под очи» своей мамы. Мои родители все это видели и, конечно, были недовольны и прямо советовали: не связывать с таким легкомысленным человеком свою жизнь.

В сентябре он «сбежал» из Баку со службы. Их было трое лейтенантов из одного училища: Володя Сиверцев, Борис Демченко и Саша. Те двое подбивали его на этот поступок, но сами не «побежали», а он соблазнился – Грозный-то рядом…

Увидев его на балконе их квартиры, приветливо махавшего мне рукой рядом со своей мамой, я сразу почувствовала неладное. Быстро узнала причину и сказала, что «бегуны» никому не нужны. Вначале всем тяжело. Надо служить и терпеть. Иначе я не свяжу с ним свою жизнь. Юношеский романтизм прошел, настало осознание реальности. Ее надо адекватно воспринять и двигаться дальше.

Тоже самое я делала в Красногорске – второй год подряд на своем заводе и в своем общежитии. Привыкала быть интеллигенцией: вставать затемно, бежать к проходной завода, не отказываться ни от каких поручений, быть всегда в гуще событий. Это была новая я.

Жизнь продолжается

«Без работы все дни сливаются в одну серую ленту. Нам нужна работа, чтобы научиться отдыхать.» Из интернета

Город Красногорск запомнился мне какой-то своей многогранностью. Сама работа на заводе, новый коллектив уже взрослых, в большинстве своем, семейных людей, которые нас, молодых девчонок, старались чему-то научить в жизни, передать свою мудрость. Взамен заражались нашей молодостью, оптимизмом и всегда поддерживали нас в новых начинаниях.

Мы дружно ездили в колхоз, дежурили в ДНД, проводили «день здоровья» на природе, посещали ресторан в день энергетика. Этот день праздновали в конце декабря – двадцать второго числа. Ходили в ресторан всем отделом, так как премию к этому дню руководство «на руки» не выдавало, а пускало на оплату ресторана. Считалось, что если не идешь праздновать, то даришь свои денежки кому-то другому. Явка, как правило, была стопроцентной. Но были и такие, кто «меры не знал», принимал «двойную дозу» на грудь и их выносили более крепкие сотрудники «под белы рученьки»…

Все проходило весело, непринужденно. Народ радовался хорошо оформленному залу, щедрой сервировке стола, оказанному вниманию. Все были довольны и счастливы, ведь это было преддверие Нового года и настроение было соответствующее: лёгкий морозец и белый снег на улицах, покупка елок, игрушек, подарков родным и близким, череда долгожданных праздников. Все это создавало неповторимую радостную атмосферу.

В последний год моего пребывания в отделе мы с Надей Аверьяновой сделали монтаж со стихами и песнями. Песни исполняли сами под живую музыку, тексты читали с листа, держа в руках красные папки. Выходили перед отделом в длинных вечерних платьях, как дикторы телевидения. Все замирали и сидели, открыв рот. Вслед за стихами мы выводили песню, перефразировав слова из из телефильма «Следствие ведут знатоки»:

– Наша служба и опасна, и трудна,

И на первый взгляд, как будто не видна…

Шефу все понравилось, вечер прошел замечательно. Были нам и премии, и поощрения.

Вообще, волшебную силу искусства, как говорил незабвенный артист Аркадий Райкин, трудно переоценить. В этом я не раз убеждалась в своей жизни. Вот тогда-то Надежда круто поменяла свое поведение и стала первой помощницей своего начальника во всех начинаниях. Поняла, что быть в круговороте события намного веселей, интересней и выгоднее для самого человека, чем прятаться по углам и брюзжать, охаивая все и вся, будучи в оппозиции.

С девчонками я потеряла всякую связь, когда всех накрыли ельцинские реформы. Началась новая полоса жизни. Нужно было выкладываться по полной, выкарабкиваться из нищеты, учиться зарабатывать деньги. Все оказались в непонятных народу рыночных условиях. А вся прошлая жизнь показалась такой далекой, а главное, не актуальной, что и к людям из той эпохи, пропал интерес. Но это уже в девяностых. А пока на календаре был восемьдесят второй год. Приближалась наша свадьба с Сашей.

Глава 3.Моя Новогодняя «Сказка»

Новый, 1979 год

«В Ленинграде 30го декабря 1978 года мороз достиг рекордной отметки с 1722 года – минус 34,7 градуса.» Из сообщения Гидрометцентра СССР

Вернусь на некоторое время назад, в семьдесят восьмой год, когда я была приглашена на встречу Нового семьдесят девятого года в Ленинград…

Конец декабря семьдесят восьмого года. Я рассталась с немцем. Меня покоробила его фраза, что он не хочет «плодить» фолькс-дойчей. То есть полу немцев. Приняла предложение Саши встретить Новый год в Питере и выехала.

Первый раз я была в Питере на Первое мая на втором курсе. Жила у Сашиных однокурсниц по ЛИТМО в доме, похожем на барак. В кровати, где мне выделили спальное место, почему-то был насыпан песок… Я стряхнула простынь, но долго не могла уснуть из-за чувства брезгливости… Ворочалась с бока на бок… Вот она, чистоплотность, воспитанная мамой… Почему-то вспомнила, как дочь квартирной хозяйки в моей первой съемной комнате приводила домой уличных собак и затаскивала их в постель, где они с матерью спали… Может и в этой кровати лежали собаки?..

Будильника у меня не было, ноги гудели от усталости, я умаялась и проспала ровно до десяти часов утра – времени нашего свидания. Проснувшись, «помчалась» на Васильевский остров на трамвае, который мне накануне разрекламировал Саша: Ленинград виден, как на ладони, много интересного можно рассмотреть… Вот я и рассматривала…

Трамвай до места нашего рандеву тащился два часа. Успела посмотреть на город трех революций с разных ракурсов, полюбоваться «застывшей музыкой» – архитектурой и даже поесть в столовой по пути. Как говорится, семь бед – один ответ… Честно говоря, я уже и не надеялась увидеть на месте свидания своего бывшего одноклассника… Но Саша честно ждал меня все время у памятника Ивану Федоровичу Крузенштерну на виду у всех курсантов, которые корчили ему рожицы из окна училища и всячески подтрунивали над «стойким оловянным солдатиком»…

Мы погуляли по Ленинграду, сфотографировались на фоне Петра Первого, кораблей в Неве. Вечные мои скитания, неустроенность наложили свой отпечаток на мое восприятие Ленинграда: не показался он мне тогда таким величественным, красивым, гордым… Я не знала даже самого известного изречения о зданиях этого героического и красивейшего города мира, что архитектура – застывшая музыка, принадлежавшее немецкому теоретику искусства Фридриху Шеллингу…

В молодости ведь хочется веселья, музыки, шума, гама, неформальной обстановки. А не чопорного гуляния «под ручку» по набережным Ленинграда, как старички. Хотя и это замечательное занятие. Саша никакого веселья себе позволить не мог. Таков военно – морской устав: нельзя посещать рестораны, кафе, распивать спиртные напитки… Так что кроме прогулок по городу и танцев в его родном училище, развлечений у нас не было.

Во второй раз мне был обещан праздничный стол и встреча Нового года на квартире какого-то курсанта. Саше родители присылали деньги на дополнительное питание. Лето, как и большинство северян, их семья проводила на море. После возвращения долго гасили долги, откладывали сбережения на будущий отдых. Так что особенных накоплений у них не было. Но для родного сына они всегда выкраивали деньги.

Я поехала в Питер. Хотелось вырваться из надоевшего разгульного ритма общежитской жизни, грустных воспоминаний. Общежитское веселье уже не радовало, чудо не свершалось. А в него так хотелось верить… В Новогоднее чудо… Ведь его в душе тайно ждут все: и взрослые, и дети… Хотелось придумать счастливую зимнюю сказку и самой поучаствовать в ней…

Зима в тот год была особенно лютая: температура зашкаливала за минус тридцать по всей территории России. Антициклон с Карского моря принес на север страны резкое похолодание. Свирепых морозов не выдерживали ни рельсы, ни электровозы. Лопались трубы отопления, пропадало электричество. Привычные на новогоднем столе бутылки с лимонадом, шампанским, ситро, лежавшие на складах в лютый мороз, полопались. Так писали газеты о последствиях мороза в ту новогоднюю ночь…

Перед самым Ленинградом наш поезд, наполненный такими же веселыми романтиками, которые мечтали весело встретить Новый год в городе на Неве, загнали в тупик и оставили до выяснения обстановки. На подъезде к городу скопилось множество подобных поездов со всех направлений.

Искусственная дубленка, с виду добротная и элегантная, меня совершенно не грела, и я в ней откровенно мерзла. Она не очень-то способствовала моему появлению в жуткий мороз на ленинградских улицах. Но дело было сделано – я почти приехала… Старалась не думать о стуже и не обращать на такие «мелочи» внимания. Меня волновало совсем другое: успею ли я к Новому году из этого тупика или нет?

Стрелка часов неумолимо приближалась к двадцати часам, а наш состав без движения все стоял на прежнем месте. Пассажиры начали нервничать и откровенно волноваться: успеют ли они к праздничному столу? Все ехали встречать Новый год в Ленинград. Наверное, насмотрелись фильма «Ирония судьбы или с легким паром»…

Наконец, из глубины вагона отпочковалась группа молодежи: два парня и две девушки. С веселыми шутками они прошли по коридору, решив сойти с поезда и дойти до ближайшего автобуса, чтобы уже на нем добраться в центр. Я тоже решила пойти с ними. Кто меня дернул это предпринять – не знаю… Знала я только одно – больше находиться в этом затхлом неподвижном вагоне я не могла!

Мы сошли в каком-то пригороде. Проводница в тамбуре с трудом отворила сильно промерзшую железную дверь, покрытую снежной изморосью. Настуженное железо издало некий прощальный звук, похожий на скрежет, и дверь распахнулась…

В ту же минуту веселая компания окунулась в лютую стужу: замысловатыми спиралями, собирая все снежинки воздушного пространства, кружила злая метель, поднимая полы коротеньких пальто и дубленок. Казалось, что отовсюду дул пронизывающий, обжигающий ветер.

У меня как-то сразу пропало желание добираться самостоятельно, после того, как ледяной ветер залетел мне под дубленку и, как распоясавшийся кавалер, добрался до ребер. Но делать было нечего… Проводниц, окинув на прощанье нас сочувствующим взглядом, со знакомым лязгом захлопнула дверь вагона. Путь назад был отрезан, «мосты сожжены» и наш молодежный десант гуськом двинулся вдоль поезда, пробираясь сквозь непогоду к автобусной остановке.

Мороз был жуткий, ветер дул прямо в лицо. Нос и щеки замерзли сразу, как я их не закрывала. Молодежь поджидала автобус с шутками и прибаутками, подпрыгивая и одновременно обнимаясь и пихаясь. Так они пытались согреться. Меня же и эта нехитрая радость обошла стороной. На наше счастье, небольшой, но теплый автобус подошел достаточно быстро. Мы расселись поближе к кабине водителя, потирая заледеневшие ладони. Водитель с недоумением поглядывал на странную компанию, которой не сиделось почему-то дома в лютый мороз, и, что-то бурча себе под нос, повез нас по направлению к Питеру.

Парни и девушки вышли не доезжая вокзала. Я же притащилась туда в полном одиночестве. Вбежала в зал и первым делом посмотрела на табло. Жуткое зрелище лишило меня дара речи: мой поезд пришел двадцать минут назад….

Я стояла посреди огромного зала, забитого гулом множества снующих нервозных людей, и озиралась вокруг… Конечно же, никакого Саши поблизости не было. Да и не могло быть, так как каждый нормальный здравомыслящий человек, встретив поезд, и не найдя там встречаемого, понимает, что он или не приехал, или с ним что-то случилось.

Положение мое было аховое. Я не знала, не только где буду встречать Новый год, но где вообще буду ночевать. Потому что ни знакомых, ни друзей, кроме Саши, у меня в Питере не было…

И все-таки я стояла посреди зала и искала глазами знакомую фигуру в черной шинели. Мысль была безумная: если он не пришел или уже ушел, то пойду по Невскому проспекту, буду стучаться по пути в каждый ресторан, в надежде на приют хотя бы до утра. Уже попутно думы возвращались к встрече Нового года. Какой теперь Новый год? Попасть бы в тепло…

Я уже собралась осуществить свой утопический план, как вдруг почувствовала, что кто-то тянет меня за рукав дубленки. Это был Саша. Он стоял в каком-то черном тулупе, явно с чужого плеча, и в зимней заячьей шапке. Я его сразу и не узнала… Хотела уже дать отпор какому-то «бичу», позволившему себе так вольно обращаться с незнакомой девушкой. Несколько мгновений спустя я уже рассматривала лицо этого знакомого «бича».

Я искренне обрадовалась Саше, посчитав его появление чудом! Все-таки встретиться в этом броуновском движении, хаосе и неразберихе последнего новогоднего вечера, надо было умудриться. Поезда продолжали опаздывать, народ нервничал, но мы, слава Богу, были уже вместе.

Скоренько объяснив Саше, куда я все же подевалась, мы двинулись в гостиницу, где он снял для меня номер. Гостиница «Октябрьская» находилась напротив вокзала. Пока администратор оформляла мои документы в забронированный Сашей номер, ко мне подошел незнакомый мужчина лет сорока и очень убедительно стал мне рассказывать, как «этот моряк меня сильно любит» и что я должна быть к нему «благосклонна»…

Такое откровение из уст незнакомца было для меня неожиданным, но приятным. Хорошо же, когда тебя любят… Я была смущена, но заверила мужчину, которого видела в первый и в последний раз в жизни, что поняла его, и что «так и будет»… Совсем, как у Константина Симонова в одноименной пьесе… Хотя ни о каких любовных чувствах у нас с Сашей никогда речи не было. Мы были просто одноклассники, которые просто дружили…

Но настроение от такого признания незнакомца у меня значительно улучшилось! Не так уж часто девушки слышат признания в любви, хоть и косвенные…

Сказка, хоть и со злоключениями, но продолжалась! Мы оставили сумку с моими вещами в номере и сразу же побежали встречать Новый год. Стрелки часов неумолимо приближались к двадцати двум часам…

По дороге Саша вспомнил, что забыл адрес, куда надо было ехать. Слава Богу, что в этот свирепый холод работали телефоны-автоматы. Друзья напомнили ему адрес и мы, еще немного поблуждав, нашли нужный дом. Домашнее тепло и уют, и, главное, запах настоящей елки, мандаринов, салатов сразу улучшили настроение двух насквозь промерзших людей. Я была такая голодная, что живот прилип к спине. Но нужно было соблюдать приличия и терпеть…

О любви…

«Любить – значит прежде всего отдавать, а не брать.»

Эрих Фром из книги «Искусство любить»

Родители парня вскоре ушли, предварительно поздравив нас, собравшуюся молодежь, с Новым годом. Все сели за стол. Кроме нас встречали Новый год еще две пары. Жареное мясо, приготовленное хозяевами квартиры, было превосходным и таяло во рту. За произносимыми тостами его компания прикончила первым. Саша решил «пошутить» и утащил из моей тарелки последний кусочек, на который я уже «наточила» зуб. Мое хорошее настроение стало испаряться, как воздух из проколотого воздушного шара.

Эта шутка мне показалась «плоской» и явно ни к месту, ни ко времени. Но Саша не особенно проникался в психологию моего состояния. Этому обычно учат в детстве, в семье…