Княжна для викинга. Книга 1

– Нег, родимый, целый и невредимый, – Гуда поспешила обнять Рёрика.

Любава была все еще возле князя. Она с некоторой завистью смотрела на то, как он обнял старую няню, улыбнулся той добро. Он все же способен на чувства! Вот как он рад этой бабке! А ее саму, прекрасную молодую Любаву, удостоил лишь равнодушной улыбки, с которой обычно приветствуют соседей и прочих безразличных людей.

– Ты здорова? – единственное, что успел спросить Рёрик.

– Я-то? Да…Что со мной сделается…– бросив странный взгляд на Любаву, няня вдруг отступила. – Пойду…Пойду пока в стряпную! Голодный ведь! – Гуда поспешно скрылась.

За дверьми покоев Умилы послышалась возня. Не дожидаясь, Рёрик распахнул двери и вошел.

Княгиня со страдающим лицом лежала в кровати, укутанная покрывалами. На столе возле нее громоздилось не меньше дюжины склянок, в которых, по всей видимости, находились лекарственные снадобья.

– Слава богам, ты жив…– Умила сделала попытку приподняться, но не смогла, обессиленно опустившись обратно в подушки.

– Что с тобой? – Рёрик обнял мать, помогая ей усесться.

– Да что я…– Умила тяжело вздохнула. – Главное, что ты жив и здоров, мой сокол, – покачала головой Умила, оглядев сына заботливым взглядом. – Отощал-то как…И выглядишь усталым…Дай же обниму тебя…Как я ждала тебя…Ты должен поесть и отдохнуть. Любава позаботится о тебе…– но вдруг улыбка княгини улетучилась. – А это еще что? – Умила в ужасе обнаружила, что плечо Рёрика перевязано. – Ты ранен?!

– Не…– Рёрик махнул рукой, не желая пугать мать.

– Что?! Что случилось?! – Умила подпрыгнула на месте, хотя минуту назад умирала.

– Свалился с мачты, – пошутил Рёрик.

– О, боги, тебя же ранили! – вот теперь Умиле сделалось по-настоящему плохо. – Тебя тотчас осмотрит мой лекарь. Слышишь? Тотчас! – постановила Умила.

– Нет уже надобности. Давно это было.

– Любава! – позвала Умила. Девушка тут же появилась в дверях. – Приведешь Негу лекаря. А сейчас ступайте в кухни, – Умила перевела взгляд на сына. – Я хочу, чтобы тебя поскорее накормили.

Выйдя из покоев матери, Рёрик пошел в сторону, противоположную кухням, а точнее туда, где прежде была размещена Вольна. Умила и Любава мельком переглянулись за его спиной.

– Он пошел искать ее, – прошептала Любава, побледнев.

– Было бы странно, если б не пошел, – цыкнула Умила. А потом поторопила Любаву нетерпеливым жестом. – Иди уже, накорми его. И спать уложи. Пусть отдохнет.

– А если он спросит о ней? – Любава нахмурилась.

– Мы же уже сто раз все повторили, – закатила глаза Умила. – Скажешь, что она ушла. Ушла и все тут.

– А если кто-то проболтается…– Любава уже еле дышала.

– Обязательно проболтается. Главное, чтоб не сегодня. А потом нас дома не будет. А лучше всего, пусть узнает где-нибудь в другом месте, подальше отсюда. А там где узнает, там пущай и бесится.

– Я боюсь, – выронила Любава испуганно. – Прошу, не оставляйте меня…Я одна не справлюсь.

– Как ты собралась за него замуж, если боишься его?! От солнца бегать, света не видать, – отругала Умила, поднимаясь с постели. – Ладно, я скоро подойду. Чуть позже…Иди же! Иди.

****

Обойдя весь дом, Рёрик не нашел Вольны. Не заметил он даже ее вещей. Как будто этой женщины здесь и вовсе никогда не было. Но самое странное, что он вообще никого не встретил на своем пути по обычно шумному дому. Будто все обитатели вымерли. Даже слуги куда-то подевались.

– Где Вольна?! – с порога спросил Рёрик, оказавшись в кухнях, где Любава и Гуда уже собирали стол.

Женщины обернулись на резкий голос. Рёрик стоял в дверях и теперь уже выглядел рассерженным. Еще бы. Он проделал такой путь, а Вольна его не встречает!

– Так ведь…– начала Гуда, но Любава тут же уколола старушку взглядом. Няня смешалась, схватила какую-то полупустую корзинку и стрелой вылетела из кухонь, что-то бормоча.

– Ну? – на сей раз Рёрик обращался к Любаве, которая, едва сдерживая дрожь в руках, накладывала в миску еду, видимо, для него.

– Ушла она, – после некоторых колебаний, выдавила из себя девушка. Промедлив, будто ожидая чего-то, она продолжила накрывать стол. Теперь уже она делала это чуть уверенней. Умила права, нет причин бояться. Нужно придерживаться первоначального замысла и все получится.

– Куда ушла? – удивился Рёрик, опершись на косяк ладонью.

– Куда-то…– Любава опустила глаза. Она следовала наставлениям Умилы четко. Отвечать на его вопросы пространно, не вдаваясь в детали.

Рёрик с полминуты стоял неподвижно, осмысливая услышанное. Он не понял, что имелось в виду. Ушла. Или вышла. Так куда же она все-таки делась посреди ночи?!

– Я бы непременно дождалась…– Любава развеяла сомнения Рёрика тихой репликой.

Он ничего не ответил на услышанное откровение. Чувства Любавы его мало заботили. Зато он уже явственно ощущал, как к нему подступает гнев. Он уже забыл, когда это в последний раз от него кто-то уходил. Тем более Вольна, с которой он всегда был столь терпелив. Уж ей-то не на что было жаловаться! Тем не менее ее тут нет. Как она посмела так поступить?! Предать, бросить, не дождаться!

В этот момент в дверях появилась закутанная в шерстяную шаль Умила. Она ступала нарочито тяжело, то и дело обессилено охая и прикладывая ладонь к сердцу.

– Мы ждали тебя много раньше…– начала Умила слабым голосом. Лоб ее напрягся паутинкой морщин. И она потерла виски, давая таким образом понять, что ее мучают нестерпимые боли. – Любава, завари мне травы…Те, что у знахарки забрала поутру…

– Где Вольна? – обратился Рёрик к матери.

Старая княгиня деланно вздохнула. Водворилась тишина. Лишь Любава, украдкой поглядывая на обоих, спешила приготовить отвар, громыхая котелком. Она была готова исполнять любые приказания Умилы, лишь бы только это помогло ей сделаться женой любимого князя.

– Ушла, – развела руки в стороны Умила.

– Куда ушла, я спрашиваю?! – нетерпеливо рявкнул Рёрик.

– Не знаю. Ушла и все…Нагрубив мне напоследок…– Умила оставалась возмутительно спокойна, словно речь шла о пустяках. Теперь она уже не выглядела умирающей, каковой была в своих покоях. Она с интересом потянулась к блюду с орехами и начала щелкать их один за другим. – Хлопнула дверью и ушла.

– Когда? – заорал взбешенный Рёрик. – Кто ей позволил?!

– Разве ей нужно чье-то позволение? Ты же знаешь: нрав у бабы этой строптивый. И скверный, – Умила выделила последнее слово особенно. – Видно, прискучило ей ждать тебя…Ты обещал, что вернешься летом, а теперь уж осень. Я не хотела тебя огорчать…Но это из-за нее мне сделалось дурно…Как она кричала…Как ругалась…Какие слова говорила…У меня язык не повернется передать тебе это…Из уст женщины такое сквернословие непозволительно, – княгиня сказала отчасти правду. В то злополучное весеннее утро брань в княжеском доме действительно звучала. Вольна ссорилась с Умилой и Любавой, и кажется, даже сумела переорать их обеих. Разозленная до крайности красавица в итоге, действительно, покинула дом. Но далеко не ушла. Почти сразу ее подкараулили горожане, науськанные по приказу Умилы. Останься Вольна в своих покоях, стерпи она обиды, в реке бы не оказалась. По крайней мере, в тот день. – В мои годы следует избегать волнений, сын…Если бы я не дожила до рассвета, это было бы на ее совести. Если конечно, она у нее есть.

– Поймаю. И прибью ее, – сейчас уже Рёрик был в ярости. От его чувств не осталось и следа. И если еще утром он мечтал заключить в страстные объятия любимую, то теперь, и правда, был готов убить ее. Положа руку на сердце, он и сам все знал про свою Вольну. Она упряма и капризна. На любое замечание у нее всегда один довод: «Мне беременеть, тебе прихоти носить». Да, в ней нет покорности, уступчивости и женской мягкости. И все это он простил бы ей, если б только она ждала его.

– Ты не должен теряться из-за худородной девки, – наставительно заметила Умила, когда Рёрик со злости смахнул какой-то кувшин со стола. – Тем паче когда здесь твои люди…Смотрят и видят, – понизив голос, напомнила мать сыну. – Ты же не юнец. Все. Забудь ее. Выброси из головы. Есть более достойные особы…– Умила красноречиво обозрела Любаву. Та, поймав взгляд старой княгини, тут же поставила миску с едой перед Рёриком, который в тот момент гневно смотрел в одну точку. Все это время Любава предусмотрительно помалкивала, слушая россказни Умилы, из которых следовало, что Вольна ушла из дома чуть ли не вчера. Не говорить же князю, что они извели его любимую почти сразу, как он отбыл. Это, безусловно обман. Но ведь ради блага. Вольна теперь выглядит в крайне неприглядном свете. Ее отсутствие легче пережить. Ведь пуще всего мужчины ценят верность. А она, Любава, будет ему верна.

– Поешь, – предложила Умила. – И спать ложись. Утро мудренее вечера.

Рёрик машинально взял в руки плоскую ложку, хотя есть уже не хотел. Тут же к нему подскочила Любава и что-то суетливо налила в его кубок. Что-то хмельное и ароматное. Длинные юбки дочери Дражко коснулись его ноги. Рёрик бросил мимолетный взгляд на девушку. Она, видно, истолковала этот нечаянный взор так, как ей нравилось, и потому улыбнулась, смущенно опустив очи.

– Позови моих людей. Пусть поедят и отдохнут, – уже не глядя на Любаву, повелел Рёрик мрачно.

Расстроенная Любава вышла на двор, где дожидалось отбоя несколько человек. Среди них она узнала Лютвича. Он разговаривал с каким-то парнем. Их голоса глушил ветер. Но, судя по лицу поклонника дочери Дражко, беседа была любопытна.

Когда Лютвич вновь увидел предмет своего влечения, то ощерился какой-то непонятной нервной ухмылкой. Саму Любаву передернуло от подобных знаков симпатии.

– Рёрик зовет всех вас потрапезовать, – не удостоив Лютвича взглядом, обратилась Любава к остальным мужчинам. – Поешьте и отдохните, место всем найдется, – по-хозяйски пригласила она Истому и Ингвара в дом.

– Чего не здороваешься? – сразу прицепился Лютвич к своей ненаглядной. Так получилось, что она шла последней, а он – за ней. Вместе они чуть замешкались. Он проворно перегородил ей дорогу, как часто делал и прежде. Любава попыталась обойти его сначала слева, потом справа, но он не пропускал ее.

– Я спешу, – недовольно процедила Любава, поправляя платок, из которого выбилась светлая прядка ее курчавых волос.

– А, ну да…Теперь ведь у тебя много забот, – осклабился Лютвич во весь рот. – Готовишься к свадьбе, небось…– заявление Лютвича заставило Любаву выпучить глаза. Девушка неприятно удивилась. Неужели он уже прознал о кончине Вольны?! Так быстро?! Дурные вести не лежат на месте! – Ага, я верно подумал, – продолжал Лютвич, посмеиваясь. – Чаешь его женой и управительницей города сделаться…

– Не твое дело, – Любава чуть покраснела. Теперь, когда горделивая соперница была устранена, у дочери Дражко действительно имелись такие намерения.

– Да не женится он на тебе никогда! – Лютвич ухватил Любаву за локоть. – А я могу. Я!

– Отпусти! – Любава попыталась выдернуть свой локоть из рук одноглазого поклонника. Но последний так стосковался, что не хотел столь быстро ее отпускать. Хотя в подобные моменты, когда она грезила о Рёрике, он ненавидел ее чуть сильнее, чем любил. – Буде не отпустишь, я все Негу расскажу, – погрозила Любава. И тут же оказалась свободна от посягательств.

Когда она вернулась в кухни, там было шумно. Будто не четыре человека за столом, а целая дюжина воинов пирует. Пахло горячей едой. Среди мужских голосов выделялся моложавый голос Умилы. По этому голосу было никак невозможно определить, сколько его хозяйке лет.

Любава прошла к очагу, поворошила дрова кочергой. Затем принялась расставлять на полке какие-то миски, бестолково засовывая одну в другую, а затем меняя местами их расположение. Ей хотелось казаться домовитой и трудолюбивой. Хотя в сущности она ничего особенно не умела. Все, за что брались ее белоснежные руки, оканчивалось недоразумением. Но в том не было ее вины. Так уж ее воспитали в княжеском доме. По большому счету, не имелось необходимости ей обладать какими-то хозяйственными навыками, если она полагала в скором времени сделаться женой правителя.

– Где Харальд? – спросил Рёрик Умилу. Его лицо все еще выражало досаду.

– Почему не спрашиваешь, где Синеус? – Умила недовольно сплющила губы, отчего они чуть посинели. Рёрик слишком любит старшего брата, чьей матерью была принцесса Ингрид, первая жена Годлава. В то же время родной брат, Синеус, будто бы не так близок ему. По крайней мере, большую часть времени Рёрик провел именно с Харальдом.

– Ну и где Синеус? – Рёрик отодвинул от себя еду. Есть ему все еще не хотелось. Хотя из миски на него смотрело разогретое жаркое, присыпанное ароматными кореньями и травами. В темной наваристой жиже плавали большие куски мяса и радуга овощей. Но ничто уже не вызвало аппетита у огорченного Рёрика.

– Дело ясное, – вдруг встрял Лютвич в чужую беседу. – Не выйдут они, на глаза твои не кажутся…Не уберегли Вольны.

После этих слов в кухнях установилось молчание, хотя до этого каждый что-то говорил. Умила невозмутимо отвернулась к окну. А Любава выронила из рук нож, который со звоном ударился об пол, нарушив тишину. Рукоятка отломилась. Любава смятенно оглядела княгиню-мать. Сломанный нож – дурной знак, сулящий беды.

– Что ты сейчас сказал? – Рёрик нахмурился, озадаченно оглядев Лютвича.

– Да ничего…– пожал плечами Лютвич, помешивая горячую похлебку в плошке. Он был из тех людей, которые умели ждать. Ждать, когда остынет кушанье, не запихивая его в рот. Ждать подходящего момента в разговоре. Ждать свою Любаву. – Вольну жалко. Пригожая была. А теперь в пучине краса ее. Никому не любоваться ею.

Рёрику почудилось, что он ослышался. На него нашел ступор. Не веря своим ушам, он вопросительно оглядел мать. Но Умила все еще сидела, обратившись к растворенным ставням и будто не слыша разговора. Рёрик в растерянности перевел взор на Любаву, которая, в отличие от княгини, смотрела на него.

– Любава…– позвала Умила слабым голосом. – Худо мне…Воды подай-ка…

Любава с готовностью метнулась к бочке. Зачерпнув ковшом ледяную воду, укусившую кожу, она дернулась в сторону Умилы. Но тут же врезалась в Рёрика, который был уже возле нее.

– Где она? – прорычал Рёрик.

– Я не знаю, не ведаю…– дрогнув под гнетущим взглядом Рёрика, Любава оступилась, выплеснув воду из ковша.

– Что с ней?! – заорал Рёрик, нависнув над Любавой. – Да говори же!

– Она ушла…Сама ушла…Весной еще…– затрепетала Любава. – Я не знаю, что с ней стало дальше…Мы тут ни при чем…

– Проклятая врунья…Опять лжешь мне?! – взревел Рёрик, словно раненый зимой зверь. Не получив внятного ответа, он рассвирепел еще сильнее и замахнулся, желая получить признание любым способом и поскорее. Воспитанный в суровые годины, он полагал этот метод самым действенным. – Рассказывай!

– В реке твоя Вольна…– выпалила Любава, залившаяся слезами после собственных слов.

В кухнях вновь водворилась тишина, прерываемая лишь частыми всхлипываниями Любавы да треском сухих поленьев в очаге. Все смотри на застывшего Рёрика. А он будто не постигал смысла услышанного. Он стоял как вкопанный, не сводя глаз с краснеющего лица Любавы.

– Народ думал, что она ведьма…– вкрадчиво продолжал Лютвич, все еще сидя за столом. – Это кто ж только такой подлый слух пустил…Верно, завистницы…Врагини…

– Мы тут ни при чем…– лепетала сквозь плач Любава, отступая к стене. Она вмиг забыла все наставления Умилы о том, что полагается говорить и как нужно себя вести. – Ни при чем…Это все народ…Люди…

– Любава…Воды…– строго напомнила Умила, желая поскорее заткнуть свою подопечную, которая оказалась не слишком стойкой.

Однако Любава не могла теперь не то что воды принести. Она была не в силах и слово вымолвить. Рёрик смотрел на нее с такой лютой злобой, что она боялась даже шелохнуться. Ведь еще совсем недавно она пыталась выставить погибшую Вольну предательницей, которая не умела любимого дождаться.

Вопреки тому, что сказанное Лютвичем прозвучало четко и никто этого не опроверг, Рёрик в услышанное не верил. Он пока не был готов допустить подобного.

– Брат, ты вернулся…– внезапное появление Харальда в дверях заставило всех обернуться.

До этого момента Рёрик не вполне осознавал новость о Вольне. Ему все казалось, что сейчас он выйдет из дому и легко отыщет любимую. Ну или нелегко, но отыщет. Но теперь, увидев грустного Харальда, смотрящего на него с сочувствием, он вдруг осмыслил произошедшее в полной мере. Вольна всего лишь человек. К тому же слабая женщина. Она смертна. И он уже не увидит ее.

– Харальд? – лишь брату Рёрик верил безоговорочно. Даже если весь город, сотня людей в один голос станут утверждать что-либо, он оставит это под сомнением, пока Харальд не подтвердит.

Вместо ответа сын принцессы Ингрид отвел взор в сторону. Этот жест был красноречивее любых слов.

– Как же…– Рёрик пошатнулся. Нет, это не он потерял равновесие. Это мир содрогнулся.

– Утонула, – удостоверил Харальд, понимая о чем его взглядом спрашивает брат.

Любава заревела в голос, прижимая ладони к промокшим щекам. Умила сердито оглядела девушку, но та тряслась в рыданиях и не смотрела на княгиню-мать.

– Чего воешь?! – заорал на Любаву невменяемый от горя Рёрик. Боль вырвалась наружу не слезами, а гневом. – Ты что мне говорила, змея?! Ушла она?! Не дождалась?! Так весной же еще! – Рёрик бросился к Любаве, которая отчаянно рыдала, вжавшись в стену.

– Харальд! – взвизгнула Умила, предчувствуя близящуюся расправу над своей воспитанницей.

– Нег, остановись! – Харальд попытался удержать брата.

Тем временем опомнившаяся Любава бросилась к Умиле и спряталась за нее, забившись в угол. Сама княгиня-мать тут же вскочила на ноги, степенно поправляя шаль.

– Сын, утихомирься! – Умила подала голос уверенно, однако было видно, что она оказалась не готова к подобному развитию событий. – Возьми себя в руки. На все есть благословение богов!

Невзирая на протесты матери, расстроенный Рёрик выволок из угла Любаву, сжавшуюся в клубок, точно напуганный еж. Грубо ухватив девушку за шиворот он без лишних слов потащил ее на улицу. Она рыдала и вырывалась, даже не успевая подняться на ноги.

– Опомнись, что делаешь, Нег? – на защиту Любавы вновь встал Харальд.

– Прочь с дороги! – гаркнул Рёрик, свободной рукой отпихнув старшего брата.

Харальда ослепила ярость, пылающая огнем в глазах брата. Таким свирепым он его еще не видел. Он знал, каким Рёрик бывает в бою, каким бывает на пиру, но он не видел его в горе.

– Да она-то тут при чем?..Отпусти ее…– Харальд понимал, что он здесь единственный, кто в вправе и в силах остановить Рёрика. – Иди, обмой лицо в роднике…Посиди под небом. И спать ложись. Все образуется…

Но Рёрик не слушал Харальда. Его обуяло неистовство. Теперь он все ясно видел. Умила всегда пыталась подсунуть ему Любаву. И вдвоем они выжили Вольну из дому. Она выбежала на улицу, даже не успевая собраться с мыслями, даже не взяв с собой кого-то для охраны.

Напуганные лица женщин сейчас не вызывали у Рёрика жалости. Они были ему отвратительны. Цветущая Любава, которую он с детства знал, как милую застенчивую девушку, превратилась в скользкую извивающуюся змею, готовую подло ужалить. А мать казалась коварной ведьмой, способной ради исполнения своих желаний на любую низость. Он просил ее присмотреть за Вольной, взять ту под покровительство, и вот как она выполнила его просьбу.

– Сын, пойди в опочивальню…Ты теперь не в себе, – зазвенел голос Умилы из-за спины Харальда.

Но огорченный Рёрик не обращал внимания на эти пустые слова, а может, даже и не слышал их. Сейчас ему было дело только до кричащей и выдирающейся из его рук Любавы.

Умила заохала, хватаясь за сердце, пытаясь таким образом привлечь внимания к своему самочувствию. Однако Рёрик теперь был слишком занят, чтоб отвлекаться на подобные фокусы. Лишь доверчивый Ингвар бросился к Умиле с ковшиком водицы. Хотя княгине ничто не грозило, в отличие от Любавы, которую Рёрик увлекал на двор. На лавке застыл удивленный Истома. Что до Лютвича – он стоял в стороне, пока не вмешиваясь в происходящее. Он наблюдал. И ждал.

– Опомнись, брат! – рассудительный Харальд бросился на улицу следом за Рёриком. – Что творишь?! Ты ж ей голову оторвешь! Шейка тонкая ж. Прекрати!

Не обращая внимания на окрикивающие его голоса, Рёрик тащил Любаву куда-то в сторону реки. Девушка рыдала, заламывая локти. Опухшее пунцовое лицо покрывалось слезами вновь и вновь.

– Пощади! Да люблю же я тебя! – плакала Любава, не понимая, что сейчас ее признания Рёрику омерзительны, как и она сама.

У него были простые и суровые взгляды. Потерю нельзя восполнить, но можно хотя бы утешиться. Найти виноватого и наказать сполна. Утопить Любаву в той же самой речке. Или свернуть ее тощую шею, как предложил Харальд. Главное, поскорее избавиться от этой лживой гадюки. И больше не видеть ее блестящих змеиных глазенок! А мать…Пусть смотрит!

– Нег, отдай ее мне…– произнес вдруг Лютвич слова, которые никто не ожидал услышать.

На миг повисла тишина. Все с недоумением попеременно смотрели то на Лютвича, то на Рёрика, пытаясь угадать дальнейшие действия последнего. Рёрик бросил на трясущуюся Любаву взгляд, исполненный презрения. А в следующий миг он буквально отшвырнул от себя девушку. Та угодила точно в руки Лютвича.

Рёрик развернулся и пошел прочь от дома, не удостоив взглядом мать. Он лишь мельком оглядел Лютвича, который уже держал в объятиях дрожащее тело.

Глава 6.

Хоромы для Любавы

Стрекозы сбились в стайки. Комары и мошки спустились к полям, словно невидимая сила давила на них сверху. Свинцовые тучи сгустились, тяжело нависнув над землей.

– Проклятье! – выругался Лютвич, натягивая вожжи. Конь успел остановиться в самый последний момент, когда колесо раскололось на две части. Днище телеги процарапало землю. Жердь, служащая бортиком, обвалилась. Покрывало, натянутое наподобие крыши, обо что-то зацепилось, лопнуло и разорвалось. На траву высыпались мешки, пара сундуков, а в конце всего – Любава. – Не ушиблась? – Лютвич сразу поспешил к предмету своей любви, помогая ей подняться на ноги.

– Зачем ты так подстегивал коня? – Любава недовольно одернула локоть и начала брезгливо отряхивать платье от дорожной пыли. – Посмотри, что ты наделал.

– Вообще-то, я ради тебя стараюсь. Мне-то спешить некуда. Это не меня сегодня собирались утопить в речке, – напомнил одноглазый.

С самого рассвета и до сего момента он гнал лошадь, чтобы поскорее увезти дочь Дражко от гнева Рёрика. Также он видел, что собирается дождь, и старался успеть прибыть в ближайшую деревеньку, где можно разместиться на постой или хотя бы переждать ненастье.

– Думаешь, Нег снарядит погоню? – Любава не принимала того, что Рёрик мог отдать ее, словно ненужную рабыню. Она была уверена, что он вернет ее обратно. Ведь сегодня, когда ярость его спала, он будет в состоянии оценить, как сильна ее любовь к нему, как долго и преданно она ждала его.

– Не называй его так, – Лютвич пнул ногой останки деревянного колеса и пошел освободить запряженную лошадь. В дополнение к самой Любаве и втихаря от Рёрика, Умила успела выдать беглецам повозку и кое-какой скарб, который, шутя, одноглазый оценил как приданое.

Загрохотал гром. Небо вдруг потемнело, словно боги накинули на землю черное покрывало. Травинки в поле, точно слаженная армия, пригнулись к земле от налетевшего ветра.

– Сейчас хлынет, – предсказал Лютвич, глядя в сверкающую молниями бездну над головой.

– Ну так не стой, как немощный, придумай что-нибудь, – заложив руку за руку, подхлестнула Любава.

– Не разговаривай со мной, как со слугой, – предостерег Лютвич.

– А ты не веди себя так, словно без чужих приказов не знаешь, что нужно делать.

Лютвич ничего не ответил на резкое высказывание. Любава никогда не была особо ласкова с ним. А он в свою очередь любил ее именно такой, недоступной и далекой. Она была его навязчивой идей, от которой он не мог отказаться, хоть она и мучила его. Всегда в красивом платье, с чистыми белыми ручками, в тумане ароматных благовоний. Дочка какого-то князя или просто знатного воеводы. Она не какая-то деревенская девица, она из благородных. Может, она потому ему и понадобилась, что она не такая, как все.

С неимоверными усилиями приподняв тяжелую повозку, Лютвич поставил ее на бок. Затем стащил сундуки и корзины в одну кучу. Облокотился на край телеги, глубоко вздохнул, переводя дух. Любава стояла в трех шагах и обозревала все происходящее с неким порицанием во взгляде.

Подталкиваемая Лютвичем повозка с грохотом опустилась одним своим краем на поклажу, которая послужила опорой для будущего шалаша.

– Залезай, – Лютвич указал Любаве на образовавшееся пространство под телегой.

– Это все, что ты смог придумать? – Любава отвернулась в сторону, раздраженно вздохнув.