Неожиданный наследник

Но камер-юнкер – наименьшее из зол. Гораздо опаснее сидящие напротив господа. Они просто не знают жалости, так как речь идёт о безграничной власти. Учитель рассказывал, на что способны люди ради неё. Я ещё должен радоваться, что до определённой поры жил, как человек и мог общаться с окружающими. В ином случае меня бы просто убили или посадили на цепь, надев железную маску. Оказывается, в истории бывало и такое.

Потому я особо не скрывался, проявляя вполне понятные эмоции. Заодно всячески показывая тягу к знаниям. Не вижу смысла изображать откровенно юродивого. Люди сами придумают и поверят в любые небылицы о моей персоне. А вот если вскроется обман, то можно забыть про нарядное платье и баню. Зато сразу придётся вспомнить о сырой темнице и гнилом матрасе.

– Вам объявят об этом позже, – произнёс князь, прервав бег моих мыслей, – Может, что-то ещё?

Лучше просить больше. Чего стесняться? Глядишь, чего-то и выполнят.

– Я хотел бы воссоединиться со своей семьёй, – произношу первое пожелание, воспользовавшись молчанием присутствующих, быстро добавляю, – А также мне нужны учителя.

Судя по изменившимся лицам, вельможи подобного пожелания не ожидали.

– И какие же вам необходимы наставники? – неожиданно спросила молчавшая доселе Екатерина.

Ответ у меня давно готов, поэтому не вижу смысла скромничать.

– Мне необходимы учителя по арифметике и языкам. Это в первую очередь. Затем можно начать изучать историю, устройство мира и танцы. Я слышал, что последним увлекаются все благородные люди. Ещё…

– Может ему розог всыпать, дабы не наглел? Или просто по роже приложить, это я сам с радостью сделаю. А то учителей ему подавай и родню в столицу вези! – не сдержавшись, перебил меня Григорий Орлов, – Далее чего этот наглец попросит? Дворец подарить, карету золотую и десяток одалисок?

После слов порывистого фаворита императрица слегка поморщилась. Остальные никак не отреагировали на слова Григория, даже его брат. Видать, ему позволено многое в присутствии правительницы. Или люди привыкли к его хамству, принимаемому за простоту нрава. Я пока не разобрался в местных делах, но смог вычленить крохи знаний из слов Мусина-Пушкина. Тот старшего Орлова точно недолюбливал, отчего не смог сдержать нескольких резких слов. Хотя он и сух до подробностей, но при этом достаточно многословен. Правда, под потоками слов камер-юнкера скрывается попытка разговорить меня и вывести на откровенность. Вот такой забавный человек. За что ему спасибо, ибо я стал сдерживать свои порывы и тщательно обдумывать слова. Вначале мне ещё и повезло, так как окружающие с трудом понимали мою речь.

– Мы подумаем, – наконец произнесла Екатерина и махнула в сторону двери, – Ступай.

* * *

Я с трудом смог сдержать оскал после того, как за моей спиной захлопнулись двери. От очередного необдуманного поступка меня удержал вездесущий Мусин-Пушкин. Валентин Платонович и так излишне навязчиво пытается вызвать меня на откровенность, а то и влезть в душу. Наверное, он изначально заподозрил меня в игре. Жалко, что сразу после освобождения я наделал немало ошибок. Благо ничего не обратимого не произошло и меня вряд ли воспринимают всерьёз.

– Следуйте за мной, – произнёс надзиратель и махнул ухоженной рукой в сторону скрытого входа, откуда к императрице приводят тайных посетителей.

Разглядывая затылок графа, прикрытый париком, пытаюсь обуздать переполнявшую меня ненависть. Хорошо, что в голову пришла успокоительная гимнастика, коей меня научил Майор.

Спокойно, Ваня. Сейчас не время показывать характер. Делаю глубокий вдох и выдох, затем начинаю простенькую считалку, быстро заставившую направить мысли в иное русло. Сейчас нельзя даже думать о своих врагах, а лучше заняться чем-то иным. Затея с учителями как раз нужна, дабы как можно плотнее занять свой день. Ведь ранее я просто находился в некоем забытье, в котором мог пребывать днями напролёт. Теперь же подобное поведение невозможно. Меня почти не оставляют без присмотра. Хорошо, что я придумал занятный ход, и когда надо было подумать, молюсь в часовне или в комнате. Стоять на коленях было неудобно, так как сие действие может длиться часами. Зато меня оставляют в покое и даже излишне навязчивый поп, сразу полезший с исповедями и прочими покаяниями, умерил свой пыл. Каяться и открывать душу я ни перед кем не собираюсь. А запретить православному молиться – сущий скандал по нынешним временам. Вот у меня и появилось время обдумывать своё поведение и полученные новости.

Главное – не всполошить чрезмерно подозрительного камер-юнкера и двух лакеев, идущих следом. Больно гибкие движения у этих якобы слуг. А ещё пустые глаза, будто у мертвецов. На их счёт я не заблуждаюсь и понимаю, для чего они приставлены.

Поэтому надо срочно успокоиться и далее продолжать изображать простоватого и любопытного детину, чей ум более свойственен неразумному юнцу.

Только зря они меня выпустили. Месяц назад я не мог помыслить даже об улучшении условий содержания. Но обстоятельства изменились и теперь глупо не мечтать. Особенно о мести. Если надо, то я вытерплю любые испытания. Пусть надо мной издеваются хоть пять или десять лет. Я ждал двадцать четыре года и готов делать это далее. Пока же надо обуздать свои чувства, прекращать совершать глупые просчёты и продолжать изображать восторженного юнца. Надо ждать, вынуждать противника совершать ошибки и внушить ему убеждённость, что этот смешной Ванька не опасен. Тем слаще будет наслаждение, когда придёт время расправы!

Глава 3

Сентябрь 1764 года, Царское Село, Российская империя.

– Хочу надеяться, что вы не затаили на меня зла. Я просто выполнял приказ, – через два дня после аудиенции императрицы, Мусин-Пушкин огорошил меня новостью, – Далее вами займётся назначенный наставник. Мне же надлежит проследовать в полк, что я делаю с радостью.

Разговор состоялся ближе к полудню. К тому времени я давно проснулся, сделал разминку, помолился и самостоятельно пытался разобраться в местной зубодробительной грамматике. Ещё неделю назад мне выдали наставление, используемое для обучения арифметики. И надо сказать, что сей труд, неплохо так вскипятил мой неподготовленный мозг. Разговаривал я уже более или менее прилично и почти полностью понимал окружающих. Если они изъяснялись проще, конечно. А вот с научным языком справиться не удалось. Но других книг, кроме библии, мне не выдавали, вот и приходилось мучиться. С учётом того, что речь идёт о математической книге, мои труды дополнительно усложняются.

Касаемо времени появления камер-юнкера, то здесь нет ничего странного. Русское дворянство живёт немного по иному распорядку, нежели обычные люди. У меня ближе к полудню происходит чаепитие, которое я называю вторым завтраком, или уже обед. А вот гвардейцы вроде Мусина-Пушкина только просыпаются, как и многие вельможи. Об этом мне поведал сам Валентин Платонович, рассказывая о посещении очередного бала. Подобных подробностей он не скрывал и достаточно забавно описывал развлечения знати.

Я же не мог понять, когда они умудряются служить? По словам Майора, в его времени с этим очень строго. А здесь бравые офицеры и высокопоставленные мужи до утра пляшут, играют в карты, пьют и предаются разнообразным развлечениям. У меня всё проходит иначе, хотя вроде столько лет провёл в тюрьме. Учитель привил мне такое понятие, как распорядок дня, который необходимо соблюдать. Это последние месяцы, впав в отчаяние, я старался просто забыть о происходящем и грезил наяву.

Здесь же в меня будто вселился новый человек. Поднимаюсь я засветло, делаю зарядку, молюсь, завтракаю и стараюсь загрузить мозг новыми знаниями. Если нет пищи для ума, то я просто мерею шагами просторную гостиную, вспоминая разные задачки и теоремы.

Но лучше не переносить их на бумагу. До поры до времени уж точно. Я здесь задал камер-юнкеру несколько простых математических задачек, которые повергли его в состояние крайнего изумления. И ладно, если бы ему предложили решить задачу про коров, придуманную Ньютоном.

Только он не смог отгадать даже таких простых вещей, как: У вас есть несколько кур и зайцев. Всего у них 35 голов и 94 ноги. Сколько кур и зайцев у вас есть?

Далее я упростил задачу: Выйдя из гимназии, Петя и Вася пошли в противоположных направлениях. На каком расстоянии друг от друга они окажутся, когда Петя пройдёт 400 саженей, а Вася – 600 саженей?

Здесь бравый гвардеец напряг мозг, даже вспотев от натуги. Может, я предвзят и ему стало жарко из-за надетого парика? Но точный ответ был найден. При этом меня одарили очередным непонятным взглядом. Я только учусь читать чувства окружающих, но Мусин-Пушкин точно не смотрел на меня по-доброму. Поэтому пока все задачки находятся в моей голове и делиться с ними рановато. А то ещё примут не за юродивого, а одержимого и потащат на костёр. Майор рассказал немало подобных историй и прочих страшилок. Не знаю, он так шутил или это действительно происходило в мире.

А вообще, мы с Валентином Платоновичем установили относительно дружеские отношения и привыкли долго беседовать. Вернее, я морил его постоянными «почему?». И вот такой поворот.

– Вашим наставником назначен Никита Иванович Панин, являющийся старшим членом иностранной коллегии. У него уже был опыт воспитания высокопоставленной особы, – собеседник вдруг на некоторое время замялся, будто сказал лишнего, – Впрочем, скоро вы всё узнаете сами. Граф должен прибыть в Царское Село сегодня. Он объяснит ситуацию с остальными преподавателями. Я же удаляясь. Честь имею!

Мусин-Пушкин быстро выпалил слова прощания и с явным облегчением покинул гостиную. Не сказать, что произошедшее меня расстроило. Наоборот, в душе появилась надежда, что всё будет хорошо. По крайней мере, слова об учителях можно воспринимать именно так.

* * *

Панин прибыл под вечер, заставив меня ждать. Наставник оказался невысоким и весьма грузным мужчиной лет пятидесяти. Может, он был моложе, но круглое лицо, заметное пузо и небольшая отдышка прибавляли гостю дополнительные годы.

Представившись, Никита Иванович с долей недоумения окинул мою скромную обитель. Ха-ха! Хотелось бы посмотреть на его реакцию, получи именно он приказ забирать меня из темницы. А в гостиной есть стол, стулья и даже небольшое окно, через которое я могу наблюдать за задней частью двора. Ведь меня разместили во флигеле дворца, явно скрывая от его посетителей. По соседству расположена спальня с небольшой комнатой для умывания и оправления естественных нужд. Сама опочивальня тоже невелика и в ней расположена только кровать со шкафом для одежды, почему-то называемом «garde-robe» на французский манер. Только после небольшого каземата, для меня выделенное помещение сродни царским палатам.

– Думаю, завтра ближе к полудню можно приступить к представлению остальных наставников и началу вашего обучения. Пока же я хотел разместиться в своих комнатах и отобедать. Дорога была долгой и порядком меня утомила. Заодно завтра обсудим вопрос вашего дальнейшего проживания. Либо мне придётся перебираться в Царское Село, так как приказы Её Величества не обсуждают. Но, возможно, вам выделят приемлемое жильё в столице, что более целесообразно. Ведь ваших учителей тоже потребуется, где-то поселить.

– Сегодня.

– Что простите?

Уже готовый покинуть гостиную вельможа запнулся, будто наскочив на какое-то невидимое препятствие. Выглядело это забавно, но мне сейчас не до смеха. Я и так весь извёлся в ожидании учителей, а он, видите ли, изволил проголодаться и желает отдохнуть.

– Вы же сами признали, что приказы императрицы не обсуждаются, – решаю немного пошутить над графом, а заодно сразу поставить его на место, – Поэтому мы должны их выполнять. Зовите учителей знакомиться, а занятия начнём завтра, но часов в семь утра. Я, знаете ли, встаю с рассветом, так чего тянуть? Тем более, господин Мусин-Пушкин подготовил всё для будущих уроков. Здесь есть бумага и перья для записи. Валентин Платонович даже немного обучил меня грамоте. Скорее мы вспоминали забытое, ведь ранее я умел читать.

Делаю самый невинный вид под пристальным взглядом, пришедшего в себя Панина. Изображать из себя юродивого можно по-разному. После некоторых раздумий мне пришло в голову, что более разумно представляться простачком. И выбранный образ начал приносить успехи. Чему помогли постоянные вопросы, с детской непосредственностью задаваемые Мусину-Пушкину. В последние дни тот не знал, куда деваться и вздрагивал от очередного «почему?».

– Здесь вы правы, – наконец произнёс наставник, – Сейчас я прикажу слугам позвать учителей. Заодно распоряжусь, чтобы нам хоть чаю подали. Но семь утра? Это же такая рань!

Пусть хоть водку хлещет, а не только чай. Главное – мой ход сыграл, и Панин не почувствовал подвоха. Что касается времени начала занятий, то никто не заставляет его на них присутствовать. Думаю, в начале граф будет сидеть на каждом уроке, но далее оставит меня на попечение учителей.

А вот и они. Жалко, что в гостиной немного темновато. Всё-таки уже вечер, а свечи не в моём распоряжении. Если слуга зажёг именно такое количество, то так и надо.

Первым представился невысокий крепыш, обладающий брюшком, как Панин, но с более приветливым лицом. Был он молод и явно жутко любопытен. Его глаза излучали немалый интерес, рассматривая меня и скудную обстановку гостиной. А длинный нос чуть ли не вынюхивал, чего здесь вообще происходит. Выглядело это презабавно, отчего я сразу улыбнулся, но даже без намёка на иронию или язвительность.

– Экстраординарный профессор Румовский Степан Яковлевич[9], – произнёс живчик приятным голосом, – Преподаю в Академическом университете математику и астрономию. Назначен вашим учителем по данным наукам, а также географии и физике.

Тут в комнату забежал взволнованный лакей в сопровождении нескольких помощников, и принялся командовать расстановкой чая, чашек и вазочек с вареньем. Видать, господин Панин знает волшебное слово, раз слуги сразу забегали будто ошпаренные. После того как чай был разлит, а обслуга покинула гостиную, представился второй учитель. Этот был немного постарше Румовского и отличался от него внешним видом. Высокий, худощавый, с рублёными чертами лица. Сначала он произвёл впечатление неприятного человека. Но умные глаза и такая же приятная улыбка, как у товарища, сразу сгладили немного отталкивающий внешний вид.

– Бакмейстер Логин Иванович[10] ваш преподаватель немецкого и французского языков, – произнёс гость с небольшим акцентом, – Последние четыре года являюсь гувернёром, заодно занимаюсь переводами с русского на немецкий.

Не знаю, как насчёт умений обоих учителей, но они мне сразу понравились. Да и Панин видится не особо неприятным человеком. Ведёт себя высокомерно, но и Мусин-Пушкин любил задирать нос. Граф же явно лентяй и сибарит, что даже лучше. Меньше будет лезть в мои дела. Хотя, время покажет.

Чаепитие прошло немного сумбурно. Оба преподавателя сначала стеснялись Никиту Ивановича, но после его молчаливого кивка начали расспросы. Оба захотели проверить, какими знаниями я обладаю. Скрывать особо нечего, поэтому я честно рассказал, что читаю с трудом, а писать даже не пробовал. Помню немного арифметику, чем сразу разжёг новую порцию любопытства со стороны профессора. Но под взглядом Панина тот умерил свой пыл. Гувернёру я рассказал, что немного помню немецкий. Мы определили это с Мусиным-Пушкиным, когда пытались выявить мои нынешние знания. Вернее, тогда я просто позволил надзирателю узнать часть моих умений. Про остальное окружающим лучше не говорить даже под страхом смерти.

* * *

– Отчего вы отказываетесь исповедаться отцу Иерониму? Ваше поведение могут счесть за проявление неуважения к церкви. Не помогут и многочасовые молитвы. Разнообразные сектанты тоже проводят в молении множество времени. Вот только никому неизвестно, о чём они просят господа и не замышляют ли какую-либо каверзу.

После весьма насыщенного первого дня обучения, мы сели обедать с Никитой Ивановичем. Учителя кушали отдельно, заодно им надо разработать более верную стратегию моего обучения. Сегодня у нас были больше ознакомительные уроки. Панин же, позёвывая и явно утомлённый нашими разговорами, отсчитывал время до конца занятий. А вот при слове обед сразу воспрянул духом. Хотя и немного морщился, пробуя приготовленные блюда. Еда у меня простая, но сытная. Так повелось изначально, ибо Мусин-Пушкин предпочитал питаться именно так. Только его преемник придерживается совершенно противоположных взглядов. Судя по упоминаемому повару, граф вскоре займётся данным вопросом вплотную.

Я ждал вопросов об отношениях с попом, поэтому не стал тянуть с ответом.

– У меня нет грехов, чтобы исповедоваться, – снова делаю простоватый вид и честными глазами смотрю на собеседника, – Да и отвык я за столько лет от общения. Касаемо молитвы, то мой прежний духовник – отец Илия ничего подобного не рассказывал. По его словам, церковь и вера, совершенно разные понятия. И главное, чтобы бог был внутри тебя. Поэтому неважно, как и где ты молишься. Просто надо оставаться человеком и соблюдать заповеди. За всё остальное с нас спросят в судный день. А вы готовы держать ответ перед всевышним?

Услышав последнюю фразу, Панин чуть не поперхнулся и сделал несколько глотков вина. Его лицо покраснело, а дыхание сбилось. Наверное, слишком много грешит, если столь бурно реагирует на подобный вопрос. Я пока не заметил, чтобы местное дворянство было особо религиозным. Мусин-Пушкин посещал только субботнюю службу и с явной неохотой.

Что касается отца Илии, то он подобного точно не говорил. Старец был суров и верил истово. Единственной его отдушиной была математика, при обсуждении которой он сразу преображался. Хорошо, что старик помер много лет назад и сейчас мало кто вспомнит, каким он был на самом деле. Не удивлюсь, если мои слова, сказанные надзирателю в первые дни, уже проверяются. Но если знать меру, то можно ссылаться на покойного.

– Почему вы уверены в собственной безгрешности? – наконец произнёс граф, когда лакей произвёл смену блюд.

Я уже давно наелся. Лёгкого супа, куска мяса с хлебом, редьки или репы вполне достаточно для тела. После помоев, которыми меня потчевали несколько лет, я бы согласился и на обычную горбушку с луковицей. Но наставник уже начал влиять на мою жизнь. Сегодня на столе кроме первого и двух вторых блюд, присутствовали какие-то паштеты, салаты и нарезки. Если мясо я одобряю в любом виде, то необычные субстанции пробовал с опаской. Есть можно, но простая еда Мусина-Пушкина лучше. Только ссориться с Паниным из-за подобных мелочей сущая глупость. Поэтому будем всячески ему подыгрываться.

– В темнице я ни с кем не общался много лет. Здесь мне пока не удалось совершить ни одного греха. Разве что немного чревоугодничал, но то объяснимо. Уж больно скудной пищей меня кормили до этого. А вдруг вам салаты и паштеты! Знаете, как трудно оторваться пока всё не перепробуешь?

Вру и не краснею. С попом я не буду общаться ни при каких обстоятельствах. Где были эти бородатые святоши, когда меня гноили в темнице? Или они думают, что подобное можно забыть и простить? Не помню, чтобы хоть кто-то заступился за меня при переезде с севера. А ведь там был целый монастырь с божьими людьми, которые не должны бояться кар светского владыки. Но все промолчали, сделав вид, что так и надо. Даже когда меня избивал прибывший офицер, монахи отворачивались в сторону. Ненавижу!

– Как я вас понимаю! – воскликнул Никита Иванович, вроде забыв про отца Иеронима, – Когда прибудет мой повар, мы вместе насладимся самой настоящей кухней. Не сказать, что во дворце кормят плохо. Но всё-таки это не блюда со стола Её Величества. Касаемо вопросов веры, то советую меньше их обсуждать, и не вступать в ненужное противостояние.

– Я постараюсь, – отвечаю под кивок собеседника.

Мысленно хвалю себя. Несмотря на бушующие внутри эмоции я смог сдержаться, даже благодарно улыбнулся словам наставника.

* * *

– Здравствуй, Никита Иванович. А это кто с тобой? Не представишь? – сбоку раздался звонкий женский голос.

Мы с Паниным одновременно обернулись и наткнулись на насмешливый взгляд зелёных глаз. Вернее, это наставник смотрел в глаза более похожие на изумруды. А мне было не до них. Моим вниманием завладел чудесный образ из двух аппетитных полушарий, чуть ли не выпадающих из лифа. Заметив мой интерес, дама улыбнулась более откровенно. Мне же стало тяжело дышать, а сердце предательски сжалось в груди. Стыдно сказать, но я не мог оторвать взора от прекрасной картины. Спустя годы было смешно вспоминать этот неловкий момент. Но тогда я впервые увидел молодую и красивую женщину, потому подобная реакция простительна. Ещё и одета она весьма фривольно. Хотя на фигуру и прочие детали я не обратил особого внимания. Кроме насмешливых глаз и этих самых полушарий, будто призывающих протянуть руки и прикоснуться к ним, я не смог запомнить большего. Положение спас наставник, вернувший меня на грешную землю.

– Вот же кошка! И откуда прознала? – тихо произнёс он.

Но для меня его слова послужили ушатом холодной воды. Как можно сравнивать с животным столь чудесное создание? Зато очарование момента схлынуло, и я пытался уловить причину недовольства Никиты Ивановича.

– Анна Михайловна, надеюсь, вы понимаете, что есть сферы, кои лучше обходить стороной? Хотя бы до поры до времени, – тон Панина стал необычно холодным, – Предлагаю сделать вид, что наша встреча произошла случайно и молча разойтись.

Красотка никоим образом не испугалась столь неприязненного выпада. Она только фыркнула, став похожей на упомянутую кошку. Затем плавно развернулась, буквально опалив меня взглядом и, гордо вскинув голову, удалилась. Вслед за ней вился шлейф тонкого аромата духов. Я продолжал пожирать глазами удалявшуюся особу, пока не услышал покашливание наставника. Не знаю, от чего больше пылали мои щёки – от возбуждения, вызванного прекрасным явлением или от стыда. Ещё и сердце учащённо билось, никак не собираясь успокаиваться. Благо, граф сделал вид, что не замечает происходящего с его подопечным.

– Это Анна Строганова[11], – произнёс Никита Иванович.

Странно, но мне показалось, что его голос дрогнул при упоминании имени девицы, оказывавшейся замужней дамой.

– Ныне она требует обращаться к ней по девичьей фамилии – Воронцова. Лучше я немного введу вас в курс происходящего вокруг. Вскоре будет объявлен указ, посему некоторые знания вам не повредят, – мы продолжили путь в наш флигель, а по пути наставник решил заняться моим просвещением, – Графиня покинула мужа с большим скандалом. Шутка ли, фрейлина покойной императрицы Елизаветы Петровны, её двоюродная племянница и крестница покидает богатейшего вельможу России!

Мне подобные сплетни ни о чём не говорят, но слушать весьма интересно. Я понимаю, что такие знания тоже необходимы.

– Кстати, наша героиня – кузина княгини Дашковой, коей поручено подобрать вам учителей. Пока найдены двое, но думаю, скоро будут представлены остальные, – продолжил граф, явно любивший обсудить придворную жизнь, – Что может и объяснить появление Анны в дворцовом крыле, где ей нечего делать.

Последние слова наставник снова произнёс достаточно тихо, будто разговаривая сам с собой и разгадав загадку. Похоже, он тоже находится под впечатлением от встречи с графиней. Уж больно изменился его привычный тон и манера поведения.

– К чему я это? Вскоре двор переезжает в Зимний дворец и далее последует ваше представление свету. Но некоторые персоны уже возбуждены данным фактом, и начали совать свои очаровательные носики, куда не следует. Посему прошу вас вести себя как можно более сдержанно. Я буду постепенно объяснять вам сложившуюся ситуацию. Но вы неопытны и можете многого не понять. Главное – постараться избежать ошибок, особенно фатальных. Подобные обстоятельства, как сегодняшняя, якобы неожиданная встреча, последуют и далее. Поэтому советую вам быть более сдержанным в проявлении чувств.

Ни черта не понял! Как я могу сдерживаться, если перед вами открываются столь прелестные виды. Но в одном наставник прав – надо вести себя осторожнее. Скорее всего, я ещё долго буду краснеть, и впадать в крайнее возбуждение от необычных событий и людей. А вот близко подпускать к себе никого нельзя. И Панина в первую очередь.

Глава 4

Октябрь 1764 года, Санкт-Петербург, Российская империя.

И вот знаменательный день настал! Для кого как, конечно. Меня больше волновал переезд в Зимний дворец и новые люди вокруг. Хотя, я снова оказался под арестом, но в более роскошных условиях. Предоставленные мне комнаты действительно поражали воображение! Одна гостиная была в два раза больше, чем моё жилище в царском Селе! Вот только гулять мне дозволялось исключительно в присутствии Никиты Ивановича и только по ближайшей анфиладе. Все окна жилища выходили во внутренний дворик, где можно наблюдать суетящихся слуг и молчаливый караул, расположившийся в полосатой будке. Сначала солдаты ходили по двору, но по нынешней дождливой погоде начальство благоразумно решило спрятать их под навес.