bannerbanner
Грязные чернила
Грязные чернила

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 7

– За мой приезд!

Глава 4




Мы проводим пару часов за душевной беседой, благо можем, наконец, всласть наболтаться, а новостей за год накопилась гора, размером с Эверест.

Подруга всё пытается вытянуть из меня подробности моей личной жизни: с кем встречаюсь, с кем гуляю и кто же всё‑таки такой мой Сэмми. Они не знакомы лично, но я частенько ей про него рассказывала.

Саша не верит, что он просто друг, хотя это действительно так. Сэмми очень симпатичный, а в правилах жизни моей беспечной подруги с симпатичными парнями не дружат, с ними спят, но я не разделяю её мнения. Я даже не пытаюсь разубедить Сашу, знаю, что это бесполезно.

За свои двадцать два года у меня ещё не было парня и вообще серьёзных отношений. Я и целовалась‑то от силы пару раз. Первый был с Сэмом, когда мы с ним напились на студенческой вечеринке. Второй – с официантом из кофейни, в которой я подрабатывала бариста, но это даже поцелуем сложно назвать, он просто облизал всё моё лицо.

После этого я решила притормозить с ухажёрами. Я довольно замкнутый человек, мне и одной неплохо. Да и нет у меня времени, чтобы с парнями шататься, в жизни и так полно забот.

Я всегда мечтала сначала влюбиться, да так, чтобы сердце ёкало и подгибались коленки, а уже потом развивать какие‑то отношения. Не люблю растрачивать время попусту.

Но таких парней я ещё не встречала. Кроме одного. Того самого.

В возрасте девяти лет мне по неизвестным причинам вдруг начал нравиться Лиам Харрис. Сильно нравиться. Ему на тот момент было четырнадцать. Слишком много для девятилетней девочки, слишком рано. Но так случилось. И это стало моим постыдным секретом.

Ни одна душа на свете не знала, что я безответно сохну по нему. Даже Саша. И я живу с этой тайной вот уже тринадцать лет, всё надеясь, что скоро эта дурацкая детская влюблённость отпустит меня, но она не отпускает.

Мне так и не удалось пока встретить человека, к которому моё глупое сердце воспылало бы подобными чувствами. Сэм не считается, он мой друг, у нас с ним платоническая любовь.

Но надежд я не теряю. Уверена, мой мужчина ждёт меня где‑то там, впереди, просто его время ещё не пришло.

На самом деле я немного… боюсь встретить Лиама. Когда я в Лос‑Анджелесе, живу в его грёбаной модной квартире, всё время думаю о том, не заявится ли он вдруг на пороге со своей вечно недовольной рожей.

После того, как он уехал из Сисеро, я перестала интересоваться его жизнью, чтобы не мучить себя и не тешить пустыми надеждами. Я даже не знаю, как он теперь выглядит, если честно. Может, он вообще растолстел и стал ещё противнее, чем раньше. Так было бы даже лучше.

А может, наоборот надеюсь на встречу? Моё тело уже сейчас охватывает такой мандраж, что становится страшно от того, что может случиться, если мы действительно встретимся. Ничего хорошего, это точно. Уверена, увидев меня в своей бывшей комнате, он подойдёт ко мне и рявкнет прямо в лицо, как делал это всегда: «Выметайся, Рид!», а после вышвырнет мои вещи с балкона.

Я хмурюсь и отгоняю от себя дурацкие мысли. Не будет такого, Саша же сказала, он в туре до конца ноября, что очень удачно. Переживать мне точно не о чем.

Глава 5




Я всегда поднимаюсь рано, но сегодня умудрилась проснуться аж в пять утра, раньше всех своих будильников. Пока варится кофе, прокладываю маршрут до школы. Идти до неё всего около часа, это просто отлично. Я люблю ходить пешком. Может, это странно, но зато полезно и более‑менее держит меня в форме, и это единственная физическая нагрузка, которую я в силах вытерпеть.

Когда я вижу сверкающее стеклом двухэтажное здание школы, меня начинает тошнить. Я никогда раньше ничего не выигрывала, поэтому этот интенсив особенно ценен для меня.

Я волнуюсь, сжимаю ремешок сумки и делаю два глубоких вдоха. Всё пройдёт хорошо. Судя по тому, что я знаю о Генри, пусть информация и взята из сети, он очень лёгкий и весёлый человек. Уверена, учиться под его руководством будет одно удовольствие.

В главном просторном холле меня встречает темноволосая девушка с прекрасными голубыми глазами и планшетом в руках. Вокруг неё стоят несколько человек.

– Здравствуйте, вы на курс? – Она широко мне улыбается, и от её улыбки дышать становится чуточку легче.

– Да, Саммер Рид.

– Отлично. – Она что‑то отмечает в своём планшете. – Теперь все в сборе. Меня зовут Дженнифер Джой, я ассистент Генри Миллера, а это ваша группа. – Дженнифер оборачивается к незнакомым мне людям позади.

Их пятеро, все разного возраста, три девушки и двое мужчин. Дженнифер просит следовать за ней, и мы, обменявшись дружелюбными улыбками, двигаемся вглубь здания. Через пару минут мы попадаем в большой светлый класс с панорамными окнами и потрясающим видом на зелёную аллею и фонтан.

– Занимайте удобные места, Генри подойдёт через пять минут. И сильно не волнуйтесь, сегодня будет лёгкий ознакомительный день. Пока ждём, расскажу вам, как будет проходить обучение. Программа довольно интенсивная, сразу предупреждаю, что работы будет много. С понедельника по пятницу с восьми утра до восьми вечера вы будете учиться. Каждое занятие длится от двух до трёх часов, между занятиями перерывы тридцать минут. Тут есть комната отдыха и буфет, неподалёку также есть кафетерий. Занятия будут проходить не только в классах, но и на улицах города. Более подробно вам расскажет сам Генри. Школа закрывается в десять часов вечера. До закрытия у каждого из вас будет возможность работать в классах, оборудованных необходимой техникой, где вы сможете самостоятельно закреплять теоретические данные и распечатывать при необходимости свои работы. Есть какие‑то вопросы?

Кто‑то из ребят подаёт голос, но в этот момент открывается дверь. Все разговоры мгновенно затихают. В кабинет с широкой улыбкой заходит высокий загорелый мужчина в роговых очках. На нём лёгкий оранжевый кардиган с закатанными рукавами, чёрные брюки чинос и кожаные лоферы в тон брюкам.

– Спасибо, Джен, пока можешь быть свободна.

Дженнифер кивает, ободряюще нам улыбается и покидает нас. Я смотрю на вошедшего мужчину, затаив дыхание. Это он. Это Генри Миллер.

В жизни он ещё более хорош собой, чертовски хорош. Зелёные глаза лучатся теплотой, бронзового цвета волосы закручиваются в забавные кругляшки. Он выглядит моложе, чем на фото в Интернете, а его английский акцент – словно мёд для ушей.

У меня никогда не было такого молодого и симпатичного преподавателя, и на самом деле это жутко отвлекает. Как настроиться на работу?

– Всем привет, сразу назову одно‑единственное правило и начнём: мы все тут друзья и я просто Генри. Никаких «мистер Миллер» и прочего, хорошо?

Все, словно заворожённые, кивают.

– Прекрасно. Я очень рад всех вас здесь видеть, лучшие из лучших. – Генри с улыбкой оглядывает каждого из нас. Когда его взгляд задерживается на мне, мои щёки тут же начинают гореть. Чёрт возьми, и с ним мы будем видеться каждый день на протяжении месяца! Это просто подарок судьбы. – Я надеюсь, мы сможем создать комфортную и поддерживающую атмосферу во время обучения. Если у вас возникнут вопросы или нужна будет помощь, не стесняйтесь обращаться ко мне или к Дженнифер. Мы здесь, чтобы помочь вам развиваться и достигать ваших целей в области фотографии. Сейчас я предлагаю нам всем познакомиться. Я начну с себя. Мне тридцать три года, по знаку зодиака я Рыбы, полагаю, для некоторых важно это знать. – Генри снисходительно улыбается дамам, и мы смеёмся. – Родился я в семье фотографов, в самом центре Лондона. Мои родители ценили искусство во всех его проявлениях, и с самого детства я был окружён эстетикой и творчеством. Страсть к фотографии появилась у меня довольно рано, лет в десять, а в двенадцать мне подарили первую камеру – самую простую от «Кодак». Снимал я всё подряд. Всегда и везде. После окончания средней школы поступил в Центральный колледж Сент‑Мартинс6, где уже серьёзнее погрузился в мир изобразительного искусства и фотографии и понял, что преподавать мне нравится так же сильно, как снимать. Я и моя команда проделали колоссальную работу, чтобы открыть здесь первый филиал и иметь возможность дарить знания не только людям из Европы, но и Америки. Уверен, для нас это не предел, а только начало.

Когда Генри замолкает, класс разражается аплодисментами. Он предоставляет следующее слово девушке с короткими каштановыми волосами и изумрудными глазами, сидящей слева от меня.

Её зовут Эмма Стюарт, она фотожурналист из Бруклина. Ей двадцать восемь лет, и её страсть – уличная фотография.

Следующим подаёт голос Эдвард Гиллум. Высокий харизматичный мужчина с чёрными волосами и бородой, в свои тридцать пять считает себя ветераном в области модной фотографии. Он уже успел поработать со многими известными моделями и брендами, так как живёт в Лос‑Анджелесе и старается не пропускать ни одной звёздной тусовки.

Сара Ли – миниатюрная милая азиатка из Сан‑Франциско. Графический дизайнер‑фрилансер с ярким взглядом на современные тенденции и искусство. Она на год старше меня, и я радуюсь, что в нашей группе есть мои одногодки.

Майкл Браун – сорокалетний спортивный мужчина из Денвера, с проседью в коротких тёмных волосах. Фотограф природы и путешественник, работавший в экстремальных условиях.

И тридцатилетняя Люси Грин из Чикаго – худощавая блондинка с длинными волосами и яркими голубыми глазами. Фотокорреспондент, сосредоточенная на социальных проблемах и активизме.

Когда очередь доходит до меня, я смущённо хмыкаю, и Генри ободряюще мне улыбается.

– Меня зовут Саммер Рид. Я из Сисеро, маленького городка в штате Иллинойс, и я тут самая младшая, мне двадцать два года.

– Прекрасный возраст! Расскажешь историю своего имени? – Генри присаживается на край стола и смотрит на меня крайне заинтересованно, как в принципе смотрел на каждого из ребят, но я всё равно смущаюсь от такого пристального внимания.

– О, тут ничего интересного. Так назвал меня отец, потому что я родилась в один из самых жарких июльских дней, ну и лето его любимое время года. Он особо не заморачивался. – Я усмехаюсь, и Генри с ребятами смеются.

– Очень незаурядный выбор. Какой жанр предпочитаешь?

– Основное направление – это портрет. Но также люблю пейзаж и уличное фото. Я стараюсь не зацикливаться на чём‑то одном, мне интересно попробовать всё.

– И это правильно! – Генри хлопает в ладоши и отталкивается от стола. – Какие вы все талантливые и классные ребята. Я очень рад с вами познакомиться! Итак, за этот месяц я постараюсь научить вас создавать такие кадры, которые обязательно оставят след в истории. Мы изучим гармонию света и тени, и я поделюсь с вами ещё многими полезными и интересными приёмами. Также мы будем посещать фотовыставки и музеи, чтобы развивать художественное восприятие окружающего мира. Надеюсь, что наша школа станет для вас местом, где ваш творческий потенциал раскроется на максимум. Добро пожаловать!

Глава 6



После знакомства и обсуждения рабочих планов на ближайшие дни, мы подписали договор и нам выдали фирменные бейджи и футболки школы. Так началась одна из самых трудных и потных недель в моей жизни.

Теории было много, практики – ещё больше. Практиковались мы чаще всего на улице, если погода позволяла, а позволяла она почти всегда. Один раз я даже прошла целых шесть миль с рюкзаком полным оборудования, чтобы успешно выполнить задуманный проект.

Генри задавал очень много домашней работы, и вообще он довольно требовательный, но всегда готов помочь и дать конструктивную критику. Я старалась изо всех сил, чтобы не ударить в грязь лицом, и часто задерживалась до самого закрытия школы.

Наш талантливый наставник нашёл подход к каждому из ребят и уделял достаточно внимания всем ученикам.

Несмотря на разницу в возрасте, все в группе быстро сдружились, отчего учёба протекала в удовольствие. Домой я приходила уставшая и голодная, но довольная и наполненная вдохновением и новыми идеями. Почти каждый день звонила Сэму, он был моей отдушиной, рассказывала ему о Генри и учёбе, обо всём, что я узнавала.

С Сашей мы практически не виделись. Когда я ухожу, она обычно спит, а когда возвращаюсь, её ещё нет. Времени у меня ни на что больше не оставалось, я отдавала обучению всю себя, по‑другому я не умею.

Когда наступает пятница, я облегчённо выдыхаю. Генри отпускает нас на час раньше и желает отличных выходных. Я прощаюсь с ребятами и сажусь в такси, закрывая глаза. Ноги так гудят, что я точно сегодня уже никуда не дойду, очень устала. Первая учебная неделя вымотала меня сильнее, чем я думала. Что же будет дальше?

Всё, чем я хочу заняться первым делом на выходных – это хорошенько отоспаться. В дороге меня то и дело вырубает, и когда я в очередной раз распахиваю глаза, осознаю, что мы уже приехали.

В гостиной горит свет. Ого, неужели Саша в кои‑то веки дома так рано?

– Привет! – Я кричу прямо из коридора, в ответ – тишина.

Пожав плечами, снимаю кеды и иду в свою комнату, как вдруг слышу из комнаты Саши какой‑то шум и приглушённые голоса.

– Какого хрена? Мы же договаривались! – Голос принадлежит мужчине. Сердитому мужчине. – Ну да… да… Достала ты!

С кем это она ругается? У неё вроде нет парня.

В этот момент я понимаю, что стою, нагло подслушивая их разговор, и быстро ухожу к себе. В любом случае, это меня не касается, просто не ожидала, что у неё будут гости.

Разобрав свою сумку, я иду в ванную. Ноги еле плетутся, я давно так не уставала. Стоя под струями тёплой воды расслабляю напряжённые мышцы, смываю с себя липкий пот и думаю о том, чем же мне заняться завтра.

Сначала высплюсь, а потом пойду на пляж. Поброжу вдоль берега, возьму с собой iPad, набросаю несколько эскизов. Лос‑Анджелес такой красивый, что всю неделю, когда Генри отправлял нас на улицу для выполнения заданий, я только и делала, что вдохновлялась местной архитектурой и живописными видами океана и холмов.

Надо будет спросить у Саши про её планы, может, она тоже свободна завтра, и мы сходим с ней куда‑нибудь, пока она мне истерику не закатила.

Ещё надо позвонить маме, последний раз мы общались три дня назад. Она звонила мне вчера, но я была так занята, что не успела ответить, а потом благополучно забыла перезвонить. Разберусь с этим завтра.

Широко зевая и кутаясь в полотенце, я выхожу из ванной, мечтая о чашке крепкого кофе. Не лучшая идея разгонять нервную систему на ночь, но я хочу ещё немного посидеть над снимками в редакторе, а для этого кофе мне жизненно необходим.

Я иду в гостиную и включаю музыкальный центр, чтобы немного развеять тишину. Из колонок раздаётся песня Эда Ширана – «Shape of You». Ох, опять он. Саша просто помешана на нём.

Невольно начинаю ему подпевать, но не потому, что он мне нравится, а потому, что просто люблю петь, хоть и не очень умею, несмотря на то, что мой непутёвый отец – музыкант. Мне‑то медведь на ухо наступил.

Отцу повезло, он рос в семье рокеров и занимается музыкой с самого детства.

Я всегда хотела быть как он. Такой же яркой и раскрепощённой личностью, мечтала петь и выступать, собирать стадионы и вдохновлять людей своими песнями.

Но появились две маленьких загвоздки, перечеркнувших моё музыкальное будущее – полное отсутствие голоса и моя мама. Она была категорически против, чтобы я занималась музыкой, как отец. И если проблему с голосом ещё можно было решить, что я втайне и делала, смотря уроки по вокалу на «Ютубе», то с матерью всё оказалось гораздо сложнее.

Не знаю, что произошло у них с отцом восемнадцать лет назад, но после его ухода она возненавидела и музыку, и музыкантов, и даже канал MTV, и чтобы я выбросила, как она тогда сказала, «все эти несерьёзные мысли» отдала меня в художественную школу. Я не особо туда хотела, но там мне хотя бы удалось выплеснуть весь свой творческий потенциал.

– Я влюбился в твои черты, то оттолкнёшь, то магнитишь ты, – ору я во всю глотку и иду на кухню, пританцовывая.

Припев – единственное, что я знаю в этой песне, и он очень даже заводной.

В кофемашине пусто, нет ни зёрен, ни воды. Наполняю резервуар для жидкости и тянусь к пакету с зёрнами. Умираю, как хочу выпить кофе. Знаю‑знаю, я зависима от кофеина, благо это моя единственная вредная привычка.

– Я влюблён в твоё те‑е‑ело, – не перестаю орать я, надеясь, что Саша меня слышит и негодует за то, что я не попадаю в ноты, и злорадно хихикаю.

– Ты просто ужасно поёшь.

Я слышу низкий мужской голос и резко оборачиваюсь, из‑за чего пакет в моих руках взлетает вверх, и зёрна начинают вылетать из него, как конфетти из хлопушки на Рождество, осыпая меня и всю кухню вокруг. Ну просто блеск!

Глава 7




Я вижу светловолосого лохматого парня, сидящего на стуле в углу кухни и от души веселящегося.

Давно он там сидит? Почему я его не заметила? И кто он, чёрт возьми, такой? Притаился в темноте, как маньяк, и разглядывает меня.

Боже, да я же практически голая! Кроме трусов и полотенца на мне больше ничего нет.

Я стою, не в силах пошевелиться, а сердце в груди бешено колотится от волнения и испуга. Какая я глупая, сама же слышала чей‑то голос, но совершенно об этом забыла.

Я хватаюсь за полотенце, прижимая его к груди изо всей силы, не переставая таращиться на незнакомца.

Как неловко. Если это действительно бойфренд Саши, она меня убьёт за такой вид.

Какой красавчик. Она меня точно прикончит.

– Ты кто такой?

– А ты подумай хорошенько, крошка.

Он назвал меня крошкой?

Я хмурюсь. Где‑то я уже это слышала. Видимо, в ЛА7 принято так обращаться к девушкам.

Незнакомец поднимается на ноги и выходит на свет, давая мне возможность рассмотреть его в подробностях.

Ого, а он высокий. Примерно шесть футов и четыре дюйма8, если не выше, и мне приходится даже немного задрать голову, чтобы увидеть его лицо, хотя я и сама немаленькая, родители наградили меня ростом в пять футов и восемь дюймов9.

На нём рваные джинсы, и сквозь прорезь на левой коленке видно татуировку, но я не могу разобрать, что набито. Серая толстовка скрывает стройное тело. Черты лица такие острые, что, кажется, о них можно порезаться. Нос ровный и узкий, и я вижу тонкое колечко пирсинга с правой стороны. В левом ухе серьга.

Когда я встречаюсь взглядом с голубыми глазами, внутри меня буквально всё холодеет, и я понимаю: это не незнакомец. Я его знаю.

Мои глаза в изумлении расширяются. Нет, этого просто не может быть.

Нет, нет, нет, ну почему я всегда попадаю в такие ситуации?

Передо мной стоит Лиам Харрис, старший брат моей лучшей подруги.

Моя первая детская любовь.

Я с шумом сглатываю и вижу его довольную ухмылку. Эта знакомая дерзкая улыбка ни на йоту не изменилась за девять лет.

Дыши, Саммер, и только не паникуй. Ты уже взрослая, он уже взрослый и вряд ли будет тебя доставать.

В голове невольно начинают проскакивать воспоминания.

Нам с Сашей было девять, когда мы тайком, как самые настоящие шпионки, пробирались в комнату четырнадцатилетки Лиама. Она, чтобы воспользоваться интернетом, а я просто с ней за компанию, и пока она сидела в компе, я с упоением разглядывала его комнату, стены которой он собственноручно выкрасил в чёрный цвет и обклеил плакатами различных рок‑групп.

На полу по разным углам валялись скомканные бумажки. Развернув одну, я увидела целый лист перечёркнутого текста. Он писал свои первые песни, и я подумала тогда, какие же они замечательные. И удивилась тому, что у такого злого парня может быть такая красивая душа. Внутри меня будто что‑то щёлкнуло. Наверное, в тот момент он и начал мне нравиться. Один из таких бумажных шариков я всегда уносила с собой и читала потом дома по ночам.

В пятнадцать Лиам собрал свой первый гаражный бойз‑бэнд и устроил настоящий концерт прямо во дворе дома, на который пришли чуть ли не все наши соседи. Все хлопали и подбадривали ребят, пока с работы не приехал уставший психованный Питер и всех не разогнал, даже не постеснявшись людей вокруг. Он никогда не поддерживал стремление Лиама к музыке, они ругались из‑за этого постоянно.

В шестнадцать Лиам сбежал из дома, потому что Питер в порыве ярости сломал его любимую гитару, когда увидел репетирующим перед очередным концертом. Лиам вернулся домой через несколько дней. По всей внутренней стороне его предплечья красовалась ещё свежая татуировка – та самая гитара, которую Питер уничтожил. Саша тогда прибежала ко мне вся зарёванная и рассказала, как отец был готов вышвырнуть его обратно из дома из‑за этой татуировки. Вскоре они, к удивлению всех, помирились, и Питер даже подарил Лиаму машину – белый шикарный «Мерседес CLS» последней модели. Правда, Лиам разбил его уже через месяц, напившись за рулём с друзьями.

Я всегда считала этого парня мрачным и злым. Он будто специально искал проблемы на свою пятую точку. Я даже немного его побаивалась, но он всё равно почему‑то нравился мне, несмотря на свой скверный характер. За это я его ненавидела. И себя за то, что как последняя идиотка втрескалась в плохого парня, когда вокруг было много моих одногодок, гораздо приличнее этого задиры.

Он нравился мне даже тогда, когда бесстыдно подначивал меня за мои недостатки. В двенадцать я уже была очень высокой и оттого нескладной и неуклюжей. Вдобавок ко всему ещё лопоухой и носила дурацкие брекеты. И так как я была частым гостем в доме Харрисов и много раз становилась свидетелем их ссор с отцом, Лиам срывал злость и на мне тоже. Но нравиться меньше от этого он мне не переставал.

Нашу последнюю встречу с ним я помню слишком отчётливо, так, будто это было вчера. Знойный день седьмого июля, мой день рождения, где мне исполнилось тринадцать лет. Я вышла на улицу, чтобы сходить в магазин за продуктами для праздничного стола, и увидела Лиама. Он складывал свои чемоданы в такси. В этот день он уезжал из Сисеро, так как решил поступать в Калифорнийский университет в Лос‑Анджелесе, наперекор отцу, тот настаивал на Северо‑Западном в Чикаго.

Я поняла, что больше его не увижу. Не услышу его громкий смех и грубый голос, не увижу дерзкую улыбку, не услышу его песни. И мне стало так грустно, что на глаза даже слёзы навернулись.

Кэтрин и Саша обнимали его и плакали, а он что‑то с улыбкой им говорил. Питер с ним попрощаться не соизволил.

Когда Лиам сел в такси, он вдруг обернулся в сторону нашего дома и наши взгляды встретились. Моё сердце ёкнуло, когда я посмотрела прямо в его голубые дикие глаза.

Он криво мне улыбнулся и сказал: «С днём рождения, Рид. Желаю тебе перестать быть занудой и начать наконец улыбаться», – после чего захлопнул дверцу и уехал.

Я застыла на месте, будто окаменев, и провожала взглядом уезжающую машину. Не могла никак поверить, что Харрис поздравил меня. Откуда он вообще мог знать про мой день рождения?

Я невольно улыбнулась ему вслед, но он этого уже не увидел. В тот момент я вдруг почувствовала в груди невероятно‑разрастающуюся тоску, словно лишилась в своей жизни чего‑то… важного.

Я трясу головой, возвращая себя в настоящее, и растерянно таращусь на парня, которого так давно не видела.

– Лиам.

– Собственной персоной. Рад видеть тебя, Саммер. – Он подходит ближе, улыбаясь и разглядывая меня со всех сторон, будто я музейный экспонат.

Я скрещиваю руки на груди. Он рад меня видеть? С чего бы это вдруг?

– Мм, отличные икры. Ты танцовщица?

– Что?

– Говорю, ноги у тебя красивые. Занимаешься танцами?

– Нет.

Его вопрос сбивает меня с толку. Какие к чёрту икры, какие к чёрту танцы, и какого чёрта он здесь делает? Саша же говорила, что он в концертном туре до конца ноября. Разве может такое событие закончиться настолько раньше? Судя по опыту моего отца, вполне себе может.

Ну почему именно сейчас, когда я здесь? Я была абсолютно, тотально не готова к встрече с Харрисом! Это кошмар наяву.

О господи, а вдруг Саша ругалась с ним из‑за меня? Нужно будет это выяснить.

– Люблю ходить пешком, – выпаливаю я и тут же краснею.

Ну вот, поехали. Ляпнула ерунду, как всегда, когда начинаю волноваться.

Лиам смотрит на меня, как на какую‑то дурочку, и улыбается. Мне хочется хлопнуть себе по лицу и ему по лицу, но я лишь вопросительно вскидываю брови в ответ на его взгляд. Он вообще помнит что‑то ещё обо мне, кроме имени?

Вряд ли. Я всегда была для него невидимкой. Серой мышкой, страшненькой подружкой его сестры, подушкой для битья, мишенью для издёвок. Думаю, дальше нет смысла продолжать, чтобы описать всё его отношение ко мне.

На страницу:
2 из 7