Юность

Александр Сергеевич Омельянюк

Платон Кочет. Книга 5. Юность

Посвящается моим школьным товарищам

Глава 1

Новая школа (сентябрь 1964 – март 1965 гг.)

Во вторник 1 сентября Платон пошёл в девятый класс новой школы.

Эта Реутовская средняя школа № 15, как и все другие школы города, имела сплошную нумерацию со школами города Балашихи и подчинялась Балашихинскому Отделу народного образования.

В классе Борис Быков уже ждал Платона за первой партой среднего ряда, и тот с удовольствием сел за неё к товарищу, прежде всего, обменяться последними новостями. Но не тут-то было.

– «Нам за твоей широкой спиной доску совсем не будет видно!» – сразу вызвал он неудовольствие, дружно зашикавших на него, сидевших сзади через парту, слегка кокетничающих девчонок.

Но сам Платон был доволен. Во-первых, он, наконец, сел за одну парту с уважаемым им товарищем. И, во-вторых, а это сейчас было важнее, с неё ему, близорукому, и без очков было видно всё, что писалось на доске.

Но из-за продолжающегося писка девчонок Платону пришлось всё же пересесть на пустующее место за четвёртой партой ряда у стены, за которой тут же неожиданно оказался и Сталев, одаривший его ехидной улыбочкой.

– «Ну, что, Платошка, опять мы вместе!?» – непонятно на что намекнул он, вызвав у «друга» раздражение свалившейся безысходностью.

Появление Платона в классе особую радость вызвало у его бывших одноклассниц Тони Любаковой и Риты Герасимовой, вскричавших с места:

– «Ур-ра! И Платон с нами! Теперь у нас в классе будет порядок!» – и напугавших этим незнакомых мальчишек, с опаской посмотревших на мощную мужскую фигуру своего сверстника.

Кроме них в новом 9-ом классе «Б» оказалось ещё несколько учеников из его прежнего класса «В». Это были мальчики Виктор Замшелкин, Виктор Мельников и Сергей Шихаров. Так что теперь все эти восемь человек составили костяк нового класса. Были ученики и из других классов их школы, но большинство было учеников из других школ.

И только все расселись, как в класс буквально юркнула, маленькая, как мышка, но энергичная женщина в очках. Когда класс традиционно поприветствовал преподавателя вставанием, та попросила чуть задержаться.

– «Девочки! – обратилась она к только что шипевшим на Платона ученицам с третьей парты центрального ряда – А этот молодой человек вам не будет загораживать доску?» – кивнула она на, опоздавшего и севшего последним за вторую парту, крупного юношу с густым пушком на щеках.

Но те лишь пожали плечами, на что молодой человек, густо покраснев, объявил, что у него плохое зрение.

– «Ну, ладно! Пока посиди здесь!» – дала она всем команду садиться.

– Хе! А у меня как будто хорошее зрение?! – про себя подумал Платон, садясь и чуть громче обычного хлопнув крышкой парты.

– «Меня зовут Нина Григорьевна! Я буду у вас до Нового года классным руководителем и вести физику! Сразу скажу, что я строгая, требовательная, но справедливая! Но, думаю, – сработаемся!?» – с доброжелательной улыбкой окинула она класс, сверкающими из под очков, кажущимися большими, серыми глазами.

– «А теперь давайте устроим перекличку и все друг с другом сразу познакомимся! Я буду называть фамилию и имя, а вы вставайте и называйте номер школы и букву класса, из которого перешли и итоговую выпускную оценку по физике. А если я неправильно произнесу фамилию или не там поставлю ударение, то сразу меня поправляйте!» – предложила она.

Когда Платон назвал свою четвёрку, то тут же с места раздался тихий голос Бориса Быкова, сидевшего всего в метре от учительницы, и видевшего, как та что-то всё время помечает в журнале.

– «А вы не помечайте это. Он вообще-то у нас по физике гений!».

Его тут же поддержали, сидевшие кучно в ряду у окна, Рита Герасимова с Тоней Любаковой и Витя Мельников с Серёжей Шихаровым.

– «Да, да! И не только по физике!» – донеслось звонкое и от Вити Замшелкина, сидевшего наискось перед Платоном.

– «Ну, что ж, со временем проверим!» – взяла учительница на заметку.

И только один Саша Сталев, вовремя одёрнутый Платоном, к своему удовольствию промолчал.

В результате переклички все теперь узнали бывшую школу и класс, успеваемость по физике, фамилии и имена друг друга. Всего в их 9-ом «Б» из тридцати четырёх учеников, две трети составили мальчики.

– «Мы теперь наверно наберём хорошую футбольную команду?!» – риторически спросил Сталев Кочета.

Первые два ряда от окна были заполнены учениками полностью. И лишь в ряду у стены за Кочетом и Сталевым пустовали всего две парты.

В первом ряду у окна парами сели: Юрий Иванов и Андрей Блохин, Николай Алдашкин и Сергей Шихаров, два Виктора – Мельников и Тадыщенко, Сергей Гриненко и Владимир Терентьев, Маргарита Герасимова и Антонина Любакова, Ирина Бабич и Галина Шустова, Елена Марусова и Надежда Мальковская.

В центральном ряду напротив учительского стола сидели: Борис Быков и Михаил Соркин. За второй партой – Александр Поберухин из 21-ой школы и новичок Анатолий Исаев. И лишь за ними сидели девочки: Валентина Алымова и Татьяна Крючкова, Инна Нестерова и Людмила Шабанова, Ирина Бажанова и Галина Матросова. А замыкали ряд Виктор Кутузов и Сергей Степанов, оказавшийся на голову выше самого Платона, но даже худее его.

И в ряду у стены после пустого места от убранной первой парты сидели два Владимира – Смирнов и Лазаренко, живший, как и Борис Быков, в доме № 22 по улице Ленина, и тоже до этого учившийся в двадцать первой школе у станции. Далее за одной партой оказался тоже ученик из бывшей школы Платона – Михаил Ветров и незнакомый ему Николай Клыков.

Далее сидели прежний одноклассник Кочета – Витя Замшелкин и новый ученик Геннадий Донов. А замыкали ряд Сталев с Кочетом.

С него и начался опрос по предмету. Нина Григорьевна задавала несложные вопросы по разным разделам физики, а Платон на все отвечал.

Тогда она перешла к вопросам посложнее, Платон опять ответил. Азарт увлёк учительницу, и она стала задавать вопросы по не пройденным ещё темам. И Платон поплыл.

– «Но вы это ещё только будет проходить! Так что молодец, ты действительно по физике гений! Садись, пять!».

За первую неделю ученикам их класса удалось познакомиться со всеми преподавателями и предметами кроме Астрономии.

Математики вела Евгения Николаевна – высокая, стройная и длинноногая блондинка лет тридцати пяти. Она сразу покорила класс, и не только своей красотой и статью, а больше отношением к своим ученикам. Её всегда открытое приветливое улыбающееся лицо излучало доброту. Она хвалила учеников за правильные ответы и подбадривала пока ошибающихся. Написав математические выкладки на доске, она прохаживалась по рядам, объясняя материал. А мальчишки сначала с вниманием смотрели в её светло-карие глаза на красивом лице и следили за шевелением всегда в меру и в тон подкрашенных красивых губ. А потом восторженно смотрели ей вслед на её шикарную, обтянутую бежевыми или светло-коричневыми платьями или костюмами, стройную фигуру, особенно в районе ягодиц. Такое восхищение внешним видом учительницы присутствовало лишь в первые занятия, пока не стало привычным. А вскоре все поняли, что и свои предметы она знает великолепно.

– «Как всегда нам повезло на преподавателя по математики!» – риторически заметил теперь Платон Сталеву.

Химию преподавала Валентина Анатольевна Глотко, отличившаяся тем, что в фамилии Платона упорно делала ударение на букву «е». Её несколько раз поправили. Но потом сначала Платону, а потом и другим ученикам надоело это пустое занятие.

– «Она видимо жила на Украине и с детства привыкла так говорить?» – объяснил Платон Сталеву своё нежелание больше поправлять её, в душе снисходительно посмеиваясь над учительницей.

Историю и обществоведение преподавала Идалья Павловна Львова. Это была высокая, статная, даже фундаментальная женщина, лицом похожая на мать Платона, но с более жёсткими чертами. Таким же жёстким оказался и её подход к преподаванию. К ученикам она была очень требовательна и сурова, полностью оправдывая свою фамилию.

В противоположность ей была преподавательница Литературы Маргарита Викторовна Королёва. Недаром она была кандидатом педагогических наук. Во время переклички теперь уже Платон отдал долг Вите Замшелкину, назвав его литературным гением. Географию преподавала Софья Семёновна Алленова, а труд – Анатолий Александрович Кашуба.

Черчение преподавал учитель-новатор Игорь Павлович Волков, ведший в школе изостудию, клуб прикладного творчества, и секцию штанги.

А физкультуру преподавали даже двое: мальчикам – Виктор Иванович Зенкин, а девочкам – Борис Иванович Чуриков – известный хоккеист.

По иностранному языку класс разделился аж на три части: кроме французского языка это были немецкий и английский.

А их мастером по школьному производственному обучению в одном из цехов местного механического завода стал Николай Александрович Чернов.

Оставалось познакомиться только с новым предметом Астрономия.

За всем учебным процессом в школе следила завуч Валентина Ивановна Пономаренко, а заместителем директора по производственному обучению был Никифор Наумович Эстерзон.

Но самым главным и организующим лицом был, конечно, сам директор школы – широко известный в городе Ефим Наумович Золотовицкий, до этого бывший директором школы № 20.

С первого же вечера возобновились и футбольные баталии на футбольной площадке двора дома № 18. В команде Платона обычно играли, тоже болевший за московское «Динамо», Валера Пестровский и его одноклассник Витя Кутцев, тоже болельщик московского «Динамо».

На этот раз в их дворе гоголем ходил Коля Валов, чья команда «Торпедо» (Москва) в конце августа уверенно шла в лидерах XXVI-го чемпионата СССР по футболу. Однако и Платон был рад победе в начале сентября его, прочно застрявшегося ровно в середине таблицы, «Динамо» (Москва) 2:1 над лидером «Торпедо». Так что соперничество между лучшим футболистом их двора Валовым и Кочетом перешло на дворовый футбол. Коля с удивлением и радостью отметил возросший уровень игры Платона, отметив его скорость, мощь, силу ударов и агрессивность в атаке.

– «Платон! Какое у тебя стало чутьё на голевые ситуации!? Хотя ты всегда раньше много забивал!» – так же отметил он.

– «Но мне до твоей технике владения мячом и обводки ещё далеко!».

– «О! Кстати, я тут недавно финт Месхи освоил! Хочешь, покажу и научу?».

– «Конечно! – обрадовался Платон – Ещё бы?».

И они, задерживаясь на площадке после игры, скрытно от чужих глаз изучали этот необычный финт с вариациями. Постепенно стало получаться и у Платона. Они оба делали этот финт, но каждый чуть по своему, однако, как правило, с эффектом.

– «Коль! Но вообще-то этот финт хорош при игре на краю! А я-то играю в основном в центре нападения!».

– «Всё равно пригодиться! Представь, что ты вышел по центру на защитника. Все ждут от тебя паса или игру в стенку. Или резкого рывка за прокинутым мимо защитника мячом! А за ним мало пространства, близко вратарь, а ты к тому же уже устал? И тут ты практически на одном месте выходишь мимо защитника сразу на ударную позицию!?».

– «Да! Тебе надо тренером быть! А не только нашим капитаном!» – согласился, довольный своим пополнившимся арсеналом, Платон.

В общем, и первая неделя учёбы в новой школе, которая действительно оказалась новой – всего годового возраста – выдалась для Платона весьма интересной.

Но ещё больший интерес манил его на садовый участок в Бронницах.

К этому времени бабушка Нина Васильевна уже завершила все свои основные дела в огороде на их участке. А поскольку быт, режим и учёба у внуков вошли в устойчивую колею, то уволилась из больницы и уехала в деревню помогать теперь старшему сыну Юрию.

Рано утром в воскресенье 6 сентября, оставив на домашнюю генеральную уборку Настю, Платон с мамой отправились на участок.

Главной их целью был привоз домой очередной партии банок варений, компотов, солений, законсервированных и натуральных овощей.

Поворачивая на перекрёстке к своему участку, Патон во все глаза вглядывался за забор участка Гавриловых. Но никого там ещё не было. Зато дома уже был отец. Обговорив очерёдность сегодняшних дел, родители предложили сыну несколько из них на выбор. Платон выбрал хорошо знакомую ему работу с компостными кучами. Да и работать предстояло в одном месте, не ходя по всему саду-огороду. Но особенно Платон предвкушал видимость результатов этого своего конкретного труда.

Работа заключалась в традиционном осеннем сборе с грядок отходов, оставшихся при сборе урожаев овощей, и их последующей утилизации на компостную кучу. Она включала потом и разнос готового компоста из другой кучи. Утилизации подвергались картофельные и огуречные плети, ботва, сорняки, скошенная трава и пищевые отходы.

Для перерубания огуречных и картофельных плетей, крупной ботвы и тонких мягких веток Пётр Петрович давно выбрал из горбыля неимоверно широкую и толстую доску и стал на ней топором или лопатой рубить все эти растения, передав потом это занятие сыну, объясняя, что так быстрее сгниёт.

И Платон играючи рубил, крошил, подбирал лопатой, укладывая слоями на компостную кучу, иногда кое-где просыпая торфом. Не забывал он и проливать компостную кучу водой, чтобы не сохла. Отец даже специально огородил её с южной стороны сплошным забором из высокого горбыля.

Так незаметно он вилами и граблями очистил все грядки, перерубил необходимое и уложил весь компост, засыпав его сверху уже заметным слоем торфа, который Кочеты кроме компостной кучи использовали в грядках, под кустами и деревьями, и при засыпке фекалий и мочи в туалете.

Поэтому отец периодически участвовал в коллективных покупках самосвалов с торфом. Но однажды, одержимый повышением урожаев, он купил даже целый дорогой самосвал навоза.

– «Сделал дело – пойду гулять смело!» – вспомнил Платон одну из любимых поговорок отца, после выполненной работы, отпросившись у родителей немного прогуляться по улицам садоводства.

– «Сынок, ну я надеюсь, что ты теперь нам с папой сможешь больше помогать?! Эти дети-бездельники не будут тебя больше отвлекать на разные игры и всякую ерунду!» – чуть ли не торжественно спросила Алевтина Сергеевна, отпуская сына.

И она оказалась права. По воскресеньям почти никто из школьников и студентов в садоводство не приезжали и своим родителям не помогали.

Их центральный перекрёсток совсем обезлюдел. Неслышно стало детских голосов и из Берёзок. И почему-то не приехали Гавриловы.

– Наверно Александр Васильевич не смог? А без него они не ездят! – понял Платон, всё ещё по инерции вглядываясь за забор.

За этим занятиям его заметили, выходящие из калитки участка № 65, хозяйка Люда и её соседка Тамара.

– «Платон, привет!» – замахали они ему руками, приближаясь – За урожаем приехал?!»

Пришлось ему ускорить шаг, чтобы их разговор состоялся как можно дальше от родительских ушей.

– «Здравствуйте, здравствуйте! Да, с родителями! А какие у вас новости?» – преодолевая стеснение, сразу попытался овладеть он инициативой в разговоре.

– «Празднуем моё поступление в Московский институт электронного машиностроения!» – первой похвалилась Тамара.

– «Мы с отцом и братом тоже приехали за урожаем. А я одиннадцатого августа стала совершеннолетней, и на следующий год оканчиваю Московский техникум советской торговли! Так что мне … теперь тоже можно!» – не понятно на что, похвалилась и Людмила, вгоняя понявшего, что именно, в краску.

– «Когда же ты успела поступить?!» – с трудом подавил он волнение, задавая в общем-то риторический вопрос.

– «Так сразу после восьмого класса. Решила пойти по маминым стопам!».

– «А брат твой Слава поступил куда-нибудь?».

– «Нет! Когда он пришёл из армии, то никуда не поступал. И давно работает водителем! – кивнула она головой на служебную «Победу» за забором своего участка – Кстати, вчера ему исполнилось двадцать два года!».

– «А я думал, что вы ровесники!» – искренне удивился Платон.

Между им и Людой тоже давно установилась взаимная симпатия. Причём со стороны девушки она была чрезмерно явной, и она это нисколько и ни от кого не скрывала, своими постоянными взглядами, улыбочками и острыми комментариями часто смущая крупного и красивого, но застенчивого подростка, стеснявшегося отвечать ещё и ей.

Её притязания были такими навязчивыми, что Платону становилось неудобно перед другими ребятами от такого к себе пристального и даже бесцеремонного внимания со стороны общепризнанной местной красавицы.

Она будто всем демонстрировала, что Платон является именно её любовным объектом. И этим она раньше очень донимала свою ровесницу и подругу Варю Гаврилову.

Возможно, именно во многом из-за этого та и решила по-настоящему увести от опасной и решительной соперницы своего любимого парня, пока не начался летний сезон со всеми соблазнами и возможными вытекающими из этого последствиями.

И теперь поняв, что ляпнула лишнего Платону, Люда, чуть покраснев, примиренчески заулыбалась ему:

– «Так что ты, дружок Платошка, немного поспешил! Мог бы тоже самое проделать и со мной!» – вызывающе сверкнула она на Платона своими синими глазами на очень красивом лице.

Щёки Платона ещё гуще покрылись румянцем, и он отвёл глаза в сторону.

– Как же так?! Выходит она всё знает?! Но кто это ей рассказал? А-а! Наверняка Варюха так отшила свою главную соперницу! – догадался разоблачённый.

– «Поздравляю!» – с трудом выдавил из себя Платон.

– «Спасибо! А с чем?».

– «Ну, как с чем? С совершеннолетием!».

– «А-а! А то я подумала…!» – не договорила Люда, вздыхая.

Платону в этот момент стало искренне жаль красавицу. Но его сердце, и не только оно, уже сделали свой выбор.

– «А я вас с Варькой поздравляю! Обошла она меня, пользуясь … – не договорила Люда, махнув рукой – А! Ладно! Что уж теперь тут поделаешь?! Будьте счастливы!».

Но её тут же принялась успокаивать Тамара:

– «Люд! Хватит, пойдем уже!».

И закадычные подруги повернули к Берёзкам. Тамара, в отличие от Людмилы, поступившая не в техникум, а в институт и потому больше не завидовавшая красавице-подруге, теперь тайно злорадствовала, что той обломилось с Платоном. Ведь ей тот тоже поначалу очень нравился. Но она быстро уступила его своим сверстницам, но красавицам-конкуренткам, лишь как бы со стороны наблюдая за обольщением молодого красивого самца.

А началось оно ещё несколько лет назад, когда рано созревающий Платон по-разному удивил и девочек и мальчиков своими не по возрасту физическими кондициями.

– «Красавчик! А ты не хочешь с нами? Здесь сегодня больше никого нет!» – удаляясь, спросила Люда.

– «Нет! Спасибо! Работы много!» – увернулся от соблазна Кочет.

Они вежливо распрощались, и Платон понуро вернулся к родителям.

– «Ты что это так быстро? Совсем не погулял!» – удивилась мама.

– «Да мне Люда Сухова сказала, что здесь сегодня больше никого нет и не будет!».

– «Какая Люда Сухова?» – поинтересовался тут и отец.

– «Да с шестьдесят пятого участка!».

– «Какого, какого?».

– «С шестьдесят пятого!» – повторил сын.

– «Не может быть! Суховы живут на шестьдесят шестом. А шестьдесят пятый участок Василия Петровича Кузнецова. У него действительно есть сын и дочь старше тебя. Как её звать?».

– «Люда!».

– «Да, точно! Мы ведь с ним вместе работали в Планово-производственном отделе министерства. Но потом во время реорганизации я был переведён на работу в другое место. А Кузнецов вскоре стал начальником!».

– «А почему не ты?!».

– «Так я не член партии! А он член! Да и меня на два года моложе – значит перспективней. Я даже помню его день рождения первого марта. Да ещё у него в пятьдесят восьмом жена Марина Моисеевна умерла! А ей было, кажется, всего-то тридцать восемь лет!?».

– А вот, почему Слава пошёл работать, а Люда подалась в техникум – скорее стать финансово независимыми от отца! – понял Платон.

Далее Пётр Петрович рассказал, что его бывший коллега, как житель Выборгского района Ленинградской области, был призван в армию в августе 1941 года и прослужил простым красноармейцем 203-го стрелкового полка 92-ой стрелковой дивизии. А после окончания войны получил медаль «За боевые заслуги».

– «Его первая семья вся погибла в блокаду. И после войны он быстро женился снова, родились дети, а он окончил вечерний институт. Он вообще всегда был спокоен, скромен, никогда вперёд не рвался. А оказавшись со своим опытом один среди женщин, стал их начальником!» – завершил рассказ отец.

– «Мам! А как же тогда ты назвала их Суховыми?».

– «Не знаю. Чуток ошиблась! Мне показалось, что они выходили с шестьдесят шестого участка!».

– «А у тебя вообще проблемы с фамилиями на букву «с»! Вон ты, сколько лет называла хозяйку сорок третьего участка Солодовниковой?! А она Солодовник! Я видел документы с печатями и её собственноручными подписями. Также и Сушина с Сушкиным раз перепутала. Смешно было! Алюнь, помнишь?».

– «Да, помню! Так … маскируются же!?».

Пообедав, Кочеты приступили к упаковке сумок, в чём всегда весьма преуспевал отец.

В оставшееся до электрички время мама прибиралась в доме, а мужчины наводили окончательный порядок в саду и огороде. Отец успел ещё и обрезать несколько сухих и лишних веток, показав сыну, как надо садовым варом заделывать оставшиеся свежие срезы.

– «В следующее воскресенье надо сразу начать с костра. Вон сколько веток накопилось!» – подвёл отец итог трудовому выходному дню.

Домой в Реутово возвращались в сумерки и все вместе. За ненадобностью Кочеты давно не маскировали свои отношения.

В прошлые годы отрочества, когда Платон стал возить на участок вещи, а с него урожаи, то поначалу очень стеснялся этого – вдруг его увидит кто-то из знакомых.

Но отец успокоил и научил его:

– «Сын! Никогда не надо стесняться своих хороших, полезных дел и поступков, какими бы они не казались тебе грязными и недостойными. Нельзя жизнь прожить чистоплюем! И, чтобы тебе побороть твою природную деревенскую стеснительность, ты должен просто себя преодолеть, заставить, и потом понять, что ты это делаешь, прежде всего, для своей семьи. Ты не воруешь. Чужое что в дом не тащишь, а несёшь своё, трудовое, добытое, прежде всего потом и здоровьем родителей. И со временем ты привыкнешь, и будешь даже гордиться этими своими делами!».

В первые годы их проживания в Реутове и поездках на участок и обратно Платон даже ходил на станцию не короткой дорогой через двор, а трижды сворачивал налево и обходил торец дома под своими окнами. Он шёл по улице Ленина, думая, что теперь ему никто из соседей по дому не попадётся на глаза.

Он даже долгое время стеснялся признаться товарищам, что их семья имеет в собственности садовый участок. Но после двух гостевых поездок к ним в Бронницы Саши Комарова об этом знал уже весь дом.

Но, когда он увидел, что его мать, а тем более бабушка вовсе не стесняются этого и даже гордятся этим, хвалясь перед соседями урожаями, то успокоился и смирился. Теперь, проходя к подъезду двором, он гордо шёл впереди своих женщин, под восторженные взгляды девчонок и завистливые – мальчишек, неся большие и очень тяжёлые сумки.

И это несмотря на то, что их двор теперь просто кишел и детьми – гостями из других домов. Дом № 18 в Реутове вообще был единственным в городе домом, имевшим свой большой и изолированный, ни с кем не делимый двор. Он был хорошо благоустроен, начало, которому положила ещё Алевтина Сергеевна. Кроме беседки в его центре с турником, теннисным столом и песочницей для малышей, он имел волейбольную площадку, а рядом за деревянным забором у овощного магазина – изолированную со всех четырёх сторон, футбольную.

Но была во дворе и хозяйственная зона, располагавшаяся в противоположном конце. Как раз напротив окна Кочетов были вкопаны металлические столбы для сушки белья, а за ними располагалась помойка. По длинной стороне и северному торцу двор теперь огораживал решетчатый металлический забор, создавая у жителей дома ощущение уюта и защищённости, хотя в нём со временем и проделали узкий проход.

Такое же ощущение испытывал и Платон, когда с матерью, а теперь ещё и с отцом возвращался вечером в воскресенье с участка. На финишной прямой он брал себя в руки и приосанивался, делая вид, что ему не тяжело.