Слепящий нож

Гэвин набросал цепочку ступеней от палубы вниз к воде, а на волнах – шлюпку с желтым корпусом вкупе с гребным механизмом, рассчитанным на двоих.

Дежурными гвардейцами были Ахханен и Джур. Ни тот ни другой не выглядели довольными, однако оба отсалютовали Каррис, передавая ей защиту Призмы: жизнь, свет, цель. Гэвин спустился по ступенькам и занял свое место. Он не предложил Каррис руки, и она оценила это: здесь, сейчас, они не были высокородными господами. Сейчас она была его защитницей, благодарю покорно!

– Гляжу, на этот раз обошлось без синего? – заметила она, занимая свое место на веслах.

В последний раз, когда они вместе плавали в шлюпке, она устроила ему выговор за то, что он использовал для корпуса синий люксин, потому что синий был практически невидим на фоне морской воды, и это ее нервировало.

Гэвин буркнул что-то нечленораздельное.

Конечно, ей не следовало так говорить: без сомнения, он сделал шлюпку из желтого люксина, чтобы ей было удобнее. В прошлый раз она была недовольна его работой; на этот раз он сделал по-другому, а она тычет этим ему в лицо!

«Молодец, Каррис».

Они оттолкнулись от корабля и молча принялись грести, направляясь к западу. Отойдя на пол-лиги, Гэвин подал ей знак остановиться.

– Конечно, вчера они все видели глиссер, но в этот момент им было не до того.

«Не до того»… Да, пожалуй, можно и так описать панику, охватившую пятьдесят тысяч беспомощных людей, когда они осознали, что на них нападает морской демон, а потом увидели, как Призма в одиночку уводит его прочь, используя магию, подобной которой никто из них никогда не видел!

– Но сегодня мне не хотелось бы давать показательный урок по изготовлению таких глиссеров, – продолжал Гэвин. – Если секрет рано или поздно выйдет наружу, это еще не значит, что о нем нужно кричать во всеуслышание.

Он остановился, вероятно, поняв, что Каррис не тот человек, которому стоило бы это говорить.

– И куда мы направляемся? – спросила она. Ей тоже не хотелось сейчас обсуждать этот предмет.

– Я сказал людям, что собираюсь приготовить для них место.

– Ты много чего говоришь.

Гэвин открыл рот, чтобы ответить, но замялся. Облизнул губы. Передумал.

– Справедливо… Дело в том, что у меня на руках пятьдесят тысяч беженцев. Если разместить их в одном из маленьких тирейских прибрежных городков, они вытеснят местное население и все равно окажутся в пределах досягаемости для Цветного Владыки. Они будут беззащитны, и даже если он до них не доберется, им будет грозить голодная смерть. А в других сатрапиях… Проблема в том, что по разным причинам, большей частью не очень привлекательным, никто не захочет помогать горстке тирейцев.

– И поэтому ты изобрел хитроумное решение.

– Не хитроумное, а изящное. Ну, то есть его, конечно, можно назвать и хитроумным… – Он принялся чертить ковши и трубки для глиссера. – Я собираюсь разместить их на Острове Видящих.

«Все ясно: он спятил».

– Этот остров окружен рифами! – возразила Каррис. – Туда ни один корабль не проберется!

– Мой проберется.

– И что об этом думают Видящие? – поинтересовалась она.

– Полагаю, они будут удивлены. Я их еще не спрашивал.

– Просто замечательно!

– Как знать, – заметил Гэвин, – они все-таки Видящие. Может быть, они уже увидели, что я к ним собираюсь.

Его улыбка угасла в лучах ее неодобрения. Он молча передал ей одну из трубок, и они принялись за работу.

В прошлый раз они плыли, держась за руки, и Каррис сжимала в такт его ладонь, выдерживая общий ритм. На этот раз Гэвин даже не попытался протянуть ей руку. И отлично – ей не придется отказываться.

Тем не менее им удалось синхронизировать свои усилия; они набрали крейсерскую скорость и понеслись по морской глади. Уже через полчаса в поле зрения показались горы Острова Видящих, однако до них оказалось дальше, чем представлялось, так что прошло еще несколько часов, прежде чем глиссер добрался до острова. И даже тогда Гэвин не стал пытаться подойти к нему напрямую. Вместо этого он свернул вдоль южного берега, держась между островом и побережьем Тиреи – Карсосские горы едва виднелись вдалеке, пурпурные в морской дымке.

В конце концов Гэвин повернул к северу, держа курс на широкий залив. Тот простирался вогнутым полукругом, достаточно просторный, чтобы вместить всю Гэвинову флотилию, однако слишком широкий, на полупросвещенный взгляд Каррис, чтобы предоставить кораблям защиту от зимних штормов, которые уже через несколько месяцев начнут бушевать в проливе между островом и побережьем.

Никто не знал, есть ли здесь какие-нибудь поселения. Этот остров всегда был табу – запретным, святым. Сам Люцидоний отдал его Видящим сотни лет назад. Ну и разумеется, помимо прочего остров был окружен рифами, готовыми разбить в щепки любой корабль водоизмещением больше, чем у каноэ или их глиссера – и даже те смогли бы пробраться к берегу только во время прилива.

Они приблизились, скользя на расстоянии ширины ладони над кораллами, и Каррис увидела огромный пирс, торчавший посреди незастроенного берега и сверкавший, словно он был золотым. Пирс из твердого желтого люксина. Она уже собралась что-нибудь сказать Гэвину на этот счет (он что, сам это сделал? это здесь он пропадал в последние несколько месяцев?), когда вдруг заметила кое-что еще.

На песчаном берегу собралось несколько сотен вооруженных мужчин и женщин. Вид у них был весьма угрожающий.

– Гэвин, кажется, эти люди нам не рады.

Тот глянул на Каррис, весело приподняв брови:

– Подожди, скоро они рассердятся еще больше!

И с беспечным видом подвел глиссер к берегу прямо перед толпой.

Глава 9

– Командующий, могу я с вами поговорить? – спросил Кип. – Я ненадолго.

После отбытия Гэвина и Каррис командующий Железный Кулак со своими Черными гвардейцами взял самый быстрый галеас во флотилии и, прихватив с собой Кипа, направился в сторону Хромерии.

Первые несколько дней все были постоянно заняты – гвардейцы работали наравне с моряками, пытаясь изучить их искусство. Командующий не хотел, чтобы его люди бездельничали, и, воспользовавшись случаем, отдал соответствующее распоряжение. Моряки поначалу ворчали, но в конечном счете сдались, побежденные быстротой, с которой гвардейцы овладевали новыми навыками.

Для тех, кто не нес вахту, Железный Кулак назначил посменные учебные бои и гимнастические упражнения на маленьком полубаке галеаса, за которыми наблюдал самолично. Кипу тоже было позволено смотреть, хотя в основном он следил за тем, чтобы не попадаться никому под ноги. У него ушло несколько дней, чтобы вычислить, когда у командующего выдастся несколько свободных минут, чтобы его побеспокоить.

Железный Кулак поглядел на Кипа. Кивнул. Прошел обратно в каюту, которую делил с капитаном, согласившимся пустить его к себе на время плавания.

Перед разговором Кип собрался с духом, но сейчас, когда они вошли в тесное помещение и уселись за маленьким столиком, обнаружил, что вся его решимость куда-то делась.

– Видите ли, сэр, я… В Гарристоне, во время сражения… В общем, сейчас все это кажется каким-то нереальным, будто я вспоминаю то, чего на самом деле не было, если вы понимаете… Но это не то, что я хотел… – Кип чувствовал себя глупым, косноязычным. Он стиснул перевязанную руку. Это было больно. – Когда я убил этого короля… то есть сатрапа… ну, в общем… мастер Данавис – в смысле, генерал Данавис – накричал на меня, сказал, что я все испортил. Хотя я не хотел нарушать его приказ, это случилось как-то… или, я не знаю, может, я и действительно не хотел ему подчиняться?

Слова натыкались друг на друга, казались неправильными. Кипу казалось, будто он кружит вокруг главного предмета и никак не может его ухватить. Да, ему довелось убивать, и в каком-то смысле ему это понравилось. Как будто он получил возможность разнести в клочья всех, кто не принимал его всерьез, – вот только в сражении он действительно разрывал людей в клочья, в буквальном смысле. Вспоминая об этом, он чувствовал себя омерзительно. И говорить об этом было очень сложно.

– Но я до сих пор не понимаю, что именно я сделал неправильно и какова была цена. Вы не могли бы мне сказать?

Железный Кулак собрался что-то сказать, но передумал.

– Руку, – проговорил он.

Кип протянул ему правую руку, не очень понимая, чего от него хочет этот молчаливый гигант. Тот окинул его бесстрастным взглядом.

– А!

Догадавшись, Кип протянул ему левую, и командующий принялся разматывать повязку.

– Мне было четырнадцать лет, когда я убил своего первого человека, – заговорил он. – Моя мать была деей Агбалу, это что-то вроде правительницы области. Она собиралась низложить парийскую сатрапи и занять ее место, хотя тогда я этого не знал. Однажды я проходил мимо ее покоев и услышал ее возглас. За две недели до этого мне впервые удалось извлечь люксин. Я вошел и увидел подосланного к ней убийцу: это был маленький человечек – судя по лицу, из презренного племени гату, – с зубами, черными от жевания кхата, и с обнаженным крисом, на волнистом лезвии которого блестел яд. Помню, я подумал, что могу успеть его остановить, только если начну извлекать. Но извлечения не произошло, как это случилось двумя неделями раньше. Он всадил кинжал в мою мать, и пока я стоял и смотрел, не веря своим глазам, он выпрыгнул в окно, через которое забрался внутрь, и попытался убежать по крышам. Я бросился за ним, догнал и избил его голыми руками, после чего сбросил с крыши.

Кип сглотнул. Железный Кулак, безоружный, погнался за убийцей по крышам – и убил человека, вооруженного отравленным кинжалом, – и все это в четырнадцать лет?

Командующий сделал паузу, разглядывая обожженную руку Кипа. Жестом он велел мальчику передать ему мазь, выданную хирургеоном, и принялся втирать ее в воспаленную кожу. Кип зашипел, стиснув все мышцы тела, чтобы не закричать.

– Тебе нужно разрабатывать пальцы, – сказал Железный Кулак. – Ежедневно, на протяжении всего дня. Иначе ты оглянуться не успеешь, как они закостенеют и превратятся в клешню. Шрамы стянут пальцы и ладонь, и при каждом движении кожа будет лопаться заново. Лучше немного потерпи сейчас, чтобы не пришлось терпеть позже.

Если это «немного», то что же тогда «много»? Командующий вернулся к своей истории, принявшись неторопливо наматывать на руку Кипа свежую повязку:

– Я не имел в виду похвалиться тем, каким я был крутым юнцом, Кип. Я рассказал это, чтобы ты знал: я тоже совершал ошибки. Моя мать занималась дават – боевым искусством нашего племени. Она не была великим мастером, но для гражданского лица имела неплохую подготовку. Если бы я не вошел в комнату и не отвлек ее внимание, она вполне смогла бы защитить себя, пока не подоспела бы охрана. И потом, когда я его догнал, мне не следовало его убивать. Мы могли узнать, кто его подослал.

– Вы были всего лишь мальчиком, – возразил Кип.

Его рука была заново замотана бинтами и зафиксирована – все равно что холодным промозглым утром заползти обратно в теплую постель.

– Как и ты, – отозвался Железный Кулак. Кип попытался было возразить, но командующий еще не закончил. – И даже если бы это было не так, мне доводилось видеть, как вполне взрослые люди делают гораздо худшие ошибки во время сражения. Если бы мы от природы могли принимать здравые решения в боевой обстановке, нам не было бы нужды тренироваться.

– Но из-за меня погибли люди? Или нет? Я убил короля и до сих пор не могу понять, хорошо это было или плохо.

Мучения Кипа нахлынули волной, набухли слезами в глазах. Он отвел взгляд и скрипнул зубами, отчаянно моргая.

«Глупо! Возьми себя в руки!»

– Этого я не знаю, – ответил командующий. – Однако Цветной Владыка не случайно подставил короля Гарадула под удар. Он хотел, чтобы его убили. Может быть, даже специально подстроил это заранее. Несомненно, что, захватив Гарадула в плен, вместо того чтобы убить его, мы бы нарушили эти планы. Генерал Данавис превосходно знает свое дело; он раскусил его в несколько мгновений. Большинство на его месте не смогли бы этого сделать – и уж конечно, не пятнадцатилетний мальчишка, впервые оказавшийся на поле боя.

– Но я его не послушался! Я так хотел убить короля, что в тот момент проигнорировал бы кого угодно. Кем бы он ни был.

Он раздавил голову короля, как яйцо. Кип помнил это ощущение – череп, лопающийся под его рукой, хлюпанье мозгов, брызнувшие струйки крови…

– Ты был полностью во власти своего цвета, Кип. Поэтому ты допустил промах. Возможно, это послужит причиной разрастания войны. Возможно. А может быть, генерал ошибался. Может быть, король Гарадул оказался бы гораздо хуже, чем этот владыка. Мы не знаем и не можем знать. Это произошло. Просто в следующий раз учти свои ошибки. Это то, что делаю я.

«Вот почему вы тренируетесь».

– Вам удалось найти, кто его подослал? – спросил Кип.

– Того убийцу? Моя сестра считает, что удалось. Пойдем-ка на камбуз, у нас еще хватит времени поужинать, хотя и не так плотно, как хотелось бы нам обоим.

– Но она ведь ему отомстила?

– Можно сказать и так.

– И что она с ним сделала?

– Вышла за него замуж.

Глава 10. Пушкарь

Один. Сверхфиолетовый и синий. Большой палец коснулся – и словно бы кто-то задул свечу. Весь мир погрузился во тьму, от глаз никакого проку. Но потом, мгновением позже… вот и солнце, и волны, плещущие вокруг, колыхаясь, посверкивая. От такой смены перспективы, при том что тело по-прежнему чувствовало полную неподвижность, его слегка замутило.

Два. Зеленый решил проблему – телесные ощущения нахлынули, осязание возвратилось. Он плыл: тело сильное, жилистое, голое по пояс. Вода теплая, в ней плавают мусор и обломки.

Три. Желтый. Вернулся слух: крики людей, взывающих друг к другу, вопящих от боли и ужаса. Но желтый этим не исчерпывается; он указывает логику человека и места. Однако на этот раз с желтым что-то не сложилось. Невероятно! Призма, выскочив из ниоткуда, увернулся от всех его выстрелов, даже после того как Пушкарь, потеряв терпение, начал палить из двух пушек сразу. А эта крошечная лодчонка, созданная Призмой, двигалась на такой скорости, что он бы ни в жизнь не поверил, если бы ему об этом рассказывал кто-то другой. Теперь Азура будет вымещать на нем свое недовольство. Проклятый Гэвин Гайл!

Впрочем, его ум перескочил на другое. Сейчас нужно…

Четыре. Оранжевый. Запахи моря, порохового дыма, горелого дерева. Теперь он чувствовал других людей, плавающих вокруг, а в воде под ними и по бокам… о, кровь и ад! Акулы! Множество акул.

Мизинец уже опускается.

Пять. Красный и под-красный, вкус крови во рту, слишком…

С акулами самое главное – попасть по носу. Примерно так же, как и с людьми. Расквась забияке нос, и он очень быстро найдет себе дело в другом месте. Проще простого, а? Проще простого.

Пушкаря так просто не возьмешь. Море – мое зеркало. Такое же ненадежное. Такое же сумасшедшее, прямо как я. Подводные течения и чудища, всплывающие из глубин. Другие говорят «морская пена», а я говорю – это Азура плюет мне в лицо, этак по-дружески. В отличие от большинства этих бедолаг, я умею плавать. Просто мне это не особенно нравится. Мы с Азурой предпочитаем восхищаться друг дружкой на расстоянии.

А она, похоже, разозлилась не на шутку! Послала за мной не просто акулу, а тигровую. Это хорошие охотники. Быстрые. Любопытные, как пес, обнюхивающий твою ширинку. Ненормальные, как изголодавшийся едок лотоса. Их обычная длина – два человеческих роста, но мне море оказало должное почтение, как мне и причитается. Моя акула длиннее – длиннее меня в три раза, если навскидку. Конечно, сквозь воду трудно понять. Не хотелось бы преувеличивать. Ненавижу преувеличивальщиков, терпеть не могу!

Я – Пушкарь; я говорю все как есть.

Обломки бочек, обрывки веревок и прочие остатки кораблекрушения усеивают поверхность сапфировых вод, но та тигровая еще вернется. В зависимости от того, насколько она настойчива, у меня может быть еще несколько минут, чтобы доплыть до достаточно большого…

– Эй, Азура! – кричу я, пораженный внезапной мыслью. – Я знаю, почему ты так злишься!

Об этом мало кто знает, но Лазурное море назвали так в честь Азуры – древней богини плодородия. Лазурный цвет здесь ни при чем. Эти слюнтяи и недоумки в своей Хромерии думают, что весь мир вращается вокруг них и их цветов!

Тигровая кружит вокруг, вырезая спинным плавником восхитительные дуги на поверхности воды. Я выпрыгнул первым, когда увидел, что огонь подбирается к пороховому трюму, и потому нахожусь на самом краю поля плавающих обломков. А это значит, что акуле не придется отвлекаться на все остальное мясо, прежде чем она доберется до меня.

– Азура! Полегче, Азура! Брось эти штучки!

Я кручусь на месте, держась лицом к зверюге. Акулы – страшные трусы: норовят подкрасться к тебе сзади и утащить на глубину. Эти здоровенные ублюдки зависают в воде, лишь чуть-чуть шевеля плавниками, словно парящие стервятники, так что с виду кажутся громоздкими – но, когда они нападают, ты даже в штаны не успеваешь наложить. Вот ее клинообразная голова немного сузила круги… поворачивает… и-и… рраз!

Пушкарь – мастер рассчитывать время, нет никого лучше. А как иначе, когда море встает дыбом у тебя под ногами, ты держишь в руке пальник с дымящимся фитилем, запах горящей селитры и щелока овевает тебе лицо, словно дыхание любовницы, а корвет уже разворачивается для бортового залпа, и если на этот раз твои цепные ядра не перебьют ему мачту, то тебя потопят, после чего вытащат из воды, выхолостят и продадут в рабство на галеры, предварительно пустив по кругу для удовольствия всех, кто имеет на тебя зуб или просто охоч до этого дела.

Я бью ногой прямо в нос тигровой красотке – нога у меня жесткая, кожа и кость, всю жизнь босиком. Успеваю увидеть, как глаза акулы затягиваются молочной пленкой, после чего меня отшвыривает, едва не выбросив из воды силой ее удара. Акула дрожит и замирает. «Носы у них чувствительные», – говорил мне папаша, и похоже, он знал, что говорил.

Пушкарь – не такая уж легкая добыча!

– Эй, Азура! Ты что, думаешь, это я все это устроил? Это не я! Это Призма! Чертов Гэвин Гайл! Треклятый мальчишка взорвал корабль, а я-то здесь при чем? Иди охоться на него, тупая ты шлюха!

Азура терпеть не может, когда ты мусоришь на ее лице взорванными кораблями, а мне доводилось это делать не раз и не два.

Морская тварь приходит в себя и бросается в сторону. На пару секунд я решаю, что Азура вняла моим доводам и я в безопасности. В конце концов, мяса тут плавает хоть отбавляй. Но потом акула поворачивает с явным намерением вернуться ко мне.

Это уже похоже на месть. В этом вся Азура: ей не привыкать размазывать тех, кто бросил ей вызов, давя их без капли жалости.

– Азура! Завязывай с этим делом!

У меня еще остался пистолет. Мушкет я потерял: он взорвался у меня в руках во время перестрелки с Призмой и его Черными гвардейцами. Черт знает, что такое; это попросту невозможно, я за всю жизнь ни разу не переложил пороха, заряжая мушкет! Но сейчас не время об этом беспокоиться. Пистолет, возможно, даже еще мог бы выстрелить, невзирая на мое вынужденное купание. Я годами его усовершенствовал, чтобы обеспечить ему защиту от плевков Азуры. Однако же против полного погружения средства пока не нашлось, да и вообще, стрелять в воде – занятие для круглых идиотов. Морская шкура Азуры защищает ее детей. Так что я вместо этого вытащил свой кинжал – хороший клинок в три ладони длиной.

– Будь ты проклята, Азура! Я же попросил у тебя прощения!

Морские демоны – сыновья Азуры. Много лет назад я убил одного из них, и она до сих пор мне этого не простила. И не простит, пока я не пожертвую ей что-нибудь совершенно особенное.

Тигровая акула несется прямиком на меня, без всяких там уловок, так что мне легко вычислить нужный момент.

Она делает бросок, и мои пятки снова врезаются в ее мягкий нос. На этот раз я немного компенсирую силу столкновения, сгибая колени, – тварюга все равно получает чувствительный удар, зато меня не отшвыривает так далеко, как в прошлый раз. Я бью кинжалом в глаз, но промахиваюсь, и клинок заседает у нее в жабрах. Вытаскиваю кинжал; за ним вырывается алая струя, словно пламя, бьющее из пушечного жерла.

Удар смертельный, но смерть будет не быстрой. Черт! Я хотел покончить с ней разом.

От раны в солнечном свете расплывается мутное пятно, и тигровая сворачивает с курса. Рванувшись так, словно за мной по пятам гонится разъяренная богиня, я добираюсь до шлюпки как раз в ту минуту, когда вокруг собираются несколько более молодых акул. Они меньше размером, чем та, что послала Азура, и с более отчетливыми полосами.

Чудо, что эта шлюпка вообще уцелела… точнее, это было бы чудом, если бы в ней были чертовы весла! Я встаю, широко расставив ноги. К шлюпке плывут еще несколько человек. Впереди один париец, во рту которого осталось, наверное, зубов шесть. Его зовут Жуликом, и не без причины.

Этот мерзавец умудрился где-то раздобыть пару весел! Похоже, он не рад, что я забрался в шлюпку вперед него.

– Ты, кажется, промок? – говорю я ему.

У меня нет весел, но зато я и не плаваю вместе с акулами. Акулы весел не едят.

– Я первый помощник, – говорит он. – Ты капитан. И нам по-любому нужна команда. Делай что хочешь, но одного ветра с волнами тебе не хватит, чтобы отсюда добраться до берега.

А он быстро соображает! Это то, что мне всегда в нем не нравилось. Опасный парень этот Жулик. С другой стороны, так ли уж он умен? Это ж кем надо быть, чтобы позволить людям называть себя Жуликом!

– Ладно, первый помощник, давай сюда весла, я помогу тебе забраться, – говорю я.

– Иди к черту!

– Это был приказ, – говорит Пушкарь.

– Иди к черту! – повторяет Жулик громче, невзирая на акул.

Я сдаюсь. (Я никогда не сдаюсь.)

Жулик упорно держится за весла, пока я втаскиваю его в шлюпку, – и это хорошо. Благодаря этому его руки все еще заняты, когда я втыкаю кинжал ему в спину, пришпилив его к планширю.

Под взглядами людей в водной пучине, удивленных этим внезапным предательством, я выворачиваю весла из пальцев Жулика – он уже мертв, пальцы стиснуты в оцепенелой хватке. Мне приходится прибегнуть к рукояти моего пистолета, чтобы их разжать. Я бросаю весла на дно шлюпки.

Легко держась на прыгающей в волнах, словно пробка, лодке и небрежно помахивая пистолетом, я обращаюсь к отчаявшимся пловцам, на чьих глазах я только что прикончил своего первого помощника.

– Я – Пушкарь! – кричу я, больше для Азуры, чем для этих бедолаг, бултыхающихся в соленой воде. – Я совершил такие дела, о каких сатрапы и Призмы только мечтают! Я канонир легендарного «Авед Барайя»! Убийца морского демона! Гроза акул! Пират и бродяга! И вот теперь я стал капитаном! Капитан Пушкарь ищет команду, – продолжаю я, наконец поворачиваясь к плавающим, перепуганным, окруженным акулами людям. Вытаскиваю кинжал из планширя, и тело Жулика шлепается в жадные волны. – При условии, что вы будете слушаться моих распоряжений!

Глава 11

– Надеюсь, ты хорошо отдохнул, малыш Гайл, – сказала Кипу приземистая, полнотелая гвардейка по имени Самита. – Тебе предстоит длинный день.

Ее поставили с ним в пару в самом конце колонны. Этим утром галеас причалил к Большой Яшме, и первой на берег сошла Черная гвардия.

«Отдохнул?» Кип полночи пытался придумать, как ему получше спрятать свой секрет, свое наследие – последний и единственный дар, полученный им от матери. У него имелся большой, украшенный драгоценными камнями белый кинжал, о котором никто не знал, а также большая, украшенная резьбой полированная шкатулка для этого кинжала. Разумеется, он мог положить кинжал в шкатулку, но какая-то параноидальная частичка его ума была уверена в том, что кто-нибудь ее увидит и первым делом спросит, что в ней находится и нельзя ли посмотреть. И как он будет отказываться?

Поэтому поздно ночью, в темноте, Кип сел на своей узкой койке, стараясь не разбудить спавших на соседних койках гвардейцев. Ему удалось раздобыть обрывок бечевки, которым он подвязал кинжал себе на спину – процесс, который с его перевязанной рукой занял добрых десять минут. Клинок свисал под одеждой до самой задницы, где его прижимал ремень. Это было не самое удачное решение, но ничего лучшего он не смог придумать.

После такой ночи длинный день – это как раз то, что ему было нужно. Тем не менее Кип выдавил бледную улыбку, обратив ее к Самите. Гвардейка, несмотря на кривой, несколько раз переломанный нос и бросающееся в глаза отсутствие передних зубов, была приятной женщиной, коренастой и плотной, как волнолом.

Они были в числе последних, присоединившихся к колонне, и как только колонна сформировалась, гвардейцы тут же двинулись вперед неторопливой рысцой.