Слепящий нож

Он поглядел командующему в глаза. Тот отвел взгляд.

– Господин Призма, – добавил он.

В его голосе не слышалось раскаяния, однако Гэвин и не требовал безоговорочного подчинения. Просто подчинения было достаточно.

Он бросил взгляд на отдушину над перегородкой, разделявшей его каюту и соседнюю.

– Черной гвардии требуются новобранцы. Осенний класс, должно быть, еще не начал занятия, а Кип – идеальный кандидат. Вы сами видели, как он извлекает.

– Это слишком большая физическая нагрузка. Три месяца изнурительных тренировок плюс ежемесячные бои, чтобы отсеять балласт. Из сорока девяти должно остаться семеро лучших. Ему в жизни не поступить в гвардию, даже если бы он не обжег себе руку. Может быть, если он сбросит вес, через годик-дру…

– Кип станет гвардейцем, – прервал его Гэвин.

Он явно не имел в виду, что верит в силы мальчика. В воцарившемся молчании командующий пытался осмыслить услышанное. На его лице проявилось недоверие.

– Вы хотите, чтобы я его принял, даже если он недостоин?

– Вы действительно желаете, чтобы я ответил на этот вопрос?

– Это все равно что во всеуслышание объявить его вашим фаворитом. Вы погубите мальчика!

– Люди в любом случае будут думать, что я ему покровительствую. – Гэвин пожал плечами и продолжал с рассчитанным нажимом: – Он послужит цели, для которой был создан, или сломается на пути к ней, в точности как и любой из нас.

Железный Кулак не отвечал. Он был из тех, кто понимает силу молчания.

– Пройдемте со мной, командующий.

Вдвоем они вышли на балкон. Разделявшая каюты дверь была тонкой, а над перегородкой, между потолочными балками, имелся проем, вероятно, для того, чтобы капитан мог выкрикивать приказания своим секретарям, которые в обычное время располагались в небольшом помещении за стеной. Разговор прошел не вполне так, как хотелось бы Гэвину, но он послужит своей цели. Кип должен был слышать каждое слово.

Сейчас у Гэвина оставалось еще несколько слов, предназначенных уже для Железного Кулака, не для Кипа.

– Командующий, прошу понять: Кип мой сын. Я признал его, хотя вполне мог бы оставить его погибать, и никто бы ничего не узнал. Погубить Кипа не входит в мои задачи. Он толстый и неуклюжий, но он очень сильный полихром. Попав в Хромерию, он быстро повзрослеет. Из него может выйти всеобщее посмешище, но он может и стать великим. Учитывая, как поздно он начинает, отпрыски сатрапов сожрут его с потрохами. Я прошу вас позаботиться о том, чтобы у него ни часа не оставалось свободным. Переделайте его физически, укрепите его психику, пусть он научится здраво оценивать свои силы. Когда он заслужит уважение гвардейцев, когда ему станет наплевать, что о нем думают всякие скорпионы – вот тогда я попрошу его уволиться из Черной гвардии и прыгнуть в скорпионье гнездо.

– Вы собираетесь сделать из него следующего Призму, – сказал Железный Кулак.

– Бросьте, командующий! Призму может выбрать только сам Орхолам, – возразил Гэвин.

Это была шутка, но Железный Кулак не стал смеяться.

– Вы правы, лорд Призма.

Гэвин все время забывал, что Железный Кулак искренне верующий человек.

– Но я не собираюсь давать ему поблажки, – предупредил командующий. – Если он хочет поступить в мою гвардию, ему придется это заслужить.

– Превосходно! – отозвался Гэвин.

– Он ведь полихром… – Полихромам настоятельно не рекомендовалось заниматься столь опасными видами деятельности.

– Ну он будет не первым исключением, – возразил Гэвин.

Впрочем, он будет первым за очень долгое время.

Повисла невеселая пауза.

– И каким-то образом я же еще и должен убедить Белую, чтобы она это позволила!

– Я в вас верю, – отвечал Гэвин с широкой улыбкой.

От мрачного взгляда командующего мог бы скиснуть даже мед. Гэвин рассмеялся, однако заметил для себя еще раз: при всем уважении, которое питал к нему Железный Кулак, обаяние Гэвина на него не действовало.

– Вы собираетесь нас покинуть, – медленно проговорил Железный Кулак. – После того как из-за вас перебили половину моих людей, вы собираетесь уйти и оставить нас одних, верно?

«Проклятье!»

Железный Кулак принял его молчание как знак согласия.

– Знайте только одно, Призма: я этого не допущу. Я не стану ничего для вас делать, если вы не позволите мне выполнять мою работу. Если мой труд для вас ничего не значит, с какой стати мне помогать вам в вашем? Или это то, что вы называете высшим почтением?

Гм… Стоит отметить: обаяние еще меньше действует на людей, у которых есть веские причины надавать тебе под зад. Гэвин поднял обе руки:

– Чего вы хотите?

– Я не хочу, я требую. Вы возьмете с собой Черного гвардейца. По моему выбору. Я не знаю, в чем состоит ваша миссия, но куда может пойти один, могут пойти и двое. Прошу заметить, что для меня было бы гораздо предпочтительнее, если бы вы взяли с собой целую бригаду, но я человек благоразумный.

Фактически это действительно было гораздо более умеренное предложение, чем Гэвин ожидал. Может быть, командующий не настолько хороший политик, как казалось Гэвину? Видимо, вся его мыслительная энергия уходит на изобретение более эффективных способов убийства и на упражнения в политике просто не остается времени. Железный Кулак, конечно же, имел в виду отправиться с Гэвином самолично. Разумеется, это невозможно; подумав о том, сколько работы ему предстоит, чтобы возродить и обучить Черную гвардию, командующий и сам это поймет. Но будет уже поздно.

– Согласен, – быстро отозвался Гэвин, пока его собеседник не передумал.

– В таком случае мы договорились.

Железный Кулак протянул руку, и Гэвин взял ее. Это был древний парийский обычай скреплять сделки, в последнее время почти не использовавшийся. Однако командующий сжал ладонь Гэвина и поглядел ему прямо в глаза.

– Мне уже поступил запрос на выполнение этого задания, – сообщил он.

«Невозможно! Я ведь даже не говорил ему, что собираюсь куда-то…»

– От Каррис, – добавил Железный Кулак. И улыбнулся, блеснув зубами.

«Ублюдок!»

Глава 7

Кип сидел в секретарской кабине, нервно теребя повязку на левой руке, пока Железный Кулак и Гэвин разговаривали на балконе, выходящем на корму корабля. Сперва его посадили спиной к стене, разделявшей его помещение и каюту Призмы, но в какой-то момент, решив, что наслушался вдоволь, он тихонько переместился за стол одного из секретарей, подальше от стены, чтобы никто не подумал, что он подслушивает.

Черный гвардеец! Он! Это все равно что выиграть состязание, даже не зная, что ты был в списке участников. Пока что Кип не особенно думал о своем будущем; он полагал, что следующие несколько лет своей жизни проведет в Хромерии, а дальше видно будет. Но Черная гвардия… самые крутые люди, которых он знал, были гвардейцами: Каррис и Железный Кулак.

Дверь каюты отворилась, и командующий вышел наружу. Он бросил на Кипа короткий взгляд. Взгляд, в котором сквозило неодобрение. И мальчик моментально сообразил, что его навязали командующему, – тому было вовсе ни к чему, чтобы жирдяй Кип дискредитировал его организацию. Его сердце упало так резко, что, должно быть, в палубе остался дымящийся кратер.

– Призма хочет тебя видеть, – сообщил Железный Кулак. И вышел.

Кип встал, чувствуя, как дрожат его колени, и вошел в каюту.

Призма Гэвин Гайл, человек, который возвел Стену Яркой Воды и сразился с морским демоном, который топил пиратские корабли, громил армии врагов и усмирял сатрапов – одним словом, его отец, – поглядел на него с улыбкой.

– Кип! Как ты себя чувствешь? Ты давеча творил настоящие чудеса. Иди-ка сюда, мне надо посмотреть в твои глаза.

Чувствуя внезапную неловкость, Кип следом за Гэвином прошаркал на балкон. В ярком утреннем свете Гэвин пристально вгляделся в радужные оболочки Киповых глаз.

– Несомненный зеленый ореол. Поздравляю! Больше никто не примет тебя за обычного человека.

– Да… здорово.

Гэвин благосклонно улыбнулся ему:

– Я знаю, к этому сперва трудно привыкнуть. Как тебе уже наверняка говорили, в этом сражении ты использовал очень много магии, Кип. Очень много. Зеленый голем… мы больше даже не обучаем этой технике, потому что обычно цветомаг способен за всю свою жизнь создать не больше двух-трех. Это с невероятной скоростью сжигает силы извлекателя – а также его жизнь. Такая сила опьяняет, но относись к ней с опаской. Ты видел нескольких величайших цветомагов мира за работой, но это еще не значит, что ты способен на то же, на что и они… Впрочем, я, кажется, взялся тебя поучать! Прошу прощения.

– Да нет, ничего. Это ведь как раз…

«…Как раз то, что обычно делают отцы». Кип не произнес этого вслух, сглотнув внезапно образовавшийся в горле комок.

Гэвин поглядел поверх морских волн на следовавшую за ними флотилию. Его взгляд был невеселым, задумчивым. В конце концов он начал снова:

– Кип, мне придется поступить с тобой несправедливо. Я не смогу провести с тобой столько времени, сколько ты заслуживаешь – сколько я тебе задолжал. Я не смогу поделиться с тобой всеми секретами, которые хотел бы тебе передать. Не смогу познакомить тебя с твоей новой жизнью, как мне бы хотелось. Ты сам предпочел, чтобы тебя знали как моего сына, и я уважаю твой выбор. Так тому и быть. Но будучи моим сыном, ты должен будешь выполнить определенную работу, и мне необходимо рассказать тебе, что это за работа. Рассказать сейчас, поскольку сегодня я отбываю. Я буду наведываться в Хромерию время от времени, но не часто. В любом случае не раньше следующего года.

В этой речи было заложено слишком много мыслей, чтобы переварить их все одновременно. Жизнь Кипа в последнее время слишком часто переворачивалась с ног на голову. Еще несколько месяцев назад он был деревенским парнишкой, единственным сыном матери-одиночки с одурманенными дымкой мозгами. Потом он в один день потерял свой городишко, свою мать и свою прежнюю жизнь и оказался в Хромерии, в компании лучших цветомагов и бойцов во всем мире.

И в тот самый день, когда отец его признал – принял как своего сына, даже не как бастарда, – он нашел записку матери, в которой та утверждала, что Гэвин Гайл ее изнасиловал, и заклинала Кипа отомстить. Убить Гэвина. Конечно, она, скорее всего, была под кайфом, когда писала это. Ну и что из того, что это ее последние слова? Это еще не делало их волшебным образом чем-то отличающимися от всей той кучи вранья, которым она кормила Кипа все эти годы.

«Но она написала, что любит меня».

Кип поспешно отмел эту мысль вместе с бездной эмоций, которая за ней открывалась. Впрочем, что-то из этого, видимо, проявилось на его лице, потому что Гэвин тихо проговорил:

– Кип, у тебя есть полное право на меня сердиться, но я должен попросить тебя о невозможной вещи. Я собираюсь послать тебя в Хромерию. Разумеется, я жду от тебя хорошей успеваемости в обучении, но, честно говоря, это меня не очень заботит; главное, чтобы ты учился так быстро и много, как только сможешь. То, чего я действительно от тебя хочу… – Он помолчал. – Кип, это должно быть строго между нами. Даже прося об этом, я вверяю тебе свою жизнь. И конечно, ты можешь не суметь или не захотеть выполнить мою просьбу, но…

Кип сглотнул. Почему отцу требуется столько предосторожностей, чтобы попросить его вступить в Черную гвардию?

– Вы больше пугаете меня, ходя вокруг да около, чем если бы просто сказали, в чем дело.

– Прежде всего в мое отсутствие ты должен будешь произвести впечатление на своего деда. Он наверняка позовет тебя к себе. Встреча не будет приятной; можно будет считать победой, если ты удержишься и не намочишь штаны. – Гэвин улыбнулся ему своей широкой улыбкой, потом снова посерьезнел. – Приложи все силы. Если тебе удастся завоевать его уважение, это будет больше, чем удалось мне за всю мою жизнь. В любом случае постарайся не сделать его своим врагом.

– Это и есть невозможная вещь?

– Нет. Ну то есть… может быть. Но я начал с самого легкого задания. Ты должен будешь убрать люкслорда Клитоса Синего.

Кип моргнул. Это тоже не было похоже на «хочу, чтобы ты стал гвардейцем».

– Кажется, я сказал, что меня больше пугает, когда вы ходите вокруг да около? Беру свои слова обратно.

– Говоря «убрать», я имею в виду, что тебе следует приложить все усилия, чтобы заставить его отказаться от своего места в Спектре. Мне нужно это место, Кип.

– Для чего?

– А вот этого я не могу тебе сказать. Вместо этого тебе следовало бы спросить, что я имею в виду, говоря «приложить все усилия».

– Ладно, и что? – спросил Кип.

Он все еще надеялся, что это обернется какой-нибудь шуткой, но сосущее чувство под ложечкой подсказывало, что надежды мало.

– Если ты не сможешь добиться убеждением или шантажом, чтобы Клитос подписал отказ по собственной воле, тебе придется его убить.

По спине Кипа прошел холодок, распространившись до лопаток. Он сглотнул.

– Средства выбирай сам, в этом я тебе доверяю. Это война, Кип. Ты сам видел, что бывает, когда у власти оказывается неспособный к ней человек. Губернатор Гарристона мог подготовить свой город; он знал, что на него надвигается. Но это бы стоило ему популярности и кучи денег вдобавок. Поэтому он предпочел, чтобы погибли люди. Вся эта мясорубка произошла из-за одного человека – всего лишь из-за его бездействия. И если бы мы не оказались там вовремя, было бы гораздо, гораздо хуже. Так это работает. Это все, что я могу тебе сказать.

Задание было невыполнимым, однако Кип ощущал странное спокойствие. В данный момент это не имело значения. О том, как выполнить невыполнимое, он будет думать потом, когда отец уедет.

– Он этого заслуживает? – спросил он.

Гэвин глубоко вздохнул.

– Мне бы хотелось ответить «да», чтобы тебе было проще, но… «Заслуживает» или «не заслуживает» – это такая скользкая вещь… Заслуживает ли казни трус, предавший своих соратников? Может быть, и нет, но это необходимо, потому что ставки слишком высоки. Клитос Синий – трус, верящий в ложь. Если человек верит в ложь и повторяет ее, является ли он сам лжецом? Может быть, и нет, но его необходимо остановить. Видишь ли, Кип, я не считаю, что Клитос плохой человек или что он заслуживает немедленной смерти, иначе я бы убил его сам. Но ставки высоки, и они продолжают расти. Сделай то, что будет необходимо. Сперва тебе нужно будет вступить в Черную гвардию; я договорился, чтобы тебя допустили к вступительным испытаниям. Когда ты станешь гвардейцем, твое положение поможет тебе довершить остальное.

Ну конечно. Проще простого! Впрочем, для Гэвина Гайла, возможно, это действительно было просто. Человеку с его возможностями все дается настолько легко, что он, должно быть, забывает, что у других может быть не так.

– Чего мы стремимся добиться? – спросил Кип. – Я имею в виду, в конечном счете.

– Война подобна разгорающемуся пожару. А любые застарелые разногласия – это сухое дерево, только и ждущее огня. Когда я воевал со своим братом, ко мне присоединялись люди, которые меня ненавидели, – но еще больше они ненавидели своих соседей, которые сражались на его стороне. Меньше чем за четыре месяца мы убили двести тысяч человек, Кип. У меня был шанс остановить эту новую войну ценой одного города и нескольких тысяч убитых. Я упустил этот шанс. Некоторые сатрапии не откажутся посмотреть, как будет гореть Аташ, другие не станут возражать, если пламя распространится и на Кровавый Лес, третьи не захотят, чтобы их сыновья гибли, защищая Рутгар, четвертые – чтобы их дочери достигли Освобождения после защиты Парии; этим будет ненавистна идея увеличения налогов ради илитийских язычников, тем – необходимость посылать свой урожай каким-то вонючим аборнейцам…

Кип понял, о чем он говорит.

– Так что в конце не останется никого.

– Наша задача – остановить эту войну прежде, чем она поглотит всех до единого.

– Как можно остановить войну? – спросил Кип.

– Выиграв ее. Поэтому ты должен сделать свою часть, а я займусь своей.

– Сколько у меня времени? – спросил Кип.

Что-то внутри него пыталось взбунтоваться: несправедливо требовать подобных вещей от подростка! И тем более от сына. Однако Кип оказался сыном лишь благодаря милости своего отца. Он был нежеланным ублюдком, и если Гэвин без особой теплоты относился к мальчику, которого до этих пор знать не знал, разве можно было его винить?

– Это зависит от того, как долго Цветной Владыка просидит в Гарристоне, зализывая раны. Вероятно, будет слишком оптимистично надеяться, что он останется там на зиму, так что скорее всего он двинется на запад. Допустим, Идосс задержит его на несколько месяцев. Потери Идосса должно быть достаточно, чтобы заставить Спектр зашевелиться. В противном случае… шесть месяцев, Кип. Восемь – если нам повезет. Если мы не сможем спасти Ру и он захватит тамошние селитряные копи и железные рудники, нас ждет война похуже предыдущей, и вряд ли она закончится так же быстро.

Для Кипа все это было настолько высокими материями, что он уже почти не видел земли под ногами.

– Но почему я? – спросил он.

– Потому что дерзость и отвага – оружие молодых. Ну и, говоря откровенно, если твоя миссия с треском провалится, тебя просто сочтут каким-то зарвавшимся щенком. Это нанесет ущерб твоей репутации, но не моей, и мы оба останемся в живых. Ты – хорошее орудие, потому что при взгляде со стороны кажешься совсем ребенком, милым мальчиком, который мухи не обидит.

«Милым – в смысле толстым и вежливым. Еще немного, и он назовет меня симпатяжкой».

– Я выгляжу настолько неподходящим для этой роли, что как раз поэтому идеально для нее подхожу? – уточнил Кип.

– Совершенно верно.

– Мне уже приходила такая мысль, как раз перед тем как я сбежал из Гарристона.

Тогда Кип решил, что никому не придет в голову, будто ребенок может отправиться шпионить за Цветным Владыкой и вызволять Лив. И у него неплохо получилось.

– Теперь ты стал сильнее.

– Но это было всего две недели назад!

Гэвин только рассмеялся.

– Нет, правда! – настаивал Кип.

Гэвин улыбнулся ему:

– Я должен сказать тебе кое-что еще.

– Что?

– Что я в тебя верю, – серьезно отозвался Гэвин.

Кип не знал, как ответить на такое откровенное высказывание. Он не мог отмахнуться, не мог обратить это в шутку – было слишком очевидно, что Гэвин говорит искренне. И эта мысль его согрела.

– Вы действительно умеете делать свою работу, не так ли? – проговорил Кип с кривой ухмылкой.

Гэвин потрепал его по голове:

– Почти настолько, чтобы оправдать собственные ожидания. – Он улыбнулся. – Знаешь, Кип, когда все это кончится…

Но он не закончил фразу, и его улыбка угасла вместе со словами.

– Но это никогда не кончится, да? – тихонько спросил Кип.

Призма глубоко вздохнул:

– В любом случае, боюсь, не так, как мне бы хотелось.

– Думаете, мы проиграем?

Какое-то время Гэвин молчал. Потом пожал плечами и усмехнулся:

– Не исключено. – Он обхватил широкие плечи Кипа одной рукой, крепко сжал и отпустил. – Однако шансы для того и существуют, чтобы их ловить!

Глава 8

Каррис заранее собрала и упаковала все необходимое. Гэвин, как она подозревала, предпочтет набросать новый глиссер вместо того, чтобы отправиться на одном из кораблей; он всегда был нетерпеливым человеком. Каррис еще раз перепроверила все, чтобы успокоить нервы: ей была ненавистна мысль, что она могла что-нибудь забыть. Хуже нет, когда не знаешь, что может понадобиться, и при этом стараешься не брать ничего лишнего!

Гэвин, конечно же, заявится и с порога скажет «Поехали!», и нужно будет немедленно трогаться с места. Как будто после того, как он изобрел способ пересекать Лазурное море за день вместо месячного плавания, нельзя было себе позволить потратить пару часов на сборы!

Еще раз – почему она на это согласилась?

«Потому что у тебя нет лучшего занятия, чем спасать мир, изобличая червоточину в его сердце».

Да, с этим не поспоришь.

Гэвин вышел на палубу, и Каррис снова поразилась тому, как он притягивает к себе все взгляды. Конечно, большинство моряков были люди простые и повернулись бы поглазеть даже на гарристонского губернатора Крассоса, как бы он ни был всем ненавистен. Вероятно, они с таким же почтением смотрели бы на любого Призму… впрочем, в этом она сомневалась. Титул Гэвина был уникальным, однако в глубине души Каррис подозревала, что на него стали бы смотреть, даже если бы он был простым юнгой. А уж теперь, после того как он спас жизни всем этим людям, удивительно, как это вся палуба до сих пор не разразилась аплодисментами при его появлении.

Моряки разразились аплодисментами.

«Сукин сын!»

Двое гвардейцев пристроились к Гэвину с боков, стоило ему переступить порог. Должно быть, кто-то пустил слух, что Призма вышел из каюты, поскольку не прошло и пары минут, как палуба оказалась заполнена людьми. Капитан, крепко сбитый тучный рутгарец, даже не пытался их разогнать или приказать матросам возвращаться к работе. Едва не давя друг друга, люди лезли из трюма на палубу – моряки, солдаты, купцы, дворяне, крестьяне-беженцы, все вместе, – чтобы воспользоваться случаем поглядеть на своего Призму.

Всю последнюю неделю он был с ними на одном корабле, а перед этим они вместе были в Гарристоне. Едва ли за это время он сильно изменился. Однако если прежде Гэвин был просто большим человеком, теперь он стал их большим человеком. Их спасителем. Схватка с морским демоном и победа над ним придали ему окончательную исключительность.

Если бы Каррис собственными глазами не видела, как Гэвин едва избежал гибели в пасти демона, ей могло бы хватить цинизма заподозрить, что он сам это все подстроил.

Палуба была переполнена людьми – каждый из кораблей пришлось забить до отказа, чтобы вывезти из Гарристона беженцев до прихода Цветного Владыки, – и все они переговаривались, перебрасываясь пустыми фразами наподобие: «Ты его видишь?», «Он уже что-нибудь сказал?».

Гэвин вместе со своим эскортом подошел к Каррис. Как и она, гвардейцы обшаривали взглядами толпу, ища возможную угрозу. Гэвин обратился к ней:

– Миледи, не окажете ли честь сопровождать меня в небольшую экспедицию?

Как отвечать, когда тебя так любезно просят о том, чего ты сама всеми правдами и неправдами добивалась?

– Я… с радостью! – откликнулась Каррис.

– Вот и замечательно!

Гэвин улыбнулся ей без капли иронии. У него действительно была очень привлекательная улыбка.

«Жалкий червяк!»

– Люди мои! – воззвал Гэвин, подняв обе руки к небу.

У него был командирский голос – голос прирожденного оратора, дающий возможность каким-то образом говорить громко и отчетливо, так, чтобы тебя все слышали, без необходимости кричать.

– Люди мои! Сегодня я вас покидаю, но только на время. Я отправляюсь, чтобы подготовить для вас место. Я пойду впереди вас. А пока я прошу вас отбросить страх и набраться сил! Нас всех ждут дни испытаний. Вам предстоит работа, сделать которую можете только вы, хотя я буду помогать всем, чем смогу. В свое отсутствие я оставляю за главного генерала Данависа. Я ему полностью доверяю. Он вас не подведет.

Говоря так, Гэвин шел по опасному пути и, несомненно, сам это знал. Хотя он и не сказал этого прямо, его слова подразумевали, что он считает себя промахосом – такой титул иногда давался Призме во время войны. Однако промахия могла быть утверждена только по решению собрания всего Спектра. Гэвин был назначен промахосом во время войны со своим братом, но меньше чем через шесть месяцев был освобожден от этой должности, по существу дававшей ему императорскую власть.

Это была одна из тех вещей, ради предотвращения которых была создана Черная гвардия.

И в то же время что еще мог Гэвин сказать всем этим людям? Что он их оставляет и дальше они должны будут справляться в одиночку? У них не осталось ничего – все пришлось бросить в Гарристоне.

Гэвин продолжал говорить, а Каррис продолжала осматривать толпу. Железный Кулак, конечно же, научил их распознавать отличительные признаки вероятного подосланного убийцы: это тот, кто обильно потеет, переступает с ноги на ногу, прячет руки так, чтобы не было видно, что он в них держит. Сама Каррис больше полагалась на ощущения. Такой человек всегда выглядит неуместным. Он не слушает Призму, потому что для него неважно, что тот говорит. Его заботит только его собственная миссия.

Каррис осознала одновременно две вещи. Во-первых, именно так вела себя она сама. А во-вторых, на палубе присутствовало по меньшей мере пятьдесят Черных гвардейцев, не говоря уже о паре сотен фанатиков из простонародья, готовых разорвать на куски любого, кто осмелится хотя бы непочтительно взглянуть на их любимого Призму. Если можно было представить себе идеальный момент для того, чтобы не совершать покушение, примерно так он и должен был выглядеть.