Параллели. Часть первая

С подмены был вызван другой помощник, и в поездной бригаде произошли необходимые изменения. После инструктажа Александр подошел к Павлу и спросил:

– Ты чего, Паша, правда, приболел, или со мной не хочешь ехать?

– С тобой не хочу, Сань, боюсь, как бы чего не вышло, не по нутру мне твой поступок, ты уж извини. Я, наверное, больше с тобой ездить не буду, попрошусь в другую бригаду перевести меня.

– Спасибо за откровенность, Паша. Желаю тебе с Фросей удачи. Я к ней, пожалуй, не поеду, стыдно. Ты сам объясни ей.

– Да нет, Саня, я ей ничего объяснять не буду, сам, будь добр, объясняйся, а то я тебя совсем уважать перестану. Прощай, счастливой дороги тебе.

С этими словами Павел вышел на улицу и побрел в сторону общежития. Пролежав на кровати около часа в глубоких раздумьях, он встал и занялся тем, к чему пришёл, лежа на кровати и покуривая сигарету. Сначала он подошел к коменданту общежития и попросил перевести его в другую комнату, затем отправился к начальнику поездных бригад, которого также попросил перевести его к другому машинисту. Управившись с делами, он стал размышлять, как быть с Фросей. То, что она, возможно, мучается выбором между ним и Александром, когда к концу обозначенного срока узнает о женитьбе и в обиде выйдет за него замуж, совершенно не устраивало Павла, задевало его мужскую гордость. В конце концов, он решился и поехал в Атбасар. К счастью, он приехал в рабочее время и застал Фросю на работе. Заглянув в комнату кондукторов, он попросил ее о встрече после работы, тем более, что до конца рабочего дня оставалось всего полчаса. Освободившись, Фрося заспешила к Павлу.

– Фрося, – начал сходу Павел, – я приехал сказать тебе…

Фрося, видя смущение Павла, решила ему помочь и вступила в разговор.

– Ты приехал, чтобы извиниться и сказать, что не хочешь на мне жениться, что ли?

Фрося озорно поглядывала на Павла.

– Нет, я приехал сообщить тебе о том, что Александр вчера женился и у тебя нет теперь необходимости выбирать из нас двоих. И что мое предложение в силе и по срокам у тебя есть время, ничего не меняется.

Фрося заметно погрустнела, но, быстро совладав с собой, ответила:

– Что же он сам не приехал сказать мне, было бы честнее. Спасибо, Паша, тебе, что хоть ты сообщил.

– Фрося, я прошу тебя помнить, мое предложение остаётся в силе, я приеду за ответом, как договорились.

– Да, да, Паша, я поняла, спасибо.

Павел проводил ее домой и, не став задерживаться, вернулся в Акмолинск. Весь вечер Фрося думала о Паше и об Александре, ловя себя на мысли, что ее как-то огорчила новость о женитьбе Александра. Но обида делала свое дело, застилая его образ каким-то холодным, отталкивающим покрывалом. Ее состояние не ускользнуло от матери, которая спросила ее:

– Фрося, у тебя неприятности на работе?

– Нет, мама, просто сегодня приезжал Павел, он сообщил мне, что Александр женился.

– Женился? Да, хороших парней разбирают быстро. Ты расстроилась, он тебе больше нравился?

– Да, мама, но теперь какая разница.

– Не говори так, дочка, разница всегда есть. Видно, не твоя судьба был Александр. Суждено было бы быть вместе, были бы, поверь мне. А что, Паша тебе не нравится совсем?

– Не знаю, мама, легкий он какой-то, мне кажется, ветреный.

– Этого не узнаешь, пока не поживешь с человеком. Что он тебе сказал по поводу своего предложения?

– Сказал, что оно остается в силе и даже не сократил время для ответа.

– Ты знаешь, дочка, вот ты говоришь, ветреный, а ведь Александр к тебе не приехал, не извинился, не предупредил о своей женитьбе, а ветреный Паша приехал, за друга извинился, тебе время не сократил для ответа, предоставил тебе возможность осознанного выбора с холодной головой. А это свойственно только здравомыслящему человеку, поверь мне. Ты присмотрись к Павлу повнимательнее, бесстрастно, что ли. Я на твоем месте так бы и сделала, надо устраивать собственную жизнь, братья вот-вот вылетят из гнезда, семьи создадут, дай Бог, останемся мы с тобой вдвоем.

– Да ладно, мама, где же я возьму такого, как наш папа.

– Тебе его, дочка, нужно искать пробовать, а не в одиночестве сидеть, в девках-то засидеться не трудно, да жить очень нудно!

– Ладно, мама, давайте ужинать.

– Давайте, – ответила Анастасия и принялась хлопотать у стола.

Отведенные на ответ два месяца пролетели быстро, хотя за это время событий произошло много. Павел перешел для работы на станцию Атбасар, они стали чаще видеться, привыкать к друг другу. Ходили на танцы, встречались вечерами. Фрося стала забывать Александра, тем более, что обида, все еще живущая в ее сердце, была самым вернейшим союзником в этом. Когда подошел оговорённый срок ответа, Фрося ответила Павлу согласием. Они стали жить отдельно и в 1952 году у них родилась прекрасная девочка Валя. Павел казался хорошим, заботливым отцом.

Все было у них в семье хорошо ровно до того момента, пока многочисленная родня Юноков не стала жить в непосредственной близости от их семьи. Павел стал часто пропадать у сестер, потом увлекся выпивкой с их мужьями и, хотя не вел себя агрессивно, но и пьяным его видеть терпение заканчивалось. Фрося не один раз пыталась поговорить с его сестрами, к сожалению, в живых родителей Павла уже давно не было, и ей не к кому было апеллировать. Павел каждый раз обещал больше в рот не брать ни капли, но каждый раз с легкостью забывал свои обещания и принимался за прежнее. Прожив полтора года в замужестве, Фрося собралась и съехала с дочерью к матери. Павел неоднократно пытался ее вернуть, но каждый раз приходил уговаривать вернуться ее с ребенком в пьяном виде, что само по себе не только не помогало достучаться до Фроси, но еще больше и больше отдаляло их друг от друга.

В конце концов, наступил момент, когда Фросе уже не хотелось видеть Павла в принципе, все чувства к нему умерли, так и не успев набрать силу. Неожиданно для себя Фрося столкнулась с пониманием незавидного статуса матери-одиночки. Многие мужчины рассматривали ее как легкую добычу в своих вожделениях, отнюдь не стремясь взваливать на себя бремя воспитания чужого ребенка. Фросе приходилось непросто, часто нужно было держать ухо востро, не подавая сомнительных поводов, особенно женатым мужчинам, и в то же время, в случае ухаживания со стороны мужчины холостого, тактично предупреждать его о наличии ребенка. Часто на этом ухаживания и заканчивались. Но это не заботило Фросю, она смирилась с существующим положением и сосредоточилась на своей семье и работе.

Сиючи

Варвара

Варвара – старшая сестра Фроси, была оставлена родителями в Омской губернии у своих родственников, у двоюродного брата Ивана – Андриана, жившего в Исилькульском районе, в маленькой деревеньке. К тому времени Варвара уже стала девушкой, и брать ее с собой было бы даже опасно. Варвара выросла, превратилась в привлекательную молодую женщину, обладающую весьма непростым характером. Ей было трудно угодить, неуступчивая и грубоватая, она, тем не менее, обладала одним свойством своего характера, которое способствовало сохранению людей в ее орбите. Уж если человек ей нравился, то она всегда находила способ и сдержать свой крутой норов, и сохранить свою привлекательность для этого человека. Демид, ее родной отец, оставивший их с матерью почти сразу после ее рождения, тем не менее подарил дочери отменное здоровье вкупе со скверным характером. Варвара носила длинную косу и частенько слышала от коллег по работе шуточное приветствие «Варвара – краса, длинная коса», впрочем, она никогда не обижалась на это приветствие, так как оно ей все-таки нравилось, хотя и смущало одновременно. Когда она окончательно повзрослела, встал вопрос: что делать дальше, где работать или учиться? Отчим Иван – отец ее младшей сестры Фроси – с ее матерью позвали ее к себе в Атбасар, чем она и поспешила воспользоваться. Перепробовав множество работ, она остановилась на позиции подсобной рабочей в станционной столовой, где и встретила свою любовь – старшего повара Си Ю-Ши, китайца по национальности, случайно оказавшегося на территории Союза.

Местное население, не шибко разбирающееся в форме строения китайских фамилий и имен, произносило и фамилию Си, и двойное имя, Ю и Ши, как одно целое, нисколько не задумываясь о правильном или неправильном произношении. Ю-Ши настолько устал поправлять людей, произносящих его фамилию и имя неверно, что уже сам махнул на происходящее рукой и только всегда дружелюбно улыбался в ответ. Хотя сам он очень гордился своей фамилией, гордо звучащей на русском как «размышляющий о мире», то есть философ-мыслитель. Ю переводилось на русский язык как «друг» и только Ши – вторая часть сдвоенного мужского имени – переводилась на русский не совсем благозвучно, как «передний брусок на вагоне или телеге». Эта часть его имени несла в себе смысловую нагрузку, указывающую на профессию его предков – мастеров по изготовлению телег и для самого Ю-Ши она была ценна, и ничего, кроме гордости, не вызывала. Однако он заметил, что для русского слуха было удобней произносить Сиючи и хотя в этом обращении и фамилия, и сдвоенное имя произносились как просто имя, а правильный звук «Ши» подменялся на неправильный «Чи», но частые его исправления, растолкования и объяснения забывались раньше, чем успевала стихнуть звуковая волна его голоса.

В конце концов Ю-Ши бросил заниматься неблагодарным делом и незаметно для себя стал привыкать к неверно и слитно произносимому Сиючи. Работая старшим поваром в станционной столовой, он больше ценил сияние довольных рабочих улыбок, нежели правильное произношение и понимание китайских фамилий и имен. У окружающих же не приходило в голову отличить имя от фамилии, многие понимали эти звуки как имя, и вовсе не задумывались над тем, а какова же фамилия. Да и то верно, слишком маленькими были перерывы на обед, а ведь еще нужно было покурить, побалагурить, обменяться анекдотами да забавными историями. Ю-Ши относился к тем редким типам людей, которые живут полностью открытыми к миру, к окружающим людям. Обладая устойчивым жизнерадостным характером, он, как магнит, притягивал людей. Стройный и подтянутый, он не очень походил на повара, обычно человека, мягко говоря, располневшего и неторопливого. Нет, Ю-Ши был, напротив, подтянут, быстр и ловок. Да и телосложение Ю-Ши было и вовсе каким-то явно выходящим за стереотипы о среднестатистическом китайце.

Чуть выше среднего роста, с хорошо развитой фигурой Ю-Ши пользовался успехом у противоположного пола. Обладая природной скромностью и порядочностью, Ю-Ши никогда не позволял себе каких-либо фривольностей и, тем более, в своем женском коллективе. Такое поведение вызывало у окружающих его женщин полное восхищение. Когда Варвара появилась в его коллективе, Ю-Ши не мог не обратить внимание на ее характер. Работая подсобной рабочей, Варвара так жестко пресекала любые ухаживания и знаки внимания, не только мужчин-холостяков, вполне достойных уважения, но тем более и яростнее мужчин-ловеласов, различных повес и просто, как она считала, пустых мест. При этом если горе-ухажёр не понимал с первого раза «от ворот поворот», Варвара могла провести против такого мужчины или парня такую свирепую атаку, что навсегда отбивала у последнего охоту к шуткам или дополнительному вниманию к себе.

В результате после короткой, непродолжительной работы в столовой, Варвара вызывала опасения не только у мужской части, но даже у части женской, так как решительно пресекала любое вольнодумное баловство на «вверенной ей территории». Ю-Ши с первых дней работы Вари обратил на нее особое внимание. Ее стройный стан, жгучая ругательная натура не только не отталкивала его, но, напротив, влекла к ней с какой-то неудержимой силой. Хотелось с Варей как-то сблизиться, понять ее.

Знакомый с китайской философией, с гармонией инь и янь, Ю-Ши всегда понимал о равновесии миров, о закономерности каких-либо событий. Обладая абсолютно уравновешенным характером, он с нескрываемым любопытством наблюдал за ее кипучей натурой, неуправляемой энергией и полной уверенностью в исключительно своей правоте. Как-то, придя на работу, они узнали о смене станционного начальства, бывший начальник станции получил повышение и отправился в областной центр, а новый ходил по территории и принимал хозяйство, путем знакомства с людьми и раздельными частями подведомственного хозяйства. Очередь пришла и к столовой, как особенно важному узлу большого станционного организма. Войдя в столовую, начальник первым делом спросил старшего повара, и долго недоуменно смотрел на него выпученными глазами в полном недоумении, почему китаец работает старшим поваром, кормит его подчиненных, да еще будет кормить его самого. Коротенький и весь какой-то неказистый, с широко расставленными ногами, он долго из-под густых черных бровей смотрел на повара, пока не сказал:

– Как вас зовут?

– Си Ю-Ши, – четко, с интервалами, ответил Ю-Ши.

Начальник попытался повторить его фамилию и имя, но только прошипел что-то себе под нос.

– Как? – с раздражением произнес он.

– Си Ю-Ши, – терпеливо повторил Ю-Ши и продолжил: – Фамилия Си, а имя Ю-Ши.

По непонимающему взгляду начальника он понял, нет, начальнику его фамилия и имя трудны в произношении, может быть, даже труднее, чем многим из его подчиненных. Начальник еще какое-то время пытался произнести его фамилию и имя правильно, но так как он старался сделать это правильно и раздельно, ровно как он только что понял, а не так, как привыкли окружающие «Сиючи», то, естественно, у него сразу и не могло все получиться. Как человек находчивый, он спросил:

– А как это можно перевести?

Получив полный, развернутый ответ от собеседника, сделал лично свои единственно правильные выводы. Набрав побольше воздуха в развернутые легкие, он неожиданно выпалил:

– А! Ну, правильно, по-нашему ваше имя Иван. Будем звать вас Иваном!

Небрежно похлопав Ю-Ши по плечу, он спросил:

– А что у нас на обед?

Растерявшийся от такого точного перевода своего имени Ю-Ши тихо ответил:

– Борщ.

– Ах, борщ, борщ – это хорошо, пожалуй, я попробую ваш борщ, давайте!

Не обращая на растерянность Ю-Ши ровным счетом никакого внимания, он крейсером проследовал к приглянувшемуся ему столу и, деловито закинув ногу на ногу, с нетерпением стал ждать свой борщ. С этого самого дня, с легкой руки вновь испеченного начальника станции Си Ю-Ши, поначалу превратившейся в Сиючи, в окончательном варианте стал наименоваться Иваном.

Как часто и происходит в рабочей, самой многочисленной среде, с соизволения вышестоящего появляется нарицательное имя, очень удобное для окружающих, с которым приходится мириться его носителю. Что касается Ю-Ши, хотя он и не был в восторге от своего переименования, и уважение к своим родителям крепко жило в его сердце, но, как всякий умный человек, он понимал, придётся согласиться с вновь возникшими обстоятельствами, это разумно и дальновидно и вполне соответствует китайской жизненной философии. Через несколько месяцев начальника перевели куда-то еще, а вот имя, которое он присвоил со своей легкой руки, так и осталось аналогом «точного» перевода фамилии и имени Си Ю-Ши с китайского на русский язык.

Самому Ю-Ши ничего не оставалось, кроме как согласиться с окружающим миром. Надо отметить, что вокруг было достаточно примеров очень «точного» перевода, особенно имен тюркоязычного населения на русский, удобный и понятный, на язык государственный, являющийся в тоже время языком межнационального общения. Ближе к зиме Ю-Ши осмелился начать ухаживать за Варей, к его удивлению, Варя не отвергла его ухаживания, а проявила к ним неподдельный интерес. Варе нравился Ю-Ши как человек и как мужчина, но ее как-то уж очень смущала его национальность. Пока, наконец, ее деревенское воспитание не стало уступать воспитанию интернациональному – советскому, и она перешагнула некую черту невосприятия чужой культуры.

Фактором сближения послужили еще частые танцевальные вечера для рабочей молодежи. Именно на таком вечере Ю-Ши осмелился пригласить Варю на танец. Когда она почувствовала его горячие руки на своей талии, то последний сохраняющийся у нее самой барьер стал таять, как весенний снег. Ю-Ши был безукоризненно внимателен с ней. Окружающие парни, хотя и смотрели на Варю с вожделением, не посмели мешать их отношениям, уж слишком большим уважением среди рабочих и служащих пользовался Ю-Ши. Варя не изменила своего характера, прямая и неуступчивая, она сразу же взяла инициативу в свои крепкие руки и твердо обозначила границы дозволенного! Ю-Ши не спорил, с каждым днем он все больше и больше тонул в ее сердитых глазах, нуждался в ее обществе и мирился с ее неуживчивым характером. Они сближались медленно, никуда не торопясь и ничего не форсируя. Работали, встречались и никогда ни к чему не торопились.

В конце зимы, после очередного вечера молодежи Ю-Ши, с трепетом держа Варю за руку, сказал:

– Давай распишемся!

Варя на несколько секунд задумалась, смерила его строгим взглядом и, пожимая плечами, ответила:

– Хорошо.

Весной они расписались, стали жить вместе. Она взяла фамилию мужа и стала Варварой Си, хотя окружающие, не вдаваясь в тонкости официальных бумаг, стали говорить на нее Варя Сиючи – жена Ивана, это нарицательное имя так прочно прилипло к ней, что при рождении детей в метриках значилась фамилия Сиючи, а отчество – Иванович. В браке супруги прожили более десяти лет родили троих детей, двух девочек, Лиду и Любу, и мальчика Гену, имена выбирали трепетно, с большой нежностью.

Ю-Ши оказался замечательным мужем, с супругой и детьми он был ласков и заботлив. Чтобы разгрузить супругу от домашних дел, он старался максимально принять участие в них, не делил работу на мужскую и женскую. Часто сам стирал для детей, любил готовить, старался максимально возможное время уделить семье и детям. Все, кто знал их семью, в особенности женщины, завидовали Варваре, видя, как ее холит и лелеет муж, они часто с нескрываемой грустью сравнивали Ю-Ши со своими мужьями не в пользу последних.

Как следствие подобной зависти, в их дом неожиданно постучалась беда. Кто-то написал на Ю-Ши донос, работники НКВД ничем ни отличались от своих коллег по всей стране, они не стали долго разбираться и опровергать написанное. Ю-Ши вскоре осудили и отправили в места «не столь отдаленные». А через полгода Варваре сообщили о том, что ее муж Иван Сиючи умер от болезни в лагерной больнице. Окружающие люди не стали от нее отворачиваться в этой сложной жизненной ситуации, всё-таки это был северный Казахстан – край с резко-континентальным климатом, длительными зимами и жарким засушливым летом, ну, куда здесь ссылать, сами природно-климатические условия были уже как ссылка.

Люди жили бедно и старались всегда приходить на помощь, но даже здесь оказался «писатель», единственной целью которого было стремление оболгать, совершить подлость. Варвара поначалу замкнулась, утратила доверие к окружающим, но постепенно, видя искреннее сочувствие, оттаяла, настроилась на преодоление невзгод. Дети росли смышлёные, чуткие. Сама она оставалась женщиной привлекательной, совсем еще молодой и крепкой.

После годового траура за ней стал ухаживать осмотрщик вагонов Копатилов, они после непродолжительных встреч расписались. От него она родила своего четвертого ребенка, Сережу, жизнь стала потихоньку налаживаться, дети росли, ходили в школу, все было, как у всех. Только вот Копатилов, как звала его Варя, все чаще стал увлекаться спиртным, все реже Варя видела своего мужа трезвым, в особенности в промежутках между работой, и, как следствие, семья распалась. Варин характер не позволил ей терпеть рядом с собой деградирующего мужчину. Уж лучше я сама выращу детей, чем они будут смотреть на этого пьяницу, думала Варя, да и почему трое старших должны мириться с его пьянками, ведь он им не родной. Их родной отец совсем не пил, как жаль, что судьба отняла его у нас, думала Варя.

И действительно, дети выросли, Лида и Люба превратились в роскошных красавиц, за ними стали гурьбой ухаживать ребята. Геннадий выучился на помощника машиниста, и мать им очень гордилась. Смуглость кожи и небольшая раскосость глаз у детей как-то выдавала в них наличие чего-то восточного, но чего, угадать было трудно. Лида – старшая дочь Ю-Ши и Варвары, вышла замуж за железнодорожника-вагонника и после замужества стала Коробовой, Геннадий удачно женился на хохотушке и веселушке Тамаре Леонтьевой и при регистрации брака взял фамилию жены, младшая дочь Люба вышла замуж за немца Ивана Моор. Так всего лишь через одно поколение славное имя замечательного человека Си Ю-Ши растворилось и совсем пропало только из-за того, что он на тот исторический момент развития страны имел несчастье быть китайцем.

Люба и Иван Моор

Первенец Любы и Ивана – Валера родился в 1964 году, период хрущевской оттепели и расцвета целинных земель Казахстана. Молодые купили небольшую землянку по улице Абая, где и стали жить совместно с престарелой матерью Ивана. Свекровь относилась к жене сына с излишней придирчивостью и никогда не упускала малейшую возможность обнаружения ее недостатков как хозяйки. Лишь частое и твердое заступничество матери – Варвары заставляло свекровь сдерживать поток претензий. Иван вырос крепким и видным мужчиной, перешёл на работу шофером в локомотивное депо станции Атбасар. Как и все шофера, Иван любил шумные застолья, а так как основным досугом для горожан являлись частые хождения к друг другу в гости по многочисленным поводам и без таковых, то Иван быстро вошел во вкус. К тому же он шикарно играл на гармошке, чем обеспечивал дополнительное внимание и уважение к себе.

День рождения Любы отмечали шумно, почти всей родней, поздравить ее пришли брат Геннадий с женой, сестра Лида с мужем, а также сестра Варвары – Ефросинья с мужем, и ее брат Толик с женой. Иван с охотой раздвигал меха гармошки, из которой вылетала задорная, распевная мелодия. Собравшиеся за столом с удовольствием пели, объединённые в певческом порыве. Песня летела легко и свободно, окутывая собравшихся своей энергией. Как только музыка закончилась, кто-то из собравшихся предложил в очередной раз выпить за здоровье именинницы. Люба, видя, как по румяному лицу мужа уже плывут радужные волны горячительного, с робкой надеждой, обращаясь к нему, сказала:

– Вань, ты б придержался, завтра на работу.

Из угла стола послышались колкие фразы свекрови:

– Вот еще, жена будет мужу указывать!

У Ивана сжались скулы, заработали желваки, по только что добродушному лицу пробежала тень ярости. Повернув голову к жене, он сердито высказался:

– Что ты мне здесь указываешь? Сам знаю свою норму, не лезь!

– Вань, тебе завтра за руль, зачем? Хватит уже, посидим, попоем, ты закусывай. Вот картошечка горячая.

Люба придвинула тарелку с картошкой ближе к мужу. Высвободив руку из ремня гармошки. Иван хлестко ударил по краю тарелки. Со словами «Ты еще мне будешь указывать!» он схватил Любу за длинную густую и очень красивую косу, потянул к себе и резко отшвырнул в сторону. Испуганная женщина отшатнулась от него всем телом и в мгновение, словно маленькая пичужка, сжалась в комочек. Ее губы дрожали, стройная грудь вздыбилась, а на смуглом лице отразился испуг и боль.

– Что ты сказала? – заревел Иван и потянулся к ней всем своим мощным торсом.

Гости-мужчины, стоявшие позади стола, подхватили Ивана за руки, попытались удержать его пружинистое тело на стуле, но Иван нетерпеливо отбросил их руки и все же встал. Испуганное лицо Любы скользило взглядом по сидящим гостям. Словно ища поддержки, она вопросительно, с какой-то мольбой в глазах взглянула на мать Ивана. Однако безучастное лицо Эльзы только подчеркивало ее нейтралитет. Эльза и так недолюбливала сноху, а при их ссорах всегда занимала сторону сына. При этом ей было совершенно безразлично, прав ли Иван, достойно или нет он себя ведёт. Общество хотя и формально декларировало равноправие женщины и мужчины, на деле частенько закрывало глаза на примеры домашнего насилия и мужской тирании. Поэтому в такие минуты Люба чувствовала свою полную беззащитность, стремилась попросту исчезнуть с глаз мужа, дать ему остыть и образумиться. И совсем не важно было нахождение на руках маленького ребенка, он не только не защищал свою мать, но делал ее наиболее уязвимой и беззащитной.

Инстинктивно прижимая сына к груди, Люба попятилась назад.

– Что ты, Ваня, – полушепотом бормотала она, – успокойся, что я такого сказала? Что ты разошёлся?

Она сделала еще несколько шагов, отступая по направлению к двери, пока перед ней, заслоняя ее всей своей крепкой фигурой, не возникла мать – Варвара. Она не боялась грозно раздувавшего щеки Ивана. Обращаясь к нему она выпалила:

– Ты че разошёлся? Руки чешутся? Иди вон, во двор, почеши! Любку не тронь, ишь повадился, не мне ты достался, я б тебя давно отвадила руки распускать!

Иван гневно уставился на тёщу. В голове крутились множество бранных слов, хотелось их вылить в полную меру на эту «защитницу», но благоразумие взяло верх. Варвара ему никогда не спускала любую несправедливость в адрес дочери. Здесь же были ее многочисленные родственники: сын, дочь, сестра с мужем, брат с женой. Нет, эти тут же вступятся за его тёщу, еще бока намнут, подумал Иван, и, махнув рукой, как ни в чём не бывало, сел на стул. Компания с облегчением переглянулась и продолжила застолье.