Буквоед

Пришлось потратить, наверное, целую тонну бумаги и ещё больше нервов, прежде чем я хоть на шаг приблизился к разгадке тайны моих черновиков. Я пытался восстанавливать исходный текст, затем сравнивал… пытался с помощью различных средств стирать буквы и «передвигать» слова… выводить логику произошедших изменений… и даже несколько раз выписывал отдельно исчезнувшие буквы. Но безрезультатно.

Лишь на утро среды, измученный, раздражённый и уже готовый проклясть все загадки мира, с сотой чашкой кофе возвышаясь над полом, сплошь покрытым скомканными листами, аккуратно разложенными стопками папок, лежащими по порядку их написания, – я увидел!

Отдельно выписанные на листок «исчезнувшие» буквы местами складывались в слова. Я спешно поставил чашку и начал сравнивать с черновиком. Тогда до меня и дошло, что, если прочитать тексты наоборот, в зеркальном отражении, то получается осмысленный текст!

Быстро справившись с последним черновиком, я принялся за предыдущий, а затем – за ещё более ранний – изо всех них складывался вполне логичный диалог!

Я перечитывал и перечитывал полученные слова, не веря своим глазам и наслаждаясь маленькой победой. Когда ощущение бездумной радости исчезло, я попытался вникнуть в смысл текста, но так ничего и не понял – больше всего написанное походило на какой-то сценарий или пьесу. Из диалога что-либо понять было невозможно.

Когда передо мной лежало три отрывка, полученных из трёх моих черновиков, не имея больше сил справляться с непонятным, сверхъестественным явлением самостоятельно, я набрал телефон, оставленный Лёшей.

Когда он сбегал от моей «игры», как сам её назвал, я чувствовал себя абсолютно, идеально одиноким человеком, волею судьбы заброшенным на край Вселенной. Мне некому было пожаловаться, спросить совета или просто попросить помощи.

– Я один… совсем, совсем один! – напевал я знакомую песню.

Так или иначе, сил думать о творящихся кругом чудесах у меня уже не было. Мне хотелось переключиться на что-то другое. Тогда я решил заняться единственным, что могло всецело увлечь меня – очередной историей для журнала. А то со всеми этими странностями – середина недели, а ничего ещё не готово.

О чём писать, я уже знал. Давно задуманная идея статьи затрагивала негативные стороны благотворительности. Все считают помощь ближнему добродетелью, не подлежащей критике. У меня же за пазухой находился материал, полностью опровергающий эту установку. История человека, купающегося в халявных благах общественно одобренных подачек, и от этого ставшего настоящим моральным и физическим монстром.

Папку и листы я небрежно сунул в сумку и прислонился головой к стене, дожидаясь, когда пространство вокзала начнет «расщепляться». Но этого так и не произошло. То ли усталость, то ли мысли о предшествующих событиях, то ли ощущение тупика никак не давали мне отрешиться от всех мыслей, заставляя всё время возвращаться к событиям последних дней.

Просидев в терзаниях и муках без малого час, так ничего и не получив, плюнул на всё и отправился домой.

Уже на подходе к подъезду меня осенило: а что, если написать статью обо всём, что со мной сейчас происходит? Я смогу дописывать её постепенно, по мере приближения к разгадке. Так даже и лучше – не нужны дополнительные ухищрения, чтобы почувствовать себя на месте другого. К тому же в процессе написания я смогу увидеть дополнительные детали, которые наверняка упустил, посмотреть на происходящее под другим углом, что, несомненно, оставит меня в выигрыше.

Я мчался по ступеням лестницы вверх, скорее в дом, чтобы взять в руки «перо» и лист и поскорей приступить к истории, главным героем которой впервые буду я сам.

На часах длинная тощая стрелка сравнялась с маленькой на восьмёрке. Вид за окном говорил о том, что для всех наступил вечер. На мобильном календаре значится суббота. Так бывает каждый раз, когда приступаю к работе – я будто перестаю существовать, запираюсь в четырёх стенах, мое сознание становится единым целым с белыми листами, выплескивая на них себя. Когда часть работы завершена, я будто пробуждаюсь, вспоминаю что «я есть», я существо из плоти и крови. В тот самый момент, когда у меня вновь «появляется» тело, живот может скрутить от дикого голода, а мочевой пузырь готов взорваться. Именно поэтому я всегда был отвратительным мужем. Но, даже захоти я что-то изменить, смог бы навряд ли.

Ладно… пора возвращаться к загадке. Что я имею на данный момент?

Подробное описание произошедших событий действительно, как я и рассчитывал, помогло мне наконец-то поверить в реальность происходящего (О, Боже, это происходит на самом деле!) и понять направление дальнейших действий. До этого я думал, что, столкнувшись с неведомым явлением, зашёл в тупик. Но теперь у меня есть ряд вопросов, отвечая на которые, вероятно смогу нащупать нить и прийти по ней к самому клубку.

Я взял отдельный лист и записал:

1. Происходило ли подобное с кем-то ещё или я единственный, кто столкнулся с феноменом «исчезающих букв»?

2. Что за текст получился из черновиков? Откуда он? Каков его смысл?

3. Происходило с моими работами то же самое и в других местах, или только в этой квартире?

4. И самое главное: кому и для чего всё это нужно?

Я посидел какое-то время над листком, бездумно глядя на вопросы. Помогло… Захотелось поскорее со всем разобраться. Решил начать с третьего пункта. На мобильном набрал номер Аллы Михалны, моей домработницы, присматривающей за квартирой в родном городе. Она долго не брала трубку, затем тихий, еле слышный голос наконец-то прошептал заветное приветствие:

– Алло…

– Алла Михална, вечер добрый, – я сразу вспомнил эту вечно бледную, измученную бременем жизни, но чрезвычайно исполнительную, заботливую и обязательную женщину. На её лице всегда отражалась печать «покорности судьбе». Лично меня это вполне устраивало. У большинства знакомых домработницы все как одна почему-то были шумными, домовитыми и часто занимали своим присутствием излишне много пространства. Поэтому я очень ценил в Алле Михайловне её «размытость». Казалось, у меня дома прибирается и готовит еду не человек вовсе, а бестелесный дух.

– Андрюша, это Вы? – узнала она меня, сразу поменявшись в голосе. Она была рада.

– Да, Алла Михална.

– Что-то случилось? – забеспокоилась она. Только тут до меня дошло, что между нами два часа разницы, а она ложится около девяти. Разбудил! – с досадой понял я. Ну да ладно. Ситуация требует жертв.

– Алла Михална, у меня к Вам просьба. Завтра придите в квартиру пораньше…

– Часов в шесть устроит? – наивно спросила домработница.

Я чуть не поперхнулся представив, как в четыре ночи раздается телефонная трель. Погорячился – мало того, что у нас с ней часовые пояса разные, так ещё и понятия о «пораньше».

– Если часам к девяти, будет просто замечательно. Когда окажетесь в квартире, пожалуйста, загляните в кабинет и наберите меня. Дальше я скажу, что делать. Хорошо?

– Конечно.

– Всё. Тогда до звонка, – попрощался я.

– Ага, до завтра, – рассеяно ответила домработница, и я нажал красную кнопку на телефоне.

Уселся за ноутбук, подключил интернет, зашел на страницу «Гугла» – и… так и застрял, совершенно не представляя, какие ввести слова, чтобы поисковик выдал нужный результат. «Исчезновение»… или «пропажа букв»? «Осмысленный текст из исчезнувших букв»? «Меняющийся текст»? Решил остановиться на последнем варианте, но попытка оказалась неудачной. Передо мной открывались десятки сайтов о веб-дизайне. «Как нарисовать меняющийся текст в Фотошопе», «Работа в текстовых редакторах» и другие ненужные мне сайты.

Я уже был готов сделать ещё одну попытку, когда зазвонил телефон. Номер был Лёшин.

– Андрей Иваныч, где Вы? – ни тебе здрасьте, ни извините.

– Что значит где? – недовольно пробубнел я.

– Ну… я Вас уже несколько часов на нашем месте жду, – виновато пояснял он. Затем, немного помолчав, добавил, – Суббота же, как-никак.

– И что? Насколько я помню, ты не захотел играть в «мои игры», – я не собирался с ним любезничать. В ответ опять долгая пауза. Казалось, можно было различить скрежет работающих в его голове шестерёнок. Тишину в трубке прервал женский голос, объявляющий прибытие поезда. Когда голос умолк, Лёша «ожил»:

– Андрей Иванович, пожалуйста, приезжайте. Я кое-что расскажу. Это важно!

Теперь настала моя пора крутить шестерни.

– Сейчас закажу такси, – обдумав, сказал я.

– Я Вас очень жду! – радостно, на одном дыхании прокричал он мне в ухо.

Таксист попался какой-то медлительный, поэтому на вокзале я был лишь спустя минут сорок пять или даже больше. Рассчитавшись с «улиткой», поднялся на второй этаж, где меня ждал неприятный сюрприз – Лёши нигде не было. Хоть я и понимал, что рановато делать выводы о странном «ментовском» юморе, но гневные слова вырвались сами собой.

Первым делом – к кофейному автомату за мокаччино, а всё остальное – потом. Получив в обмен на деньги заботливо приготовленный машиной малюсенький стаканчик кофе, прошёл к своему месту, под которым (вот удивительно) кто-то забыл новехонькую лопату. Усевшись, положил сумку рядом с собой и начал осматривать чью-то потерю. Явно лопата только что из магазина: вон даже на совке ценник ещё прикреплен.

– Ну наконец-то… – прозвучал надо мной Лёшин голос, и вслед за ним появились ноги в зимних кроссовках. Лёша сел рядом.

– Что за «ну, наконец-то»?! – я всё ещё злился на него, и безобидные реплики меня раздражали.

Он сразу сменил тон на знакомый, виновато извиняющийся.

– Я Вас ждал, ждал… и не дождался. Пришлось в туалет отлучиться.

– Давай сразу к делу, – перебил я его оправдания. Для меня действительно сейчас намного важнее было разобраться в причинах происходящего, нежели выслушивать извинения. Момент, когда мне нужна была его помощь, прошёл, а сейчас Лёша вряд ли мог принести пользу. Но я ошибся.

– Как скажете. Во-первых, хочу извиниться за свое «дезертирство» в среду. По-другому мой поступок не назовешь. Я и не думал, будто Вы со мной играете, нет. Знаю, что Вы не такой человек.

Честно говоря, я удивился.

– А чего же ты тогда так испугался? Решил, что я чокнулся?

– Нет, – грустно помотал он головой. – Я знаю, что всё рассказанное Вами в прошлый раз – чистейшая правда.

– «Знаешь»? – мои брови поползли вверх. – Откуда?! Я сам, если бы от кого-нибудь подобное услышал, не поленился бы у виска пальцем покрутить.

– В мире много странных вещей, которые нам не понятны. Именно этой «непонятности» я и испугался. Не хотел с ней опять сталкиваться.

– Ты о чем?

– Хочу кое-что Вам показать. Именно для этого я Вас и позвал.

– «Кое-что» звучит пугающе.

В ответ он лишь хмыкнул, и потянулся за лопатой.

– А она тебе зачем?

– Пойдёмте и все сами увидите, – туманно ответил Лёша. Взяв инструмент, он поплёлся к выходу, а я покорно за ним.

Мы вышли из здания вокзала, поднялись на пешеходный мост, перекинутый через пути, и, спустившись на тротуар, сразу оказались в окружении домов частного сектора. Под ногами хрустел ставший серой кашицей утоптанный снег, – только минус семь мешали дороге превратиться в слякоть.

Мы шли вперёд, туда, где фонари и свет были непозволительной роскошью. Справа от нас тянулся забор вагоноремонтного завода. Слева грелись дома с теплым светом из окон и уютным запахом домашнего очага из труб. По пути мы ни разу никого не встретили: ни прохожего, ни заплутавшей машины.

– Может, всё-таки расскажешь, куда меня ведёшь?

Лёша на секунду обернулся, чтобы улыбнуться:

– Андрей Иваныч, я уверен, если бы Вы мне в среду не напрямую всё рассказали, а лишь помогли, «незаметно» подтолкнули, чтобы я сам смог «открыть» исчезновение букв, то уверен, моя реакция не оказалась бы столь бурной. Я знаю, Вы человек прямолинейный и не привыкли ходить вокруг да около. А я вот решил дать Вам возможность самому сделать «открытие». Поэтому пока ничего не спрашивайте.

«А ведь верно говорит, чертяка!» – с улыбкой подумал я. Мне ничего не оставалось, кроме как поспевать за Лёшей да, выдыхая клубы пара, думать о своём.

Пока мы шли, всё дальше удаляясь от вокзала (а это минут тридцать), рядом с нами тянулся высокий, из старых кирпичей, заводской забор. Казалось, он и был той ниточкой, которую я так хотел найти, и теперь осталось лишь подойти к ответам на все вопросы.

Лёша резко остановился, так что я чуть не врезался в его спину, заодно получив черенком лопаты по голове.

– Вот мы и на месте, – обрадовал он меня и пошёл, аккуратно ступая с очищенного тротуара через сугробы к дороге. Преодолев её, он, не останавливаясь, направился дальше к домам. Я удивился, но ни о чём спрашивать не стал, а просто повторил его путь.

Не знаю, куда Лёша меня в такой холод вёл, но ничего особого я в этом месте разглядеть не смог. И дело даже не в тоннах снега, падающих с неба, крупными хлопьями скрывающих мир за непроницаемой пеленой. Просто окружающий меня пейзаж ничем не отличался от тех, что я видел, спустившись с моста. Разве что здесь заводской забор чуть более ветхий, а домишки, в основном, старые, из сруба.

Бегущая вдоль забора дорога, по которой мы шли, сворачивала, превращаясь в узкую улочку. На развилке, ближе к домам, обнесённая полутораметровой железной оградой, стояла жёлтая будка с яркой чёткой надписью: «Огнеопасно! ГАЗ». Я не сразу понял, что Лёша направляется именно к ней. Лишь когда он протиснул меж прутьев лопату, до меня дошло: он собирается забраться внутрь. В считанные секунды, предварительно глянув воровато по сторонам – нет ли свидетелей – он поднялся по большому сугробу, что намели с дороги снегоуборочные машины, и перемахнул через решётку.

Я ошалело смотрел на его странные, лишенные всякого смысла действия, совершенно не понимая смысла происходящего.

– Лёша, что ты делаешь?

Он уже держал в руках лопату.

– Андрей Иваныч, ещё две минуты – и сами всё поймете, – заверил он меня голосом человека, который понимает, что и зачем делает. – Вы на меня внимания не обращайте. А пока лучше по сторонам смотрите – запоминайте обстановку, подмечайте мелочи… одним словом, хорошенько оглядитесь.

У меня опять возник ряд вопросов, которые я не стал задавать. Лёша принялся очищать пространство внутри этого сооружения от снега, ловко орудуя инструментом на узкой площадке шириной не больше метра.

Ну что же… Последовав его совету, я принялся присматриваться, прислушиваться, стараясь впитать в себя окружающую обстановку, стать частью её.

Единственный фонарь, возвышающийся на развилке, давал света столько, чтобы осветить бурлящий поток хлопьев да малый кусок дороги. Всё было погружено в темноту, пронизанную белым свечением. Голые, замерзшие деревья, притворяющиеся мертвецами…Огонь и свет в домах, где люди не осознают тоски и сырости за окном…

Забором был обнесён какой-то старый заводской цех – большое заброшенное здание с пустыми глазницами окон. В этом мёртвом мире живыми были лишь звуки – Лёшино усердное кряхтение, позвякивание железа, когда он случайно задевал прутья ограды, мерное шипение из бочки с надписью «ГАЗ» да шуршание снега. Мир замер, и сейчас существовали лишь мы – кажущееся движение, кружение, переливы декораций к этой пустоте.

– Готово! – запыхавшись, позвал меня Лёша, указывая на результаты своего труда: площадка внутри была почти чиста от снега, лишь кое-где землю и тонкую траву прикрывали белые пятна.

– И что теперь?

– Давайте ко мне.

– Внутрь?! Через забор? – я не понимал, что он вообще делает.

– Да. Тут несложно – на сугроб, а там спрыгнете. Я Вам помогу.

– Дело не в сложности, – возмутился я, – а в бессмысленности. Терпеть не могу делать ненужные телодвижения.

Лёша явно не был настроен спорить. Он, обречённо вздохнув, сказал: «Тогда смотрите…» – и, отступив на шаг, с силой метнул лопату в столь тщательно очищенную им землю. Лопата воткнулась не больше, чем на ладонь и застряла, оставшись торчать колом. Я посмотрел на Лёшу, но он лишь одними губами прошептал: «Смотрите-смотрите», – взглядом указывая на лопату. Я не сразу заметил, что она погружается.

– Что за… – я подошел поближе, желая внимательно рассмотреть происходящее.

Земля зыбучим песком буквально всасывала, поглощала добычу. Сначала совсем медленно, незаметно, постепенно ускоряясь, пока одним окончательным рывком не проглотила лопату до конца.

– Что это было? – выдавил я из себя.

– Здесь место такое, всё что угодно поглотить может, – с явным удовольствием пояснил он, – хочешь камень, хочешь ручку, хочешь шину от машины…

– Шину?

– Ага, – улыбнулся Лёша, не пойми чему радуясь. – Я в детстве с друзьями над этой «дырой» столько экспериментов проводил. Трюк с шиной был одним из первых, когда она, казалось, должна была отскочить, а не застревать в земле, а затем и вовсе поглощаться… Но это только малая часть всех чудес. Андрей Иваныч, надеюсь, Вы сейчас не побоитесь залезть сюда?

– Куда? – отшатнулся я. – В дыру?!

– Да нет, что Вы. За ограду.

Больше не произнося ни слова, по сугробу вверх и – на твёрдую почву. Теперь между мной и Лёшей не осталось преграды.

– Ну а сейчас – гвоздь программы! – торжественно-шутливо объявил он. Между нами лежало как раз то самое место, где только что исчезла лопата.

– Оглянитесь кругом, – продолжил он руководить.

Сделав, как велено, я не заметил в окружающем мире никаких изменений – всё то же мертвое здание за забором, усыпанная снегом дорога да старые дома, о чём и сообщил Леше.

– Вот и ладненько. А теперь сделайте шаг вперёд.

– Ещё чего! – испугался я, стараясь отступить, но сзади мне преграждала путь металлическая решетка.

– Да не бойтесь, всё уже тысячу раз на себе опробовано.

Я присмотрелся к довольному Лёшиному лицу, но никакого видимого подвоха не заметил. Тяжкий вздох обозначил мой страх. Рисковать, так рисковать!

Я сделал шаг…

Что происходит?! Что это за место?

… Лавина сыплющего с небес снега исчезла. Фонарь не горел. Будки и ограды не было, но чуть впереди появился другой деревянный забор. И самое главное – окна заброшенного цеха ярко светились и оттуда доносился звук работающих прессов или наковален. Металлический звон, от которого внутри росло ощущение опасности, разносился по всей округе.

Я оглянулся в поисках Лёши. Нет, он не исчез. Но в то же время это был не он, а лишь его тень, мутная фигура, не имеющая чётких очертаний. Я видел, что он что-то говорит, но не мог слышать его голос, как если бы он находился за плотной стеклянной стеной.

А земля под ногами… и не земля вовсе, а растянутый кусок резины – мягкая, упругая, зыбкая.

А ещё здесь теплее и чуть тяжелее дышать.

Сделав шаг назад, я вынырнул «оттуда». Снег вновь засыпал всё вокруг, страшный опасный звук ожившего завода исчез, и Лёшин голос успокаивал:

– …ойтесь. Нам по первой тоже было страшно, но затем привыкли.

Я учащённо дышал, стараясь прийти в норму.

– Лёш… пойдем отсюда… – заставлял я себя произносить слова, дававшиеся с таким трудом. – Посидим… где-нибудь…

Вокруг вокзала располагалось много разных забегаловок на любой вкус и кошелёк. Я выбрал бильярдную «Пирамида» и не прогадал. Усевшись за единственный свободный столик, попросили у девочки-официантки по бокалу пива и какой-нибудь несложной снеди.

– А сложная у нас и не водится, – невесёлым голосом то ли пошутила, то ли огрызнулась она.

Я сидел, стараясь прийти в себя, и лишь звуки сталкивающихся шаров всё больше возвращали чувство реальности. Лёша без особого интереса наблюдал за борьбой, развернувшейся на ближайшем столе и ждал, когда я начну спрашивать.

– Рассказывай, – попросил я. Он, как всегда, беззащитно улыбнулся (Ну, что такому человеку в милиции делать?) и с готовностью начал говорить.

– Неподалеку от той «дыры» жила моя бабушка. Меня родители к ней на попечение на всё лето сдавали. Естественно, обзавёлся кучей друзей, от которых так же родители избавлялись на время каникул. Но было и несколько местных. Они-то и спорили с «чужаками» (когда на деньги, когда на сладости), что знают такое место, которое способно поглотить любую вещь размером меньше метра. Мальчишки назвали это явление «дырой в земле».

– А что это за место было, ну, что я видел, стоя на этой «дыре»?

Лёша пожал плечами:

– Не знаю. Мы так новеньких проверяли – кто трусил и не решался встать на это место или с криком убегал после увиденного, тот в нашу банду не допускался. А кто решался и проявлял к этой штуковине любопытство, автоматически становился одним из нас. Босота десятилетняя, а что ещё от нас ждать?!

– Взрослым рассказывали? – я отхлебнул пиво из кружки.

– Конечно. Я лично первое время все уши бабушке прожужжал о странной «дырище». Но что толку? Сами знаете – взрослые никогда не воспринимают детские истории всерьез. Мило поулыбались, взъерошили волосы на голове и «будя».

– Неужели ни один взрослый не соприкоснулся с этой странностью? – не унимался я. Мне почему казалось несправедливым, что таким удивительным явлением никто не заинтересовался.

– Почему же?! Вы, Андрей Иваныч, думаете эту «огнеопасную» будку зря именно на месте дыры поставили и всё ровненько заборчиком высоким огородили? Чтобы народ почем зря не лазил! К «дыре» всякие «горгазовцы» на машинах-лабораториях чуть ли не каждые выходные приезжали. Думаете, это все случайности?

– Вряд ли, – согласился я с Лёшиными рассуждениями.

– И я о том же. Когда заметил слишком большую активность возле «самой обычной газопроводной развилки», начал у бабушки спрашивать. Так она немного знала, хоть и всю жизнь здесь прожила. До этого на месте газоразвилки стоял кирпичный гараж (Кому он к черту здесь нужен?), а ещё раньше – землю прикрывали толстые стальные листы, которые уж слишком быстро разрушались. Буквально за несколько лет кирпич начинал крошиться, а железо разъедало ржавчиной. Вот такая ерунда. Поэтому и приходится тем, кто отвечает за это недоразумение, постоянно какие-то новые постройки придумывать.

– Забавно.

– Не то слово! К тому же «дыра» имеет странный эффект. Предметы может поглощать круглосуточно, а «увидеть» другое место можно только в течение часа – с десяти вечера до одиннадцати.

– Это ты в детстве наэкспериментировал?

– Угу. А чем ещё было летом заниматься да в десять лет? Как мы только ни изголялись с этой странной «дыренью», вспомнить одно удовольствие. Много разных открытий успели сделать…

– Например? – знакомая смесь опасности и любопытства вновь поселилась внутри меня. Приятное чувство.

– Например… – задумался Лёша. – Да я уж многого и не вспомню. Ну вот, чтобы вещь исчезла в дыре, её нужно кинуть, швырнуть с силой, чтобы она хоть немного в землю вошла. Причем неважно, острый это предмет, как лопата, или нет, как шина. Если вещь целиком кинуть, земля как бы зыбкой становится, и позволяет хоть ненамного проникнуть в себя. Но обязательно вещь должна быть брошена целиком.

– То есть?

– Мы как-то на мусорке старый пылесос нашли и решили его в «в дыру» сунуть. Корпус был тяжёлый, и через ограду его не так-то просто перетянуть было. Вот кто-то из наших и предложил прикрепить шланг к корпусу и швырнуть его, просунув в прутья. Так и сделали, но результат был нулевой. То же повторили, перетянув пылесос через ограду, – опять ноль. Лишь подняв и швырнув весь пылесос, поняли, что «дыра» приняла нашу жертву.

– А если вещь просто оставить там лежать, не кидая?

– Я же уже говорил, что она очень быстро испортится. Но всё это мелочи, – с налётом тайны прошептал Лёша, до конца осушив кружку. – Самое интересное связано с местом, которое Вы увидели.

– С работающим заводом? – уточнил я.

– Да. Только он не всегда работает. Вы когда встали на «дыру» и оказались там, хорошенько осмотрелись?

– Конечно! Мне так было интересно.

– То есть Вы, Андрей Иваныч, и по сторонам головой вертели, и двигались всем телом?

– Естественно, – кивнул я, соглашаясь.

– А я вот видел, что Вы замерли на месте с остекленевшими глазами, словно памятник, и простояли так секунд пять.

– Секунд пять?! Да я там не меньше пяти минут был!

– Это нормально, – махнул он рукой. – Простояли секунд пять и отшатнулись, придя в себя. Мы с помощью этого эффекта новеньких разводили. Встанет кто-нибудь из наших на «дыру» и застынет, а новичок за его спиной любые жесты показывает, любые цифры или буквы пальцами рук. Затем наш «экстрасенс» выныривает и всё в точности повторяет, что тот делал. Так новенькие после этого чуть ли не молиться на нас были готовы.

– А почему тебя слышно не было? – вспомнил я. – Ты же что-то говорил.

– Это тоже эффект «дыры» такой. Будто фильтр на звуки стоит, – что бы ни говорил, как бы громко ни кричал, а все без толку. Кроме звуков того места, всё равно ничего не слышишь… Может, ещё по кружечке? – с надеждой посмотрел на меня Лёша.