Роза севера. Избранники Армагеддона III

Обозленная Ольга огрела отца Онуфрия оглоблей.

Отец Онуфрий околел»

Все хохотали, особенно хозяйка. Разошлись не скоро, луна уже озарила улицы деревни. Варламову постелили на полу, а отцу Вениамину, из уважения к сану, на диване. Когда Варламов ходил в туалет (пристройка над выгребной ямой), на диване никого не было, а из-за закрытой двери слышался равномерный скрип. Варламов улыбнулся, с вздохом вспомнил Джанет и скоро уснул.

Когда позавтракали (отменной яичницей), явился староста с потрепанным Митяем.

– На аэродроме десант высадили, полосу расчищают. Этот еле убег, пришлось большой круг давать. Ты, это, отдай ему берданку.

Митяй избегал смотреть на Варламова. Тот взял ружье, действительно оказалось системы Бердана, со скользящим затвором. На всякий случай вынул патрон из ствола и отдал оружие Митяю.

– Вам лучше спрятаться, – продолжал староста. – Как бы войска не высадили, чтобы двинуться на Челябинск, там танковый завод. Мы-то привычные, в лес уйдем, а вам чего встревать?

Предложение казалось разумным. Нюра собрала путникам мешок, по указанию Никиты положила пачку свечей и спички. Варламов подхватил «Сайгу» и вышли на крыльцо.

– Видите скалу, будто голова и нос торчит. Рядом береза, а под ней лаз. Кажется, только мальчонка пролезет, но книзу расширяется. Это старые горные выработки, в них пока пересидите. Далеко не ходите, там прямо лабиринт.

Идти было километра два, к концу пути с запада стал нарастать гул самолетов. Похоже, Московская автономия действительно наступала на Урал.

Лаз был узок – Варламов еле протиснулся по глинистому спуску, волоча мешок и ружье. Внизу оказалась довольно ровная площадка. Пламя свечи озарило утрамбованный пол, кострище, несколько тюфяков, наверное тут было мальчишеское логово. Пыхтя, сполз отец Вениамин. Перекрестился, прочел «Отче наш» и завалился на тюфяк. Видно, ночью времени на сон не тратил.

Заняться было нечем. Варламов полежал, вспоминая свой дом в Торонто и Джанет. Потом вспомнилась Кандала и лес, где часто ночевал на голой земле… Проснулся от далекого гула. Взобрался к выходу и выглянул из-под березы. Был виден кусок «бетонки», по ней ползли серо-зеленые машины, наверное БТРы.

Н-да, как добираться до города? И есть ли смысл? Но пешком до Хабаровска не дойти. Варламов рассказал об увиденном отцу Вениамину, который безмятежно раскинулся на тюфяке.

– И чего люди воюют? – невесело добавил он. – После той войны пора бы угомониться.

– Все гордыня, – вздохнул отец Вениамин. – Еще в Писании сказано: «Зачем мятутся народы, и племена замышляют тщетное? Восстают цари земли, и князья совещаются вместе против Господа…». Вот и я многовато вопрошал о делах церковных, так что пришлось бежать из Московской автономии. Но и здешний владыка оказался крут. Ничего, Расейский союз велик, найдем с кем поладить.

Похоже, священник был любителем не только вина и женщин, но и свободы слова. Варламов с досадой лег на тюфяк. Америка тоже распалась на Территории – каждая выживай, как можешь. И в Канаде центральной власти пришлось ужаться. Может, хоть эти в Сталинграде окажутся умнее?

Давно миновало время обеда, хотелось есть. Достали из мешка хлеб, сало и лук. Отец Вениамин довольно крякнул, найдя заботливо укутанную четвертинку. Оказалась и бутыль с водой. После еды поболтали, потом Варламов выглянул еще раз: все тихо, солнце садится. Легли опять. Варламов снова заснул и проснулся непонятно от чего. А… храпа отца Вениамина не слышно.

Зажег свечу, соседний тюфяк пустовал. Выглянул наружу: темно, взошла бледная луна. Все ясно, отца Вениамина опять потянуло на подвиги. А вдруг попадет в переделку? Варламов поколебался, брать с собой «Сайгу» или нет, и решил без нее: темно, толком не прицелишься. Прячась за кустами, выбрался к дороге. Деревня казалась вымершей и почему-то не лаяли собаки. Все разбежались, что ли?

Держась в тени домов, Варламов двинулся по улице, но далеко не ушел. Его схватили сзади, будто клещами, и скрутили за спиной руки. Вынырнуло ухмыляющееся лицо, фуражка набекрень.

– Кто такой? Ладно, к командиру его. Он в третьей избе.

Сзади подтолкнули чем-то жестким, похоже на ствол автомата. Варламов понуро пошел. Опять Нюрина изба! Из окон свет, а на крыльце часовой. В гостиной полно народа: тут и сияющая Нюра, и люди в незнакомой форме, наверное Московской автономии. Ба, и отец Вениамин здесь: сидит за столом перед рюмкой водки, уже веселый!

– Задержан неизвестный! Крался по улице…

Отец Вениамин прервал молодцеватый доклад:

– Да это мой спутник, Евгений, – он подмигнул Варламову. – Вместе к святым отцам на Алтай пробираемся, обет дали. Садитесь, выпейте во славу Божью и за здравие президента.

Рядом с хозяйкой сидел человек с погонами на расстегнутом кителе – похоже, командир. Лицо довольное, в приоткрытую дверь видна неубранная кровать. Да, привалило Нюре счастье.

Он кивнул, и за столом потеснились, давая Варламову место. Тот перекрестился (еще помнил, как надо), поднял рюмку и залпом выпил. Было неуютно среди людей в форме, сильно пахло гуталином и ружейной смазкой. Отец Вениамин продолжал прерванный рассказ:

– Еще наш архиерей стерлядку любил. Вот и меня отправил на речку. Поставили со служкой перемет, а я решил пока с удочкой побаловаться. Закинул, сижу на бережку, солнышко греет, благодать. Вдруг поплавок повело. Я подсек, хотел рыбу на берег выкинуть, да куда там! Будто коряга зацепилась. Вдруг как заходит взад-вперед, удочка из рук вырывается, а у меня и подсака нет! Тяну, из воды морда с усами высовывается. Сомище! Чувствую, что так не взять, и сиганул в воду, пробую ухватить за жабры. Словно скользкое бревно обнял. Он хвостом так поддал, что я в сторону отлетел. А сам крутанулся, и в глубину. Это надо же, на червяка клюнул…

Снова выпили, за здравие президента и возрождение великой России. Нюра скрылась за дверью с очередным любителем женских прелестей, а отец Вениамин потянулся:

– До ветру надо. Пойдешь? – он подмигнул Варламову.

– Надо бы отлить, – согласился тот.

Вояки, похоже, не знали, что вход в уборную в сенях, выпустили из дома без возражений. Стоя у забора, отец Вениамин прошептал:

– Меня прямо из постели вытащили. Пришлось прикинуться паломником. А теперь когти рвать надо. Эти еще ничего, но скоро МГБ-шники пожалуют, те прицепятся. Уходим задами! Хорошо, что всех собак перестреляли.

Часового скрывал забор. Пригнулись, нырнули в тень и побежали огородом. Похоже, отцу Вениамину было привычно уходить задами, не потому ли сослали?.. Их все-таки хватились! Раздался выстрел, а следом послышался мат и шум погони. Беглецы ныряли из тени в тень, но луна давала достаточно света для преследователей. Прогремела автоматная очередь, пули просвистели сверху. Варламова пробрал озноб. Резко свернули в лесок – снова очередь, пули с тупым звуком сбивали сучья. Потом стрелять перестали – видимо, чтобы слышать беглецов. Бесшумно бежать по лесу не получалось.

До скалы успели, нырнули в лаз. Варламов подхватил «Сайгу» и мешок, а священник зажег свечу: надо прятаться в выработках. Сверху раздался гомон, вход уже отыскали. Вглубь уходил темный ход – можно было идти, только согнувшись. Едва сделали пару десятков шагов, как сзади послышался стук, а следом моргнула белая вспышка. Раздалс я грохот, и Варламова сбило с ног воздушной волной. Бросили гранату!

Все стихло, но спустя несколько секунд послышалось шуршание, а следом тяжелый гул. Снова толкнуло воздухом, только слабее. Свеча погасла, и священник разжег ее, употребляя совсем не богослужебные выражения. Осторожно двинулись назад, но тут же уперлись в насыпь из земли и камней. Ход был завален!

– Вот бесовы дети, – горестно сказал священник, – заживо похоронили. И отходную прочитать некому.

– Не спешите с отходной, – сказал Варламов, пытаясь ободрить и себя. – Помните, по пещерке сквозняки ходили. Нам сказали, что выработки большие, должны быть и другие выходы.

Делать нечего, пошли дальше в темную глубину. Стены были неровные, временами открывались полости.

– Наверное, брали какую-то руду, – сказал отец Вениамин. Тут же откликнулось эхо: «У-у-у…». У Варламова даже холодок по спине прошел. Достигнув первой развилки, выбрали ту, откуда шел слабый ток воздуха, пришлось ползти на четвереньках. Снова развилка, потом перекресток с другой галереей – да, настоящий лабиринт. Стала таять надежда выбраться, без схемы выработок будут плутать неделю, свечи кончатся намного раньше.

Вышли в небольшой зал, черные от времени деревянные столбы подпирали кровлю. В стенах было несколько отверстий, из одного тянуло холодным воздухом. Отдохнув, полезли в него. Ход шел вниз и кончился обрывом в темную шахту. Остатки полусгнившего настила, сверху дует холодный ветер и втягивается в штольню, по которой они пришли. Варламов кинул вниз камень, через некоторое время раздался всплеск. Вода тут есть, но как до нее добраться? Бутыли хватит ненадолго.

Пришлось вернуться обратно.

– Вот что, – сказал Варламов, – надо составлять схему. Бумага есть?

У отца Вениамина не оказалось даже молитвенника. Варламов с досады плюнул, сам привык полагаться на всякие гаджеты. Решили складывать кучки камней у каждого хода, который обследуют. Блуждали долго: иногда согнувшись, иногда на четвереньках исследовали несколько километров подземных галерей. К счастью, нашли воду, стекала по стене в черное озерко. Была горьковатой, выпили понемногу.

Обессилев, вернулись в зальчик и поели, по кусочку хлеба и кусочку сала. Прилегли на каменистом полу. Отец Вениамин бормотал: «Услышь меня, Боже правды моей. В тесноте Ты давал мне простор. Помилуй меня и услышь молитву мою…»

А вдруг поможет?.. Варламов провалился в зыбкий сон.

Виделось лицо Джанет, она настороженно вглядывалась во что-то. Потом снова шел по подземному коридору и остановился перед треугольным входом в следующую галерею, вход был высок и почему-то пугал… Когда проснулся, все тело ломило, рядом кряхтел отец Вениамин.

– За грехи шлет мне Господь наказание, – сокрушенно бормотал он. – Все распутствовал, окаянный.

Перекусили (осталось на один раз) и вошли в последний неисследованный коридор. Ход шел сначала вверх, а потом все вниз и вниз. В лицо снова дул холодный сквозняк, хотя спускались всё глубже… Снова зальчик, темная расселина пересекает его.

– Постой, – сказал отец Вениамин (как-то незаметно они перешли на «ты»). – У меня ощущение, что идем не туда.

Варламов поколебался: – Пройдем еще немного. Если будут развилки, загораживай их пирамидками из камней. Вернемся тем же путем.

Расселина была неширокой, пол на другой стороне ровный. Варламов прыгнул на ту сторону, и в полете почувствовал некое смещение вокруг, сердце сделало перебой, а голова закружилась. Он неловко приземлился, упал на бок, но тут же вскочил. Болел ушибленный локоть, и что-то изменилось – ах да, тихо кругом, сквозняк куда-то пропал. Даже упавшая свеча продолжала гореть. Варламов подобрал ее, осмотрелся… И застыл, высоко подняв свечу.

– Ты чего? – отец Вениамин шумно приземлился рядом. – А со мной словно бесы шуткуют, чуть в воздухе не застрял.

Треугольный вход – тот, что видел во сне! В полтора раза выше человеческого роста, и неопределенной угрозой веет из темноты. Сразу вспомнились штучки Рогны.

– Пошли, – угрюмо сказал он.

Ход высокий, стены ровные, никаких полостей. Потом в стенах замелькали фиолетовые искорки.

– А ну, посвети.

Все-таки небольшие полости есть, и в них – поросли фиолетовых кристаллов. Аметисты!

– Вот те на! – прогудел отец Вениамин. – Это же драгоценный камень.

– Полудрагоценный, – поправил Варламов. Когда ездил по делам фирмы, пару раз заглядывал в горные выработки. – Такие кристаллы недороги. Что странно, обычно они в миндалинах, а тут будто выставлены напоказ.

Действительно, каменные желваки с аметистами были словно разрублены пополам. Пошли дальше. Воздух тяжелый, пламя свечи покраснело, похоже спустились на большую глубину.

– А это что? – отец Вениамин поднес свечу к стене.

На этот раз кристаллы большие: темные, с таинственными золотистыми искрами в глубине. У Варламова перехватило дыхание.

– Такие редкость. Будут стоить очень дорого. Не понимаю, почему их оставили здесь?

Он огляделся: высокий свод, тишина, фиолетовые огоньки в стенах. Словно светильники в дворцовом коридоре… Неприятный холод коснулся спины.

– Боюсь, мы уже не в выработках.

– Господи, спаси и сохрани… – забормотал священник. Потом предложил: – Давай вернемся.

Варламов вздохнул: – Вряд ли позволят, раз уж так далеко зашли. Знаю их…

Кого «их», он не уточнил. Тронулись дальше: огоньки в стенах разгорелись и теперь горели собственным светом. Помимо аметистов как будто появились турмалины. Самых разных цветов: зеленые, рубиновые, синие. Свечу погасили, нужды в ней больше не было. Огоньки не мигали, иначе походило бы на рождественскую елку. Было просто тихо и торжественно. А потом впереди показался столб зеленоватого света.

– Ну вот. Пока шли через прихожую. А теперь будет приемный зал.

– Какой зал? – тревожно вопросил отец Вениамин.

Зеленый свет все ярче, арка с красными камнями, похоже на рубины. За ней настоящий дворцовый зал! Стены и колонны из красивого зеленого камня с прожилками – малахит! По зеркальному полу скользят золотые змейки, отсюда и свет. У стен черные кусты с зелеными колокольчиками, и в каждом таинственно мерцает темная звездочка.

– Ну, всё, – тоскливо сказал Варламов. – Теперь нам отсюда ходу нет. Если сказания не врут.

– Какие сказания? – встревожился отец Вениамин.

– Про каменный цветок. Кто его увидит, на поверхность земли уже не вернется. Бажова читал?

– Нет, – насупился священник. – В семинарии сказок не держали.

Варламов читал лишь потому, что к телевизору не пробиться, а библиотека у отца была хорошая. Он вздохнул:

– Пора бы появиться и самой хозяйке…

Женщина вышла из-за колонн! Черноволосая, в длинном платье малахитового цвета, лицо прекрасное и холодное.

– Чур меня. – Отец Вениамин сложил пальцы, чтобы перекрестить видение.

– Опусти руку, – недобро прозвучал голос. – Иначе я сниму временной сдвиг, и ты окажешься в двухстах саженях под землей, а здесь нет ходов, кроме моих.

Варламов слегка поклонился.

– Здравствуй, Хозяйка. – Обращаться на «ты» было жутковато, но и «вы» казалось неуместным.

– Здравствуйте и вы, гости незваные. Хотя не совсем. Я хотела увидеть вас, а точнее тебя, избранный из многих. Уж конечно не этого козла.

Священник обиженно фыркнул.

– Ты еще прекраснее, чем описывают, – учтиво сказал Варламов. – А убранство дворца, на земле нет равных.

К учтивости привык вынужденно, из-за встреч с очень разными людьми… и не совсем людьми. То ли людены (термин из какой-то книжки), то ли древние Владыки – не разберешь.

– Я знаю, что ты встречался с Хозяйкой Сада, – голос женщины теперь походил на мурлыкание сытой кошки. – У меня свой сад, каменный. И свое подземное царство. Мне нет нужды влезать в земные дела, разве что для развлечения.

В сказах Бажова упоминались «развлечения» Хозяйки Медной горы, и Варламов поежился.

– Надеюсь, ты не станешь обращать нас в своих мастеров? – спросил он.

– Вы не приучены к горному делу, какой из вас толк. Но пойдем.

Открылся проем в другой зал. Стол, табуретки, большая кровать – все из меди. Стены опять малахитовые, но с алмазным блеском. Потолок темно-красный, с цветами. Всё как у Бажова, наверное тому дали заглянуть сюда.

– Садитесь, гости дорогие. Поговорим.

Сели за столешницу из малахита, прямо дворцовая роскошь. Хотя куда там земным дворцам! Платье Хозяйки изменилось, засверкав алмазной россыпью. Словно меняющиеся облачения Лилит, но красота той была жгучей и соблазнительной, а у этой холодной. Вспомнилось и то, что Хозяйка предлагала камнерезу Степану выйти за него замуж…

– Спасибо, что помогла выбраться из шахт. – Сказал, а в голове мелькнуло: «Выбрались ли?»

Хозяйка взмахнула рукой, будто в ответ, но из стены появилась приземистая девушка в золотистой одежде. Оттенки золотого неуловимо переливались.

– Принеси еды и питья. Вина и… – она глянула на отца Вениамина, – чего-нибудь покрепче.

– Хотела спросить, – она повернулась к Варламову. – Зачем ты влез в эту игру? Здесь ты в безопасности, мое могущество велико, но наверху тебя будут преследовать. И люди, и подобные мне.

Похоже, не собирается оставлять здесь, это хорошо. Но надо быть осторожным. Очень осторожным. Хотя лучше, пожалуй, сказать правду.

– Я любил девушку, – сказал он. – Вышло так, что только Хозяйка Сада могла спасти нас. Взамен я дал ей обещание.

– Не жалеешь? – холодная ирония прозвучала в голосе.

– Пока нет, – вздохнул Варламов.

На этот раз из стены появилась целая вереница золотистых девушек. Все низкорослые, движения проворные, скользящий шаг. Каждая несла поднос. Миг – и перед Варламовым оказалось блюдо, вилка и нож, все из серебра. Хрустальный бокал – настоящее произведение искусства. Отцу Вениамину поставили графин, тоже из хрусталя, и стопку поменьше. Одна из девушек открыла темную высокую бутылку, налила Хозяйке, потом Варламову. Отец Вениамин покрутил головой и налил себе сам.

– За встречу, – сказала Хозяйка. – Чтобы у вас остались самые лучшие воспоминания.

Голос музыкальный, но слова будто граненые, каждое отдельно от другого.

Варламов пригубил вино. Тягучее, темное и будто наэлектризованное – одно из лучших, что он пил. В голове слегка зашумело, будто отдаленный прибой. Интересно, откуда под землей виноградники?

Отец Вениамин крякнул и поставил пустую рюмку. – Да уж, – неопределенно сказал он.

Хозяйка поглядела с усмешкой: – «Слезы гор».

Варламов придвинул блюдо. Жаркое с какими-то травами, пахнет восхитительно. Да и на вкус оказалось таким же.

– У тебя прекрасные повара, Хозяйка, – проговорил он.

– Стараюсь подбирать лучших. – Хозяйка снова усмехнулась, а Варламов слегка вздрогнул.

За едой молчали. Хозяйка не ела, отпивая вино из бокала и поглядывая то на Варламова, то на отца Вениамина, будто что-то прикидывала. Гости выпили еще несколько раз, после каждой рюмки отец Вениамин соловел все больше. Варламов покончил с жарким и отодвинул блюдо. Тут же из стены появились золотистые девушки и убрали всё со стола. Десерта, похоже, не полагалось.

– Ну что же, гости дорогие, – вставая, произнесла Хозяйка. – Покушали, пора и почивать. На земле ночь.

Стало не по себе, но прекословить не стоит.

– А старый козел, похоже, заснул, – рассмеялась Хозяйка (снова звон серебряных колокольчиков). – Так «слезы гор» не пьют. Помоги дотащить его до постели.

Взяв отца Вениамина под руки, потащили к стене. Там открылся альков, положили священника на диван. Варламов ощутил холодноватое скользящее прикосновение платья Хозяйки, а еще горьковатый аромат духов.

Вышли. Золотые змейки потускнели и скользили медленнее. Хозяйка указала на медную кровать.

– Спать будешь здесь, у меня нет особых спален для гостей. Только Зал… – Она неприятно усмехнулась. – Я как-нибудь перебьюсь. Ванная там.

Она скрылась между колонн, а Варламов пошел в указанном направлении и действительно обнаружил ванную. Стены на этот раз не из малахита, а розового камня, ванна как большая чаша, ручки кранов прямо ювелирной работы. Была горячая и холодная вода. Он с наслаждением вымылся, чувствовал себя грязным после ползания по выработкам. Не стал надевать мятую и грязную одежду, а чтобы не выходить в малахитовый зал в одних трусах, накинул один из халатов. Выбрал темный со строгим орнаментом, оказался впору – Хозяйка была одного роста с Варламовым.

В зале пусто и полутемно, золотые змейки почти угасли. Изумрудные колокольчики мерцают у стен. Варламов откинул покрывало и лег на кровать. Ложе жесткое и холодное. Не проходит возбуждение, наверное от вина. Заснет ли он на медном ложе в сердце горы?

Какая-то фигура движется по залу, затемняя каменные цветки. Ложе слегка прогибается – рядом с Варламовым ложится женщина. Острые холмики грудей, зеленоватое мерцание глаз – Хозяйка! Вот откуда возбуждение, он предчувствовал это. Но одновременно страх сковывает тело.

– Не бойся, – говорит Хозяйка. И чуть насмешливо продолжает: – Я не смогла удержаться от соблазна, впервые за долгое время в моей постели оказался мужчина. Я почти забыла, как это бывает.

– Я женат, – с трудом выговаривает Варламов, но сердце начинает биться сильнее.

Серебристый смех. – Какое это имеет значение? Я не предлагаю себя замуж. У тебя есть дети?

– Да, мальчик и девочка.

– Интересно, у меня могут быть дети от земного мужчины? Или ты думаешь, что я стара? Ничего подобного. Это моя мать была королевой, она начала создавать этот мир тысячи лет назад. А я только наследница.

Хозяйка придвигается и кладет руку на грудь Варламова. Тело у нее гладкое, как полированный мрамор, но теплое. Быстро сменяются мысли. Отказывать нельзя, отвергнутая женщина способна на что угодно. Как бы не оказаться навеки в зале, о котором с усмешкой говорила Хозяйка. Если хочет выжить и вернуться к Джанет, надо согласиться. Да и тело уже возбудилось…

Пальцы бегут по груди, покалывая как граненые кристаллы. Варламов поворачивается и обнимает женщину. Горячая! И тело более плотное и твердое, чем у Джанет. Не чувствуется никакой нематериальности, но от этого возбуждение еще сильнее.

Все-таки это Хозяйка, и подчинения не любит даже в сексе. Она вывертывается из рук Варламова и ложится сверху, вдавливая его в ложе. Миг, и его мужская плоть проникает будто в каменную пещерку – саднит, а женщина приподнимается и опускается снова. Варламов стонет и от наслаждения, и от боли. Хозяйка привстает, упираясь руками в его грудь, ногти больно впиваются в тело. Она поднимается и опускается все быстрее, и зеленые огоньки вдоль стен загораются и меркнут в такт с ее движениями. Варламов непрерывно стонет от сладостной боли… и вдруг извергается горячими толчками. Хозяйка раскачивается на нем, волосы мечутся из стороны в сторону – и падет на мокрую от пота грудь Варламова. Из него чуть не вышибает дух.

Темнота, покой, только хриплое дыхание – то ли Варламова, то ли Хозяйки. Наконец она скатывается с Варламова.

– Неплохо побыть с мужчиной, – немного задыхаясь, говорит она. – Пожалуй, надо отыскать себе мужа.

Варламов опасается что-либо сказать, да и неудержимо клонит в сон…

Естественно, утром в дорогу не отправились. Хозяйка пожелала, чтобы Варламов остался, а спорить с нею он опасался, да и не очень хотел. Золотистые девушки забрали испачканную одежду, и на следующий день вернули, выстирав и погладив. Варламов подолгу играл с отцом Вениамином в шахматы (каменные фигурки были изумительно искусной работы), или бродил по галереям, любуясь самоцветами, а ночи проводил с Хозяйкой. Та была неутомима, а вот Варламов начал изнемогать. Как-то после особо пылкой любовной сцены он об этом сказал. Хозяйка приподнялась на локте, зеленые огоньки в глазах умиротворенно мерцали.

– Ну что же. Я потешилась и, пожалуй, тебя отпущу…

Утром после завтрака, когда девушки убрали со стола, Хозяйка Медной горы повела рукой.

Раздался звон, и столешницу усыпали камни. Зеленые, синие, красные и сверкающие граненым блеском – алмазы.

– Ух ты! – выдохнул отец Вениамин.

– Выбирай подарок, – сказала Хозяйка Варламову. – Этот камень будет носить твоя жена, я ведь ее должница, а потом ваша дочь. Ко всему прочему, это ключ от подземного царства.

Блеск алмазов притягивал, но Варламов отвел от них взгляд. Немыслимой дороговизны!

– Вот, – он протянул руку к большому изумруду чистой воды. – У жены рыжеватые волосы, он великолепно подойдет к ним.

– Ты сделал хороший выбор, – нотка одобрения скользнула в голосе Хозяйки. – На земле оправь его в серебро.

– А мне? – обиженно спросил отец Вениамин.

Хозяйка рассмеялась.

– Людишки бывают забавны. Но тебе, жадный козел, я выберу сама.

Она протянула священнику ограненный аметист средней величины.

– Придает стойкости против искушений и помогает от пьянства. Вообще-то ты недостоин, однако побывать у Хозяйки Медной горы и уйти без подарка… я этого не люблю. Конечно, подарки бывают разные, но сегодня у меня хорошее настроение.

Отец Вениамин даже не обиделся на «козла», восхищенно разглядывая аметист. Хозяйка снова повела рукой, и камни словно растворились в собственном мерцании.

– Пора прощаться. Куда вам надо?

– Хотели добраться до Магнитогорска, – осторожно сказал Варламов.

– А, Магнитка? Это место я не люблю, там безжалостно вторглись в мои владения. Отправитесь в Белорецк. По горам далеко, под горой близко. Пойдем.