В паутине лжи

Наталья Масальская

В паутине лжи

Часть первая

В осколках темноты

Глава 1

Старый фонарь в антивандальной металлической решетке, скрипя и постанывая, раскачивался на длинном проводе, очерчивая на земле мутный круг. Он вытянул ее тонкую дрожащую тень, и через мгновение она снова растворилась в царившем вокруг полумраке.

Тяжело дыша, девушка медленно стекла по выщербленной стене на землю и зажала ладонью рот, пытаясь приглушить порывистое дыхание. Закрыла глаза и прислушалась. Вокруг была лишь пугающая тишина, но ее преследователь рядом, она чувствовала это. Сам воздух был пропитан его незримым присутствием, впитываясь в поры совершенно бесконтрольным ужасом. Не осталось ничего, кроме парализующего ее страха.

– Выходи, дорогая, – раздался совсем рядом его издевательски спокойный голос. – Тебе некуда бежать.

Она зажала уши руками и зажмурилась. Невольно вспомнила, как играла в прятки с братом. Как сидела в шкафу, за мамиными платьями, скованная волнительным страхом поимки. Но сейчас это был совсем другой страх – едкий, как кислота, которая медленно разъедает кожу, оголяя нервы.

– Ну где же ты? Хочешь поиграть? – эхо многократно умножало его слова, которые, рикошетя от серых полуразрушенных стен завода, сливались в адскую какофонию звуков и еще долго сотрясали воздух.

Как и в детстве, ей казалось, что есть только она и ее преследователь. Словно весь мир сжался до размеров шкафа в маминой спальне, в зыбкую преграду из шелка и ситца, что отделяет ее от неминуемой судьбы. Она знала, шанс еще есть. Если она возьмет себя в руки и побежит… Царапая спину о кирпичи, она медленно поднялась на ноги.

– Вот ты где.

Горячее влажное дыхание коснулось виска, а крупная ладонь с силой прижала вонючую тряпку к лицу. Воздух в ее легких растворился неозвученным криком в пропахшей медикаментами ткани. Тело мгновенно стало бесформенным и тяжелым. Из всех чувств осталось только ощущение туго пульсирующей в голове крови. Темнота.

***

Борис, опершись руками о раковину, уже несколько минут разглядывал свою измятую физиономию в большом овальном зеркале. К нестройно колотящемуся в горле сердцу подкатила печень, вызывая приступ тошноты. Борис открыл кран, набрал пригоршню воды и, ополоснув рот, снова посмотрел в зеркало. Из-под опухших красных век на него смотрели тусклые глазки. Он поморщился, поскреб ногтями бороду и, не обращая внимания на слабость, залез в душ.

– Ну ты скоро? – за дверью послышался недовольный голос Лариски. – Я из-за тебя на работу опоздаю.

– Выхожу, – проворчал Борис.

Намотав на бедра полотенце, он открыл дверь, в которую тут же скользнула Лариска. Она остановилась в дверном проеме, преграждая ему путь, и положила ладони на его обнаженную, всё еще в каплях воды грудь.

– Мог бы меня подождать.

– По-моему, ты на работу опаздываешь, – он взял ее за плечи и, отодвинув в сторону, уверенно прошел мимо нее на кухню.

Борис достал из холодильника полторашку кока-колы и, тяжело опустившись на стул, не отрываясь, выпил почти половину. Измученный сушняком организм требовал влаги, и Борис, смачно икнув, снова присосался к горлышку пластикового баллона. В носу неприятно защекотало. Сознание медленно возвращалось, рисуя в памяти нелицеприятные картины вчерашнего загула.

В ванной выключилась вода, и через пару минут перед ним нарисовалась довольная Лариска. Шелковый халатик, небрежно накинутый на голое, разомлевшее под душем тело, едва прикрывал ее прелести, и Борис, не удержавшись, звонко шлепнул ее по заднице. Лариска подбоченилась и наградила его предупредительно-кокетливым взглядом.

– С такой фигуркой можно и в профессионалки.

Ее лицо тут же потемнело, губы поджались и побелели, а крылья тонкого носа затрепетали от возмущения.

– Ну и урод же ты, Борюсик, – она гордо вскинула голову и, вильнув на прощанье бедрами, стремительно вышла из кухни.

Борису казалось, что он достаточно прямо обозначил границы их общения и категорически не понимал, почему каждый раз с утра ему нужно изобретать всё новые способы остаться наконец одному.

В прихожей громко хлопнула дверь. Борис тяжело поднялся со стула. Тело, измученное ночными излишествами, откликнулось на движение влажной слабостью. Он, не спеша, достал из шкафа турку, взял со стола металлическую банку с полустершимся от времени слоном. Пусто. Борис вспомнил, что еще вчера хотел пополнить запасы кофе, но, как обычно, забыл. На такой случай у него был план Б. Поставив банку обратно на стол, он пошел одеваться.

В маке рядом с его домом продавали довольно сносный кофе. Борису казалось странным общаться с говорящей стойкой, поэтому он каждый раз заходил внутрь.

– Большой американо, – сказал он улыбающейся ему кассирше, и пока она стучала по экрану ручкой, набивая заказ, полез во внутренний карман куртки за портмоне.

Раскрыв кошелек, Борис понял, что на этот раз Лариска выгребла у него всё, включая карты. Он мельком взглянул на девушку, которая, заметив его замешательство, еще больше растянула губы в улыбке, терпеливо ожидая оплаты. Борис, стараясь не поддаваться невольной панике, залез в маленький неприметный кармашек, скрытый под молнией, куда обычно ссыпал мешающуюся ему в карманах мелочь, и, перевернув кошелек, высыпал всё на ладонь. Очередь за его спиной недовольно задышала. Борис начал не спеша отсчитывать монеты по одной, складывая их на стойке аккуратным каре. Первыми шли несколько затертых желтых десяток, за ними блестящие пятаки, двухрублевки, и замыкала шествие парочка рублей. В его ладони осталась еще пригоршня мелких монет. Их он тоже высыпал на стойку, нарушая четкий строй.

– За причиненные неудобства, – пояснил он, забирая горячий бумажный стаканчик.

На улице он почувствовал себя почти хорошо. Прохладный ветер обдувал воспаленные лоб и щеки, горячий кофе неизменно бодрил. Он сел за руль, поставил кофе в подстаканник и с размеренной неторопливостью, выработанной в нем преимуществами ненормированного рабочего дня, выехал с парковки.

В отдел Борис приехал ближе к полудню, надеясь, что уже через час под предлогом обеденного перерыва сможет окончательно поправить здоровье в баре напротив.

В отделении была привычная суета. Коллеги сновали взад-вперед, бросая на идущего вразвалочку Бориса беглые укоризненные взгляды. Не поддаваясь всеобщему ажиотажу, он спокойно дошел до своего кабинета, снял куртку и, набросив ее на спинку стула, с облегчением сел. Тело еще гудело, приступы холодного потоотделения чередовались со вспышками неунимающейся головной боли. Он допил остывший кофе, надеясь переключить организм на рабочий режим.

– Тебя шеф с утра обыскался.

В дверном проеме показалась Мария Поликарповна. Облаченная в неизменную шерстяную водолазку и строгую черную юбку, секретарша шефа казалась Борису старой революционеркой-подпольщицей. Иначе как объяснить, что в свои семьдесят она продолжала трудиться на благо Родины. Не только из-за ее возраста, но и в знак какого-то внутреннего трепета перед этой сухой строгой женщиной он называл ее только по имени-отчеству.

– Мария Поликарповна, не сделаете мне чашечку кофе?

«Старая революционерка» язвительно поджала тонкие густо накрашенные губы, оглядывая его помятое очередной попойкой лицо. Она демонстративно забрала со стола пустой бумажный стаканчик и молча удалилась.

Мария Поликарповна, по непонятным для Бориса причинам, взяла над ним своеобразное шефство и со строгим, но заботливым вниманием матери приглядывала за ним, позволяя иногда не выходящие за рамки дозволенного крошечные послабления.

Борис еще немного посидел и, наконец, поднявшись из-за стола, направился к шефу.

Марии Поликарповны в приемной не было, зато на столе его ждала чашка только что сваренного кофе. Он осторожно взял ее за самые края, чтобы не обжечься и не останавливаясь вошел в кабинет.

Полковник Кривцов, заложив руки за спину, смотрел в приоткрытое окно, из которого не смолкая доносился монотонный гул улицы. Он обернулся на вошедшего Бориса и, брезгливо скривившись, несколько мгновений разглядывал его. Поджатые губы, заложенные за спину руки говорили Борису, что произошло что-то из ряда вон. Но самоуважение и неоценимые заслуги перед родным отделом научили его держаться уверенно и прямо. Поэтому он со стоическим спокойствием выдержал на себе тяжелый долгий взгляд шефа и, усевшись в кресло напротив его стола, осторожно отпил из чашки.

– Слушай, Борис, – сдержанно начал Константин Львович, явно преодолевая желание наорать на вальяжно раскинувшегося в кресле подчиненного, – ты хоть представляешь, как сложно мне отмазывать тебя у начальства? Что ты опять вчера устроил? Все как с цепи сорвались. Мылили мне шею с самого утра, – он несколько раз для наглядности ударил себя по затылку ребром ладони и, едва сдерживаясь, отвернулся к окну, снова заложив руки за спину.

Борис отставил чашку на широкий деревянный подлокотник, тем не менее слушал шефа молча, не оттягивая эти предсмертные судороги строгого выговора своими никчемными объяснениями.

Словно что-то для себя решив, полковник снова развернулся к Борису и уверенно подытожил:

– Короче, так, либо ты работаешь с напарником, либо пиши заявление. Меня достали неконтролируемые сотрудники в моем отделе.

Борис глубоко вздохнул, хлопнув себя по коленям, медленно поднялся из кресла и направился в сторону двери.

– Черт тебя подери, Бисаев, – выпалил ему в спину шеф, – сядь! Сядь, я сказал, – уже спокойно, но твердо повторил Константин Львович и тоже сел за стол. – Меня уже достали твои выкрутасы. Ты хороший сыскарь. Я и так иду тебе на уступки. Надеюсь, ты это понимаешь. Но сегодня меня поставили перед фактом: либо ты берешь себя в руки, либо…

Он замолчал, многозначительно глядя на вернувшегося на свое место Бориса. Встал из-за стола и, обогнув его, присел на угол, наклонившись к майору. – Думаешь, я ничего не понимаю? Заканчивай уже эту отсебятину. У тебя свои методы, но ты не волк-одиночка, ты работаешь в команде. Я просто хочу, чтобы ты об этом помнил.

– Я смотрю, тебя хорошо обработали, – на полном серьезе ответил Борис, глядя на помягчевшего шефа.

– Да целый час меня… – шеф изобразил отталкивающегося двумя палками лыжника, а затем махнул рукой и снова вернулся за стол. – Ну не усложняй жизнь ни себе, ни мне. Ты ж понимаешь, они не дадут тебе работать.

Выждав паузу, Кривцов добавил:

– Он хороший парень, только из академии. С красным дипломом, между прочим. Если хочешь, рассматривай его как личного секретаря. Ну а что? С компьютером ты не дружишь, с бумагами у тебя бардак, – заискивающе понижая голос, предложил Константин Львович.

– Личный секретарь, говоришь? – вздохнул, вставая Борис. – Ладно, где он?

– Ну вот и славно, – полковник тоже поднялся и направился вместе с Борисом к двери. – Да, снова девочка пропала. Я знаю, ты заинтересуешься. Дело я пока никому не отдал. Съезди к ней, поговори с родителями. Не мне тебя учить.

– Так что по девочке? – выходя в дверь, поинтересовался Борис, оборачиваясь через плечо к Кривцову.

– А вот он тебе и расскажет. Всё у него, – кивнул шеф в сторону подскочившего со стула высокого худощавого юноши.

Тот сделал несколько быстрых пружинистых шагов им навстречу и протянул Борису руку.

– Андрей. Юдин, – добавил он после короткой паузы. – Очень рад знакомству. Очень много о вас слышал. Для меня честь…

Борис, поморщившись, жестом остановил стажера.

– Я понял, – мрачно протянул он, медленно направляясь в сторону своего кабинета под одобрительным взглядом полковника Кривцова.

До кабинета шли молча. Андрей много раз слышал о прозорливости и профессионализме майора Бисаева, впрочем, как и о его пьянстве и скверном характере. Он хотел показать себя с лучшей стороны, и сейчас его распирали энергия и жажда действия. Юдин семенил рядом с Борисом, заглядывая ему в лицо, надеясь на беседу, но угрюмый вид патрона удерживал его от необдуманного шага.

– И где мое место? – Андрей медленно прошел до середины кабинета и остановился.

В настежь открытое окно врывался назойливый шум улицы, разбавляя прокуренный воздух удушливым запахом выхлопных газов. Кабинет казался лишенным всякого уюта. От всех вещей за версту несло казенщиной. Большой шкаф для одежды на входе, пара разномастных шкафов для бумаг, металлический шкаф для документов в углу и стол, над которым висел черно-белый портрет Дзержинского, – всё было словно с чужого плеча, словно натаскано из разных кабинетов, владельцам которых эти вещи оказались не нужны.

– Да хоть вот здесь, – Борис прикурил и указал рукой с дымящейся в ней сигаретой на подоконник, рядом с которым стоял плохонький стул со стопкой бумаг. – Заодно и дела в порядок приведешь, – пояснил он, проследив за взглядом напарника.

– Но это унизительно, вы не находите? – совершенно растерявшись, ответил Андрей.

– Согласен, – Борис затянулся и, выпустив в открытое окно струю дыма, воткнул окурок поверх других, плотно набитых в большую стеклянную пепельницу. – Ты же на испытательном сроке? И потом, ты же сыщик, зачем тебе стол? Жопу просиживать? Ладно, ты пока устраивайся, я сейчас, – и вышел.

Без хозяина, наполненный недружественным шумом улицы и горьким табачным дымом, кабинет стал казаться совсем чужим и холодным. Андрей невольно почувствовал себя сиротой. Та удача, которую он не раз за сегодняшний день поблагодарил, стремительно оборачивалась для него усмешкой судьбы. Ведь чтобы попасть именно к Бисаеву, ему пришлось надавить на отца, чего он категорически себе не позволял. Путь назад отрезан, значит, нужно идти вперед. Парень опустил на пол свою сумку и не без опаски осмотрел гору документов, занимающих единственный свободный стул. Он аккуратно примостил их к стене рядом с батареей. Освободив себе место, Андрей наконец сел и, сиротливо ежась, еще раз окинул взглядом кабинет.

– Ну что там по девочке? – спросил вернувшийся Борис.

Он уселся за стол и поднял глаза на стажера.

Андрей наклонился к своей сумке, вытащил из нее тоненькую пластиковую папку.

– Пострадавшая Николаева Светлана, пятнадцать лет.

– Юдин. А не тот ли это Юдин, что нашего Кривцова друг закадычный? – беспардонно перебил его Бисаев.

Андрей опустил руку с листком на колени и поднял на майора упрямый взгляд.

– Вы правы, генерал Юдин – мой отец, – коротко ответил он, пытаясь поскорее вернуться к делу, но Борис снова прервал его:

– Понятно.

– Что вам понятно? – сам того не ожидая, вспылил Андрей и тут же уткнулся в заявление, чувствуя, как жаркая волна заливает его щеки и ключицы. Тонкий листок в его руке дрожал от напряжения, чем явно наслаждался внимательно изучающий его Бисаев. – Простите, – вымученно произнес он, когда в голове перестало шуметь.

– Ладно, сыщик, поехали, – усмехнулся Борис и, прихватив сигареты и куртку, направился к двери. Туда же, вскочив со стула, устремился Андрей.

Глава 2

Вход в длинный обшарпанный коридор преграждал валяющийся прямо на пороге синий велосипед.

– Сейчас, – немолодая хозяйка в выцветшем стеганом халате засуетилась, убирая его с дороги.

Наконец, прислонив велосипед к стене, она близоруко посмотрела в раскрытое удостоверение Бориса и, нервно кутаясь в ворот халата, отступила назад.

– Проходите.

Вслед за хозяйкой мужчины зашли в кухню и, стряхнув с предложенных им стульев крошки, сели, наблюдая, как женщина суетится, стараясь создать хоть какую-то видимость порядка.

– Пожалуйста, сядьте, – не выдержал Борис, и хозяйка как по команде опустилась на колченогий табурет, положив сковородку с остатками жареной картошки себе на колени. Она вцепилась взглядом в Бориса, ожидая вопросов.

– Когда вы видели дочь в последний раз?

При словах «последний раз» хозяйка снова принялась теребить ворот халата и, сморщив лицо в страдальческой гримасе, тоненько запричитала:

– Так неделю уж.

– Неделю? Ваша дочь неделю не была дома, а вы заявили о ее пропаже только сейчас?

Слова Бориса заставили мамашу еще сильнее сморщиться.

– Так ведь это… Она и раньше уходила. Я думала…

– Когда видели ее в последний раз?

– Так это… – ее руки снова забегали по вороту халата, а на лице поселилась блуждающая нервная улыбка.

– Витька, – вдруг неожиданно громко крикнула она в темноту коридора и снова виновато заулыбалась полицейским. Через минуту на пороге появился худенький мальчик лет десяти в застиранной майке и вытянутых на коленках трико.

– Чего? – ноющим голосом протянул мальчишка, разглядывая мужчин и нервно косясь на мать.

– Сестра твоя когда в последний раз ночевала? – спросила она.

– Так двадцатого, – страдальчески проблеял он и неуклюже выставил вперед правое плечо, будто защищаясь.

– Ладно, иди. Уроки делай, – добавила мать строго.

– Сделал уже, – протянул Витька, смущаясь.

– Иди, сказала, – отмахнулась она.

– Ладно, понятно, – отрезал Борис, поднимаясь. Андрей подскочил следом. – Комната ее где? Без сына найдешь или позвать?

Женщина вдруг выпрямилась, и на ее еще недавно податливо-услужливом лице появилась гримаса брезгливости.

– А ты меня не учи. Я их, между прочим, одна воспитываю, – ее громкий визгливый голос вонзался в воспаленный мозг Бориса ультразвуком. – У самого-то, наверное, детей нет, – снова скатываясь на плаксивость, закончила она, не выдержав строгого немигающего взгляда следователя.

Через минуту они стояли посреди пыльной, плотно обставленной комнаты. С кровати, словно застигнутый врасплох кот, соскользнул уже знакомый им Витька и мгновенно юркнул в щель между матерью и дверным косяком. Борис молча закрыл дверь, оставляя обескураженную мамашу снаружи.

– Итак, что скажешь? – посмотрел он на стоящего посреди комнаты Андрея. – Удиви меня, Чудо-Юдин.

Андрей принялся осматривать комнату, предпочтя не заметить издевки в голосе патрона.

– Дети буквально обитали здесь, – рассуждал он. – Это даже не бардак, это воронье гнездо. Похоже, они тащили сюда всё что ни попадя.

Андрей поднял с кровати девочки голую Барби с нарисованным под глазом фингалом – похоже, брат постарался. Положив куклу на место, продолжил медленно двигаться по комнате.

– И пылища.

Провел пальцем по полке над единственным здесь письменным столом. В воздух взвились тысячи пылинок, тут же пойманные солнечным лучом, освещавшим заваленный мусором стол. Он пробежался рукой по незатейливому детскому хламу, перебирая фантики от конфет, развернул скомканный тетрадный лист, в котором под размашистыми штрихами красной ручки угадывался ожесточенный морской бой – признак скуки на уроках.

– Да поэтому нельзя сделать выводы, – Андрей бросил на стол мятый листок и повернулся к молчащему Борису.

Тот, облокотившись о косяк, внимательно наблюдал за потугами стажера. Во всей его позе, в бесстрастном выражении лица Андрей угадывал насмешку.

– Не нужна никому, – подытожил Борис. – В лучшем случае сбежала, в худшем – валяется в какой-нибудь сточной канаве обдолбанная.

Он приоткрыл дверь, за которой так и стояла мамаша. При виде Бориса она засуетилась и ринулась внутрь, но он преградил ей путь.

– Сына позови, – коротко сказал он.

– Витька, – гаркнула женщина. Тут же, словно из ниоткуда, выросла щуплая фигура в грязной майке. Мамаша подтолкнула чадо к Борису и замерла, глядя ему в глаза.

– Заходи, – Борис отошел, пропуская мальца в комнату. Взглядом остановил мать, которая снова попыталась войти, и закрыл дверь.

– Ну, Витька, сестре помочь хочешь? – он присел на корточки, держа парнишку за плечо. Тот же, видя, что опасности нет, приосанился и на полном серьезе сказал:

– Говори, чё надо.

– Ты же наверняка знаешь, где сестра свои «богатства» хранила?

Вопрос Бориса пробудил в Витьке сомнения.

– Тебе зачем? – с вызовом спросил он, щуря глаза.

– Нет, ну не знаешь, я мать спрошу, – Борис поднялся на ноги, возвышаясь над мальчишкой чуть ли не на метр.

Пацан фыркнул и направился к шкафу. Открыв дверь, как обезьяна, ловко перебирая руками и ногами, быстро полез по полкам вверх. Остановившись на последней, он, высунув от усердия язык, принялся шарить по шкафу рукой. Уже через минуту он спускался вниз, ловко помогая себе одной рукой. Другая была занята жестяной коробкой, судя по рисунку, от новогоднего подарка.

– Вот, – он протянул коробку Бисаеву и поправил съехавшее трико. – Она думала, я не знаю, – Витька ухмыльнулся, но тут же посерьезнел. – Вы точно ее найдете? – заглядывая мужчине в глаза, спросил он.

– Обещаю, сделаю всё, что от меня зависит, – ответил Борис и, присаживаясь на край Светиной кровати, открыл коробку.

Он перебирал указательным пальцем нехитрые детские сокровища: блестящая заколка с парой выпавших камней, бусы, дешевые сережки, пара потемневших от времени полароидов.

– Это кто, знаешь? – спросил он у Витьки, показывая фото.

– Так хахаль это ее – Валерка Хрыч из десятого «В», – презрительно усмехнулся Витька.

– Прямо-таки хахаль? – с недоверием переспросил Борис.

– Так все знают, что она обжималась с ним, – осклабился мальчишка, с детским презрением рассказывая подробности личной жизни сестры.

– А как нам найти этого Валерку Хрыча?

– Так он в соседнем доме в третьем подъезде живет, – Витёк кивнул в сторону окна, указывая на соседнюю девятиэтажку. – Только квартиру я не знаю.

– А фамилия у Валерки есть?

– Так Седов, – ответил Витёк и снова стал похожим на маленького растерянного мальчика.

Бисаев кивнул стажеру. Тот достал из кармана плаща блокнот и стал записывать.

– Вить, а не находил ты в последнее время, вот с пропажи сестры, чего-нибудь необычного? Может, игрушка новая или еще чего? – Борис внимательно смотрел мальчишке в глаза, и судя по тому, как тот напрягся, он явно пытался решить какую-то дилемму. – Вить, – Борис взял мальчика за руку, и тот поднял на него тяжелый недоверчивый взгляд.

– Ладно, – выдохнул он и с неохотой полез под матрас.

Через минуту он развернулся к Борису с небольшой деревянной коробкой в руках, похоже, с его сокровищами. Несколько секунд помедлил, а потом сел рядом с Борисом на кровать сестры и, открыв коробку, выудил оттуда игральную кость. Она была гладко отполирована и блестела в раскрытой ладони мальчика.

Андрей заметил, как Борис мгновенно напрягся. Он протянул руку, но медлил, словно боялся дотронуться до кубика, а потом аккуратно взял его двумя пальцами и медленно повернул из стороны в сторону. Лицо его помрачнело, он зажал кость в кулак и серьезно посмотрел на Витька.

– Можно я возьму ее на время? Я верну, обещаю, – добавил он, видя болезненный испуг на лице мальчишки.

– Ладно, – обреченно махнул рукой Витёк, закрыл коробку и быстро спрятал ее на место.

***

Обратно в управление ехали молча. В голове Юдина теснились с десяток вопросов относительно того, что же все-таки произошло в квартире пропавшей Светы. Но Бисаев молчал, напряженно глядя на дорогу. Андрей кусал губы, решая, как бы лучше начать разговор. Наконец он не выдержал:

– И что это за игральная кость? – он развернулся в полкорпуса к Борису, чтобы тот не сделал вид, что не расслышал.

Борис неопределенно дернул плечом, продолжая смотреть вперед. Ни один мускул на его лице не дрогнул, и Андрей поднажал:

– Кубик дорогой. Судя по всему, из слоновой кости, – попытался рассуждать он, но и после паузы Бисаев не ответил. – Я могу помочь, – как последний аргумент выложил Юдин, снова развернувшись к Борису. – Свежий взгляд… Вы же узнали этот кубик, – не унимался Андрей. – Что это?

Завизжали тормоза. Андрей едва успел упереться рукой в торпеду, чтобы не разбить себе нос.

– Черт, – потирая ушибленное запястье и непонимающе глядя на наставника, ворчал он.

– Приехали, – отрезал Борис, дожидаясь, когда стажер выйдет из машины.

Андрей с недоумением посмотрел на него.

– Приехали. Чего непонятного? Рабочий день кончился. Я, Юдин, как все нормальные люди, тоже имею право на отдых. Выметайся, – он брезгливо махнул рукой, и Андрею ничего не оставалось, как выйти.

Не успел он захлопнуть дверцу, как старенький чероки присел и, шлифуя колесами по асфальту, сорвался с места. Его габаритные огни тут же растворились в потоке машин.

– Козел.

***

Почти неделю Андрей разбирался со скопившимися у майора делами. Навел порядок в сейфе для документов, заполнил журналы учета, систематизировал отчеты. Каждый раз, когда Андрею уже мерещился конец этой бесконечной бумажной волокиты, опять всплывало какое-нибудь дело, отлеживающееся в самом неожиданном месте.

Заполнив два больших стеллажа менее важными бумагами, Андрей как раз раздумывал, куда бы ему пристроить оставшиеся лежать под батареей папки. В темном углу справа от окна стоял еще один длинный узкий шкаф со стеклянной дверцей, явно выбивающийся из общей картины кабинета следователя, больше похожего на зал ожидания Московского вокзала. Андрей оценивающе окинул взглядом содержимое шкафа в виде трех толстых папок, занимающих часть средней полки. Взялся за ручку. Закрыто.