Николь. Душа для Демона

Сумка оттягивала мне плечо, но я почти не замечала этого. Шла к выходу из рынка, остро понимая, что предоставленный мне час давно истек. Может, я и не смогу подружиться с этой компанией, ведь между нами всегда будет стоять тень Акины, но я точно смогу жить в этом мире, дарящем мне столько эмоций. Как никогда я ощущала, что этот мир умеет обнимать.

На выходе меня ждал мрачный Эйдан. Я думала, убьет, настолько тяжелым был его взгляд. Он стискивал рукоять меча, висевшего на поясе. Но Верзила лишь кивнул мне и без слов развернулся. Кажется, мой час по рынку оказался куда как длиннее. Злится. Через несколько шагов он оглянулся на меня. Его лицо стало вдруг добродушным. Он забрал из онемевших пальцев сумку и повел к портальной площади.

И снова два головокружительных шага – и мы в другом месте.

Низенькие дома с черепичными и соломенными крышами на пологом склоне. Дремлющая деревня под полуденным солнцем. И две дороги: одна широкая, добела утоптанная, вела к поселению, другая тонкой тропинкой убегала к россыпи невысоких гор. Неподалеку от портальной площадки обнаружился Джантар с друзьями. Рядом с ними терпеливо стояли лопоухие ослики с поклажей на спине и, кажется, дремали под жаркими лучами. Я испытала смешанное чувство облегчения и благодарности. Подспудно опасалась, что придется нести вещи на себе.

По глазам встречающих видела, как много они хотели бы мне сказать. Но не стали. Неловко качнулась с пятки на носок и тихо сказала:

– А я приправ каких-то купила.

Было стыдно. Люди из-за меня на несколько часов отложили выход, а я по рынку гуляла в свое удовольствие, совершенно обо всем забыв. Эйдан обернулся ко мне и удивленно переспросил:

– Так ты даже не знаешь толком, что купила?

Неопределенно пожала плечами. Ну не рассказывать же, что я принесла эмоции. И лишь интуитивно могла предположить, какие специи куда лучше применять. Суть ведь была вовсе не во вкусе. Но я внутренне смущалась своих ощущений. Нелогичных, абстрактных.

– Торговец сам мне всё собрал, – наконец выдавила растерянно.

Эйдан вдруг рассмеялся, а остальные недоуменно на него уставились.

– Гляньте, – и он достал один из подписанных мешочков. Грубая мешковина с вплетенными зелеными нитками.

– Специи старика Цзя-Иня? – ахнула Талиса. – И сам собирал? И в лавку пустил?

– Чем это ты его проняла? – как-то двусмысленно хмыкнул Тахир.

– И тебе хватило денег? – удивился Джантар.

А я стояла и как рыба бестолково открывала рот. О чем они вообще? Но когда попытались достать другие мешочки, вдруг рассердилась. Неожиданно для самой себя.

– Не трогайте, вы же испортите, – воскликнула, отбирая холщовую сумку. Мои уши пылали от стыда, но я была, как никогда, уверена – нельзя вот так бесцеремонно обращаться с тем, что продал мне добрый старик Цзя-Инь. Но удивительно, все лишь понимающе покачали головами. Джантар наклонился к моему лицу и тихо проговорил:

– Нести устанешь, пристрой среди поклажи сама.

Снова необъяснимое поведение людей и странные загадки этого мира? Я творила что-то, мне самой непонятное, а для них словно все было в порядке вещей. А ведь Эйдан прав, я большую часть содержимого совсем не знаю. Какие-то травы, россыпь горошков, орехи разные, сухофрукты, брусочки чего-то спрессованного, порошки, пара баночек с восковой крышкой. Интересно, а ведьмы у них тут есть? Потому что я на секунду ощутила себя колдуньей, которая собралась варить зелье.

Улыбаясь своим мыслям, я крутилась вокруг благодушных осликов и искала подходящее место для сумки. Мужчины о чем-то сдержанно переговаривались. А я наполнялась детским предвкушением дороги, поглядывала на горы и до одури напивалась этим новым миром. Густым, энергичным, насквозь пропитанным жизнью и эмоциями.

От деревни к нам приближалась группа людей во главе с пожилым мужчиной. Низенький, сутулый, суетливый. И люди, державшиеся за его спиной, тоже были невысокого роста. И вдруг то, что я не желала замечать на рынке, воочию увидала сейчас: Джантар и его друзья отличались от других. Они были выше, мощнее, от них шла необъяснимая сила. Словно из другого теста их лепили, более тяжелого. Или вовсе не из теста, а из тягучей смолы.

Подходивший к нам мужчина остановился в трех шагах и низко поклонился. Джантар шагнул к нему навстречу и тоже учтиво поприветствовал визитеров поклоном.

– Да не иссякнет могущество темной крови, – мужчина еще раз коротко кивнул, – я староста Даотин Лиран. Позвольте узнать, куда путь держите? Уж не в Тишинку ли?

– Да, к травницам хотим заглянуть, – кивнул Джантар.

– Господин, вот уже которую неделю нет вестей из приюта. И люди не возвращаются. Я посылал запрос наверх, но пока никто не приезжал, – староста не посмел сказать что-либо еще, но просьба о помощи звучала в каждом его слове.

– Спасибо за предупреждение, – проговорил Джантар. Он услышал невысказанную мольбу разобраться с проблемой на дороге.

– Легкой вам дороги, – сдержанно ответил Даотин Лиран. Похоже, он хотел услышать другой ответ. Пряча разочарование за морщинами вежливой улыбки, Лиран еще раз поклонился и ушел. За ним последовали и его люди, не скрывающие досаду. А Джантар обернулся и обжег меня тяжелым взглядом, словно что-то решая. Я потупилась и вернулась к привязыванию сумки к поклаже. Неужели отменит все? Что теперь? Там что-то опасное, и он из-за меня откажется туда идти? Я обуза. По его глазам видела, что не будь меня – он бы моментально откликнулся на просьбу жителей о помощи.

– Я готова, идем? – разорвала мучительную тишину своим дрожащим голосом. Людям нужна помощь, а мне нужно к травницам. Может, они смогут мне объяснить мою странную реакцию на обычные специи? После посещения рынка не могла отделаться от мысли, что в приюте мне будет хорошо.

Не знаю, мои ли слова подействовали, или у Джантара были свои соображения, но он подошел к одному из осликов, потрепал по жесткому чубчику и дернул за поводья. Все остальные переглянулись и двинулись вслед за ним по узкой тропинке. Второго ослика потянула за собой Талиса. Третьего, у которого стояла я, взял под уздцы Эйдан:

– Идем, до привала далеко. Устанешь – скажешь.

Глава 8

– Эйдан, почему вы так удивились моей покупке, – осмелилась я спросить Верзилу, когда деревня скрылась за очередным поворотом, оставив нас в тишине предгорья.

– Старик Цзя-Инь сам выбирает покупателей. И купить у него хоть что-нибудь считается большой честью. По какому принципу он отбирает достойного, никто так и не понял. Ему совершенно не важны богатства и титулы. Особо свое расположение он показывает тем, что насыпает специи сам. Признаться, никогда не слышал, чтобы он кому-либо продал так много одновременно. У тебя в мешке целое состояние, по меркам обычных людей. А ты даже не знаешь, что там и куда применять.

«Не знаю», – вздохнула я про себя, – «но почувствую».

– Как же он до сих пор не разорился? Так ведь можно всех покупателей отпугнуть.

А сама при этом вспоминала сетку морщин и крошечные бусинки глаз, ласково глядящие из-под толстых седых бровей. И понимала, в другом месте и не захочу теперь покупать пряности. Эйдан хмыкнул:

– Мать хранила все мешочки в шкатулке на верхней полке. С детства помню их, с зеленой ниткой.

Солнце припекало макушку, а дорожная пыль бежала вслед за нами. Эйдан неспешно, с паузами, уместными в его монологе, рассказывал о том, как его мать каждый год перед праздником весны ходила на рынок. Как готовилась к походу, мылась с особыми травами, читала ей одной понятные книги. А потом нарядная и с сияющими глазами с раннего утра уходила на рынок. Как он мальчишкой ждал ее у калитки.

– И, казалось бы, обычный изюм. Точно такой же сморщенный и блеклый, как и у других продавцов. А может даже еще невзрачнее. Ведь Цзя-Инь не прилагал усилий, чтобы товар выглядел привлекательно. Но пироги получались самыми вкусными именно с его изюмом.

Я слушала и нутром ощущала: нельзя его спрашивать, почему рассказывает в прошедшем времени. Нельзя омрачать такие светлые воспоминания вопросом, ответ на который и так очевиден.

– А знаешь, она всегда приговаривала, что к старику главное идти с чистым сердцем. Чтоб ни одной мрачной мысли на душе не было. Только тогда он пускает в свою палатку. Может, потому тебя так и приветил, что ты …

Эйдан замялся, подбирая слово.

– Новенькая? – попробовала подсказать ему я.

– Угу, – согласился Верзила, а по глазам видела, что искал он слово с другим смыслом.

Я вдыхала влажный горячий воздух, наполненный запахами трав и цветов. Мы шли в конце нашего маленького каравана, и я беззастенчиво разглядывала нечаянных попутчиков. Знакомая широкая спина Джантара в ремнях с висевшими крест-накрест мечами слегка изогнутой формы. Талиса шла вслед за ним, легким пружинистым шагом, красиво покачивая бедрами, увешанными кинжалами в ножнах. Почти такие же, но поменьше, были прикреплены ремнями чуть выше лодыжки. На предплечьях тускло мерцали острыми лезвиями ряды звездочек. Невольно поежилась, признавая восхитительное сочетание женственной красоты и опасности, исходящее от Талисы. Девушка делала вид, будто меня не существует, откровенно игнорируя.

Пугающий меня Тахир удивительно легко, практически невесомо бежал не по белесой тропе, а по соседним холмам. То исчезал впереди, то показывался снова, подавая Джантару лишь им понятные знаки. Видимо, он исполнял роль разведчика. В его руке был зажат лук, а за спиной висел колчан, плотно набитый разными стрелами. И так же, как и сестра, он был увешан кинжалами и ножами.

Даже Рималь, отличающийся от прочих, был с оружием. Одна я была без единого средства защиты, но я не ощущала, что в этом мире мне нужно чего-либо опасаться.

«Ты не умеешь обращаться с кинжалом»

Солнце перестало смотреть в макушку, тихонько склоняясь к западу. Я по-прежнему шла рядом с Эйданом. Мы осторожно прощупывали друг друга бестолковыми вопросами. Ведь мне особо нечего было спрашивать, слишком странные мысли крутились в голове, чтобы их сходу озвучивать.

И на его вопросы не могла толком отвечать – сохранилось очень мало воспоминаний. Словно вместо книги о моей жизни остались лишь наугад вырванные страницы да глоссарий.

***

Давным-давно, много столетий назад в центре материка взрыхлила почву, подняла и перевернула горы, обернула реки вспять огромная глыба, обрушившаяся с неба. Пропахав собой тело земли, она замерла посреди разрушенных Белых гор. Жители всех стран были слишком озабочены вызволением людей из пострадавших районов да оплакиванием погибших, чтобы найти силы на исследование пришельца. А когда все успокоились, вдруг обнаружили, что к уснувшему гостю уже не подобраться. Провалился он сквозь расплавленные камни глубоко вниз, в паутину древних пещер. И снова не стали проявлять настойчивость безмятежные жители цветущего мира. Проще было слагать байки да петь песни о чуде, свалившемся с неба, чем отважиться и спуститься в бесконечные недра потревоженных гор и посмотреть, что же так грубо вторглось в их мир. А потом появились новые легенды, новые истории стали рассказывать в тавернах. И о глыбе забыли.

Но вскоре обнаружилось, что портальные площадки, находящиеся вблизи спящего гостя, стали работать нестабильно. Но так уж случилось, что все государства на границе Белых разрушенных гор в то время увязли в затяжной и беспощадной войне. Неладные площадки закрыли, решив, что с ними можно разобраться и потом. И жители из труднодоступных теперь поселений постепенно перебрались в более оживленные районы. События, растянутые на многие столетия, остались незамеченными для вечно занятых обитателей доброго края. То войны, то эпидемии, то робкие несколько лет затишья, когда люди просто зализывали раны после войны и пытались восстановить нормальную жизнь.

Вокруг дремлющего гостя постепенно образовались Белые земли, где не работали порталы, но зато росли самые редкие и самые ценные травы, водились невиданные животные с невероятными свойствами. Легко смирившись с подобной аномалией, люди вовсю пользовались дарами странных земель. Вся зона по периметру была усеяна сестринствами и братствами. Травницы и охотники – добытчики ценного сырья, желанного для всего остального мира. Но мало кто рисковал заходить слишком далеко вглубь. Взрыхленные горы, запутанная система рек и водопадов, тупики, вечные обвалы затрудняли передвижение по Белым землям. Оттого чувствовали себя вольготно здесь только дикие грозные звери. И чем дальше вглубь земель – тем острее ощущалось, что Белые земли принадлежат не людям, а хищникам.

Джантар не первый раз ходил в Белые земли. Правда, ни разу не забирался дальше трех дней пути. Не было в этом нужды. До сих пор. Теперь, после Тишинки, он с друзьями планировал пробираться дальше. Ибо цель его находилась гораздо глубже. Правда, до появления Николь Джантар планировал зайти в земли восточнее и пройти через приют охотников в надежде найти там проводника. Не для защиты. Надеялся найти того, кто поможет пройти по неизвестному краю быстрее. У таких, как Джантар и его друзья, нет серьезных врагов в Белых землях. Потому и подошел к ним староста.

Джантар оглянулся на Николь. Она так робела перед ним. Нестерпимо хотелось подойти, встряхнуть, наорать или сжать в объятиях, зацеловать. Лишь бы перестала смотреть так… Словно он враг. Лицо Акины всегда светилось от любви, когда она смотрела на Джантара. Но не теперь. И можно сколько угодно повторять себе, что это Николь, все равно было больно.

Если неизвестный затеял подобное подселение души в его сьяринту, чтобы отвлечь его, у него почти получилось. В другое время он бы обязательно поддался. Бросился бы использовать свой второй шанс. Джантар досадливо дернул поводья, вынуждая осла сбиться с шага. Тот лишь меланхолично мотнул головой и, практически не меняя темпа, просто переступал своими узкими копытами дальше. Тем более надо избавиться от Николь. Что-то в ней смущает и тревожит.

Джантар вспоминал утро. Он ведь сразу нашел Николь, едва только влился в рынок. Шепотки о голубоглазой доброй ведьме указывали ему путь. В первые несколько секунд он вздрогнул от мысли о том, что не слишком ли было беспечно отправлять ее одну, коль уж сам понимал, как на нее могут обрушить все свои суеверные страхи недалекие простые люди, если она под руку попадется. Но через пару поворотов успокоился. Рынок если и перешептывался о ней, то вскользь и с добром.

А когда он нагнал ее у очередной лавки, то с удивлением обнаружил довольно щурившегося продавца, чьи поделки из кости рассматривала Николь. Какое у нее было лицо! Неудивительно, что чуткие на эмоции обитатели рынка привечали ее. Демон несколько минут любовался девушкой. Хотел было уже подойти, но испугался, что она растеряет свою безмятежность и искренний восторг при виде его.

Джантар нахмурился, ощущая себя чужим на этом празднике, нашел глазами одного из рыночных сорванцов. Поманил к себе и вручил монетку. Наказал следить за девушкой, и если что плохое случиться – бежать к выходу и доложить воину с красными кожаными наручами и волком на груди. За это дадут еще монетку. Малец щербато улыбнулся, а Демон вышел из бурлящей сказки, оставив Эйдана у ворот рынка, и ушел порталом к последней деревне у дороги в Белые земли.

Пришла запоздалая мысль, что было не слишком дальновидно брать Николь с собой после предупреждения старосты.

Глава 9

Едва заметная тропка то поднималась слегка вверх, заставляя дрожать ноги от усталости, то сбегала вниз под уклон, давая мимолетный отдых. Вокруг расстилалась безмятежная природа, напоминающая мне лоскутное одеяло – слишком ощутимы были границы между отдельными кусочками. Словно кто-то ребячливо перерезал и перепутал ровный когда-то край. Лишь сочная зеленая трава смазывала края лоскутов, заполняя собой все видимое пространство. И только голые горы избежали изумрудного плена. Торчали обломанными зубьями, толпились неровными кинжалами.

Ноги ощутимо гудели, робко прося отдыха. Но я держалась. Стискивала зубы и подстраивалась под мерный ритм сильных людей. И даже короткий привал прямо на дороге не дал ожидаемого облегчения. Я побоялась сесть – а вдруг потом и вовсе не смогу подняться? Плотный перекус, глотки живительной воды и снова – петляющая дорога и склоняющееся к западу солнце. Джантар обронил на привале фразу, что нужно дойти к вечеру до реки. Там можно будет набрать воды, умыться и напоить животных. Поэтому я взяла себя в руки и запретила ощущать боль.

Я глупо улыбалась и старалась не сбиваться с шага. Вскоре поддерживать скупую беседу с Эйданом стало совершенно невозможно, я через силу перешла вперед и пристроилась за Рималем. Уговаривала себя, что вот еще немного – и я привыкну, втянусь. Держись, Николь, ты не имеешь права раскисать.

Над головой часто проносились стремительные стаи мелких птиц, оглашая все вокруг звонкой перекличкой, и я не сразу услышала журчание воды. А когда петляющая дорога вывела к реке, чуть не расплакалась от облегчения. Шумные дерзкие воды искрили на солнце и ворочали камни мощными плечами. С нашей стороны была небольшая заводь, словно специально расчищенная от опасных игр реки с глыбами. А напротив, на другой стороне, возвышался крутой каменный обрыв. Там, на краю утеса, столпились угрюмые ели, словно пловцы перед прыжком. И корни выглядывали хищными ящерицами из трещин скальной стены.

Сбежала вниз по пологому склону и прямо в обуви вошла в ленивую гладь заводи. И даже показалось, что раскаленные ступни зашипели от студеной воды.

От холода спряталась донимавшая меня боль, и стало так хорошо, но не надолго. Брючины намокли и прилипли к ногам, которые, казалось, стерла до самой попы. Как же они адски болят.

Какое же было лицо у Джантара, когда он увидел мои в кровь избитые ступни. Коротко ругнувшись, он достал знакомую мне жестяную баночку и велел сесть. Под всеобщие укоризненные взгляды мы ушли к большим обломкам камней, лежащих неподалеку. Кого они осуждали – меня или его?

– Это было очень глупо молчать, – вот и все, что сказал мне Джантар.

Его теплые ладони бережно втирали в кровавые мозоли мятную смесь. Глупо? Как бы не так. Я делала то, что хотела, и так, как решила. А вот он мог и просто отдать мне банку, а не сидеть передо мной на коленях и гладить мои ступни большими пальцами, смущая неуместной добротой. Я догадываюсь, что у Джантара масса эмоций на мой счет и большинство отрицательных. И забота – лишь дань Акине.

Стоп. Не хочу рассуждать. Не буду. Не стану думать за него. Мне неинтересно, как он разбирается со своими тараканами. Едва дождалась, когда он освободит мои ноги из плена невыносимо бережных ладоней, и сбежала.

Не люблю разговоры про «правильно». Идти вместе со всеми, не обращая внимания на боль, было моим решением; не потому что так правильно, а потому что я ощущала – так будет хорошо. Пусть неразумно. Умные люди, рассудительные, ученые, политики, с дипломами и степенями – они разрушили целый мир, словно безумцы. Сердце бы такого не допустило.

Лишь когда лагерь был уже разбит, и я нарезала сыр к ужину, с досадой осознала: ведь и правда поступила глупо. Хотела просто показать независимость. Что я сильная и могу. А он, вместо ожидаемого мной одобрения, лишь коротко отругал и снова показал, какая я недотепа. Оттого и злилась, что невольно наслаждалась его заботой.

Лагерь был разбит не прямо у заводи, а в рощице неподалеку, где плотные кусты скрывали нас от воды. Чтобы ночью холодом от реки не тянуло – так объяснил мне Эйдан. Между тонких стволов был натянут полог, разведен костер.

Были у них и палатки, но все планировали спать на открытом воздухе, и я не стала выделяться. Засыпая от усталости во время ужина, я едва дождалась, когда же смогу залезть под одеяло и уснуть. Тонкая, чуть ли не прозрачная ткань оказалась удивительно теплой, словно толстое ватное одеяло. Ощущая себя на печке у бабушки, я практически мгновенно вырубилась, успев лишь подумать, что, видимо, и здесь без магии не обошлось.

***

Джантар стоял на берегу реки и отламывал куски от хлеба, который до этого согревала в руках сонная Николь. Она так устала, что некоторое время просто сидела, уставившись в сгущающиеся сумерки, и качала буханку хлеба у себя в ладонях, не замечая ничего вокруг. Ведь так не бывает, что еда из ее рук кажется другой?

Стряхнув крошки с ладоней, он вернулся к лагерю. Не стали ставить палатки, так как неизвестно до сих пор, что же происходит на дороге в Тишинку. Он распределил между собой, Эйданом и Тахиром смены ночного дежурства, забрав себе ночную, когда темнее всего. И направился к остальным под полог.

Николь легла с краю, словно отдельно от всех. Он лег рядом, отрезая ее от равнодушной ночи.

Она казалась тоньше и меньше, чем Акина. Крепко спала, обняв себя за плечи и подтянув коленки. Совершенно бессмысленно ее появление. Нелогичное, странное, ворвавшееся в его жизнь. Она бередила старые раны, будила непрошеные воспоминания. И при этом была другой. Джантар смотрел на нее и признавался себе, что раздумывать над тем, кто и зачем вызвал ее душу в этот мир, хочется все меньше и меньше. Он, конечно, составил себе план, что будет делать после того, как выполнит более важные задачи. Если выполнит…

Он повернулся к ней спиной. Что будет рациональнее – изучить ее, разобраться в истории появления или отпустить? Забыть. И порвать нити из прошлого. Освободиться. Ведь мать всегда приговаривала, что нужно вовремя сжигать старые письма, чтобы на их место приходили новые.

Глава 10

Птицы поют так громко только ранним утром. Я вдыхала горьковатый аромат еловых веток, служивших мне периной, и разглядывала знакомую сложную прическу с бритым затылком.

До чего же они все странные. Одновременно сдержанные и эмоциональные. Уравновешенные и в то же время остро реагирующие, причем не там, где бы это сделала я. Так, словно они кучу эмоций держат под крышкой, и случайные события становятся последней каплей, вызывающей спускание пара. Ртутные шарики, ускользающие от попыток их понять.

Представляю, какая шумиха бы поднялась в моем прошлом мире при появлении кого-либо из другой реальности. А они словно каждый день видят пришельцев, хотя я уже узнала, что это вовсе не так.

– Почему же вы так спокойно отреагировали? – спросила я вчера по дороге у Эйдана.

– Ты не опасна… – Он пожал плечами, словно я глупость спросила. Словно в их мире столько чудес, что подобным не удивишь. Похоже, все окружающее для них делится на опасное и неопасное. На свое и чужое. На врагов и друзей.

Матовый свет утра проникал под полог. Вчера в дороге мелькнула мысль, что здесь наверняка другие звезды, но к вечеру так устала, что никаких сил не было ждать, когда же ночь распахнет свой подбитый искрами бархатный плащ. Я улыбнулась в предвкушении: не в этот раз, так в следующий – звезды нового мира никуда от меня не денутся.

Аккуратно выползла из-под полога и под внимательным взглядом Тахира, дежурившего у вялого костра, взяла чистую одежду и полотенце. Ушла к реке. Хорошо, что из-за кустов меня не видно. Разделась и с головой окунулась в мягкую воду. Ноги не болели, и ступни блестели здоровой кожей. Все-таки правильно я сделала. Они не потеряли из-за меня темп, а я с утра снова готова к пути.

А потом стояла и ждала, когда капельки воды высохнут на коже. Полотенце лежало рядом, но было так приятно ощущать, как ветер собирает сухими губами речные брызги с моего тела, прохладными пальцами гладит по лицу. Вода и ветер. Этим утром я отдавалась им без всяких уговоров. Впускала в себя, купаясь в умиротворении.

Почти не вздрогнула и не удивилась, когда, обернувшись, увидела на пригорке у кустов Джантара с полотенцем в руках. Сама виновата. Отвернулась обратно и спокойно продолжила разглядывать утес. Мне все равно. Черт, мне не все равно, но пусть он думает иначе. Зарывалась пальцами ног в колючий песок и считала удары сердца, шумевшие в ушах. И только я захотела посмотреть, не ушел ли он, что было бы прилично, как рядом со мной упала на землю охапка вещей, а перед глазами мелькнули мужские ягодицы. Обнаженный Джантар пробежал мимо и с разбегу нырнул в воду, снеся с меня всякую видимость невозмутимости. Я аж задохнулась от острой смеси смущения и возмущения. Да как он посмел!

Как ошпаренная, подхватила свою одежду и прижала к груди. Мощным гребками он вспарывал ленивую воду, удаляясь от берега и даже не оборачиваясь.

Аж головой тряхнула: ну вот что на меня нашло? Доигралась?

Торопливо оделась в чистые одежды, стараясь не смотреть в его сторону. Уши горели от непонятного стыда.

Короткий завтрак, едва слышные переговоры мужчин. Я срывала незнакомые цветы и подносила к лицу, пытаясь запомнить аромат каждого отдельно. Лишь бы не смотреть на Джантара, во взгляде которого мне теперь мерещилось ехидство.

И снова петляющая дорога, и снова спуски и подъемы. Поля и рощицы, обрывы и мягкие склоны. Сегодня идти было легче. Словно земля стала мягче. Мы удалялись от реки, чтобы выйти к ней снова уже к вечеру и пересечь беспощадные воды по мосту.