Братство волка

– Пусть останется, как напоминание о моей слабости.

Эльфийка кивнула и опустила глаза, не зная, что делать дальше. Я же захотел продолжить разговор.

– Как тебя зовут?

– Анья.

– Ты понимаешь, что умрёшь здесь, Анья?

Она вздрогнула и бросила на меня полный ужаса взгляд. Я почувствовал стыд, но хладнокровно подавил его. Я должен был перебороть свою слабость.

– Почему? Я же не сделала ничего плохого. Я не хочу умирать.

– Потому, что мне нужна твоя боль, твои страдания, твои слёзы. Я некромант, и в чужих муках я черпаю силу. Тебе действительно нужно прощение такого человека за какой-то ничтожный шрам?

Анья молчала, слишком подавленная, чтобы говорить. Довольный победой, я приступил к экзекуции.

Она трепыхалась в моих магических путах, безмолвная и беспомощная, как бабочка в паутине. Я мучил её с удвоенной страстью, стремясь наверстать упущенное за вчера. Вымотавшись сам и доведя до изнеможения её, я опустил пленницу на пол и, ликуя в душе, направился к выходу, когда меня настиг её сдавленный голос:

– Прости меня…

Стена хладнокровия, которую я возвёл вокруг сердца, рухнула, и душу мою вновь затопил стыд за совершённое святотатство. Я ушёл, надеясь, что эльфийка не заметила моей борьбы. Анья… Почему она продолжает извиняться за этот шрам? Она хочет прощения за такую мелочь, а я, пытая её, чувствую себя стократ более виноватым.

Я понял, раз не могу бороться с Аньей, то должен убить её. Лучше так, чем вовсе отказаться пытать её, продемонстрировав слабость.

Но я не смог сделать этого. Смотрел на неё, дрожащую от боли в моей паутине, и не мог заставить себя прекратить её мучения. Все чувственные нити, все болевые точки, ясные и чёткие под моим опытным взглядом. Тянуть их и надавливать, при этом оставляя жертву живой, в сознании и сохраняющей рассудок – настоящее искусство, которому я учился годами. Казалось бы, одно решительное движение: грубо схватить нити и рвануть, ударить по болевым точкам всей силой, и эльфийка умрёт мгновенно.

Я этого не сделал. Я не смог её убить. Покинув Анью и вернувшись в спальную палатку, я остался наедине со своей мятущейся душой. Той ночью я второй раз в жизни разрыдался. Я испытывал отвращение к себе и не понимал, как мне поступить дальше.

Знакомо ли вам чувство, когда всё, во что вы верили, обращается в пыль? Ты ясно видишь свою цель, годами прокладывая к ней путь, считая его идеальным и единственно верным. И вдруг чужая, неведомая сила словно возносит тебя над реальностью, заставляя увидеть мир иначе, под другим углом. И ты понимаешь, что знаком был лишь с малой его частью, а избранный тобой путь не просто ничтожен, но и ведёт в тупик.

Я пережил крушение идеалов и окунулся в этот новый, неведомый мир. Мне нужно было учиться жить заново. В то утро я шёл к Анье, не зная, как поведу себя с ней. Я ничего не планировал, ни к чему не готовился. Я просто хотел разобраться.

Анья уже ждала меня, чистая и подготовленная к экзекуции. Когда я вошёл, она осталась сидеть. Наверное, поняла, что покорность и готовность выполнять приказы не смягчат её участь. Чудесные топазовые глаза покраснели от слёз, а взгляд стал печальным и отрешённым. У меня заныло в груди – я уже надломил её душу.

Я не знал, о чём с ней говорить, не представлял, что делать. Просто сел напротив неё и сказал первое, что пришло в голову:

– Привет, Анья.

Она посмотрела на меня настороженно, словно ожидая подвоха. Я страстно желал, чтобы ничто в моём облике не напугало её, и возликовал в душе, когда она робко улыбнулась и ответила:

– Привет.

Воодушевлённый, я решил продолжить. Просто поговорить обо всём, что взбредёт в голову. Я надеялся, это отвлечёт Анью от мрачной реальности и вернёт улыбку её лицу. Я подозревал, что только такая Анья: жизнерадостная, искренняя, настоящая – поможет мне разобраться в себе.

– Расскажи о себе, Анья.

– Что рассказать? – в её голосе снова промелькнул страх, и я постарался ответить как можно спокойнее.

– Что хочешь. Где родилась, чем занималась, кто твои родители. Или любое другое, что захочешь высказать.

– Ладно, – неуверенно начала Анья. – Я из Онрилл-Этила, из города Офесса, что на границе с Катароном. Мои родители – целители. И я тоже буду целительницей, когда закончу обучение. Мы отправились в Зачарованный лес потренироваться вдали от онриллов. Чтобы понять свои возможности при недостатке сил. И тогда… тогда… ваши монстры…

Она потупилась, вновь погружаясь в отчаяние, и я поспешил отвлечь её от скорбных мыслей.

– Можешь задавать мне вопросы, какие хочешь. Если это в моей власти, я отвечу. Не бойся спрашивать, обещаю, это не повлечёт никаких наказаний.

– Хорошо, – она подняла на меня глаза, в которых заметно прибавилось решимости. – Почему ты меня мучаешь?

Ох, я должен был предположить, что ничего хорошего из этого разговора не выйдет. Но, так как я пообещал, пришлось отвечать:

– Такова моя работа. Тёмные маги черпают силы в страданиях жертв.

– Значит, я просто случайная жертва?

– Да.

– Я правда умру здесь?

– Да.

Едва ответив, я осознал, что всё бы отдал, лишь бы это было неправдой! Внезапно я понял – со смертью Аньи часть моей души тоже умрёт.

Анья же гордо вскинула голову, с готовностью принимая свою судьбу.

– Я рада, что моих родителей и тысячи других благородных эльфов такая участь миновала. Я благодарна Свету, что вам досталась всего лишь я, а не лучшие из лучших служителей Добра и Мира.

Она смотрела на меня с вызовом, словно обречённая на смерть королева.

– Такое благородство свойственно немногим, – медленно произнёс я, очарованный её пламенной тирадой.

– Я ничем не примечательная солнечная эльфийка. Приступай же к своей работе, жестокий некромант. Не смущай моё сердце пустыми разговорами.

Однако, я видел, что решимость вот-вот оставит её. Анья боялась предстоящих пыток. Я ждал, сам не знаю, чего. Анья, не выдержав моего взгляда, не понимая причины бездействия, сникла и разрыдалась.

– Чего ты ждёшь, некромант? Чего добиваешься?

– Меркопт. Меня зовут Меркопт.

И я внял её просьбе, поняв, что дальше тянуть нельзя. Я старался ограничиться минимумом манипуляций, причинить ей как можно меньше страданий. И всё равно содрогался каждый раз, когда магический импульс, вызванный её болью, отзывался в энергетических потоках. Мне казалось, эта пытка продолжалась вечность. Я не хотел мучить Анью, но не знал, как избежать этого.

Я осторожно опустил её на пол. Она обмякла и сжалась, тело её содрогалось в рыданиях. Внезапно до моего слуха донеслись её слова, отчётливые и от того ещё более пугающие:

– Меркопт… Убей меня, пожалуйста. Я больше не могу терпеть эту боль.

Остолбенев, я смотрел на неё, не зная, что ответить, и, видимо, было в моём взгляде что-то, удивившее Анью настолько, что она прекратила плакать.

– Не могу, – вот и всё, что я сумел произнести, покидая её палатку.

Однако, описывая вам своё противостояние с Аньей, я отвлёкся от событий, происходивших в нашем лагере. Вайрис упивался обидой ровно два дня, затем не выдержал и вновь стал упрашивать меня позволить ему понаблюдать за процессом. Разумеется, я отказывал, но избавиться от его общества не мог – ведь в обязанности вампира входило приводить мою пленницу в порядок и кормить её. Я проводил с Аньей лишь несколько часов в день, как и с любым другим пленником, стараясь не вызвать подозрений. Вайрис же мог посещать эльфийку когда и сколько ему вздумается. Он не расспрашивал меня ни о девушке, ни о моих исследованиях, мне казалось, он хотел во всём разобраться сам. Оставалось лишь надеяться, что в своём любопытстве он не перейдёт границ дозволенного.

Вовсе отказаться от услуг помощника я не мог, опять-таки опасаясь вызвать подозрения. Словами не передать, как меня выматывала необходимость сохранять авторитет. В последние годы мне это удавалось без труда, но сейчас всё могло рухнуть в один миг из-за малейшей оплошности.

Возвращаюсь к событиям последнего дня. Когда я, смятённый, вышел от Аньи, вокруг царило непривычное оживление. Как оказалось, вернулся последний ожидаемый нами отряд с пленниками, и слуги уже начали сворачивать лагерь.

Меня удивило, что Вайрис меня не предупредил. В таких случаях я разрешал ему прерывать экзекуцию. Более того, он обязан был её прервать. Однако, не сделал этого. Вокруг сновали орки и люди, нагружавшие повозки под контролем некромантов, и перегонявшие пленников. Но своего помощника я нигде поблизости не видел.

Я отдал необходимые распоряжения обслуге касательно моих вещей и занялся поисками Вайриса. Вампира я обнаружил вместе с Сольвером.

– Уже освободился, Меркопт? – с улыбкой обратился ко мне Вайрис.

– Как видишь. Ты должен был зайти и предупредить меня о сборах.

Вампир с издевательской улыбкой развёл руками.

– Эти четыре дня ты так упорно запрещал мне нарушать твоё уединение с эльфийкой, что я решил не сердить тебя, отвлекая из-за такой мелочи от важных исследований. К тому же, – Вайрис одёрнул манжеты на рукавах. – Сольвер предоставил мне собственных пленников и предложил стать его ассистентом. Знаешь, я счёл это более заманчивым, чем выносить помои за твоей эльфийкой.

Я перевёл взгляд на Сольвера, но по его лицу сложно было понять, о чём он думает. Казалось, происходящее его забавляло.

– Удачи, Сольвер, – сдержанно произнёс я. – Надеюсь, он тебя не разочарует.

Отвечать вампиру я счёл ниже своего достоинства.

В душе я ликовал: Вайрис сам избавил меня от своего присутствия. Теперь мне не придётся юлить и избегать собственного помощника. Тогда я так обрадовался, что не придал особого значения нашему короткому разговору. Хотя, вспоминая о нём теперь, я нахожу, что Вайрис вёл себя чересчур вызывающе, даже для своей природной склонности к острословию. Он хотел спровоцировать меня. Зачем? Возможно, желал продемонстрировать, что теперь он под защитой Сольвера. Ведь, по сути, я должен был пресечь столь бестактное поведение вампира. Тогда бы Сольвер вступился за него, как и планировал Вайрис.

Тогда я так радовался, ведь скрывать разлад в душе от окружающих теперь будет намного проще. Но совсем не подумал, что без помощи Вайриса мне придётся гораздо чаще общаться с пленницей, привнёсшей хаос в мой холодный разум.

Содержимое обеих моих палаток теперь находилось в одной повозке. И передо мной встал вопрос – куда поместить Анью? Разумнее всего было бы заставить идти её следом за обозом, скованной с другими пленниками. Так поступало большинство некромантов, ведь такое путешествие – действенная душевная пытка. Жертвы, вместе попавшие в плен, видят, как мало их осталось, а выжившие изранены физически и сломлены духовно. Страшное испытание, которое мало кто выдерживает. Если рассуждать здраво – идеальный для меня вариант – я мог безболезненно и без подозрений избавиться от общества Аньи и вернуться к привычной жизни. Но я представлял, как Анья бредёт в веренице других пленников, согнувшаяся под тяжестью цепей, как она смотрит в погасшие глаза собратьев, видя в них безумие и смерть, и меня охватывал ужас. А в памяти огнём отдавались её слова: «Меркопт… Убей меня, пожалуйста».

И я принял решение: на время путешествия поселил Анью в своей повозке. Я знал, мне будет тяжело, но поставил её жизнь выше своего покоя. Совершенно несвойственный мне поступок, но вы уже должны были понять, в каком смятении я находился. Я не думал о том, как мои решения отразятся на будущем, и запрещал себе думать об этом.

И вот, наш большой отряд тронулся. Моим фургоном правил слуга по имени Койн – ничем не примечательный фалиец, вечно смотрящий под ноги и сжимающийся от страха при приближении любого некроманта. Он управлял моей повозкой при походе в Мёртвую пустыню, поэтому я запомнил его. Теперь я изучал его куда более пристально. Койн будет рядом со мной и Аньей всю дорогу, кто знает, что ему удастся услышать?

Побоится ли он донести другим, узнав нечто, порочащее меня? Вот что меня волновало. Поэтому я не вошёл в фургон, а уселся на козлы рядом с насмерть перепугавшимся Койном.

Какое-то время я молча наблюдал за его реакцией, раздумывая, что делать дальше. Проще всего было бы лишить Койна слуха – в Фальции считается в порядке вещей калечить слуг ради сохранения тайн. Это никого бы не удивило, но привлекло внимание – что такое я желал скрыть? Поэтому я должен был найти другой выход. Убедившись, что нас никто не слышит, я заговорил со слугой:

– Тебя зовут Койн, верно?

Мужчина вздрогнул и судорожно закивал:

– Верно, господин.

– Койн, ты видел мою пленницу?

– Да, господин.

– Хочешь оказаться на её месте?

Койн открыл рот и закрыл, прохрипев что-то нечленораздельное, и сжался ещё сильнее, хоть это и казалось невозможным.

– Койн, находясь так близко ко мне и моей пленнице, ты случайно можешь услышать нечто, не предназначенное для твоих ушей. Если в отряде обо мне поползут нелицеприятные слухи, виновником я буду считать тебя. В твоих интересах позаботиться, чтобы подобных недоразумений не возникло.

С этими словами я забрался внутрь повозки.

Изнутри фургон освещался развешенными по углам магическими кристаллами. Мне нравился их мертвенно-голубой свет, но Анью я хотел видеть при живом пламени. Поэтому в дополнение к кристаллам я зажёг обыкновенную свечу. Эльфийка сидела в углу на сундуке, связанная по рукам и ногам. Когда я приблизился освободить её, она даже не вздрогнула. И это наполнило радостью моё сердце.

– Ты больше не боишься меня?

– Боюсь, – немного замешкавшись, она добавила. – Но не так, как раньше.

Я возился с путами, впервые после нашей встречи прикасаясь к её коже. Анья не дрожала и не сопротивлялась, как тогда. Спокойно склонялась и поворачивалась, чтобы мне легче было её развязать. Я запоздало подумал о том, что она за часы ожидания могла бы найти какое-либо оружие и сейчас пустить его в ход, но эта мысль показалась мне нелепой. Я словно знал – Анья так никогда не поступит.

Наконец, я закончил. Анья размяла затёкшие руки, растёрла ноги и улыбнулась мне. Я мечтал увидеть на её губах улыбку, но теперь сбывшаяся мечта вызвала прилив крови к лицу.

– Не вижу смысла в таких предосторожностях, – я кивнул на валявшиеся на полу верёвки. – Вокруг слишком много фалийцев, чтобы ты могла сбежать.

Анья кивнула.

– Спасибо. Без них намного лучше.

– Нам предстоит проделать долгий путь в этом фургоне, – продолжал я. – Постарайся не делать глупостей, о которых потом придётся пожалеть.

– Не буду, – и я почему-то безоговорочно поверил в её честность. – Оказывается, у тебя красивый голос. Раньше я этого не замечала.

Я потерял дар речи, не зная, что и сказать на это. Золотистые глаза Аньи приковали мой взгляд.

– Меркопт.

– Да?

– Ты не хочешь убивать меня?

– Не хочу.

– Почему?

– Не знаю. Я пытался, но не смог. Не решился.

Анья опустила глаза.

– Но это значит, ты опять будешь пытать меня? Снова и снова?

– Нет. Я больше не хочу этого делать.

Она улыбнулась, и лицо её излучало умиротворение, которое передавалось и мне.

– Я рада. Ты вовсе не такое чудовище, каким хочешь казаться.

Я тяжело вздохнул.

– Мне бы хотелось всего лишь казаться чудовищем, но ты ошибаешься, Анья. Я ужаснее, чем ты можешь себе представить. Я убивал и мучил с детства. Я наслаждался этим!

– Но ты нашёл в себе силы остановиться.

– Нет. Будь на твоём месте кто-то другой, я бы оставался прежним.

Она замолчала. Надолго. Я испугался. Вдруг я слишком упорно настаивал на своей порочности и убедил Анью, что недостоин её сострадания? Но Анья заговорила вновь, ещё радостнее и увереннее, чем прежде:

– Значит, само провидение послало меня сюда, чтобы я привела твою заблудшую душу к Свету.

Она говорила с верой и искренностью ребёнка. Как бы мне хотелось, чтобы в её словах была хотя бы доля правды!

– Боюсь, я тебя разочарую, – прошептал я.

Анья прикоснулась к моей щеке, и у меня перехватило дыхание.

– Шрам… Ты так и не избавился от него. Я сожалею, что поранила тебя. Позволь мне исцелить твою рану.

– Нет, – она убрала было руку, но я успел перехватить её своей, не желая лишаться волшебного ощущения её прикосновения. – Я ни в чём тебя не виню. Ты поступила правильно.

– Тогда почему ты не хочешь, чтобы я избавила тебя от шрама?

– Когда я чувствую боль от него, думаю о нём, вижу его в отражении, я вспоминаю тебя.

Анья смутилась и высвободила руку из моих пальцев.

– Ты говорил, он напоминает о твоей слабости.

– Верно.

Какое-то время мы молча сидели рядом. Тишину нарушали скрип колёс, ржание лошадей и отдалённые разговоры.

– Раз уж мы заговорили о том случае, – произнёс я, – сожалею, что отобрал твоё кольцо. Вот, возьми.

Анья загадочно улыбнулась, глядя на протянутое колечко, и лишь покачала головой.

– Оставь его себе. Лучше думай обо мне, рассматривая колечко, а не страшный шрам.

– Это фамильная реликвия? Или подарок близкого человека? Если так, то я не могу принять столь ценную для тебя вещь.

Анья покраснела.

– В нём нет ничего особенного. Такие кольца носят все девушки Онрилл-Этила во время… девичества. Их снимают, когда становятся взрослыми. То есть… выходят замуж.

Меня это настолько смутило, что я даже не нашёлся, как ответить. Просто молча спрятал кольцо обратно в карман. Анья, не поднимая глаз, теребила подол платья. Я заметил, что свеча почти догорела, и воспользовался неловкой паузой, чтобы заменить её на новую.

– А куда мы едем? – спросила Анья.

– В Фальцию. В Тёмную Цитадель.

Эльфийка поникла.

– Я слышала, там никогда не видно солнца. Это правда?

– Да.

– Ужасно. Как вы живёте без солнечного света?

– Когда ты не знаешь о существовании чего-либо, привычный порядок вещей кажется единственно верным. Большинство фалийцев умирают, так и не увидев чистого неба за свою жизнь.

– Как жестоко.

– Вовсе нет. Они ведь не знают иного неба. Для них такая жизнь естественна.

– Это ещё хуже. Они рождаются во Тьме, они даже не знают о существовании Света. Им неизвестно о самой возможности выбора!

Я понимал, что говорит она не только о небе.

– Фалийцы сами выбрали такой путь. Они всегда выбирают Тьму.

– Каждый из них?

Анья смотрела на меня с вызовом. А я невольно вспоминал своевольных детей, не пожелавших принять фалийские порядки и превращённых в Рыцарей Смерти.

– Большинство. Но они и определяют будущее.

Опечаленная Анья покачала головой, но дальше спорить не стала. Вместо этого она спросила:

– Что теперь будет со мной?

Каждый раз я гнал от себя мысли о будущем Аньи. Но теперь этот страшный вопрос задала она. Будь всё, как раньше, она бы в конце концов умерла, не выдержав ежедневных пыток. Но теперь… Даже, если я довезу её до Тёмной Цитадели, что делать дальше? Я не смогу прятать её вечно и защитить тоже не смогу. Это приводило меня в ужас.

– Я не знаю.

Анья долго и пристально смотрела на меня. Поняла ли она, какие мысли меня тревожили? Возможно. По крайней мере, настаивать на более определённом ответе она не стала.

– Сегодня меня наконец-то вывели на воздух, – заговорила Анья. – А я даже не поняла, день снаружи или ночь.

– Сейчас ночь. Ехать мы будем ночью, а днём останавливаться на привал.

– Понятно, – она окинула взглядом загромождённое пространство. – Где мне спать?

– Сейчас переложу вещи, и места будет достаточно.

Я расчистил для Аньи угол, сдвинув в сторону сундуки и тюки. Она заулыбалась, когда я постелил для неё матрас и дал одеяло.

– Кажется, я уже вечность не спала в нормальной постели.

– Это меньшее, что я могу для тебя сделать.

Себе в другом углу я соорудил подобие постели из запасной одежды. Я не стал говорить Анье, что отдал ей свой матрас и одеяло. Она, столь прекрасная и чистая душа, вынуждена была жить в нечеловеческих условиях, а в последние четыре дня ещё и по моей вине. Она так сильно обрадовалась столь обыденной вещи, как постель… Меня жёг стыд, за то, что этой святой душе было отказано в элементарных удобствах.

Утром я проснулся в приподнятом настроении. Хоть неизвестность и пугала, Анья говорила со мной и улыбалась, а я наслаждался новым для меня ощущением счастья. Но радость была недолгой. Когда я пошёл за едой для себя и Аньи, то столкнулся с Сольвером, и у нас состоялся разговор.

– Знаешь, Вайрис беспокоится о тебе.

– Вот как? На него не похоже.

Сольвер изучал меня проницательным взглядом. Я же старался вести себя непринуждённо. И, хотя за годы службы в Тёмной Цитадели это вошло в привычку, сердце у меня стучало, как никогда.

– Он расстроен, Меркопт, он не понимает, что с тобой происходит. Признаться, я не особо прислушивался к его жалобам, но кое-какие странности вызвало беспокойство и у меня. Я знаю тебя как человека, не склонного менять привычки. Но новой пленнице ты уделяешь поразительно мало времени. А сегодня ночью я и вовсе не заметил магических колебаний в твоём фургоне. Я мог бы предположить, что твоя долгожданная игрушка чрезвычайно скучна, но тогда ты отправил бы её к другим пленникам, а не оставлял при себе. Всё ли в порядке, Меркопт?

Я ухмыльнулся как можно циничнее.

– Мне за сорок четыре года впервые в руки попала солнечная эльфийка, а ты хочешь, чтобы я убил её за неделю? Поменьше слушай Вайриса, он раздосадован, я понимаю, но столь редкой добычей я хочу насладиться сам.

Во взгляде Сольвера промелькнуло разочарование. Хотя, возможно, мне просто хотелось в это верить.

– Разумно. На твоём месте, я бы вообще не приближал к себе вампира. Безнравственные и злопамятные твари. Будь осторожнее, Меркопт. Странности ведут к подозрениям.

Сольвер не предупреждал меня. Он угрожал. Я уже вызвал у него интерес странным поведением, и он захотел проверить свои подозрения, поговорив со мной. И переманил моего помощника по той же причине. Теперь, думаю, он решил, что Вайрис воспользовался его подозрительностью для собственной выгоды. Вампир и личных пленников получил, и меня выставил не лучшим образом. Наверное, именно это и задело Сольвера. Я предположил, что Вайрис у него на службе не задержится.

За этими размышлениями я прятался от куда более важной проблемы: как мне поступить с Аньей? Теперь Сольвер, рассерженный Вайрисом, станет наблюдать за мной куда пристальнее. Лишь бы доказать, что он не орудие в руках мстительного вампира и действительно имел основания для подозрений.

Погружённый в тяжёлые раздумья, я вернулся к Анье. Она сразу заметила, в каком я состоянии, и встревожилась:

– Что случилось?

Я не мог ей лгать и не хотел снова видеть в её прекрасных глазах страх. Но успокоить её мне было нечем.

– Не будем говорить об этом.

– Меркопт…

– Я сказал – нет! Вот, держи. Ешь и не думай ни о чём.

Анья молча взяла миску с пресной кашей. Я сел напротив, механически поглощая завтрак. Как мне отвести подозрения, не заставляя Анью страдать?

В голову ничего не приходило.

– Они что-то заподозрили? – спросила эльфийка.

Я вздохнул.

– Да.

– Тебе могут причинить вред?

– Анья, я не…

– Ответь мне, Меркопт. Пожалуйста.

– Да. Могут.

Анья задумалась, сосредоточенно наморщив лоб. Затем решительно посмотрела мне в глаза и сказала:

– Не бойся причинить мне боль. Я вытерплю.

Я оторопел. А она продолжала, словно боясь, что решимость оставит её.

– Некроманты ведь чувствуют твою магию. Они знают, когда ты пытаешь меня, а когда нет. Поэтому не сомневайся, Меркопт. Я вытерплю.

– Нет, Анья. Я не могу. Я не хочу тебя мучить.

– Твоё сострадание согревает мне сердце. Оно придаёт мне силы. Я знаю, тебе трудно, как и мне, но мы всё преодолеем, – голос её дрогнул. – Пожалуйста, Меркопт. Не заставляй меня просить о таком.

Она поставила на пол пустую миску и закрыла глаза.

– Всё хорошо. Сделай это.

Если бы только я мог придумать решение получше! Страх за её жизнь и за мою лишал меня ясности мысли. И всё же… Теперь, когда Анья добровольно шла на пытки, мне ещё сложнее было поднять на неё руку.

Скрепя сердце, я вонзил нити магии в нервы эльфийки. Анья распахнула глаза, и боль, отразившаяся в её расширившихся зрачках, заставила меня дрогнуть.

– Анья, я не буду лишать тебя голоса. Как только ты закричишь – я остановлюсь.

Она до крови прикусила губу. А в контролируемые мной потоки хлынула энергия, десятикратно превышающая средний показатель. Такое я видел всего два раза за жизнь: когда некромант занимался самобичеванием, и когда я мучил одного фалийца, как мне казалось, безумного. Только сейчас я понял, что такой поток чистой энергии даёт добровольное самопожертвование. Но я почти не почувствовал радости от своего открытия, ведь от моей магии страдала Анья.