
Полная версия
Глинтвейн
– Да, «восемнадцать плюс», конечно, не случилось, но было слегка «шестьдесят минус», действия были, прямо скажем, травмирующими для потрепанной годами армейской службы нервной системы Павла Петровича.
– Эмоциональных качелей для сегодняшнего утра достаточно, Константин Александрович, – Тим перешел на деловой тон.
– Вот это я понимаю, узнаю наконец-то прежнего Тимофея-переговорщика, так держать.
– Хорошо, кстати, раз уж ты затронул тему возрастных ограничений, я вот о чем подумал. Непонятно зачем у нас расплодили столько барьеров для медиаконтента. Раньше были ограничения: если сиськи показывают, «детям до 16 лет вход воспрещен» и все. А сейчас у нас, начиная от 0 и до 18 лет, есть градация 0+, 6+, 12+ и так далее, не совсем понимаю, зачем это.
– Да, есть, пожалуй, логика в твоих рассуждениях, – в ожидании счета Костя задумался, – тут что интересно: вот представь, мы родились такие на свет и сразу попадаем в зону 0+, хотя еще вообще не способны ничего воспринимать и видеть толком, вполне понятно, что есть темы запретные для детей, чтобы им раньше времени крышу не сорвало от знаний о реальном мире, их держат в скорлупе неведения, и в течение жизни человек несколько раз из одной скорлупы в другую проклевывается, до тех пор, пока не проклюнется в последнюю скорлупу, за которой нас держат совсем взрослые, и охраняют ее очень хорошо… то, что увидел, не развидеть, умерев, не оживешь… скорлупу не соберешь.
– Глубоко завернул, наверное, эти скорлупы имеют еще и другую функцию, помимо защиты от лишних знаний для несформированного члена общества, есть еще, например, фильтр насилия, чтобы человек раньше времени не видел много жестокости, крови, извращений и других побочных продуктов нашего высокоразвитого общества.
– Насчёт извращений все очень размыто, тут для каждого времени, места… – Костя срезал разговор, заметив, как приближается официант со сдачей. – Давай собираться, вон и солнышко уже вышло, еще чуть-чуть – и наше утреннее опоздание нельзя будет объяснить внезапным снегопадом.
Коллеги забрали счет и вышли на прохладный, хоть и с примесью выхлопных газов, воздух. Основная масса людей уже разбрелась по рабочим местам, и последние пятьсот метров до работы были преодолены гораздо комфортнее, нежели все остальное, что было утром до встречи с Костей. Колонны у входа в ЛИТМЕТКОР становились все величественнее и выше, они надвигались на входящих, по мере продвижения их высота и размер создавали удивительный параллакс-эффект, казалось, что верхняя часть колонн, визуально сужавшихся вверху, двигается, в то время как их основания остаются неподвижными. Тим, по привычке задрал голову для наблюдения за эффектом и остановился, ему вдруг показалось, будто на капители, верхней части одной из колонн, нарушена геометрия рисунка, что-то переливалось, искажая линии.
– Смотри, Костя, мне кажется или там что-то не так? – Тим указал пальцем наверх.
– Может, тебе еще из серебряной фляжки для фокусировки? – пошутил коммуникатор, посмотрев наверх и ничего не увидев.
– Ладно, пойдем, – Тим зажмурился в попытке прогнать оставшихся хмельных демонов, потом открыл глаза и решительно последовал внутрь.
Внутри Костя и Тимофей понимающе кивнули друг другу головами в знак пожелания удачи в предстоящем дне, после чего каждый пошел к своему лифту, на ходу быстро превращаясь из друзей в сотрудников.
Улыбаясь и громко здороваясь с коллегами, Тимофей поднялся на 5 этаж, подошел к своему кабинету, выдохнул и, решительно открыв дверь, с улыбкой застыл в проёме.
В кабинете пахло тональным кремом, мазью от синяков и возмущением.
Наклонившись над сидящим в офисном кресле Ввухом, стояла Ксюха и колдовала над припухшим за сутки глазом.
– Доброго утра, коллеги, – не подавая виду, что ему неловко, заявил Тимофей.
Ксения бросила на него загадочный взгляд с искорками озорства, одновременно выражающий напускную рассерженность и готовность прыснуть от смеха.
– И вам того же, Тимофей Николаевич, – скупо сказала она, – у вас, я смотрю, в привычку уже вошло по четвергам приключения устраивать, как же так, поосторожнее надо двери открывать. И вы, Петр Павлович, зная повадки вашего резвого коллеги, будьте осторожны, пожалуйста.
Разобиженный Ввух что-то многозначительно прокряхтел и продолжил одним здоровым глазом косить на декольте выполнявшей роль медсестры и гримера Ксюхи.
– Право дело, уважаемый Павел Петрович, мне очень жаль, что так вчера вышло, – изобразил покаяние Тим, впрочем, учитывая его состояние, изображать почти не пришлось, было действительно неловко.
– Устроили вы мне, молодой человек, на старости лет. – Судя по тону, обижался Ввух несильно и, возможно, даже немного осознавал, что отчасти стал жертвой собственного любопытства, да и вид, который в настоящее время открывался перед его глазами, совершенно не располагал к разговорам о вчерашнем дне.
– Петр Павлович, ну вы как – обрадовали вчера супругу известием о предстоящем празднике? – Тим решил перевести разговор с неудобной темы, однако Ввух от вопроса слегка вздрогнул. Наверное, он не ожидал, что в его голове произойдет резкий переход от уверенной «трёшки» Ксюхи к бигудям супруги. Ему стало страшно от мысли, что его сейчас могла увидеть благоверная Капитолина в столь непристойном мыслесостоянии. В этом чувстве был элемент иррационального, но таковы люди. Будь то взрослеющий подросток, который заперся в туалете для просмотра порно с вполне понятной в его возрасте целью, или отставной полковник, лицезреющий манящие формы под удачным предлогом подбитого глаза. Пожалуй, подсознательно в моменты, когда Ксюха, зачерпнув немного тонального крема, в очередной раз наклонялась над его немного запрокинутым лицом, Ввух испытывал некое подобие благодарности Тимофею за вчерашний синяк. В своем воображении он представлялся себе героем, получившим ранение во время боевых действий, и теперь заслуженно пожинал лавры. В его мечтах Ксюха в черном пеньюаре и узких кружевных трусихах, с небрежно накинутым поверх белоснежным халатом, присев к нему на колени, ласково поглаживала его седину и дула на больное место своим пухленьким ротиком, сделав губы трубочкой. Таким образом, раздражение, с которым ответил Тимофею Ввух, было продиктовано скорее раздражением от потерянного образа, чем от расстройства после вчерашней досадной ситуации, и, уж конечно, неприятен Ввуху в данный момент был вопрос о супруге.
– Ну, Тимофей, повторюсь: конечно, ты расстроил меня, такой позор с фингалом под глазом, у меня весь военной городок, где я живу, теперь думает, что я опять запил и поэтому с фонарем домой пришел, хорошо, вот Ксюша, спасительница моя, хоть сегодня незаметно будет этого. Что до супруги, то она рада, конечно, что тут скажешь, не каждый день удается так удачно, это самое, так сказать, – Ввух замялся не в силах подобрать удачное завершение обвинительной речи.
– Петр Павлович, ну перестаньте крутить головой, дайте я уже завершу начатое, – пришла на спасение Солоха.
– Все, умолкаю, Ксюш, умолкаю, – Ввух замолчал и вновь сфокусировал взгляд на ее декольте.
– Э, ну что ж тут поделаешь, надо и мне немного поработать, а то пятница на дворе, а дел еще уйма, еще раз простите, что так получилось, – сказал Тимофей, а в мессенджере «Телеграм» написал Ксюхе вопрос:
– Долго ты еще с ним?
Телефон Ксюхи стоял, как обычно, без звука, но она обратила внимание на всплывающее сообщение. Телефон лежал на подоконнике, и Ввух не видел, что написал Тимофей.
Ксюха, увидев сообщение, глазами сделала жест, что ответит позже, и Тимофей в ожидании принялся разгребать рабочую и личную почты, за сутки спама насыпалось порядочно, впрочем, были и интересные темы. Например, рекомендация от хорошего товарища Тимофея, который увлекался чтением книг о саморазвитии, мироустройстве, духовном поиске и способах сохранения и преумножения здоровья…
Речь шла о китайской зарядке «бадуаньцзинь». Прочитав название, Тимофею стало немного смешно оттого, что слово «бадуаньцзинь» напомнило ему что-то похожее на слово «бодун» в сочетании со звуком стеклянных рюмок «цзинь». В переводе с китайского языка «бадуаньцзинь» значит «восемь кусков парчи». Это наименование различных вариантов упражнений, способствующих «вскармливанию жизни», то есть «бадуаньцзинь» был создан не только для улучшения и поддержания здоровья, но и для продления жизни.
– Вон оно чего, – пробормотал он под нос, – надо попробовать, конечно.
Мысли о здоровом образе жизни довольно часто посещали Тимофея, и ему были интересны различные практики оздоровления и очищения организма.
Собственно, стремление к ЗОЖ просыпалось у него после каждого русского «бодунцзиня», да простят нам вольность применения термина друзья из Поднебесной. Не всегда, конечно, заморские практики приносили положительный результат. Например, еще свежи были воспоминания Тимофея об экспериментах с индийской процедурой «Шанк-Пракшалана», после которой в течение трех дней он не мог избавиться от дикого неконтролируемого поноса, что заставило его составить карту всех туалетов на пути из дома до работы. Теперь же его интересовали модные омолаживающие капельницы, очищающие печень, но пока дальше консультации с медиками в здравпункте дело не шло.
– Ну, вот теперь вы как новенький, Петр Павлович, – Ксюша сделала еще пару мазков на лице Ввуха, как художник отходя на расстояние и оценивая мазки, – дело сделано, пора и мне на пост, а то все новости мимо меня пройдут, а вы тут, пожалуйста, без меня не ссорьтесь, на носу Новый год.
Слегка опечаленный завершением процедуры разомлевший полковник проводил Ксюшу до двери и в джентльменском поклоне напоследок не упустил возможности еще раз взглянуть на упругую «трешку».
Дверь закрылась.
– Эх, вот кому-то только и приходится мечтать о таких формах, а у тебя, Тимофей, все в руках, вон как она смотрит, столько ты теряешь, у-у-у-ух.
Сжав кулаки, Ввух и затряс ими, как бы демонстрируя, на что бы он был способен, если бы мог покуситься, но, как он это часто многозначительно, с чрезвычайно умным видом повторял, «сускакетемпорибус», что в переводе с латыни означало «всему свое время».
– Тут уж, как вы говорите, Петр Павлович, – «сускакетемпорибус».
– Во-от, – Ввух поднял палец вверх и еще раз повторил тише: – Во-от, – после чего подошел к окну и, оперевшись руками на подоконник, застыл в образе римского стоика.
В это время боковым зрением Тимофей заметил, как засветился экран его телефона, строчила Ксюша.
– Ну что, переговорщик?)
– Что, гримерша?
– Спасибо бы сказал, благодаря мне и моим деточкам, – так она называла свою «трёшку», – Ввух остыл и не стал никому жаловаться на вчерашнее.
– Вот за это искреннее спасибо тебе и твоим деточкам, бью челом поклон в пол.
– Ладно, оставь сарказм, мне уже Родик звонил, говорит, хочет сегодня со мной поужинать, вы с ним, говорит, вчера встречались, договаривались еще о чем-то.
– Хорошо, – Тим в упор не помнил ни о каких встречах с Родиком, ни о чем они там договаривались.
– Чего не сделаешь для селфи с самим Филом.
– Ну, ты будь осторожна с этим Родиком, мне кажется, он тот еще извращенец.
– Ты бы вчера так волновался, когда меня этой Годзилле сосватал да еще три бутылки вина у меня забрал.
– Три бутылки??? Да уж, не надо было, тут согласен… – удивился Тимофей.
– Вот и да уж, забрали и ушли со словами «идем на снижение», даешь полосу…
– Понижение, а не снижение, – поправил Тим.
– Да не все ли равно куда, вы же один хрен этим не удовлетворились, братья-пилоты…
– В смысле, ты о чем?!!
– Да о том, что вы уже в районе 9 часов забурились к Семёну с требованием дозаправки для взлета, так как от резкого понижения у вас, видите ли, сознание теряется, вы что, забыли, идиоты, что он завязал?
– Твою мать, и что… нашли мы у него топливо?
– Конечно, нашли, Семён же завязал, а сейчас время такое, предновогоднее, можно сказать, пакетоносцы со всех регионов съезжаются, дарят подарки.
– Тогда понятно, почему я ничего не помню…
– В смысле, не помнишь? С какого момента?
– Ну, я даже не помню, как Ввуху освещение под глазом установил.
– Вот ты человек, Лодкин, был бы рядом – получил бы ты сам сейчас освещение от меня. – По фамилии она называла Тимофея, когда гневалась по-серьезному.
– Ксюш, давай только без угроз, если помнишь, ты мне вчера в «Торчме» сама несколько раз предлагала выпить, и в итоге пришлось пятьдесят «клюквы» все-таки влить, чтоб ты успокоилась.
– ой, ну все, не беси меня, Лодкин, короче, будь на связи, сегодня напишу тебе о результатах ужина с Родиком.
– ок, на связи, не злись, удачи тебе сегодня, и прими душ перед встречей…
– пошел на хер, шутник, – закончила Ксюха, добавив в конце смайлик со средним пальцем.
10
Вечер пятницы. Серое, запотевшее наполовину окно электрички испещрено высохшими следами от пыли зимних дождей. За ним соседняя колея железнодорожного полотна чертила свой путь, словно грифель простого карандаша на грязной бумаге подтаявшего снега. Электричка медленно приближалась к станции. Плотно стоящие в тамбуре люди засуетились, почувствовав торможение состава, и сначала по привычке повернулись на правую сторону, но на этот раз состав почему-то прибыл на другой путь, и люди, готовясь к выходу, почти одновременно развернулись на сто восемьдесят градусов.
Двери открылись, Тимофей решил постоять на платформе. Он вдыхал свежий областной воздух в ожидании, пока схлынет поток пассажиров, спешащих домой.
Объявили, что, ввиду проведения ремонтных работ, прибытие и отправление поездов его направления задерживается. Еще немного постояв, он услышал рядом разговор двух уборщиков платформы. По их версии, во время проведения реконструкции на путях ремонтная бригада по ошибке перерубила силовой кабель и обесточила половину направления. «Вот повезло, – подумал Тимофей Лодкин. – Успел добраться до затора, а мог бы стоять сейчас на полпути в веренице темных вагонов, ожидая подачи тока, и курил бы бамбук, так что не такая уж и плохая выдалась пятница».
Попытка убедить себя в «хорошести» пятницы была засчитана, и настроение немного улучшилось. Непросто было трезвым возвращаться домой на электричке. Пятница, поздний вечер, областная ж/д станция: это время и место принадлежало пьющим.
Его мысли споткнулись о пакетоносцев – таком интересном явлении, сформировавшемся неизвестно когда, но, возможно, что и в столь нелюбимых его соседом 90-х. Перед большими праздниками, коими у нас в стране считались традиционно и слегка дискриминационно Новый год и 8 марта, в ЛИТМЕТКОР устремлялись толпы людей с сувенирными пакетами, их поток нарастал постепенно и достигал пика в последний день перед праздником.
Пакетоносцы почти всегда имели характерное выражение лица, немного схожее с лицом официантов, надеющихся на щедрые чаевые. Те, кто помоложе, впервые оказавшись в здании, живо улыбаясь, носились по кабинетам и, словно актеры, дорвавшиеся до публики, восторженно рассказывали одаряемым о том, кто они и откуда. А те, кто постарше, ходили более серьезно и основательно, не подавая вида, что осознают важность миссии, но только стоило им войти в кабинет, как их лица мастерски преображались, возникала искусно подделанная радость от встречи, радушие, со стороны это было похоже на встречу двух близких друзей, хотя на самом деле люди были совершенно чужие друг другу и каждый из них просто соблюдал правила обряда подношения и получения даров. Принятие дара для пакетоносца означало надежду на благосклонность одаряемого в решении деловых вопросов, хотя на самом деле для опытных одаряемых никакие подарки не могли послужить поводом для отклонений от инструкции, по крайней мере, так он думали…
Платформа опустела – за исключением нескольких бомжей, которые притаились на дальней лавочке, куда обычно не доходил патруль линейного отдела полиции. Мысль о курении бамбука напомнила Тимофею о табачной лавке поблизости, в которую он иногда заходил, чтобы пообщаться с продавцом Игорем. Познакомился он с ним, еще когда курил. Как-то зимним солнечным утром, в очередной раз сломавшись после недели без сигарет, по пути в парикмахерскую он зашел в эту лавку и попросил продать поштучно сигарету.
Надежды на это было мало, но продавец за прилавком, плотный человек чуть выше среднего, в коричневом свитере толстой вязки, с высоким горлом под подбородок, улыбнувшись круглым, но умным лицом, с пониманием сказал:
– Ну, держи, раз не смог побороть демона на этот раз.
– Как догадались?
– Да как, хозяин наш не дремлет и все видит, играет с нами, – продавец посмотрел чуть наверх через окна лавки и окинул взглядом голые кроны берез.
– В смысле, хозяин? О чем вы? – спросил Тим, проследив за движением глаз продавца, эта странность сразу заинтересовала, а ему нравилось общаться с немного странными людьми, и этот продавец обещал быть из их числа.
– Ну ты что, не знал? У каждого из нас есть хозяин, которому мы подчиняемся неосознанно. Посмотри ролики «Стренжера» на «Ютубе».
Тимофей улыбнулся. Многие люди, чья работа была связана с ожиданием или дежурствами, разбавляли скучное течение жизни, паузы между действиями просмотром чего-нибудь на мобильных устройствах или онлайн-играми. Таксисты постарше в ожидании пассажиров смотрели отечественные сериалы типа «Ментовские войны 10», те, кто помоложе, подсаживались на иностранные в переводе «Лостфильма». Эти явления напоминали Тимофею пиявок, которые высасывали из людей не кровь, а время их жизни. Был у них, конечно, и лечебный эффект, немного что-нибудь посмотреть и отдохнуть от реальности бывало полезным, но, когда время за просмотром занимало в сутках больше, чем время осознанного существования, это было похоже на жизнь в мире сестер Вачовски. Только люди были подключены не через провода, а по беспроводной связи, через дисплей безвозвратно отдавали свою жизнь миру чужих иллюзий. Или вот, например, продавцы, тут было более интересная градация – во многом контент, который они впитывали, зависел оттого, что они продают. Перед Тимофеем был интереснейший представитель этой профессии, продавец табака, исследователь метафизических глубин сознания, в том числе путем просмотра эзотерических материалов, предлагаемых мировой сетью в перерывах между общением с покупателями.
– Ну, хозяин не хозяин, но вы правы, бывает иногда ощущение, будто не руководишь собственными поступками, вот как, например, с вредными привычками, – Тим покрутил в руках сигарету и, показав на нее продавцу, добавил: – Вот, например, чем не хозяин мне сегодня эта палочка всевластия.
– Тут немного другое, – смакуя слова, произнес продавец с видом учителя, готового открыть миру новое знание, – ты вот замечал, что во время каких-то изменений в жизни до или после происходят пусть и мелкие события, но странным образом связанные.
– А может быть, в это время человек, находясь в стрессовой ситуации, по-другому оценивает реальность и пытается найти знаки, или эти явления есть всегда, безотносительно к восприятию человека, а он на них глаза открывает, только когда под стрессом находится, в пограничной ситуации, – парировал Тим.
– То есть вы, молодой человек, сторонник теории, что шизофреники видят реальную изнанку мира, а не сходят с ума в смысле поломки мозга? Ну да, пожалуй, тут без теории Бехтеревой не обойтись, она же незадолго до смерти много писала о том, что мозг не настолько сложен, чтобы вместить в себя все, что с нами происходит и что по структуре он похож более на совершенный приёмно-передающий аппарат, нежели на генератор мыслей, – подметил продавец, – и да, в этой плоскости выходит, что шизофреники не выдумывают галлюцинации, а видят их реально по причине поломки приемника.
– На этой теории достаточно успешно спекулирует добрая половина заморских фильмов: от психологических триллеров до ужасов, – подметил Тим.
– Тем не менее опровергнуть это полностью невозможно.
– Сдаюсь, невозможно, в этом вы правы.
– Слушай, давай на ты? – протянул продавец руку. – Меня Игорь зовут.
Так они и познакомились, и уже почти год по пятницам или понедельникам Тим иногда заходил к Игорю перекинуться словом-другим, переключиться с работы, попрактиковаться в софистике, прежде чем пойти в общежитие. Стоило отметить, что ум Игоря, закаленный долгими морскими странствиями на торговом судне, был чрезвычайно расположен к подобным размышлениям и тоже испытывал потребность в тренировке после схода на берег.
– Привет, – зайдя в лавку, произнес Тим, – ну как торговля хозяевами?
– И тебе привет, труженик офисного кресла, – весело заявил Игорь, торговля что надо, вечер пятницы вступает в свои права, вурдалаки готовятся к шабашу и закупают лучший товар.
– Что верно, то верно, шагу не ступить, каждую неделю такой зомби-апокалипсис, – подтвердил Тим, – хотя, честно говоря, вчера и я бы неплохо смотрелся на их фоне. Что новенького, Игорь, говорят об устройстве вселенной в красной кнопке?
– Да все по-старенькому, сидим под куполом, зараженное племя, между твердью земли и неба. Есть у меня мечта накопить денег и уехать в буддистский монастырь, здесь уже осточертело все, да вот доллар скакнул, и теперь мы все дружно сосем барбариски. Да и зарплату урезал хозяин лавки, – усмехнулся Игорь игре со словом «хозяин».
– Да уж, хозяин лавки, прямо скажем, весельчак, это надо было еще додуматься назвать табачную лавку «Альвеола», – подтвердил Тим.
– Хех, думаешь, что кто-то смотрит на название? – усмехнулся Игорь, – да если и смотрят, то половина, будь уверен, и не в курсе, что это такое. Воспринимают как имя девушки, скорее всего, или просто красивое слово из легенд Древней Греции.
Зашел покупатель, помялся у прилавка и заказал смородиновый «Бонд» с кнопкой. За ним сразу еще несколько человек.
В ожидании, пока Игорь освободится, Тимофей принялся разглядывать интерьер лавки. Стены были украшены зажигалками, фотографиями довольных курящих спортсменов и актеров, за стеклянным прилавком красовалась коллекция трубок и различных приспособлений для курения табака и закатывания сигарет, также кругом стояло множество различных статуэток – маленьких деревянных истуканов. Все это создавало уютную ауру средневековой аптеки или алхимической лаборатории. Так показалось Тимофею, хотя навряд ли в реальном средневековье могло быть место такому понятию, как уют. Уже начинало клонить в сон. Скоро домой. Было уже почти 10. И тут в кармане завибрировал телефон. Тимофей взглянул на него, и сон прошел моментально. На экране всплыло сообщение от Ксюхи:
«Тим, пипЕ-Е-ец, приезжай, пжста, по-моему, я убила Родика!!!»
11
Внутри у Тима похолодело, руки задрожали, не попрощавшись с Игорем, он вышел на улицу и набрал номер, в трубке послышались сопливые всхлипывания:
– Ти-им, Тимочка, что делать, что дела-а-ать, что дела-ать? – Ксения как ошалелая ныла сквозь зубы в трубку. – Он сначала захрипел, глаза выпучил, а теперь лежит и не дышит, по-моему.
– Тихо, тихо, ты где? Я возьму такси, сейчас приеду.
– Я хрен его знает, где-то в районе Новостаново у него дома. Ти-им, мне страшно, я, наверное, свалю по-тихому.
– Ты открыть дверь сможешь и уйти, не привлекая внимания?
– Блин, там консьержка была и камеры понатыканы, я не знаю, Ти-и-им.
– Сделай несколько глубоких вдохов.
– Тим, тут ключи в двери торчат.
– Так, одевайся, выходи на улицу и найди метро, давай там встретимся, я минут через, – он глянул на часы, – в 11 буду, в общем, бери себя в руки, выходи из дома, постарайся выглядеть естественно, зайди куда-нибудь, выпей что-нибудь, приеду – будем думать, что делать. Ты больше не звонила никому?
– Только тебе.
– Хорошо, делай, что я сказал, и жди, и больше не звони пока никому.
Тимофей через приложение на телефоне вызвал такси и стал ждать. Сзади, выйдя на улицу из лавки, его окликнул Игорь.
– Ты чего выбежал так резко, неужели опять зов офисных руководителей заработавшихся или чего поинтереснее?
– Чего поинтереснее, вот уж точно «хозяин» сегодня решил тоже оттянуться, – Тим уклонился от прямого ответа.
– Судя по изменениям в твоем лице, явно что-то не менее приятное, чем звонок начальника в пятницу вечером.
– Это точно, похоже, серьезную игру затеял хозяин одной моей подруги, надо ехать выручать, – Тим нервно переминался с ноги на ногу.
– Ну, давай-давай, будь осторожен, – загадочно, но серьезно произнес табачный эзотерик Игорь, – пятницы декабря – это, как говорят в рекламе, особые дни, в них может быть много крови.
Тим вздрогнул и посмотрел на Игоря, но старый морской волк, видимо, совершенно случайно попал в точку проблемы, сам того не осознавая.
– Заходи в лавку, погрейся, пока такси едет, а то так и будешь, что ли, тут стоять, в пяти метрах от «Альвеолы» мерзнуть?