Красный Вервольф 3

Саша Фишер, Рафаэль Дамиров

Красный Вервольф – 3

Саша Фишер

Рафаэль Дамиров

* * *

Глава 1

На платформе визги и крики. Рашер замешкался на секунду, будто раздумывая, тратить ли на меня патрон или нет. Черной дырой дуло угрожающе смотрит на меня. Сейчас доктор напоминал вырвавшегося из преисподней дьявола. Даже глаза горят нездоровым красным блеском. Самое время притвориться ветошью, но я не смог остановиться. Что-то гнало вперед, а перд глазами стояла падающая от ран Марта.

Я сорвал с головы кепку и швырнул ее в обезумевшего доктора. Бах! В ответ на мой нехитрый маневр прогремел выстрел, но я перекатом ушел в сторону.

Меня не зацепило, но судя по воплю, пуля засела в теле одного из зевак. В следующую секунду я распрямился, как сжатая пружина и очутился возле противника. Тот потерял меня из поля зрения, так как к нам уже спешил станционный патруль. На секунду все внимание изувера переключилось на них.

Он выставил в их сторону руку с пистолетом и захрипел:

– Не приближайтесь! Вы пожалеете!

Солдаты вскинули карабины, но стрелять не решились. Слишком много праздных гостей вокруг. Самое время подключаться мне.

Чувствую на себе взгляды десятков пар глаз. Черт! Захват руки, залом рычагом, делов-то. Но я на виду! Тюфяк переводчик не может быть умелым бойцом. После такого приемчика у СД много вопросов ко мне возникнет. Придется импровизировать.

Я отчаянно вцепился в руку Рашера, которая сжимала пистолет и неумело повис на ней. Со стороны это выглядело, будто очкарик-зубрила совсем не умеет кулаками махать и единственное, что смог – это на пистолете повиснуть.

– Не стреляйте! – блажил я голосом терпилы, будто пытался вразумить Рашера. – Тут люди, не стреляйте, прошу!

Бах! Снова прогремел выстрел, который чуть не оглушил меня на левое ухо. Вот, сука! Вырвать бы тебе руку с корнем, но нельзя. Выпущенная пуля чиркнула по брусчатке и срикошетила в куст. Это только со стороны казалось, что я неумело борюсь с правой рукой фашиста, в то время как левой он дубасит меня сверху. Но на самом деле его запястье я держал цепко, как стервятник добычу. Пальцы мои впились до хруста, и руку я его повернул так, чтобы он не смог отстреливаться, а лишь бездумно тратил патроны в землю.

– Шайсе! – хрипел Рашер. – Отпусти руку, ублюдок! Я сдеру с тебя кожу живьем! Русская свинья!

Доктор молотил меня левой, но боксер из него, как из танкиста балерина. Я испуганно втягивал голову в плечи и продолжал что-то вопить. Но голову все же берег от тумаков. Прижал подбородок максимально к груди, уткнув нос себе в плечо. Удары принимал на лоб, там самая крепкая кость, бесполезно в лоб бить.

Так мы пробарахтались несколько секунд пока чертов патруль спешил мне на помощь. Не думал, что буду рад вооруженным фрицам.

Бах! Бах! Продолжал стрелять Рашер. Осталось два патрона – невольно считал я. Только после этих выстрелов до жвачной толпы вдруг дошло, что задница каждого из них в лютой опасности. Если стрелок вырвет руку у очкарика, то кому-то из них придет кирдык. Толпа ломанулась в разные стороны. Поднявшаяся суматоха оттеснила приближающийся патруль.

В рот компот! Долго мне еще изнывать под ударами Рашера?! Хрен, я помощи дождусь. Высокие чины, что присутствовали на празднике и браво носили пистолеты на поясе в момент, когда запахло жаренным, вовсе не торопились применить оружие. А притворились мирными кустиками, органично растворившись в толпе. Никто не захотел связываться с вооруженным безумцем. Вот они, хваленные немецкие командиры. Бегут, как крысы, даже форма на серые шкурки похожа. Придется брать инициативу в свои руки.

С громки охом я завалился на бок, будто бы споткнулся, запутавшись в собственных ногах под градом тумаков. Но руку с пистолетом при этом не выпустил. Падая, неуклюже взбрыкнул ногами, будто пытался удержаться, но на самом деле, я подсунул свои конечности под ноги противника. С размахом так подсунул по дуге. Бац! Подсек его ноги, и свалил его на землю. Получилось, что как бы случайно ему подножку подставил.

Рашер встретился с брусчаткой, припечатавшись плечом, но пистолет не выпустил. Упертый гад!

Тянулся ко мне, оскалившись, и пытался откусить ухо. Я снова взбрыкнул, будто хотел вырваться из его цепких лап. При этом слишком сильно мотнул головой. Бам! Лбом припечатал его в нос. Удар получился добрый. Слышно было как хрустнул хрящ. Рашер завыл и наконец выпустил пистолет. Я свернулся клубком, накрыв оружие своим телом, изображая поверженного. И даже голову руками прикрыл.

Рашер вскочил на ноги и зарядил сапогом мне по ребрам. Удар получился смазанным, но чувствительным. Вот, гнида! Еле сдержался, чтобы не прострелить ему живот. Но нельзя… Не стрелок я и не боец, а червь книжный. Валяюсь на земле и от страха трясусь.

На мою радость к нам, наконец, подоспел патруль. Один из рослых фашистов с вытянутой, как у осла мордой, сходу зарядил Рашеру в грудь прикладом карабина.

Тот охнул и осел. Вторым ударом по хребту ослиная морда сложил неугомонного доктора пополам. Поверженного подняли под руки и поставили на ноги. Нос разбит, костюм порван (рукав я ему все-таки оторвал), сам тяжело дышит. Подталкивая, фрицы повели его с платформы, но тут Рашер снова ожил. Отчаянно вцепился одному из конвойных в глаза скрюченными, как когти пальцами. Но патрульные были начеку. Вмиг отходили его по ребрам и снова уронили на землю.

– Нет! – заорал Рашер, пытаясь вырваться, но руки громил в серой форме держали крепко.

Он трепыхался между двумя эсэсовцами, как цыпленок табака. И смотрел, как его жену грубо подняли с трибуны. Ее правое плечо залито кровью, прическа растрепалась, помада размазана на половину лица, под глазами черные пятна от расползшейся косметики. На секунду мне даже стало жаль несчастную женщину. Тело ее сотрясалось от рыданий, рваное платье вообще никак не прикрывало наготу. А публика… Я бросил быстрый взгляд на толпу. Те уже оправились от паники и снова подтягивались к центру событий. Взгляды были жадные, насмешливые, ироничные. Никакой жалости или сочувствия. Лишь жажда зрелища.

Я снова перевел взгляд на Каролину. Припомнил, что эта самая женщина без всякой жалости и угрызений совести вырвала бы из моей бабушки младенца и выдала бы его за своего. И не стало бы после этого гордой и статной Нюры. И моего отца. Был бы очередной ублюдок изувера-Рашера. А я бы не родился… И раз я все еще здесь, значит план мой сработал. На одного зверя меньше будет.

– Это он! Это он заставил меня! – пронзительно закричала Каролина, извиваясь всем телом, словно стараясь скрыть от жадных глаз публики свою наготу. – Он сказал, что если у нас не будет детей, то я… То мы… Я не хотела!

Она снова захлебнулась рыданиями.

– Уведите ее, – презрительно скривил губы появившийся из ниоткуда Зиверс и отвернулся. Рядом с ним стояла Доминика и безмятежно улыбалась. Рашера и Каролину патрульные уволокли в разные стороны. Толпа горланила что-то на разные лады, кто-то призывал расстрелять обманщиков прямо здесь. Паровоз добавил к этому шуму еще один пронзительный свист. Да уж, праздник удался, ничего не скажешь…

Бл*ха! Марта!

Я бросился к девушке, которая сломанной куклой лежала на скамейке. Ее оттолкнули, когда арестовывали Каролину, так что она почти съехала в проход. Светловолосая головка свесилась вниз, вырез платья пропитался кровью.

– Марта! – я присел рядом и приподнял ее голову. Веки ее затрепетали, помутневшие от шока глаза уставились на меня.

Сначала бездумно и почти безжизненно, потом взгляд потеплел и обрел осмысленность Ф-ух! Жива…

– Алекс… – пробормотала она. Ее рука дернулась и нашла мою ладонь. – Он меня убил, да?

– Нет, милая, еще нет! – я сжал ее холодеющие пальцы, оглядывая раны.

Две пули. Одна в верхнюю часть груди, вторая… Вторая царапнула по ребрам. Если она еще жива, значит ничего важного не задето. Я вскочил:

– Врача! Доктора сюда, девушка ранена!

Кажется, мой голос потонул в общем гвалте. Никому дела нет. Я вскочил, но пальцы Марты сжали мою руку.

– Алекс, нет! Не уходи! Побудь рядом со мной! – бормотала она.

Губы ее дернулись и чуть скривились. Не то улыбнуться попыталась, не то от боли.

– Марта! – раздался над моим ухом голос графа. – Сейчас тебе помогут! – он вскочил на скамейку и заорал во весь голос. – У вас у всех, что вместо мозгов помет в головах?! Какого черта здесь до сих пор нет медиков?! Моя секретарша ранена! Немедленно позовите врача!

– Алекс, я не хочу умирать… – глаза Марты наполнились слезами, а лицо тронула нездоровая бледность. – Мы же с тобой должны были уехать в Штутгарт… Домик… Трое сыновей. И дочка… Я хотела назвать девочку Гретхен, в честь бабушки. Я хотела научить тебя кататься на горных лыжах…

– Милая, а ну отставить вот это все! – сказал я, склонился к ней и коснулся губами уха. – Этот изверг ранил тебя, но сейчас граф приведет докторов. Они тебя поднимут на ноги. Вот увидишь, все будет хорошо, мы еще покатаемся с тобой в горах на лыжах!

– Алекс, я люблю тебя… – прошептала вдруг Марта и глаза ее начали закатываться.

– Нет-нет, милая, не засыпай! – я потрепал ее по щеке, возвращая в сознание. – Потерпи чуть-чуть, помощь скоро придет. Я здесь, я рядом…

– Дорогу! – раздался со стороны вокзала грозный голос. Рядом с графом появился рослый пожилой дядька в обычной униформе. На погонах – серебряные «эскулапы» – извивающиеся змейки. На плечевом ремне – сложно-витиеватая готическая «А». В руке – увесистый саквояж. А по пятам за ним следует парочка его подручных санитаров с закатанными по садистки рукавами.

Я облегченно выдохнул. На зов графа явился, к счастью, не кто попало, а уверенные и опытные войсковые эскулапы во главе с герром Кутчером. Раньше я про него только слышал. Разок видел, но мельком. Личностью он был почти легендарной, про него в Пскове ходила масса разных баек – от восторженно-нереальных, до анекдотичных. Поговаривали, что как-то ему на операционный стол попал раненый в живот солдат. Сплошное месиво было, почти все решили, что не жилец. Но кто-то за того солдата, видать, свечку поставил кому надо. Послали за Кутчером, буквально стащили его с какой-то шлюхи мертвецки пьяного и дали в руки скальпель. И что? Солдат, у которого все кишки были осколками в клочья порваны, уже через неделю оклемался.

Подробности истории, скорее всего, преувеличены, конечно. Но в любом случае, Кутчер – опытный полевой хирург. Так что у Марты есть все шансы выжить. Вот только крови она потеряла уже изрядно.

Троица эскулапов безапелляционно оттерла меня от Марты, впрочем, я не возражал. Пускай работают. Отошел в сторонку и перевел дух.

«Возьми медаль с полки, дядя Саша!» – подумал я. Вроде и правда все получилось. Рашер, конечно, все еще жив. Его потащили куда-то, наверное в тюрячку на Плаунер, но после всего, что он натворил здесь… А Каролину, скорее всего, повезут в ту больницу, которую с самого начала сделали женским концлагерем. Технически, у этой парочки есть, наверное, какие-нибудь шансы вывернуться, но не думаю. Все-таки, Рашер пытался нагло обмануть руководство Рейха. А такие вещи этот самый Рейх как-то не склонен прощать. Тем более, когда все публично вскрылось. Много теперь будет пересудов.

Значит, не жилец. Повезет, если какой-нибудь доброхот сунет ему в камеру веревку, на которой тот успеет повеситься. До того, как за него основательно возьмутся нацистские дознаватели.

Мысли мои вернулись к тем несчастным женщинам, которых увезли в Плескау-Шпиттель. И моей бабушке, конечно. Что теперь с ними будет? Ведь Рашер, в конце концов, не единственное заинтересованное лицо в этом учреждении. Могут их просто так отпустить? Хрена с два!

М-да…

Я саркастично усмехнулся. «Все еще веришь в лучшее в людях, дядя Саша?» – подумал я. Вздохнул, расправил плечи.

Не расслабляемся.

Одна из моих целей достигнута – Рашера повязали, но это так себе повод сесть на жопу ровно и рассчитывать на то, что теперь все как-то само собой образуется. В этот чертов концлагерь, созданный на базе психушки, вгрохали кучу сил и средств. И сделал это вовсе не Рашер, а «Аненербе» по приказу Гиммлера. Значит на это место были планы и кроме экспериментов Рашера.

В общем-то, есть вероятность, что заинтересованные лица, по большей части занимались попилом бюджета под предлогом изучения мифической ликантропии. Но в любом случае, моя работа пока не завершена. Это же я поменял историю таким образом, что филиал Дахау под Псковом появился. Значит мне и исправлять теперь.

– Он никогда мне не нравился, – граф остановился рядом со мной и наблюдал за слаженной суетой вокруг Марты.

К трибунам уже подкатил фургончик. Двое санитаров развернули носилки, доктор Кутчер бодро раздавал указания.

– Кто не нравился? Рашер? – спросил я.

– Было в нем что-то такое… Отталкивающее, – казалось, что граф разговаривает не со мной, а просто размышляет вслух. – Я слышал об экспериментах, которые он устраивал, но никак не мог понять, для чего все это делается.

– Может быть, теперь это выяснят, – я пожал плечами. – Но стало понятно, для чего он увез в Плескау-Шпиттель так много беременных женщин.

– Что? – брови графа удивленно зашевелились.

– Ну, помните, когда он попросил меня побыть его переводчиком, – сказал я. – Он в тот день собрал в кинотеатре беременных женщин, пообещал всяких благ, а потом приказал погрузить их в грузовик и увезти в Плескау-шпиттель.

– Надо же, а я и не знал… – протянул граф и задумчиво потер холеный подбородок.

Я подумал про себя, что он вообще мало на что обращает внимание, если это не является предметом искусства, старины или не поет в опере. Но сказал другое:

– Теперь понятно, что когда у одной из них родился бы ребенок, Рашер с Каролиной просто отобрали бы его и выдали за своего.

Я внимательно смотрел за реакцией графа. Не сказал бы, что это его шокировало. Аристократичное лицо графа выглядело скорее слегка удивленным, чем всерьез возмущенным.

– Немыслимая наглость, конечно! – выдал он. – Вселил надежду в огромное количество германских женщин, а все оказалось… Пффф… Буффонадой. Очень жаль, очень! Герр Алекс, можно вас попросить о небольшом одолжении?

– Конечно, герр граф, – кивнул я.

– Занесите эту папку ко мне в кабинет, – граф протянул мне кожаный бювар. – А мне нужно пойти прогуляться. Не люблю большие сборища, они меня нервируют. Я должен немного прийти в себя.

– Надеюсь, с Мартой будет все в порядке, – проговорил я.

– Несомненно, – но лицо графа не выражало жалости или сострадания.

Все тот же холодный ум отпечатался на его выбритом до синевы лице.

– Вы проконтролируете ее лечение?

– Она в надёжных руках, Алекс, не стоит волноваться. Марта ценный сотрудник и нужна мне живой.

Сотрудник, бля… Бездушная скотина. Если Марта умрет, ему просто будет жаль, что придётся хлопотать по поводу поиска ее замены.

Граф развернулся на каблуках и направился прочь от вокзала. Я посмотрел на папку и пожал плечами. Что ж, это неплохой повод смыться с места событий. В суматохе с Рашером все даже как-то забыли про выстрел снайпера. Надеюсь, Наташа ушла. Конечно, ушла, по-другому и быть не может…

* * *

До комендатуры я дошел безо всяких приключений. Город казался совершенно безлюдным, будто все жители куда-то разом откочевали. Впрочем, так оно и было. На вокзал и правда пришло большинство.

Часовой дернулся, когда дверь открылась, но, завидев меня сел обратно со скучающим видом, уткнувшись в газету. Я дошел до своего кабинета. Посмотрел на запертую дверь.

Гм.

Обычно двери открывала Марта. Значит, ключи где-то у нее в столе. Впрочем, если не найду, то просто положу папку к себе в стол, а отдам утром. Кстати, интересно, что в ней?

Глава 2

Я внимательно осмотрел бювар, прежде чем открыть. Вряд ли граф до сих пор меня проверяет, но бдительность терять не стоит. На этом столько народу посыпалось, жуть. Но вроде на этой папке не было никаких хитрых уловок. Так что я без зазрения совести извлек несколько листков и пробежал по ним глазами. Нахмурился.

Интересно. На «прибытие поезда» граф уходил без всяких папок. Значит это ему вручили прямо на вокзале. Может быть, кто-то из прибывших из Царского Села, а может и нет. У меня прямо-таки зачесались руки скопировать эти документы, потому что по крайней мере один из них был явная шифровка – просто лист, целиком заполненный буквами. Без пробелов и слов. Кто-то сидел и от руки вписывал. На другой бумажке был список имен-фамилий с адресами и указанием должности. Архивариус, ночной смотритель, экскурсовод… Список сотрудников какого-то музея?

На третьем было написано всего три строчки. Тоже похоже на какой-то шифр.

Свинопас. Свиристели. Колокол. Кирпичи. Свисток. Буженина. Штопор…

Бл*ха, как мобильника-то не хватает! Сейчас бы сфотал это все и отправил Шалтаю, пусть он голову греет. Переписать?

Я прикинул, сколько времени займет точное копирование этого буквенного квадрата. Да не, ну его на фиг.

Если здесь за каждой шпионской тайной гнаться, то с ума можно сойти.

Я вернул бумаги обратно в бювар и подошел к столу Марты. Интересно, где у нее могут быть ключи?

Я выдвинул верхний ящик. Н-да, идеальный порядок. Ручки в одном отделении, карандаши в другом. Точилки трех диаметров, пресс-папье в форме бронзовых зверушек. Расставлены по размеру. Зеркало, пудреница и флакончик духов – в специальном отдельном отсеке.

Открыл боковую дверцу, выдвинул верхний ящик. Ага, вот и ключи. Хм, интересно. У нее оказывается есть ключи не только от кабинета графа! В ячейке ящика-ключницы были аккуратными рядками выложены ключи с бирочками. Архив, канцелярия, отдел прессы и пропаганды, печатный отдел, отдел медицинской статистики… Надо же, а Марта запасливая девочка! Прямо-таки ключ от всех дверей!

Опа, а ящик-то я не до конца выдвинул… Может у нее и от верхнего этажа ключи есть?

Увы. В самой дальней части ящика лежала пачка писем, перевязанных лентой. Каждое письмо аккуратно подколото к конверту. Обратный адрес – Цюрих, Швейцария. Дата последнего письма – три дня назад. Адресат… Какой-то Маттео Майер. Пробежался из любопытства. Хм, надо же! А ведь этот парень считает, что он ее жених! Пишет, что присмотрел им симпатичный загородный дом, обещает в следующем письме прислать его фото.

Я фыркнул. Ну да, Марта девочка практичная, запасной аэродром на всякий случай всегда нужно иметь. Не удивлюсь, что второй жених у нее в Штутгарте, а третий, на всякий случай, в какой-нибудь Аргентине. Хотя нет, в Аргентине года через два должен будет появиться.

Я сунул пачку практично-любовных писем обратно, достал ключ от кабинета графа и закрыл ящик стола.

* * *

Марта приподняла руку и помахала мне. Выглядела она бледно, но вполне бодрячком. Доктор Кутчер, похоже, отлично справился со своей работой. Умирающей она ну никак не смотрелась. Это хорошо. Потерять такой превосходный источник получения и распространения информации было бы обидно.

Совесть меня, конечно, подгрызала, особенно в те моменты, когда я видел Наташу. Но, что ж поделать, на войне как на войне. Пользуюсь всеми доступными средствами, а их в моем арсенале сейчас не так, чтобы и много. В деле устранения Рашера Марта была просто неподражаема. Хоть и не знала, что это она мое задание на самом деле выполняет.

– Ну как ты тут? – спросил я, присаживаясь на табуреточку рядом с кроватью.

– Могло бы быть и лучше… – Марта надула губки и натянула одеяло до самой шеи. Скрывая бинты на груди.

– Значит еще покатаемся с тобой на горных лыжах, – я склонился к ней и чмокнул ее в щеку. – Может тебе чего-нибудь вкусного принести? Шварц недавно хвастался, что нашел в городе какую-то дамочку, которая сладости всякие делает. Могу спросить…

– Ой, да вот еще, глупости, – Марта махнула рукой. – Расскажи лучше, что снаружи происходит. Мне никто ничего не рассказывает, говорят, что волноваться мне нельзя, надо выздоравливать.

– Я принес тебе свежий номер газеты, – сказал я. – Пишут, что…

– Что сделали с этим… С этим… – лицо Марты стало злым, глаза прищурились. Кажется, она перебирала в голове весь список доступных ругательств, выбирая самое грязное.

– Было публичное разбирательство, – сказал я. – Меня туда не пустили, но потом рассказали, что там произошло. После допроса он признался, что первый ребенок тоже не Каролины. Что они с самого начала знали, что у нее не может быть детей, вот и придумали этот… Гм… Проект.

Про это заседание мне рассказал Юрген, который там был, разумеется. Мероприятие получилось шумным и очень скандальным. Туда пришлось даже вызывать охрану, чтобы Рашера прямо там не застрелили. Оказывается, он с этим своим обещанием фертильности женщинам за сорок очень много кого задел за живое. Любому эсэсовцу чтобы вступить в брак, требовалось персональное разрешение Гиммлера. А тот искренне был убежден, что брак нужен только и исключительно для того, чтобы истинные арийцы размножались. И крайне неохотно позволял жениться на женщинах старше тридцати. Кого-то перспектива женитьбы на юных белокурых феях радовала, а кто-то наоборот печалился, что не может узаконить отношения со своими «боевыми подругами». И вторые как раз рассчитывали на Рашера. И ждали этого его «дара». В общем, когда секретарь зачитал его показания, один из офицеров выхватил оружие и чуть не пристрелил его прямо в зале. Завязалась потасовка, но все быстро закончилось. Горячий штурмбаннфюрер пришел в себя, попросил прощения и начал требовать суда по всей строгости. Мол, был напуган, пристрелить его сейчас было бы милосердием, а это совсем не то, что требуется этому мошеннику.

– И что теперь? Его расстреляют? – жадно спросила Марта.

– Решение отложили, – сказал я. – О, милая, поговаривают, что там произошла целая драматическая история… – Я пересказал Марте слова Шалтая, в паре мест чуть приукрасив. Она слушала с блестящими глазами. – В общем, пока его посадили в кутузку обратно. Продолжат дознание, чтобы выяснить, где он еще Великому Рейху наврал. И подождут решения Гиммлера.

– О, рейхсфюрер приедет в Плескау? – Марта сделала попытку приподняться, но ее личико тут же скривилось от боли.

– Пока ему просто составили донесение, – сказал я. – А приедет или нет, мы узнаем позже.

– Граф отложил поездку в Царское Село? – спросила Марта.

– Нет, – я покачал головой. – Просил пожелать тебе скорейшего выздоровления, но завтра мы уезжаем. На поезде.

– Я буду скучать… – Марта взяла меня за руку и сжала пальцы.

– Выздоравливай быстрее, – с как можно большей теплотой сказал я. – А то граф твою работу на меня переложил.

– Ах ты!.. – Марта сделала большие глаза. – Так вот, значит, как ты по мне скучаешь?! – она тихонько рассмеялась, потом снова поморщилась. – Не надо, не смеши меня, мне больно пока смеяться.

Я посидел у нее еще полчасика, пересказал свежие сплетни из комендатуры. Ничего важного. Кто-то подхватил сифилис и пытался этот факт скрыть, но не удалось. Глава канцелярии застал свою жену с русским любовником. Молодежь устроила вечеринку и ночью затащила на крышу театра овцу. Обычное дело, в общем.

Я вышел из госпиталя и посмотрел на часы перед биржей труда. Почти четыре часа дня. Граф отпустил меня сегодня пораньше, чтобы я зашел поведать Марту. Зато завтра велел явиться к шести утра. С вещами. Потому что мы уезжаем в Царское Село на несколько дней. На три. Или четыре. Граф не определился.

Я вздохнул и покрутил головой. Наташа сказала, что придет на рыночную площадь в половину пятого и велела подождать ее у аптеки. Значит у меня есть еще полчасика, можно перекусить чего-нибудь. А то, что-то мне подсказывает, что Наташа меня вовсе не на свидание пригласила.

Ну что ж…

Я решительно зашагал к площади. Кто-то говорил, что там открыли недавно новую закусочную, надо бы проверить, чем там кормят.

Торговцы уже разошлись, их рабочий день принудительно завершался в три часа. Рубин скучал, подперев руку кулаком и глазел куда-то в сторону. Я остановился у него за спиной и тоже посмотрел, что привлекло его внимание. К площади приближалось три крытых грузовика. Не сказал бы, что это было что-то странное. Здесь то и дело привозили всяких переселенцев, новых солдат и прочий народ из самых разных мест.

Грузовики остановились, фрицы выскочили из кабин.

О, надо же, они помогают кому-то выбираться из кузова! Обычно они в лучшем случае словами подгоняли, в худшем – помогали прикладами. Чего это они такие добрые?

И тут я увидел Нюру. Она спустилась из грузовика самой первой, придерживая живот. Бледная, глаза испуганные, но осанка гордая. От помощи фрицев отказалась. Фух… После падения Рашера освободили-таки ее. Значит, все было совсем не зря. От таких мыслей настроение поднялось и захотелось напеть песню про день победы, который порохом пропах. Но, чую, не поймут меня здесь с такой самодеятельностью, да и до Победы, как до Чукотки на велике. Постараюсь ускорить это событие по мере возможности. Перенести этот радостный день с мая на пораньше. Чем черт не шутит? Авось выгорит? После того, как разберусь с янтарной комнатой, надо будет об этом крепко поразмышлять…