Красный камень Каррау

Никто из посетителей буфета не оглянулся. Скоро здесь их будет много, очень много. Кода Боаз уйдет, они увидят меня, стоящего на коленях перед девушкой, которую я задушил.

– Первый приказ: изгнать меня из города.

Демон рассмеялся:

– Как ты изгнал. …как её звали? Сиськи лучше, чем у этой. Кэрлисса? Кларисса? Калара? Конрад и Клара. …Как тебя самого изгнали, Керри.

– А второй?

Демон молчал. Стоял рядом со мной на четвереньках – и молчал. С жадностью смотрел, как умирает Адриана.

Назвать второй приказ – значит нарушить первый? Или это демонское упрямство?

Такие задачи не решаются выбором. Никогда. Ловушка – вот их имя. Я должен думать шире… полнее, и быстрее.

– Твоя функция выше любых посланий, которые тебе навязали. – Сказал я. – Твоя функция – сохранять навь.

Заставлять жить в иллюзии, туманить взгляд и ум.

Я повернул голову – от Адрианы к демону, перестав сопротивляться. Ладонь плотнее легла ей на лицо. Пальцы демона омерзительно шевельнулись в моих пальцах.

– Недостойный завладел тинктурой. – Сказал я, глядя в отверстия в пространстве, светящиеся под шляпой Боаза там, где должны быть глаза. – Я остановлю его.

Порошок, прожигающий саму реальность – до основы, которая Ничто. Разрушающий Иллюзию, и никто, никакой демон не сможет исправить то, что им сделано.

– Ты не обязан.

– Искусство меня обязывает.

Боаз перевел взгляд на Тень, в которой, как в луже, продолжал сидеть. Я глянул тоже.

Я дал слово – но Тень не стала ни гуще, ни шире. Я дал слово, собираясь сдержать его, не противореча своим убеждениям – его исполнение усилит меня, а разлом – разрушит.

– Ты пахнешь кровью. – Боаз подвинулся ближе, шумно принюхиваясь. – Твоя сучка тоже. … Это хорошо.

Рука выскользнула из моей руки, и я отдернул её от лица Рин. Девушка голодно и резко втянула воздух. Всё еще лежа с закрытыми глазами, она дышала.

Я смотрел на нее, я ждал, что следующего сильного вдоха не будет – демоны существа обмана. Он мог убить её не касаясь. Остановить сердце. Шепнуть ядовитую тайну в ухо. Адриана дышала – я не заметил, как Боаз метнулся ко мне.

Демон схватил за волосы и запрокинул мне голову, прижимаясь горьким черным ртом к моим губам. Резким болезненным поцелуем. – И вдыхая мой выдох.

Я отпихнул от себя его обеими руками и, хохоча, Боаз отпрянул.

На его губах остался цвет: как если бы это был рот настоящего человека, живой и теплый. Мои наоборот – словно склеило холодной смолой.

Я вытер рот рукавом. Еще раз, и еще – раздирая губы, потому, что печать не снять.

– Я взял твое слово. – Засмеялся демон. Выпрямился, вырастая до потолочных ламп. – Не выполнишь – и всё твоё дыхание моё.

– Я сделаю. Это в моих интересах.

Я сплюнул.

– Разве это не лучшие сделки? – Усмехнулся живым ртом Боаз. – Помни: я сильнее. Я победил тебя.

– Мне было тринадцать.

– Жалкое создание. – Согласился демон.

Боаз переступил через Адриану, направляясь к моей Тени, распластавшейся приглашающе по стене:

– Прими предложение упырихи. – Бросил на ходу он.

Тень подчинялась демону с тем же самым скользящим гадким чувством, как когда его рука была в моей руке.

Как когда он сам запрыгнул в меня, и жил мной семнадцать адских дней.

– Терции?

– Сейчас её зовут так. Как я слышал. Ты должен поклониться ей. Поцеловать каблуки. Уравновесить двор лысой в этом человеческом поселении.

– Двух магов в городе не может быть.

Демон расхохотался, запрокидывая голову. От треска его смеха мигали лампы и дрожали тарелки:

– Ты еще не понял? Меня послал маг. – Боаз-гигант наклонился, неестественно вытянув и изогнув шею, приближаясь лицом к моему лицу: – Тре-тий.

Демон вдруг перешел на быстрый шуршащий шепот:

– Я возьму твою Тень. Тебе же её навязали, Керри. Чужие долги. Столько черных чужих долгов. Ты еще молод. Ты мог бы жить долго и свободно. Таких долгов тебе самому не сделать. Почему же это ты обязан их выплачивать. Я освобожу тебя. Тебе достаточно захотеть – и я подарю свободу, которой ты всегда так хотел.

Демон может это.

Может забрать Тень, которая пьет каждый глоток силы, что я успеваю накопить. Не будет больше слабости, словно мне семьдесят два года, а не двадцать семь. Не будет горечи. Не будет жутких снов, в которых одни незнакомцы превращаются в других незнакомцев. И когда я сделаю последний вдох и последний выдох, моё посмертие будет зависеть только от меня, а не от грехов и обязательств вереницы мертвых стариков, что тянутся за мной бесконечным хвостом.

– Ты сможешь остаться здесь. – Шептал демон, заглядывая мне в глаза. – Устроишь себе дом. Сможешь преподавать. Дети, которых ты научишь всему тому, чему должны были научить тебя – что от тебя скрыли. Ты спасешь десятки жизней. Сотни. Потому, что они научат своих учеников, а те своих… Ты будешь вершить дела, которые сделают мир лучше. Спокойнее. Безопаснее. И сам обретешь здесь безопасность и покой. Дом.

– Я останусь без силы. – Так же, шепотом, ответил я.

Демоны могут врать. Они – сама ложь. Но даже Ложь иногда говорит правду:

– С силой. Своей силой. Её меньше. Но что не есть – вся твоя.

Если моей личной силы нет вовсе? Или так мало, что мне даже синяк женщине не залечить?

– Ты всё равно не пользуешься Тенью. – Шептал Боаз. – Зачем тебе то, что тянет твою жизнь, и чем ты не пользуешься? Это жадность, Керри.

Я отдам Тень – и что он с ней сделает? Сожрёт? Что станет с моей собственной тенью, если я отдам наследие нескольких поколений демону?

Демону, или тому, кто его отправил.

– Уходи. – Приказал я.

Но Боаз провалился во тьму, раньше, чем я договорил. Оставаясь тем, кто решает. Тем, кто выигрывает бой.

Каблуки Адрианы заскрежетали по полу: она пыталась встать и поскальзывались.

– Что это… что это было? – Быстро дыша.

Я помог ей подняться и сесть на подоконник. С края столика густыми каплями стекал томатный сок.

– Вы потеряли сознание. Вам нужно домой, Рин. Отдохнуть и выспаться, сегодня был жуткий день.

– Нет, нет. Тут был кто-то! Он…! – Девушка схватилась за горло. Нахмурилась: – Вы…

Память о Боазе таяла. Расплывалась – не удержать. Даже мне полностью не удержать. Я повторял про себя произошедшее, гоняя оперативную память по кругу. И даже так терял одну деталь за другой. Я уже забыл, как он выглядел и не помнил дословно, что сказал.

– Тут никого не было, Рин. Сидите здесь. Я принесу воды.

Я сбежал в туалет. Умыть лицо, умыть рот, смыть с рук ощущение касания Боаза.

Завидуя Адриане, свободной от памяти его присутствия, – и не позволяя себе того, чему завидовал. Заставляя себя помнить, что Боаз жив. Что он никогда не исчезал, что Аннаут соврал, успокаивая, что демон никогда за мной не явится. Не позволяя себе забыть, что я проиграл демону. Опять.

Город ждал, когда я ошибусь. Тысячеликий и внимательный, он преследовал меня взором автомобильных фар, нависал ветхими крошащимися карнизами, открывал рот канализационными люками и толкал локтями прохожих. Я тоже был внимателен. Как человек, стоящий на краю пропасти в ураганный ветер. Приспосабливался к порывам, к осыпающемуся камню под ногами, раскрывал все сферы чувств, чтобы отреагировать вовремя.

Первый автомобиль едва не сбил меня в паре шагов от остановки. Я успел посадить Адриану в такси и пожелать хорошего дня, уверенный, что никогда больше её не увижу, когда машина врезалась в столб рядом – я едва отскочил. Упал и занозил в ладонь осколок стекла. Из-за падения под повязками вновь треснула корка царапины.

Вторым была скорая. У подъезда больницы она потеряла управление и въехала на лестницу парадного входа, затормозив о клумбу с желтыми осенними цветами. Водитель полетел вперед, ударившись о лобовое стекло так, что на окно брызнула кровь. Я отступил в сторону, сглатывая сердцебиение и адреналиновую кислоту, пропуская выскочивших на улицу медиков. Есть определенная прелесть в том, чтобы попадать в автокатастрофу так близко к больнице. К счастью, не для меня.

Крупных госпиталей в Каррау три, но Рина успела выяснить, куда отвезли парня, пострадавшего на моем уроке. Мера. Маг Принца называл его Мер.

Главный вход вел в стеклянный хромированный зал, больше похожий на холл трейдинговой компании, чем на клинику. Я сразу отошел к стене, оглядываясь и прислушиваясь. Что-нибудь могло на меня рухнуть сверху, или, наоборот, пол мог провалиться. Но в здании все же безопаснее, чем снаружи, безлюдно почти. Стол регистратуры единственный и очень длинный, рассчитанный на пятерых сотрудников, занимала одна женщина. Сидя в его центре, она щелкала клавишами компьютера, согнувшись над панелью как хищная птица. Над ее головой зеленым мерцало табло с перечнем отделений, приемных врачей и часов посещений. Под моим взглядом край табло потух, выгорая испорченными фотоэлементами.

У регистратора я выяснил, что, да, с травмами лица за последние два часа поступали пациенты. Нет, без имени она ничем не поможет. Если вы не на прием. Если на прием – возьмите номерок и заполните документы.

На третий этаж – в отделение хирургической офтальмологии я поднялся по пыльной лестнице пожарного выхода, а не лифтом. Держась за стену, а не за поручень, который опасно пошатнулся.

Еще одна стойка регистратуры – в которой, как оказалось, нужно записаться, чтобы пройти за стеклянную дверь – в отделение, представляющее собой длинный широкий коридор. Лампы дневного света здесь гудели как комары. Напротив регистратуры на диване, сидел мужчина в черных очках, положив обе руки на большой лоб внимательной овчарки. Здесь же, в холле, располагался аптечный магазин.

Я зашел в него и прислонился плечом к шкафу с разложенными, как в музее, препаратами, через распахнутую дверь наблюдая за регистратурой.

Я люблю аптеки, тонкий сухой запах химии и антисептика, обещание сокровищ на развес. Но сейчас не до этого. Поборол искушение купить болеутоляющих – они притупляют восприятие. Искажают картину мира. Рука, из которой я вытянул осколок, подергивала. Я занес грязь, и хорошо, если только грязь. Но времени нет. Если я не договорюсь о праве оставаться в городе, я буду мертв раньше, чем разовьется воспаление. Пусть болит. Боль напоминает о цене существования, возвращает в реальность.

За стеклянной дверью в отделении – я ощущал тонкий “запах” золота. Искусственного злого золота, выплавленного случайно и взбешенного тем, что его насильно выдернули в этот мир. Въевшегося в кожу парня. Было ли Эракану так же больно, как Меру, когда на лицо его ученика выплеснулся расплав? Аннаут говорил, что ощущает боль своих сосудов – и не только боль. Но он много чего говорит. Например, что изгнал Боаза.

Я глянул на Тень – и передернул плечами. Со скоростью сытого насекомого она переползала из одного угла комнаты в другой.

В аптеку, споткнувшись о порог, и проигнорировав этот знак, зашла ученица Эракана. Та, которую закрыл собой Мер. На блузе и комбинезоне девушки темнели влажные пятна – она плакала, и вытирала руками лицо. Купила в автомате пакет мятных пастилок и застыла с пакетом в руке – прислушиваясь. Ощущая то ли меня – то ли мою тень. Задержав дыхание от страха. Не рискнув глянуть в отражение, и не рискнув обернуться. Стояла так несколько долгих секунд, а затем развернулась и убежала, хлопнув стеклянной дверью, которая преграждала мне путь в отделение хирургии.

Впрочем, я здесь не для визитов вежливости.

Я ждал Эракана.

Я пришел поговорить с ним. Но у меня ничего для этого нет. Диалог – такое же противостояние, как и бой. Мне нужно оружие и первая задача – достать его. А самое первое оружие: имя противника. Эрнест Эракан – такое же замещающее название, как Конрад Испанский. Чтобы пройти к ученику, он впишет имя собственной рукой в журнале регистрации, показав суровой даме в круглых очках документы – и имя в них должно совпадать с тем, которое он внесет. Поэтому я ждал.

Недолго.

Маг приехал лифтом. Костюм в коричневую клетку скрывал полноту. Из-под расстегнутого пиджака виднелся брючной ремень – алый, как и кушак в нашу первую встречу. Он маг крови. Конечно, Принц предпочла его мне. Даже если бы выбор был равным, она все равно выбрала бы мага крови.

Эракан спешил. Черкнул в книге, развернулся, направляясь к двери отделения.

Я вышел из аптеки и, прежде, чем регистратор убрала книгу, придавил ладонью. Глянул быстро – и отпустил.

Изысканный ровный почерк, как у человека, много лет занимавшегося каллиграфией. “Эндрюс Лаа” значилось в графе “кто” и “Мерлин Юзтас” – в “к кому”. Мерлин. Надо же.

– Эндрю. – Маг уже оборачивался, когда я позвал его. Тень обвила его ноги гибкой лужей нефти.

Я шагнул ближе, пряча руки глубоко в карманы и намеренно расслабляя плечи. Прекращая сжимать платок, которым обмотал дергающую ладонь, стараясь выглядеть уверенным. Силы чувствую даже такую малость.

– Керри. – Маг смотрел не на меня, а на мою Тень. – Отпустите.

– Конечно.

Но Тень не подчинялась. Чуя чужую силу, которую можно забрать, словно голодный цепной пёс тянулась к ней, натягивая привязь.

Управляя не Тенью, но пространством вокруг Тени, я оттянул её на шаг от Эракана – напомнив себе для чего я здесь, отсекая все варианты – кроме единственного выбранного.

– Мы не закончили. – Сказал я.

– Сейчас не до этого. – Эндрюс шагнул к стеклянной двери. Взгляд на регистраторшу за стойкой. На слепого на диване. – И не здесь. Вам, молодым, всегда не терпится.

– Вы не уйдете, пока мы не поговорим.

Маг крови усмехнулся короткой, как удар, улыбкой:

– А вы попробуйте.

Развернулся и потянул на себя ручку двери.

Моя тень метнулась вперед, но не достала, мазнув там, где только что стоял Эракан. Маг перепрыгнул порог, заскочил в отделение и хлопнув за собой дверью так, что стеклянный дребезг разнесся по всему этажу.

Рычание за спиной. На один жуткий миг показалось, что это вновь Боаз.

Я медленно обернулся.

Рыжая овчарка слепого, одетая в собачий комбинезон, стояла на границе моей тени, широко расставив лапы и пригнув голову. Скаля молодые острые зубы и впившись в меня красным взглядом.

Красным – потому, что “за” псом стоял еще один пёс. Высотой с меня в холке, с алыми глазами, искрами, выскакивающими из шерсти, торчащей во все стороны, как иглы дикобраза. Призрачный пёс тоже скалился. Пошел по кругу, заходя мне за спину. Я оборачивался, чтобы не выпустить его из поля зрения. Пёс Зла. Дух, созданный и настроенный для единственной цели. Эракан просчитал, что я буду искать его здесь, и подготовился к нашей встрече.

По шерсти призрачного пса одна за другой пробежали три алые молнии. Он обошел меня со стороны света – оставив Тень у меня за спиной. И прыгнул.

Прыгнула овчарка, щелкнув челюстью у моей шеи – и сомкнув её на подставленной руке. Едва не сбив с ног – я устоял отступив. Крик застрял в легких. Я пытался удержать животное за холку одной рукой – а другую не дать перекусить, едва не падая – в Тень, которая тянула меня к себе, тянула меня в себя, раскрывшись голодным болотом. Чтобы с радостью сожрать и меня, и Пса Зла, и овчарку. Глаза собаки – карие, а не красные, рядом с моим лицом, зубы сжаты на мне, а дыхание хрипело и пахло кормом.

Кто-то вопил. Высоко и раздражающе. Но помощь – никакая помощь – не успеет.

Я отпустил шею животного, которое всем телом висело моем предплечье и схватил Пса Зла за шипованный ошейник, раня вторую руку о призрачный образ, оттягивая от себя.

Я сильнее, чем собака.

Но сложно быть сильнее, чем две собаки.

Взгляд овчарки, несмотря на жуткое рычание, которое вибрировало в прокушенной руке, был перепуганным.

Я знаю, как это, когда тебя контролирует нечто большее, чем ты. Управляет всем в тебе, от дыханий до мыслей. В отличие от разумного, животное не понимает, что с ним происходит. Оно просто рычит, кусает, и рушит свои нейронные пути – преступая приказы, выжигая инстинкты. Убивая себя.

Глубоко в недрах своего мозга овчарка сопротивлялась Псу Зла. Они похожи. Псы всегда похожи: они защищают. Но эти два пса защищали разных людей.

Тенью, как кинжалом, я вклинился в разрыв между душами двух созданий, разделяя их. Различая их. Заставляя себя видеть обоих четче – вопреки адреналину, сужающему зрение. Ощущать яснее. Пока образы окончательно не разошлись.

Я швырнул дух на стеклянную дверь – и он пролетел ее насквозь, в хирургическое отделение и за спину наблюдающего мага. Туда, где его ученица целовалась с кем-то в коридоре. Девушка и парень отскочили друг от друга, и от коричнево-черного облака, которым стал дух-пёс. Ее лицо было белым.

Овчарка разжала челюсти и завизжала, шлепнувшись на кафель больницы. Ее крик, так похожий на человеческий, перешел в высокий болезненный скулеж, пока она задом отползала от меня. Когда дух отпустил её, собака обмочилась. К запаху крови, шерсти и химии, примешалась кислая вонь горячей мочи.

Я отшагнул и сел на пол. Эракан стоял по ту сторону стеклянной двери, раздувая ноздри, как если бы мог слышать мою кровь. Звать мою кровь. Здоровой рукой я зажал самый большой из прокусов, прижимая ткань пальто к ране, и смотрел на мага, пока вокруг носились люди. Слепой тянул прочь свою плачущую собаку, женщина-регистратор звала кого-то в телефон, другая пыталась сдвинуть ладонь, которой я зажимал рану, в сторону, чтобы “посмотреть”.

Мира между мной и Эраканом не будет. Нет города для двух магов.

Я не пытался унять дрожь. Она исходила из самой сердцевины тела, и с механическими спазмами мышц, отступало напряжение. Так что я прижал левую руку к груди, сохраняя тепло и удерживая наброшенное на одно плечо пальто, позволял себе дрожать. Голубоглазая медсестра, щурясь из-за яркого света, обрабатывала мне руку. В дальнем углу манипуляционной, между шкафом со стеклянными приборами и окном, сжался в кресле слепой. Согнувшись, он обнимал скулящую собаку. У нее уже взяли кровь, собираясь проверить на тысячу возможных – и неверных – причин агрессии.

– Нет, не больно. – В тринадцатый раз повторил я девушке. Тень не дрогнула: Тень знает, что я вру, медсестра знает, что я вру, я знаю, что вру. Мир в гармонии.

Зубы собаки прокусили плотную ткань пальто, разодрали рубашку под ним и кожу. Но мясо повреждено лишь в двух местах – там, где держали глазные клыки. Предплечье опухло и жгло.

– Красиво. Что здесь написано? – Тронула теплым пальцем девушка татуировку рядом с кровоточащей царапиной.

Зубы Пса повредили рисунок и защитные свойства рун уже не восстановить.

– Вы мою руку обрабатываете, или рассматриваете? – Обернулся я к медсестре. Тень колыхнулась жадно, отвечая на прорвавшееся раздражение.

– Я только хотела отвлечь…

– …заканчивайте быстрее.

Эракан не пытался убить меня. Я не дух без тела, и не человек без воли, чтобы пёс представлял опасность для моей жизни. Но он меня задерживал. Давал старому магу фору во времени – которая ему нужна, чтобы восстановить поврежденный сосуд. К тому же приближается час Марса – лучший час для нападения. В любой схватке исход решает выбор времени и дистанции. В магической так же. Эракан старше, его опыт должен исчисляться сотнями поединков, половину из которых он, наверняка, выигрывал еще до их начала.

Медсестра приложила к моей руке бинт с мазью – внезапно жгучей. Я дернулся. Сжал зубы. Пересчитывая стеклянную посуду в шкафу, вспоминая старые поэмы и выпуская боль и страх дрожью из тела.

– Не нужно, я сам. – Когда девушка попыталась запахнуть на мне пальто. Поднялся с топчана и, так осторожно как вообще возможно, нырнул в рукав изодранной одежды. Рука с трудом, но поместилась.

Я шагнул в сторону двери, выходящей в коридор хирургической офтальмологии. Сквозь мутное окно было видно, что кто-то там расхаживает. Шагнул, но остановился.

На меня напал пёс. Он ранил меня – на всех уровня. И я, пока медсестра обрабатывала прокусы, смотрел куда угодно, но не на слепого и его овчарку.

Края Тени, расползшейся на полу, тревожно шевельнулись. Не понравилось, что я заметил.

Я подошел к слепому с собакой и присел на корточки. Превозмогая тяжелый, требующий немедленно уйти, предлагающий тысячи объяснений, почему это верно, страх, я поднял перебинтованную руку и положил псу на продолговатый лоб. Животное заскулило громче. Затем умолкло, укладывая голову на лапы. Собаку тоже трясло мелкой больной дрожью.

Перешагивая через страх, я погладил овчарку.

Мужчина, обнимающий ее, поверх собачьей одежки, на которой засохла кровь – моя кровь – поднял худое морщинистое лицо ко мне. Его глаза закрывали очки с толщиной стекол, приближающих их по мощности к телескопу, а лоб – неровные пряди цвета соли с перцем.

– Я не знаю, что на нее нашло. Вы извините. Я компенсирую, конечно, и я не… Она прежде, никогда так себя не вела.

Он сглотнул. Собираясь сказать еще что-то, но не в состоянии выговорить это.

– Как её зовут?

– Герда.

– Вы для Герды бог. Нельзя предавать того, кто вам молится.

Я слышал разговор слепого и еще нескольких человек: охрана, администраторы, адвокаты больницы. Они слетелись как мухи на мою кровь. “Конечно, вы должны усыпить собаку как можно быстрее… Мы вызвали службу. Она же напала…”

– Я не собираюсь участвовать в балагане, который развернет больница. Без меня её ни в чем не обвинят.

Дверь скрипнула. Медсестра, с пакетом окровавленных бинтов в руках, покинула манипуляционную.

Прошла долгая секунда, прежде чем я осознал этот факт.

Вскочил, бросаясь следом.

Но она шла быстро, а у меня кружилась голова. Я нагнал девушку на углу, когда на пакете уже сомкнулись тонкие сухие пальцы – пальцы ученицы мага.

Медсестра развернулась и пошла прочь, растерянно касаясь виска. Как будто пыталась решить важную задачу или справиться с головной болью.

– Отдай. – Потребовал я.

Ученица Эракана попятилась, пряча пакет за спиной.

Мы стояли посреди коридора офтальмологической хирургии – куда меня завели после столкновения с овчаркой. В одной из этих палат лежал парень, закрывший собой от расплава хорошенькое лицо девушки. В конце коридора – дерево в кадке, и очередь из трех человек. Никто на нас не смотрел.

– Я буду кричать.– Предупредила девушка, отступая еще на шаг. Почему-то не к людям, а к стене. Вздрогнула, прижавшись к ней спиной.

– Он отправил тебя за моей кровью потому, что сам не посмел?

– Пропустите меня.

– Отдай пакет – и я не держу.

– Нет.

– Нет?

– Я сказала – нет. – Девушка оттолкнулась лопатками от стены, приближаясь на полшага ко мне. Все так же удерживая пакет обеими руками за спиной, и глядя снизу вверх с выражением “только попробуй”.

Она была маленькой – едва доставая макушкой мне до плеча. Из того типа женщин, которых хочется нарядить в пышное платье и запереть на чердаке. Чистое лицо с тонкой, словно фарфоровой, кожей. Огромные зеленые глаза. Золотое каре лежит аккуратно – несмотря на все потрясения. На рукавах пышной блузы и на джинсах, на которых бисером вышиты рунескрипты, темные пятна крови.

Будь мы наедине, я бы забрал пакет с окровавленными бинтами силой. Но здесь люди.

Девушка встряхнула головой, и, обойдя меня, боком направилась вперед по коридору. Все так же, не поворачиваясь спиной.

Я догнал. Схватил её за плечо, останавливая, и тут же отпустил:

– Как тебя зовут?

Она фыркнула.

– Ладно. Как мне тебя называть?

– Никак. Исчезни. Уходи из города, пока можешь.

– Тогда я буду называть тебя Принцессой. – Принцессу передернуло. – Ты от этого не отмоешься. До конца жизни.

– Зана. – Выплюнула Принцесса.

– Зана, твой учитель убьет меня. Он использует мою кровь, ты же знаешь, как это делается? – и убьет меня. Втягивая тебя в это. Его безупречность останется идеальной. А твоя? Что ты будешь делать с тенью от Поступка?

Зана моргнула. Раздула тонкие гневные ноздри:

– Это наша земля! И наше право…

– Ты тут причем? Это ЕГО город. ЕГО право. Ты – такой же инструмент, как алтарь, как покрывало, как меч. Только лучше. Я видел, как ты держала кислоту, там, у вампиров. У тебя есть знания, и у тебя есть сила – но ты все равно пока что лишь инструмент.

Зана сжала губы и, отвернувшись, сделала еще один шаг в сторону от меня.

– Ты ведь знаешь, почему он послал тебя? Тебя, ученицу, а не пошел сам.

Она шагнула вновь. Остановилась. Повернула голову.

– Потому что сейчас он занят. Открепляет парня… Мерлина… от себя. Он еще без сознания? Уязвимый, легкодоступный.

– Он его лечит!

– Вытягивает из него последние силы, прежде, чем разорвать связь. Забирает всё – потому, что ему каждая капля понадобится для часа Марса. Эндрюс оставит твоего друга умирать. Выкачанным, слабым, лишенным зрения и изуродованным. Они все так делают.

– Клевета!

– Я сам недавно был учеником. Я знаю.