SenorIron. Он не был героем

У нас просто не было будущего….

– Су-у-у-ка!

Я крикнул ещё раз, просто так, что бы прислушаться к эху. Не полегчало, орать больше не имело смысла, она далеко, а если и близко, то всё равно не вернётся. О-о-ка…Саана, когда-то она говорила – не оставляй меня одну, сегодня она оставила в одиночестве меня.

Нам не быть вместе, ни на шаг ближе…. Да. Знал ведь, если не знал, то догадывался, не такой сеньор Ирон дурак, ах не такой. Хуже! Ну что ж, свадьба дело хорошее, даже если она чужая….

Так даже лучше, никто никому и ни чего не должен. Без слёз и соплей, мирно по-английски. Не попрощавшись…, к чему?

Она ушла, исчезла, и враз померк день, скрылось за облаками, словно заблудившись, солнце, набухли чёрными тучами облака.

Сквозь рваную рану в небесах, хлынул дождь. Сеньор Ирон присел на мокрую траву, не было сил стоять, и задумался о смысле жизни, смысле без неё.

В этот хмурый день на душе было особенно гнусно. Не хотелось даже выть. Доступные женские прелести как-то разом, внезапно, словно перестали существовать. Так умирает любовь. Не хочется ничего.

Любовь умерла, в душу стекает кровь из разбитого сердца. Сеньор Ирон не прыщавый юнец, напротив, много повидавший на своём веку мужчина, но предательские слёзы точили изнутри и его.

Хотелось кого-нибудь убить, или убиться самому. Первое мешал воплотить в жизнь врождённый гуманизм, а на второе не соглашалась железная воля.

В окровавленной, изодранной в лохмотья душе было мерзко и пакостно. Это больно, безумно больно вырывать занозу из сердца, даже если эта заноза не материальна. Тем более, если это так….

Душевные раны болят и кровоточат сильнее. Мозг впервые за всё время своего существования отказывался адекватно воспринимать душевное состояние тела.

Мучительно больно и противно когда тебя предают, ещё больнее, когда предают любовь, твою любовь. Опустошение….

Разорванная в клочья и обугленная душа оседала пеплом на кровоточащую рану любви. Сеньор Ирон страдал, так же сильно как раньше радовался, нет, ещё сильнее.

Она не была стервой, просто не успела ей стать, но как у всех женщин в ней было что-то сучье, притягательное и злое. Она по-прежнему манила и отталкивала, будоражила воображение и вызывала неприязнь.

Много чувств переплелось в измаранной грязью, страдающей душе сеньора Ирона, но самое страшное, что там всё ещё оставалось место для любви.

Мне не хотелось верить словам, это жестоко и больно говорить о любви и спать с другим. Но вера, втоптанная в грязь и залитая кровью разбитого сердца вера, всё ещё прикрывала собой надежду. И та не умерла, или думала, что жива….

Сеньор Ирон впервые как в детстве хотел зареветь, но слёз не было, они замёрзли в груди и острыми льдинками хлестали сердце и душу. Шёл дождь, и оттого было ещё больнее, горше и тоскливее.

Шёл дождь….

– Сучка, милая глупая сучка.

Пусть…. Я знаю, сеньор Ирон сильный, мне ли не знать себя, я справлюсь, будет опять больно, но я справлюсь, у меня есть цель. Хорты.

Иногда месть лучшее оружие против душевной боли. Я привык терять, привык с раннего детства, и уже тогда в глазах не было слёз. Только от сильного ветра или колючего песка и не от чего более.

Хорты, сегодня сеньор Ирон сделал очередной, пусть меленький, но шаг вам на встречу.

* * *

Моё душевное состояние не располагало к разговорам, думаю те, кто заступил мне дорогу в неурочный час, ждали меня не за этим. Родовой замок был уже близко, но не на столько, чтобы дождаться помощи.

Тонко пропела стрела, и мне обожгло щёку, за ней последовала вторая, и вскоре уже град стрел накрыл маленькую поляну. Ну и что? Сеньор Ирон задумался. Интересно, кому это из соседей ему удалось перейти дорогу в этот раз?

Сеньору Годзильо, вряд ли, этот старый хрен обычно сидит в своём замке тихо и носа никому не кажет. Сэру Гаю Саксонскому? С чего бы? Такие, как он, стараются ладить с сильными соседями.

Остальные, те, кто мог решиться на открытое нападение, давно разбрелись по могилам, и их прах тлеет в чуть суховатой земле. Хотя, есть один перец, молодой да ранний. Птенец наглый и чванливый, слишком рано лишившийся папеньки и получивший в наследство баронство. Он, барон Тройц, не иначе.

Барон конечно хозяин на своей земле, да только и сеньоры в отличие от сэров ни под кем не ходят. Самостоятельные мы.

Бывали, конечно, случаи и на моём веку, когда бароны подминали под себя и вольных сеньоров. Но и баронство в наше время не пожизненно, хоть и передаётся по наследству. Есть ещё старые законы, на которые можно опереться при случае, да и перекроить кажущиеся незыблемыми догмы и правила.

Тройц стало быть. Да, что ни говори прыткий хлопчик, года не прошло как познакомились, а, поди ж ты, уже и покушение готово.

Ловок, не по годам, и в смекалке ему не откажешь, но толстоват, даже для сеньора. Одного не учёл барон Тройц, сеньор Ирон не просто рубака парень, я ещё и колдовством не брезгую и маг хоть и слабенький, но со стажем.

Ну, насчёт слабенький, это конечно как сказать, вряд ли простой колдун смог бы накрыться магической защитой за столь мизерный срок. Стрелы продолжали лететь к одной точке с завидным и глупым постоянством, не причиняя впрочем, никакого вреда.

Я ждал, когда им надоест, но барон кроме наглости обладал похоже завидным упрямством, щедро замешанным на глупости.

– Барон Тройц, а Вы надо полагать трус!

Град стрел внезапно иссяк, но я не спешил снимать защиту, мало ли что?

Итак, барон, поговорим.

Он не нашёлся что ответить, но на опушку выкатилось полтора десятка легко вооружённых гридней, затем появился барон. Смешно, не имеющие собственной воли гридни и такой же безвольный барон.

Мне никогда не нравилось убивать, ни в детстве, ни потом, отнюдь не тихим сапом захватывая всё новые и новые земли.

Разговор не задался как-то сразу, барону показалось, что он вправе разговаривать со мной на повышенных тонах. Вначале я подумал, что он просто ошибается на мой счёт, не понимая, кто перед ним.

Тройц ругался, брызгал слюной, много говорил о дворянской чести, обвинял в ереси и грозил судом инквизиции. Как Вы думаете, смог бы я такое терпеть?

– Заткнись! Я своего отца не убивал, за меня это сделали другие. А какое право имеешь ты, кричать здесь о чести!?

Барон Тройц ничего не сказал в ответ, лишь покраснел изрядно, затем кожа на его лице пошла белыми пятнами и он махнул рукой.

Гридни набросились все разом, суетясь и толкаясь, спеша выполнить приказ хозяина. Сталь лязгнула о сталь. На опушку высыпали ещё три десятка.

Может быть, я не настолько хороший маг, но уж точно в схватке на мечах у меня совсем не было шансов. Гридни могли задавить толпой, смять меня и просто истыкать мечами, но…. Я парень запасливый.

Едва кольцо стало смыкаться, и барон приготовился вкусить сладость победы, я достал заветную склянку и разбил её оземь. Через два удара сердца его слащавая улыбка померкла и сменилась гримасой страха.

– Вот мы и остались одни. Поговорим, словно мужчина с мужчиной.

Мёртвые гридни не пытались встать на защиту хозяина, и клинок звякнул о клинок. Тройц оказался неплохим бойцом, но страх, его страх, сегодня играл на моей стороне.

Он хорошо подготовился к этой встрече. Тонко тканная кольчужка гномьей работы, отличный меч и тонкий стилет, обильно смоченный ядом. Особенно кольчуга, она то поначалу доставила много неприятностей и едва не стоила мне жизни.

Высверк стали пронзил воздух, близко, смертельно близко. Мой ответный, заканчивающийся уколом в сердце выпад, достиг цели, но не принёс желаемого результата.

Кольчуга сдержала удар, впрочем, как и два последующих. Его клинок не сломался от моих сокрушительных атак, а острое жало стилета едва не лишило меня самого ценного.

После трёх минут яростной сечи он всё ещё стоял на ногах, а я пытался унять дрожь в руках…, следствие подлого укола. У магов свои секреты, яд не всегда страшен знающим. Мне удалось удержать подло ускользающую жизнь в своих руках.

– Ну что Тройц…? Что дальше?

Он задрожал. Не люблю убивать… трусов, но приходилось, я не киллер, я бродяга, бродяга по жизни и бродяга в душе. Романтику порой трудно взять очередной грех на душу, трудно, но необходимо, надо.

Клинки скрестились, в последний раз…, барон коротко вскрикнул. Кольчуга не защищает всё тело, всегда найдётся место, куда может проникнуть холод стального лезвия.

Не люблю вытирать кровь с клинка, мне нравится смотреть как густые, рдяные капли медленно скатываются вниз.

Жаль. Ещё одна рано оборванная жизнь, ещё один замок и земли, за которые придётся долго бороться. Эта смерть не последняя….

Но Вам не привыкать сеньор Ирон, ведь так? Вы притерпелись убивать с детства, хоть Ваше сердце и не очерствело от крови, оно никогда не будет таким как прежде. Добрым, честным и отзывчивым, Вы огрубели сеньор.

– Прости….

Что ещё может сказать один дворянин другому, остывающему трупу. Он тоже не был ангелом, он, убивший отца, и рано похоронивший мать, старшего брата и обеих сестёр.

Я не испытывал раскаяния, да и совесть если и станет мучить, то скоро заткнётся, потому что так было надо. Я не киллер, и убиваю только для того, что бы жить, жить и лелеять одну большую и светлую мечту. Но об этом потом, не сейчас, хотя и она уже порядком замарана кровью.

Я люблю побродить пешком, но отчего-то тревожно и беспокойно на душе. Несмотря на тихий шелест травы под ногами, пение причудливых птиц, тихую беседу листьев.

Мне неспокойно, неспокойно и грустно. Этот век проходит и на смену ему грядёт новый. Каким он будет этот новый век?

Лучше? Хуже старого? Хочется верить, что он этот новый век будет светел и чист, но нет, век, открывающий новое тысячелетие не сулит никому ничего доброго. Я слышу – идёт зло. И Хорты всего лишь начало.

В этот хмурый день на душе было особенно гнусно. Не хотелось даже выть. Доступные женские прелести как-то разом, внезапно, словно перестали существовать. Так умирает любовь. Не хочется ничего.

Любовь умерла, в душу стекает кровь из разбитого сердца. Сеньор Ирон не прыщавый юнец, напротив, много повидавший на своём веку мужчина, но предательские слёзы точили изнутри и его.

Хотелось ещё кого-нибудь убить, или убиться самому. Первое мешал воплотить в жизнь врождённый гуманизм, а на второе не соглашалась железная воля. Хватит крови, на сегодня её даже с избытком.

В окровавленной, изодранной в лохмотья душе было мерзко и пакостно. Это больно, безумно больно вырывать занозу из сердца, даже если эта заноза не материальна. Тем более, если это так….

Душевные раны болят и кровоточат сильнее. Мозг впервые за всё время своего существования отказывался адекватно воспринимать душевное состояние тела.

Мучительно больно и противно когда тебя предают, ещё больнее, когда предают любовь, твою любовь. Опустошение….

Разорванная в клочья и обугленная душа оседала пеплом на кровоточащую рану любви. Сеньор Ирон страдал, так же сильно как раньше радовался, нет, ещё сильнее.

Она не была стервой, просто не успела ей стать, но как у всех женщин в ней было что-то сучье, притягательное и злое. Она по-прежнему манила и отталкивала, будоражила воображение и вызывала неприязнь.

Много чувств переплелось в измаранной грязью, страдающей душе сеньора Ирона, но самое страшное, что там всё ещё оставалось место для любви.

Мне не хотелось верить словам, это жестоко и больно говорить о любви и спать с другим. Но вера, втоптанная в грязь и залитая кровью разбитого сердца вера, всё ещё прикрывала собой надежду. И та не умерла, или наивно думала, что жива….

Сеньор Ирон впервые как в детстве хотел зареветь, но слёз не было, они замёрзли в груди и острыми льдинками хлестали сердце и душу. Шёл дождь, и оттого было ещё больнее, горше и тоскливее.

Шёл дождь….

Смысл жизни?

Было больно и горько, когда сеньор Ирон достиг широких кованых ворот родового замка. Наверное, ещё больнее и горше, чем я думал.

Пусть. В этом мире всё течёт и всё изменяется. Чечёт вода, время, события…, изменяют люди.

Она предала нашу любовь, предала ради чести. А может быть я не прав…, и не было ничего?! Да и была ли честь….

По меркам эльфов она просто ребёнок, масенький, глупый ребёнок, решившийся играть во взрослые игры. И я не виню её, пусть она сама обвиняет себя, если хочет. А провод есть….

Повод всегда есть, но это, однако, совсем другая история.

День, второй, третий…. Я предавался праздности, не пил, горе не утопить в вине, сидел часами глядя в одну точку, далёкую и недоступную, и думал, просто думал о ней. Спал, наверное ел, и вспоминал.

Было, всё же было, мы спали вместе…, так было не раз и даже не два. Я помню сладкий вкус её нежных губ и пьянящие поцелуи. Я помню, как она стонала подо мной, всё помню….

Неужели это был лишь сон, сон навеянный любовью?

Сон, всего лишь глупый, случайный сон. Сон, один из многих, что часто снятся на жизненном пути безумных магов.

В чём смысл жизни спрашивал я у себя не раз и не находил ответа, ни тогда в голодном, помойном детстве, ни сейчас. Жизнь в чём твоё значение? Где покоится корень всего сущего, кто управляет миром? Почему умирает любовь?!

Почему она умирает….

У меня не было ответов, лишь длинная череда вопросов, череда боли и грусти, тоски и безысходности. Да тревожно ныла порванная в клочья душа.

Почему мы убиваем свою любовь!?

* * *

Дом, сеньор Ирон вернулся. Домой, зализывать свежие раны. Я очнулся, сон не может длится вечно. Замок, мой родовой замок.

– Жид, всё ли было спокойно, за время моего отсутствия?

– Всё, за исключением Фонфана, Донкахода, Бильвуфа, Рихардо и Мотыля, мой сеньор.

На самом деле моя челюсть редко срывается вниз и ударяется об булыжники мощёного двора. Редко, потому что это больно и ещё, Жид никогда не докладывает мне о мелочах, с которыми не в состоянии разобраться сам.

Жид, классный мажордом, он знает, какие новости сообщаются первыми. Конечно, позднее он подаст полный список катастроф в письменном виде. Вот только станет ли сеньор Ирон читать?

И если он начал с моих друзей…, значит их дело дрянь.

– Где?

– В городской тюрьме…, нарушения установленного порядка управления, сопротивление властям….

– И…?

– Общий срок двести пятьдесят лет на каменоломнях или полста систерциев.

Что-то мне подсказало, что дело дрянь.

– Золотом?!

– Да сеньор, а в казне таких денег нет.

– Козлы! А что так дорого?!

– Наследили. Трупов много после себя оставили.

Ну, да, такой то шайкой. Куда городским стражникам до моей детской, правда, слегка подросшей, компании. Ага, вымахали! Вот только дурь из их тыкв никак не выветрится. Всё бы безобразить да куролесить.

– Козлы.

Произнёс сеньор Ирон в очередной раз уже тише, ласково и с любовью. Опять выручать, а денег нет. Может морду кому набить?

* * *

И набить таки пришлось….

– Да ты червь как, с бароном(графом) разговариваешь?! Не узнаёшь, кто перед тобой?!

– Как не признать. Сеньор Ирон не извольте гневаться, да только король строго настрого приказал под честное дворянское слово никого из узилища не выпускать.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.