Вселенная Надзора. Исправительные работы

– Все равно так нельзя. Слишком многие остаются за порогом, слишком многими приходится жертвовать.

– И что же ты предлагаешь? Этих самых многих, слышь, действительно немало, но даже они ничего сделать не в состоянии. Хочешь доказательств – посмотри на Силовую площадь. Там до сих пор, наверняка, смердит дымом и кровью. А ты что предлагаешь?

– Да ничего, в принципе, – Ортега невесело скривил губы. – Просто ворчу. Может, верхи и можно растормошить, но только с низов. А с большого криминала всегда кормится малый.

– Старая Вера, – догадался Саровски.

– Они, – согласился Ричард. – Или другой ответственный. Что покажет следствие.

– Следствие все покажет, – пообещал лейтенант Анджей Саровски, притормаживая во дворе дома Ортеги. – Можешь, слышь, не сомневаться. У Медича на религиозных нюх тот еще. Мы с ним их найдем. Тех, кто их организовал – тоже. Психов сдадим в дурку, организаторов засадим так, что на нарах от их жоп к концу срока следы останутся. Не сомневайся, Ортега.

– Не уверен, что мне это так уж нужно, – Ричард надел шляпу, застегнул пальто, – но все равно спасибо, Анджи. За то, что подбросил – тоже. Бывай здоров.

– Бывай здоров.

Лифт в подъезде не работал. Еще лет пять назад его отключили на профилактику, видимо, все еще не закончившуюся. Второй подъемник вышел из строя позже, года два назад, да так и стоял на первом этаже, распахнув в предсмертной агонии двери. Вздохнув, Ортега двинулся вверх по лестнице, считая этажи.

В действительности, Ричард прекрасно понимал и даже в чем-то соглашался с Саровски. Смертность среди сотрудников следственного отдела Надзора была не такой уж и высокой, и зачастую имела причиной профессиональную деятельность. Эдвард же Винкс частенько лез на рожон, работал несколько раз под прикрытием, регулярно лично присутствовал при специальных операциях. И выживал. Красиво выживал. С улыбкой, юмором, посмеиваясь из-под своих шикарных усов. Работа с ним была для Ортеги большим подспорьем, позволяющим гораздо проще справляться с постоянным стрессом.

А теперь Винкса убили. Не торговцы горячей травой, не чокнутые уголовники, не боевики. Нет, его убили какие-то долбанутые на голову шизики, во имя своих тухлых сумасшедших идей.

Черт побери.

Нет, все же по здравому размышлению Ортега не будет на этот раз оставлять все коллегам. Конечно, расследование поручили не ему, напарнику убитого, но Ричард был в достаточно хороших отношениях с Саровски и Медичем, чтобы попросить об услуге. О содействии. Вряд ли они откажут, в чем можно было убедиться после сегодняшнего разговора.

Лимитированное ночное освещение на этаже не работало. Уж во имя профилактики или чьего-то раздолбайства Ортега даже думать не мог. Сегодняшний день принес слишком много злых вестей, чтобы беспокоиться об очередном маленьком провале маленького мирка офицера Департамента Надзора Ричарда Ортеги.

Это так забавно. Он, пусть и не верил, но все же говорил о какой-то там победе над преступностью, об исполнении Департаментом своей роли, когда в его собственном подъезде не работало освещение и не ходил лифт.

Повозившись пару минут в темноте с ключом, Ортега наконец-то попал в замочную скважину, открыл дверь, миновал предбанник.

Пока вешал шляпу на сушилку и снимал пальто, прогнал еще раз в голове последние мысли. Нет, все же лучше решить все потом, на свежую голову. Через неделю, возможно. В конце концов, если с Эдвардом сделали это не какие-нибудь психи, а серьезные люди, Ортега добраться до них не сможет. Разве что решит прежде пробиться через армию левых людей, окружающих любое судебное разбирательство. С таким Саровски ему помочь будет уже не в состоянии.

И все же если это будет кто-то другой, Ортега должен их достать. Чтобы Эдварду хорошо лежалось. А в зеркало потом Ортега как-нибудь научится смотреть, не в первый раз собственное отражение грозилось стать ему невыносимым.

Ричард зажег свечи, помыл руки, умылся, решил не бриться, побрел на кухню. Желания приготовить в добавку к вечернему пищевому пайку хотя бы лапшу не было совершенно, поэтому он быстренько кое-как соорудил бутербродов с бледным плавленым сыром, заварил чаю, уселся на диван. Телевизионные каналы радовали детской вечерней программой, песенным конкурсом и познавательной передачей о природе аберрантов с видеоматериалами и фотоиллюстрациями. Выбрав центральный городской канал, Ортега откинулся на спинку дивана и принялся за бутерброды.

– Крупномасштабное столкновение с аберрантами сегодня днем вынудило защитников города привлечь авиацию. В результате длившегося почти час боестолкновения двое защитников Барьера погибли, еще пятеро находятся в коматозном состоянии на карантине. Представитель Командования Барьером заявил, что было ликвидировано свыше сотни аберрантов, бросившихся в атаку на город по невыясненным пока причинам. Погибшие офицеры Департамента Надзора за правопорядком будут, по заявлению властей, представлены к посмертным наградам, равно как и ряд прочих героически проявивших себя сотрудников.

Невесело усмехнувшись над двусмысленностью последней фразы, Ортега немного подумал и выключил телевизор. Очутившись в тишине, он откинул голову на спинку дивана и закрыл глаза.

Даже выпуск новостей не поднимал настроения, не приносил обычного расслабления. Паршивый, на редкость паршивый день. Не стоит с таким настроем принимать никаких серьезных решений.

Хотя нет, пошло все к черту. Убийцы Винкса заплатят. В любом случае заплатят. Но сперва нужна информация. Без информации точно ударить не получится.

Открыв глаза, Ортега некоторое время боролся с нежеланием что-либо делать, но заснуть ему все равно не удалось бы, а чтению он вряд ли смог бы уделить достойное этого занятия внимание. Словом, не было ничего лишнего в том, чтобы достать-таки валяющуюся в кармане пальто флеш-карту, добытую утром в магазине, и узнать, в чем дело.

Отложив тарелку с бутербродами, Ортега не спеша встал, добрался до прихожей, достал из кармана флешку и направленный микрофон. Покрутил его по пути в рабочий кабинет, положил на стол. Модели прибор был, как и показалось утром, именно такой, какой пользовался он сам по долгу службы. Учитывая, что по нему пару раз в жизни стреляли из такого же пистолета, которым он пользовался сам, становилось и вовсе забавно. Получалось, что единственной материальной вещью, что отличала его от преступников, было удостоверение. Впрочем, документы тоже запросто подделывались.

Ортега вставил флешку в порт компьютера, проверил ее на вирусы, открыл.

И замер. Потому что флешка в своем названии несла порядковый номер удостоверения Винкса. А значит, принадлежала именно ему.

А потом Ортега запустил звуковые файлы, запись некоего разговора, произошедшего, судя по дате, этой ночью.

Долгое время лейтенант сидел неподвижно, не слишком осмысленным взглядом упершись в давно уже потухший монитор компьютера. Потом медленно поднялся, не переодеваясь и не запирая дверь вышел на лестничную клетку, спустился на один этаж.

– Кто там? – раздался из-за двери опасливый и не слишком внятный голос. Пока Ричард зависал над звуковыми файлами, прошло немало времени, стрелки часов уже давно перевалили за полночь. Лейтенант об этом даже не задумался.

Ортега прочистил горло.

– Это Ричард Ортега, ваш сосед сверху. Скажите, вас вчера ночью никто не заливал водой?

– Это что, самое подходящее время для таких вопросов?

– Просто скажите «да» или «нет».

Сосед некоторое время молчал, явно борясь с желанием послать ночного посетителя к черту и отправиться спать. Поборол.

– Нет, никто меня водой не заливал.

– И участковый наш к вам не заходил?

– Нет, не заходил.

Немного помолчав, Ортега ушел, не прощаясь. Тихо поднялся к себе в квартиру, запер дверь. Немного поразмышлял о том, что лучше: алкоголь или успокоительное. Выбрал и то и другое. На опасность для сердца ему сейчас было конкретно наплевать.

Пил он долго и невдумчиво, стопку за стопкой, мешая все, что только мог найти. Легче не становилось, совсем наоборот. Время от времени он обнаруживал себя истерически посмеивающимся или пускающим слезы. В какой-то момент вдруг осознал, что стеклянный сервиз разбит, а окровавленный кулак разгибается с большим трудом.

Ближе к утру, когда стало легче, Ортега сравнительно спокойно поднялся с дивана, потратил час на извлечение осколков сервиза из руки и уборку квартиры. Попробовал, – без особого успеха, – погрызть сухариков и хлебцев, потому что есть хотелось безумно.

А потом извлек из компьютера флешку Винкса, взял тяжелый видавший виды молоток из старой зеленой коробки с инструментами и разбил карту на множество маленьких кусков.

– Илай Скарро, – приятно, по-отечески глянул на гостя полковник Марков. – Капитан Илай Скарро. Знаете, а вы, похоже, очень способный молодой человек, раз дослужились до капитана к своим тридцати двум.

– Делаю все от меня зависящее. Полковник.

Скарро на улыбку хозяина кабинета не ответил. Его четко очерченное худое лицо хранило холодное выражение. Выразительные карие глаза беспокоили, нервировали неподвижной пронзительностью. Коротко подстриженные – подстать спортивному телосложению – черные волосы не скрывали напряжения лба и висков, свидетельствующее о том, что он фиксирует и оценивает каждое услышанное слово, каждый лишний жест или недостаточно убедительный смешок.

Илай Скарро ничем не демонстрировал нетерпение или презрение, но его холодная уверенность в себе заставляла неуютно поторапливаться, не болтать попусту и переходить к сути дела.

Скарро беспокоил. Впрочем, похоже, на Маркова это не распространялось.

– Как хорошо, – полковник откинулся на спинку стула, пригубил горячего чаю. – Для Службы гражданской безопасности вы, вероятно, ценный кадр. Хотя не могу не отметить, что столь быстро проходимые ступеньки карьеры обычно свойственны либо близким родственникам чьих-то больших людей, либо любителям карабкаться по трупам. К вам, капитан, это случайно не относится?

– Особенности мои служебной деятельности, полковник Марков, – Скарро не потупил темного взгляда, – касаются исключительно моего непосредственного начальства.

Марков еще раз усмехнулся, отставил напиток и уже серьезнее глянул на собеседника. Серьезнее, но все еще чуть насмешливо.

– Весьма верное замечание. Как оно, к слову, – ваше начальство? Я говорю, конечно, о генерале Борожем, вашем, как вы выразились, непосредственном начальнике. Спрашиваю не из праздного интереса, а потому что мне посчастливилось несколько лет работать в тесной связи с генералом и могу подтвердить: упрекнуть его можно во многом, но не в посредственности.

– Генерал Борожий пребывает в добром здравии, спасибо. Напомню, полковник, что именно по его поручению, а не из собственной прихоти, я нахожусь здесь.

Марков задумчиво кивнул, не спуская глаз с карего блеска из-под бровей Скарро.

– Разумеется. Мне лишь хотелось бы увериться, что по пути своей столь шустрой карьеры, вы, Скарро, не оставите за собой пару трупов в моем отделе.

Скарро показал в улыбке ровные зубы. Улыбался он на удивление мило. И очень натурально.

– Это зависит от обстоятельств, полковник. Как уже было сказано, я всегда делаю все, что от меня зависит.

– В данном конкретном случае речь идет напрямую об угрозе моему сотруднику, Скарро. Ситуация требует вовлеченности всех, я бы сказал, заинтересованных сторон.

– Именно поэтому, полковник, я и был послан к вам. Чтобы провести совместную работу.

– Вы хотели сказать «получить необходимую информацию»?

– Я сказал именно то, что хотел. Следственный отдел Службы гражданской безопасности уже некоторое время располагает сведениями о связях с Сопротивлением двух ваших сотрудников. То, что один из них внезапно погиб при крайне странных обстоятельствах поторапливает нас, не позволяет нам и дальше продолжать пассивный сбор информации.

– И вы решили перейти к активному вмешательству в дела независимого Департамента, миновав его отдел собственной безопасности.

– У нас есть определенные причины поступать именно так. Полковник. – Скарро чуть нахмурился, сделав вид, что решил доверить Маркову нечто важное. – Серьезные причины. Заверяю, мы огласим их, как только сможем.

– Разумеется, Скарро, – Марков сделал вид, что поверил.

Выставив грудь и полный живот, расставив носки чистеньких ботинок и задрав подбородок, Олаф Семеш выглядел довольно забавно. Светлые салатовые глаза Олафа Семеша задорно поблескивали на крупном лице, обогащенном яркой живой мимикой. Соломенные волосы Олафа Семеша в полном беспорядке торчали из макушки в разные стороны, подобно выгоревшей на солнце половой тряпке. Олафа Семеша можно было принять за задорного студента старших курсов, судя по разбросанному виду, еще не определившемуся, зачем он вообще пошел в высшее учебное заведение и что ему с получаемым образованием делать в дальнейшем.

Олаф Семеш выглядел простачком. И совершенно им не являлся.

В частности, Олаф Семеш, ни разу не видевший полковника Маркова в ярости, мигом сообразил, что сейчас с тем что-то не так, а потому встал по стойке «смирно». Все было просто: Марков забыл предложить подчиненному присесть, что уже о многом говорило.

– СГБ, сэр, – невыразительно, но с удивительным пониманием проблемы произнесли забавные пухлые губы Семеша. – Это будет непросто.

Марков смотрел в окно, машинально помешивая уже остывший чай.

– Вероятно. Но, Семеш, пойти на поводу в этой ситуации мы не можем. Скарро будет копать, будет выжимать. Будет пытаться подкупить и запугать. СГБ зачем-то понадобился Ортега, в чем-то они его подозревают и для чего-то им пришлось связаться с нами. Я хочу знать, в чем дело.

– Мне нужно проследить за сгбшником, – спокойно констатировал Семеш.

Марков повернулся к нему.

– В том числе. Учитывая, что это все же «старший брат», не лезь на рожон, но и не отпускай поводок слишком далеко. Это будет твоей второй задачей.

– Второй, сэр.

– Первой и основной станет Ричард Ортега.

На смешном полудетском лице Олафа Семеша на мгновение мелькнуло неясное выражение.

– Установишь за ним круглосуточное наблюдение, – продолжил Марков. – Будешь лично сообщать мне о любых странностях поведения. С учетом, конечно, того, в каком он сейчас состоянии после смерти Винкса. Странные звонки, знакомства, маршруты – я хочу знать все. Но самое главное, Семеш – сохрани Ортегу в живых.

– СГБ, – снова кивнул Олаф. – Думаете, они могут его…

– Уверен, – прервал Марков. – Уверен, что могут.

В кабинете повисла тишина. Марков, казалось, задумался о чем-то своем, смешной же Семеш все столь же четко и дисциплинировано стоял перед ним.

– Сэр, – прервал, наконец, тишину Олаф. – Если СГБ правы… если Ричард Ортега и правда…

– Если Ортега виновен, он предстанет перед судом и будет, при соответствующем приговоре, казнен. Не раньше.

– Еще один вопрос, сэр.

– Слушаю, Семеш.

Надзиратель некоторое время молчал. Марков не подгонял его, ждал, пока тот найдет нужные слова.

– Сэр. Какого черта происходит? При всей нелюбви к СГБ… они же просто делают свою работу. Они не стали бы убивать или пытаться убить офицера Надзора без чертовски серьезных причин. Или нет?

На этот раз уже Олаф не подгонял Маркова. И дело было не в возврате любезности. Совсем нет.

– Будь я проклят, если знаю, Семеш, – ответил, в конце концов, Марков.

В одном Марков был прав на все сто процентов: Илай Скарро и правда копал и выжимал, причем отменно. Копал под людей и выжимал их же. По крайней мере тех, кто это ему позволял.

По следственному отделу Надзора уже некоторое время циркулировали слухи о деятельности внезапно свалившегося на его голову капитана СГБ. Его появление предваряло густое, широким фронтом расплывающееся душное чувство уязвимости, опасности. За ним же оседал липкий туман неуверенности, тревоги.

Скарро посетил в течение одной рабочей недели всех более-менее близких сослуживцев Ортеги, но не потрошил никого угрозами, не давил полномочиями, не пытался подкупить. По крайней мере, никто сам об этом не говорил, а подобные предположения отрицал. Это порождало лишь еще большую нервозность. Подозрительность.

Поговорил офицер СГБ, конечно, и со всеми теми, кто вместе с Ортегой провожал Винкса в последний путь. Поэтому когда к лейтенанту Саровски в кабинет со стуком вошел Скарро, тот прекрасно знал, как себя вести и что говорить. На вопросы по делу отвечал четко и кратко, без вызова, на иные предпочитал не реагировать. Все время ожидал, что собеседник вот-вот начнет предлагать деньги или обрисовывать «альтернативы» откровенным ответам. Но Скарро был неизменно корректен. И холоден. А перед уходом улыбнулся. Весьма и весьма, казалось, удовлетворенно.

Выбитый из колеи Саровски еще долго не мог прийти в себя, не понимая, что же его так смутило. Не разобравшись, лейтенант достал из тумбы стола бутылку виски, глотнул прямо из горла, закашлялся, убрал, и пришел к двум выводам. Первое: виски оказался крепким, и второе: он чертовски не любит Службу гражданской безопасности.

Глава 7

Пиво было холодным, мясо с гарниром – благородно теплым.

Освещение в баре-ресторане, как и всегда после девяти вечера, приглушили. Вокруг ламп болтались на тонких невидимых издалека нитках бумажные светлячки.

Из телевизора над барной стойкой раздавались временами приятные, в остальном – отвратные голоса и мелодии выступающих в музыкальном шоу исполнителей. Хозяин заведения несколько месяцев мучился, подбирая подходящее звуковое сопровождение своему бару. Старожилы помнили «Красного аиста» и спорт-баром, и блюз-кафе. Когда-то здесь исполняли живой джаз, когда-то гремели молодежные мотивы. Продолжалось это до тех пор, пока хозяин не понял, что люди приходят к нему не для того чтобы кого-то или что-то слушать, будь то музыка или собеседники. Люди шли в «Красный аист» выговориться. Или упиться.

Упивающийся уже неделю Ричард Ортега выговаривался. Вместе с ним привычно жаловались еще трое человек, с которыми он познакомился здесь же.

Сложно было сказать, на что больше налегал Андрей Лозинко, редактор спортивной газеты – на еду или выпивку. Ловко орудуя ножом и вилкой, толстый, наверняка толще уничтожаемой сейчас свиньи, Лозинко утробно урчал, чавкал, закатывал глаза и богохульствовал.

– Картер – мудак, – богохульствовал он, потрясая вилкой с насаженным на нее солидным куском мяса. – Наш великий и непогрешимый президент. Мудак, мать его.

– Поясните, – потребовал неопределенного возраста субъект в широкополой шляпе по дореволюционной моде, которую он, судя по всему, то ли упорно не желал. ю то ли не мог, снять.

– И правда, Андрей, – с укором проурчал глазастый сухенький, как вишневая ветка, преподаватель, о котором было известно лишь то, что его фамилия Костыль и что он задолжал в этом заведении уже солидную сумму. – Вам ведь, как-никак, благодаря усилиям Совета Структур есть что кушать, чем запивать.

Ортега мутно хмыкнул. Действительно, Лозинко было, что кушать. Кушал он без перерыва уже минут тридцать, причем в хорошем темпе. И, судя по всему, заканчивать вовсе не собирался. По левую руку от него располагался пяток тарелок, заваленных обглоданными костями откушанных зверушек, по правую стояли четыре литровых стакана из-под пива, уже некоторое время как освобожденные от содержимого.

Лозинко закатил глаза, облизал густые светлые усы, ткнул в направление широкополого субъекта вилкой.

– Ты. Чем занимаешься?

– Финансовыми услугами.

– Воруешь, значит.

– Андрей, ну Андрей, – заурчал Костыль, уже полчаса мусоливший полулитровый стакан из-под пива. – Ну зачем же вы так? Мы тут кушаем… запиваем…

– То-то я и вижу, как много ты кушаешь. Учитель, а марок, похоже, зарабатываешь не слишком дохрена.

– Я учу! – возмущенно вскинул голову Костыль.

Лозинко промокнул губы салфеткой, придвинул следующую тарелку.

– Учи. Пока можешь, учи, потому что не сегодня-завтра Картер и твою школку прикроет. Ему умное поколение ни к чему.

– Факт, – внезапно согласились финансовые услуги в широкополой шляпе. – Совет Структур постоянно закрывает школы. А вузы? Что они делают с вузами? Лезут туда со своими программами, со своими специалистами! Ха!

– Ха, – икнул Ортега, решив, что надо поддержать разговор.

– Ха! Интересно, на чем эти специалисты специализируются, простите мою тавтологию! На краже денег и доносах на преподавателей в СГБ?

– Если есть, на что доносить, то правильно делают, что доносят! Я двадцать лет преподаю историю, и никогда у меня не было ни единой причины отойти от одобренной Советом Структур учебной литературы!

– Это потому что преподаватель из тебя, – невнятно прорычал из-за куриной голени Лозинко, – как из блокпоста на Барьере бальный зал. Или, выражаясь не столь завуалировано, как из козьей жопы – труба!

Не обращая внимания на раздувающего щеки сухонького Костыля, спортивный обозреватель отбросил последнюю кость, залпом допил пиво, расстегнул пояс.

– С другой стороны, ты хоть и зарабатываешь мало, но это хотя бы марки, а не переломы. На Гражданском марше была группа учителей из десятой гимназической школы имени Тареева, что в Третьем Блоке. Я там рядом стоял, видел и слышал все сам. Учителя те, пользуясь весьма грамотными аргументами, ставили под сомнение как результаты деятельности Картера в частности, так и бенефиты революции пятьдесят второго года в общем.

– И что, слушал их кто? – заинтересовался Ортега.

– Слушали, а как же. Оперполки Надзора. Причем так активно слушали, что переломали из чистого стремления к знаниям всех ораторов. Отмечу, что ни баб, ни стариков не жалели.

– Оперативные полки, надо бы вам знать, тоже получили неслабо, – вставили непонятно чью сторону в споре занимающие финансовые услуги. – Двадцать офицеров госпитализировано, около сотни пострадали!

– На фоне нескольких тысяч граждан, заваливших городские больницы, это не слишком впечатляет.

– Я слышал, – Ортега прочистил горло, прислушался к ощущениям. Решил, что говорить все же удастся. – Я слышал, что причиной столкновения между надзорами и митингующими стали сами митингующие. Они кидали камни, разве нет?

– Конечно, кидали, – с гордостью подтвердил Лозинко. – Потому что людей начали зажимать на сторонних улицах, забирать без объяснения причин в автобусы.

– Верно, – чихнули финансовые услуги.

– Но они же вышли за оговоренные и утвержденные границы шествия. Стали мешать движению на соседних улицах.

– Еще бы! Изначальный маршрут был кретинским! Там не уместились бы пришедшие двести тысяч!

– Из которых планировались, стоит отметить, лишь сто. Но, как говорили в новостях, пришло всего семьдесят.

– Двести, – уверенно кивнул на глазах расплывающийся в кресле Лозинко. Видимо, последний литр все же оказался лишним. – Гарантирую.

Ортега хмыкнул.

– Вы считали?

– Я спортивный обозреватель, а не бухгалтер! – гордо тряхнул усами Лозинко. – Мне не нужно ничего считать! Я как толпу вижу – жопой чувствую, какая в ней там статистика!

– Да, да… – не слишком внятно бормотали финансовые услуги.

– Да и забирать Свербицкого и Квалишвили было беспределом. Причем так жестко. Жестоко! Зачем?

– Мне казалось, они пытались снять с оперполковцев шлемы и забить тех палками?

– Чушь. Я был там, я все видел. На Свербицкого и Квалишвили напали подло, со спины.

– То есть со стороны митингующих?..

– Въехали автобусами прямо в толпу, – мигом нашелся Лозинко.

– Верно-верно…

– В чем я могу с вами согласиться, – кивнул Ортега. – Так это в том, что наш уважаемый президент – мудак. Потому что откомментировать такие массовые народные волнения шуткой про использование оппозиционеров в качестве приманки для аберрантов на Барьере мог только истинный дегенерат.

– А что ему будет? – внезапно спокойно поинтересовался Лозинко. – Он же сидит за всеми этими надзорами, сгбшниками, сопшниками.

– А все же не бесил бы народ. Кто знает, что будет, если он вконец всех задолбает.

Под потолком летали бумажные светлячки, телевизор голосил. Упивающийся уже неделю Ричард Ортега выговаривался.

– Насчет единственно верного варианта власти, я сомневаюсь, – Ортега потянулся за шляпой, да чуть не упал. – Никогда не слышал, чтобы в каком другом уцелевшим после войны городе была у власти организация вроде нашего Совета Структур.

– Совет Структур был создан, как идея, уже после путча двадцатого года, – Лозинко сидел чуть криво, медленно, но неуклонно заваливаясь на бок. – А когда после революции город был на грани выживания, требовалась сильная рука. Вы же наверняка должны помнить, что было в сороковых и пятидесятых. Взрыв газа под центральным шоссе?

– Было такое.

– Прорыв аберрантов в Шестой Блок? Кровь, заражение… Помните?