Вселенная Надзора. Исправительные работы

Выбравшись на улицу, Ортега направился перпендикулярно основному потоку текущих вокруг людей, во дворы. Он специально вышел из метро раньше, не доезжая одной станции. Площадь вокруг «Силовой», от которой рукой было подать до комплекса Департамента, уже наверняка, несмотря на сравнительно ранний час, была забита злобным людом. Гражданский марш согласовывался с руководством города оппозиционными лидерами аж несколько месяцев, ожидалось порядка сотни тысяч человек. Несмотря на возбухающее время от времени недовольство граждан, проявляющееся в виде митингов и забастовок, таких массовых гражданских волнений Ортега в последние годы не припоминал. Хотя ругаться людям было на что. Ричард, как сотрудник одной из самых критикуемых и ненавистных в обществе структур это прекрасно понимал.

Митинговали против постоянно повышающихся налогов, против понижающегося качества еды, против все более частых сбоев в поставках мяса, против совершенно не работающего министерства здравоохранения, против устаревшего сверх всякой меры Комитета по чрезвычайным ситуациям. Недовольство вызывал беспредел сотрудников силовых структур, учащающиеся закрытия школ, постоянные сбои в работе десятилетиями не обновляемых средств транспорта. На всех уровнях государственной службы, вне зависимости от министерства, процветала коррупция, обеспечивающая полнейшее несоблюдение столь котируемых в средствах массовой информации и политике Совета Структур гражданских прав и свобод. Механизмы, приводящие нынешнюю систему в действие, были выкрашены в яркий зеленый цвет баснословных бонусов, обещанных властями элите. Бонусы эти гарантировали верхушке города очень сытую жизнь, оставляя абсолютное большинство граждан за бортом жизни хотя бы просто спокойной.

Граждане винили Совет Структур, Парламент и Президента Картера лично: за отвратительную экономическую политику, за стагнацию в работе министерств и служб, за неспособность предотвращать деятельность террористов, за отсутствие элементарной поддержки бизнеса, за все на свете. Картер, как персонифицированное зло получал основной удар, хотя на личных встречах с ним оппозиционеры вдруг теряли весь свой пыл. Критиковали президента, в общем-то, заслуженно, потому что совершенно очевидно именно он и его приближенные создали ту систему, которая десятилетиями угнетала жителей города. Ортега и сам до колик в почках не любил нынешнюю власть и в особенности президента, занимающего пост уже два десятка лет, имеющего наглость раз за разом изображать участие в выборах, результат которых сам же и предрешал.

При жизни в запертом городе, осаждаемом аберрантами, окруженном зараженными биологическим оружием пустошами, людям просто необходимо было верить, что когда-нибудь – завтра, через год, два, десять лет – все это закончится. Или хотя бы пойдет на улучшение. Правление Картера, поначалу обнадеживающе стабильное, даже в чем-то прогрессивное и уж точно весьма жесткое, сильное, привело в результате к тому, к чему привело.

После очередных нахальных выборов с предсказуемым итогом народ, подстегиваемый профессиональными оппозиционерами, не мог не выйти в очередной раз на улицы.

До официального начала Гражданского марша оставалось еще несколько часов, но на площади перед станцией «Силовая» наверняка уже нельзя было протолкнуться через слепо воодушевленных людей и угрюмых сотрудников оперативного полка Надзора, готовящихся к рукопашной обработке населения. Никто, конечно, не собирался применять силу без причин, но причины появятся, в этом Ортега не сомневался.

Среди праздно шатающихся толп можно было увидеть идеологически настроенную молодежь с флажками и побитых жизнью стариков с палочками. Кто-то таскал к устанавливаемой неподалеку сцене оборудование и провода, в которых путались прохожие. Кто-то носился и раздавал цветные ленточки – символ акции. Шныряющие между людьми собаки пугали голубей, кто-то шугал собак. Время от времени раздавался звонкий смех или неубедительное пение, прорывающееся через вопли животных, завывания матюгальников, шарканье ног.

Торговцы зазывали, потерявшиеся дети – орали. Над площадью разносились запахи тысяч потеющих тел и перемешиваемой грязи, в которые удивительным образом вплетались ароматы выпечки и цветов с переносных лотков уличных барыг. Подъезжающие время от времени на недостижимых для среднего гражданина автомобилях лидеры оппозиционных движений немедленно требовали к себе внимания. Сергей Свербицкий и Эдуард Квалишвили, – лица молодой оппозиции, немедленно забрались за сцену и стали громко голосить, время от времени ругаясь. Старые оппозиционеры, чувствуя, что у них отъедают аудиторию, срочно планировали ответную акцию.

Разворачивались транспаранты, гремели лозунги, обличались преступления, голосили граммофоны, играла музыка. Подразделения Надзора, следящие за проведением шествия, замерли в мрачном ожидании. Над всем этим витал в воздухе чистый и незамутненный политический дух.

Чтобы не столкнуться со всей этой голытьбой, не увязнуть в ней и не попасть ненароком в какую-нибудь заварушку, Ричард и решил выйти из метро заранее и добраться до работы по обычно забитым наркоманами, мелкими бандитами и возвращающимися из школ детьми дворам. Как-то так выходило, что здесь сейчас было безопаснее.

Впрочем, утром беспокоиться не было резона. Наркоманы расползлись кто куда, занятые по ночам пьянью детские площадки и лавочки оккупировали теперь одинокие старики, а дети более-менее эффективно удерживались в школах.

На территорию комплекса Департамента Ортега зашел на всякий случай с черного хода. Сразу за дверью его встретила такая же вооруженная охрана, как и на главном пропускном пункте, но зато неприметная снаружи дверь с кодовым замком привлекала меньше внимания воинствующих дураков, чем солидно перегороженная шлагбаумом дорога и серые автоматчики.

Пройдя проверку, Ортега выбрался на внутреннюю территорию, повилял между канцелярскими зданиями, миновал закутанную в массивные колонны бежевую академию. Стены учебного заведения были традиционно разрисованы курсантами, которые, судя по размаху мысли, содержащемуся в надписях, явно пренебрегали принципом «служить и защищать», более налегая на «бухать и сочинять».

Добравшись до нужного здания, Ортега поднялся на пятый этаж, снова прошел проверку. Пожалуй, если бы кто-нибудь, – например, Винкс, – решил с ним поспорить, он мог бы попробовать проделать повторяющийся изо дня в день путь от входа в здание до своего рабочего места с закрытыми глазами, на память.

– Лейтенант Ортега? – полуутвердительно произнесла девушка на входе.

Ортега некоторое время без выражения смотрел на нее.

– Для такой красавицы, – произнес, наконец, он, – да к тому же сидящей здесь и видящей меня по несколько раз в неделю уже чуть ли не месяц, вы удивительно забывчивы.

Выражение лица девушки никак не изменилось, но в глазах плотно засело знакомое Ричарду выражение недалекой враждебности. Однако, вопреки ожиданиям лейтенанта, она не ответила какой-нибудь резкостью. Может, на ней уже висело дисциплинарное замечание, а может он ошибся, и девушка вовсе не была агрессивной дурехой. Думать на эту тему Ортеге совершенно не хотелось.

– Ладно, неважно. Да, я – лейтенант Ортега.

– Вас хочет видеть в своем кабинете полковник Марков. Немедленно.

– Учту, спасибо.

– Полковник Марков, – поджав губы, повторила девушка. – Немедленно.

Поначалу Ортега не воспринял слова секретарши слишком серьезно. Если бы Маркову действительно нужно было срочно переговорить с одним из своих подчиненных, он бы, несомненно, позвонил, а не стал дожидаться, пока сонный и частенько опаздывающий следователь сам явится на работу. Однако едва Ричард заметил взгляды, бросаемые на него коллегами по отделу, едва увидел, как изменилось выражение лица Маркова при виде лейтенанта, он сразу понял, что ошибся, что случилось что-то действительно серьезное, большое. Более того, стало понятно, что раз полковник не связался с Ортегой немедленно, случившееся было непоправимым.

На этот раз Ричард оказался прав.

– Винкса убили, – без предисловий положил Марков, как только Ортега уселся напротив.

Видя, как тот побледнел и замер, полковник выдержал паузу, позволяя лейтенанту осмыслить сказанное.

– Похоже, ты об этом еще не слышал. Мои соболезнования, Ричард. Восемь лет – большой срок для совместной работы.

Он вновь замолк, ожидая, вероятно, ответной реакции. Дожидаться пришлось долго, очень долго.

– Как это случилось? – глухо спросил Ортега.

– Еще выясняем подробности. Эдварда нашли утром, в одном из промышленных районов Блока Шесть, чуть ли ни у внутреннего кольца Барьера. Судя по… следам, это работа культистов.

– Каким следам?

Марков угрюмо уставился на собеседника.

– Зачем тебе это?

Ортега не ответил. Некоторое время оба молчали.

– У Винкса, – наконец заговорил полковник, – нет пальцев на руках и ногах, присутствуют ожоги. Плюс еще некоторые свидетельства, позволяющие подозревать Старую Веру или другой культ. Делом занялись Саровски и Медич из тяжких преступлений. У них уже есть версия, сейчас прорабатываются детали. На Старой Вере некоторое время висит четкий кровавый след, есть предположение…

Заметив пустой взгляд лейтенанта, Марков наконец понял, что его не слушают, и замолчал.

– А вы переволновались, полковник, – прервал залившую в очередной раз комнату тишину Ричард.

– Отдохни, Ортега, – Марков тяжело вздохнул, глянул на собеседника из-под светлых бровей. – Отдохни пару дней. Приди в себя. К такому нельзя привыкнуть, побереги здоровье. Если хочешь, отпуск возьми.

– Не хочу, – отрезал Ричард. – Но спасибо за внимание, я это ценю, правда. Лучше поработаю. Отвлекусь.

– Понимаю, – кивнул задумчиво Марков.

– Поработаю, – продолжал, уперев взгляд в столешницу, Ортега. – Соберу вместе все наработки за месяц, отброшу устаревшую информацию. Выцежу самое важное… важное…

– Ортега, – тихо позвал полковник.

– Найду самое важное, и доложу, – закончил Ричард. Поднял взгляд.

– Есть еще кое-что. Пришло распоряжение сверху, час назад. Дело о поставках взрывчатки в Сопротивление у нас принимает Служба гражданской безопасности. Твои материалы уже направлены в их следственный отдел.

На этот раз Ортега не опускал взгляд, но молчал очень, очень долго.

– Пожалуй, я сегодня все же возьму отгул, – сказал он, поднимаясь со стула и натягивая пальто.

– Конечно, – без колебаний согласился Марков. – Если не секрет, куда направишься?

– Воспользуюсь вашим советом. Подумаю о том, как поберечь здоровье.

– Ортега… – скривился начальник, – пить едешь?

– Не сегодня, полковник. Не сегодня.

Глава 6

Оторвавшись от губ распластанного под ней парня, Майя слезла с него и улеглась рядом. От разгоряченных тел исходила липкая духота, воздух в замшелой небольшой коморке, служившей девушке жилой комнатой, все еще горел от недавнего нетерпеливого дыхания.

Тяжело дыша, Майя деловито поставила парню на грудь приспособленную под пепельницу крышку от банки и закурила. Парень, что отрадно, не возражал. Отдохнув немного, Майя убрала куда-то на тумбочку самодельную пепельницу, запустила пальцы в напоминающую лишайник светлую скудную растительность на груди партнера и попыталась встретиться с ним взглядом. Впустую. Парень, тяжело дыша, мутными глазами пялился в потолок, даже не пытаясь изображать гордого собой мужчину, добившегося, кажется, каких-то побед.

– Может, пожрать сделать? – поинтересовалась несколько насмешливо Майя, приподнявшись на локте и заняв еще больший обзор изможденного любовника.

Видя, что парень, не в силах ответить, просто неуверенно кивнул, она победно усмехнулась и поднялась с постели, даже не пытаясь прикрыться. Настроение у нее было чертовски хорошее. Жизнь любила время от времени пинать ее ногами, адекватную же отдушину при ее занятиях было нелегко найти. Поэтому со временем Майя научилась использовать для отвода чувств единственный ресурс, окружающий ее в изобилии – людей. Причиняя им, так или иначе, боль, она забивала собственные невеселые чувства: разочарование, обиду, боль утраты. Ярость. В последние годы все больше ярость. Она любила подавлять людей – особенно мужчин – чувствовать их слабость и робость. Отчасти именно поэтому в постели она предпочитала молодых и неопытных, но заносчивых партнеров. Таким было больнее падать.

Набрав в не слишком чистую кастрюлю не слишком прозрачной воды, Майя включила не слишком новую газовую плиту, подготовив щепотку соли и пакет с жидкой кашей. Рядом, на соседней конфорке, поставила небольшой чайничек, в который аккуратно, чтобы не рассыпать, опустила горсть любимого чаю. Глянув на начинающего приходить в себя парня, она вздохнула и подсыпала еще небольшую порцию чайных листьев. В конце концов, парень был не так уж и плох, а она не была совсем уж бессердечной. По крайней мере, так говорили.

– Ну что, – подал через несколько минут голос парень, когда Майя засыпала в кипящую воду хлопьев и вернулась в постель, – земля вздрогнула?

Девушка засмеялась.

– Скорее уж покачнулась ось мира, по крайней мере, твоего, – она снова закурила, выпустила струйку дыма, поморщилась. Первые после допросов большие нагрузки на организм давали о себе знать дискомфортом и болью в ребрах и пальцах.

«Нет, – подумала девушка, – к черту это все. Если я все же права насчет Сопротивления, Дахоев подохнет. В этом я не должна себе отказывать».

Парень, попытался приобнять ее, но игр ей больше не хотелось. Резко дернув плечами, она молча кивнула на уже готовую еду. Парень, впрочем, ничего не понял, поэтому пришлось пояснить:

– Кашу сними и давай, жри. Я еще поспать хочу, а спать привыкла одна.

Как ни посмотри, ее сегодняшний партнер был далеко не из понятливых, однако репутация Майи среди бойцов Сопротивления, видимо, все же добралась в глубинах его мозга до участков с инстинктом самосохранения. Другими словами, он уловил резко изменившуюся атмосферу и решил последовать приказам девушки, не испытывая судьбу.

Каша была недосоленной, а чай, разделенный на две кружки – слабым. Кроме того, отдающая жестью кастрюля окончательно испохабила вкус и без того далекой от совершенства стряпни. Словно посчитав, что завтрак недостаточно испорчен, судьба подкинула Майе еще один сюрприз.

Заслышав стук в дверь, Майя отложила тарелку с едой, поднялась с постели, взяла пистолет, потом натянула взятые со стула брюки и майку.

– Кто там? – спросила она, встав чуть в стороне от двери.

– Дахоев. Открывай, девушка.

Майя выругалась, – достаточно громко, чтобы ее услышал посетитель, – и открыла дверь.

Бородатый боевик вошел в коморку, пропускаемый Майей, без интереса оглядел разбросанную по полу одежду и остолбенело застывшего за столом парня. Сел, за неимением другой мебели, на табуретку напротив.

– Уйди отсюда, – без выражения бросила парню Майя, усаживаясь на кровать.

Парень, доказывая не полную свою безнадежность, быстро похватал вещи и смылся, прикрыв дверь.

– Веселишься, – отметил Дахоев, сбрасывая автомат с плеча.

– Живу, – без эмоций то ли дополнила, то ли поправила Майя. – Чего тебе нужно?

– Ты.

– Извини, – невесело засмеялась девушка. – Я не железная. Придется тебе сегодня обойтись чем-нибудь более для тебя привычным. Скажем, свиньей.

– В моем деле свиньи без надобности, – не оценил Дахоев. – У меня для тебя задание. Хочу, чтобы ты знала, что лидер Джамал снова доверяется тебе именно по моему настоянию.

– Вон оно как, – скривила губы Майя. – По твоему настоянию, значит. Месяц назад твое настояние привело к тому, что меня всю поломали, а теперь оно же удумало возвращать меня в лоно организации. Чем же это я заслужила?

– Много чем. Хотя бы тем, что ушла от скотов из СГБ и добралась живой и незараженной до нас. Если, конечно, так оно и было.

Майя долго молчала, глядя собеседнику в глаза, но это было дохлым делом: прочитать что-то по Дахоеву было нереально. Все равно, что пытаться резиновым шлангом избить батут.

– Что у тебя за задание? – спросила, наконец, она.

– Возглавишь группу, – без промедления ответил Дахоев, – из четырех человек, включая тебя. Проследишь за надзором, следователем. Заберешь у него кое-что, его самого – убьешь.

– Что забрать?

– Несколько дней назад один из наших поставщиков взрывчатки сообщил, что за ним следили. Он попытался пристрелить преследователя, но ничего не вышло, тот ушел. В ту же ночь кто-то убил одного следователя из Надзора, а его расследование, касающееся как раз поставок нам взрывчатки, было забрано из Надзора в СГБ.

– Это странно, – прищурилась Майя.

– Это подозрительно, а не странно. Мы думаем, что наш поставщик вполне может оказаться не таким уж и нашим.

– Сгбшник, – кивнула Майя.

– Может, и сгбшник, – не стал спорить Дахоев. – Очень на то похоже. Возможно, поставщика преследовал, не зная о том, кто он такой, надзор, а как только этот надзор понял, во что вляпался, его закопали сгбшники, прикрывающие своего.

– Мрази.

– Еще те. Перед смертью надзор мог передать своему напарнику, твоей цели, информацию о случившемся. Она нам нужна, в любой форме. Это может быть записка с пояснениями, диск с данными, что угодно. Добудь это.

Майя некоторое время молчала, обдумывая услышанное до тех пор, пока Дахоев не потребовал подтверждения того, что она поняла приказ.

– СГБ, – медленно покачала она головой, – какими бы тварями они не были, не стали бы просто так мочить свояка, пусть и из Надзора. Это чушь.

– Девушка, – прервал ее Дахоев. – Хватит болтать. На войне не болтают, а дела делают. Ты свое сделаешь?

– Как это поручение связано с вашим расследованием покушения на Картера? – не дала сбить себя с толку Майя. – Как информация этого надзора связана с тем, что кто-то послал месяц назад нашего смертника без нашего ведома? Я не слепая, я вижу, какой переполох начался из-за Берга.

– Да ты умница, девушка, – Дахоев скривился так, словно почувствовал на губах мерзкий привкус. Это было первым проявлением эмоций, которое он себе позволил за этот визит. – А нам нужны не умницы, а исполнители. Остальных мы отбраковываем. Я думал, тебе это ясно.

– Дахоев…

– Молчи! – резко оборвал ее мужчина, тряхнув бородой. – Молчи, пока вконец не запаршивела в моих глазах! Нет никакого переполоха, нет никакого расследования! Берг был мучеником, добровольно пошедшим на смерть! Да, мы его не посылали, но быстрая проверка все вскрыла – его квартира, найденная в ней литература, вещи – все свидетельствует о том, что он давно готовил себя к этой акции. Он предпринял ее без нашего ведома – это плохо, но он принял смерть как настоящий свободный человек, как предписывает ему «Кредо». Возможно, тебе стоит внимательнее перечитать наш духовный труд, но что тебе точно стоит сделать – так это прекратить разлагать организацию своими выдумками. Ты меня поняла?

– Поняла, – угрюмо ответила Майя. Дахоев редко повышал голос, и ей, как ни странно, стало вдруг совсем не по себе от осознания того, что она его взбесила. – И все же…

– Никаких «все же», – безапелляционно прервал ее Дахоев, поднимаясь на ноги. – Ты берешься за дело?

– Берусь.

– Надзора зовут Ричард Ортега. Детали здесь, – он бросил ей на колени старую потрепанную папку. – Не знаю, откуда ты, девушка, набралась своих мыслей, но мы на войне, и у меня нет ни желания, ни времени в этом разбираться. Поступим мы по-военному. Выполнившая задачу Майя Фаукс будет бороться за общее дело дальше, руководя, как когда-то, боевыми группами на операциях. Майя же Фаукс, решившая предать «Кредо» и организацию, решившая болтать несуразицы и распространять слухи, будет, по законам военного времени, висеть. Выбирай, девушка.

Через несколько минут после того, как Дахоев ушел, хлопнув дверью, Майя подошла к столу, достала бутылку спирта и сделала хороший глоток, закашлялась. Потом посмотрела на растерзанную постель и вдруг жутко пожалела, что поторопилась выгнать любовника.

Темнело этой осенью очень и очень рано. Не успел завершиться на приятной улыбке дикторши вечерний выпуск Единого новостного агентства, как улицы уже затянуло матовой темнотой. Вероятно, причиной тому были медленно, но верно убивающие природу процессы, происходящие с климатом из-за войны. Или десятилетиями не обновляемая техника на городских предприятиях отравляла маслянистыми нефтяными облаками небо, запирая солнечные лучи. А может, все было как обычно, как и год, десять лет назад. Может, виной всему были причуды восприятия, скрашенные отдающими могильным холодом мрачными размышлениями.

– Завтра, слышь, собраться не получится. А вот послезавтра, думаю, будут все. По крайней мере, из стариков. Бренди не побрезгуешь?

– Не побрезгую.

– Да-а, – протянул лейтенант Саровски, притормаживая на светофоре. – Нелегко же тебе сейчас. Сколько вы там с ним работали?

– Восемь лет.

– Восемь. Надо же. Дай Боже всем так. Ты не подумай, слышь, по вам видно было, что вы с Винксом не просто коллеги, а и друзья. Мне бы так.

Машина катила по вечернему, выглядящему ночным, городу. Промытые маслянистым грязным дождем окна автомобиля светились мозаикой проносящихся рядом фонарей, рекламных вывесок, фар.

Встречным ветром в нос забивались запахи несвежей влаги, гари и бензина. Когда машина проезжала городской рынок, обоняния приятно коснулись перемешанные ароматы лука, огурцов, картофеля и кинзы. Ароматы специй. За поворотом запах овощей и фруктов сменила въедливая вонь гари и пороха. Пламя пожара после очередной спецоперации уже прибили, но из почерневших окон дома все еще выветривался дым достаточно сильный, чтобы его можно было заметить в сумерках. За линией оцепления в соседнем дворе толпились люди. Дети бегали по размоченной дождями песчаной площадке, взрослые переживали, новостные репортеры сочувственно кивали, работали.

– Мне бы так, – повторил Саровски. – Что угодно могу поставить, слышь, что если меня грохнут, Медич только рад будет. Мы с ним друг друга переносим, как Джамал и Картер.

– Да? И кто из вас Джамал?

– Шутишь, что ли, Ортега? Ну, уже что-то. А не повезло все же Винксу, – заметил вдруг лейтенант, – не повезло.

– О чем ты, Саровски? Кроме очевидного?

– Погиб по-дурацки, не на службе, – пояснил коллега Ортеги, выводя машину на шоссе, – Не по делу погиб, от каких-то религиозных козлов-импотентов. Я бы так не хотел.

– А как бы ты хотел? – поинтересовался Ричард, не отрываясь от мелькающих за окном огней.

– Я бы хотел дома, в постели у Риты, – Саровски рыгнул. – Впрочем, учитывая далекую перспективу, лучше уж у ее сестры – она на двадцать лет моложе. Жену я люблю, но умирают один раз, так что можно себе позволить.

– Не думаю, – Ортега кашлянул, прочистил горло, – не думаю, Анджи, что Винкс вообще хотел умирать. Вне зависимости от опций.

– Что, даже на службе?

– Насколько я его знал, да, даже на службе. Понимаешь ли, Анджи, на службе ли, не на службе, с любящей ли женой в постели или с ней и со всей ее родней разом, умирают, как ты верно заметил, только один раз.

Вырулив с шоссе, автомобиль резко набрал скорость, рванул под спуск. В другой ситуации Ортега отсоветовал бы водителя ехать через торговый центр, но сейчас ему было все равно.

Проехав километр, машина плотно встала в веренице автомобилей на светофоре. На перекрестке проходила дорога, которая использовались в городе водителями грузовиков и прочих тормозящих движение легкового транспорта фур. Стоять здесь приходилось регулярно и подолгу.

– Ну не знаю, Ортега, – убедившись, что разворачиваться и ехать обратно уже поздно, Саровски сплюнул в окно, попал на велосипедиста, ответил матом, погрозил кулаком. – То, что мы с тобой делаем, слышь, это благо. Мы с тобой примерно одного возраста. Вспомни, что было в сороковых, в пятидесятых. Еды нема, кругом криминал. Сейчас, может, и есть проблемы, зато мы все еще живы, благодаря всему тому, слышь, что Совет Структур за последние годы создал. Поэтому, коли надо будет, лично я готов за это голову положить.

– Готовность-то готовностью. Но мы, вроде, говорили о желании. А желаю я жить в обществе, где моя работа приносит кроме удовлетворения чувства долга еще и реальные плоды. Желаю, чтобы моя работа приводила к результатам: уменьшала количество убийств, насилий, грабежей. Делала то, ради чего была изначально создана. Желаю, чтобы кроме Департамента правильно работали министерства и службы, чтобы толпы не собирались на Гражданский марш и чтобы из припертых к стене людей не рождались фанатичные религиозные сволочи, отрезающие по ночам людям пальцы и другие части тел в подворотнях.

– Зря ты, – вздохнул, немного помолчав, Саровски, – зря ты туда ездил. Не на что тебе там было смотреть.

Ортега не ответил.

– А по тому, что ты говоришь, отвечу так. На марш сегодня приперлись почти семьдесят тысяч недовольных. Если предположить, что еще по три раза столько же тоже недовольны, но, будучи ленивыми жопами, остались дома, то все равно получается, что большинство все устраивает.