
Полная версия
Точка Скольжения. Архипелаг. Часть вторая
– А я думала, дело в таланте. Самые, мол, талантливые, разбираются в ссорах между другими Посвящёнными.
– И это тоже. Но талантливым может быть и лентяй, верно? Сюда отбирают тех, для кого их над-человеческие способности стали единственным, что есть в жизни. Нас даже не надо заставлять совершенствоваться, – с упором на «заставлять», – Мы сами охотно это делаем, потому как у нас и нет больше ничего. Возьми хоть эту неразлучную парочку – Мектаро и Юньядо. Селллестиец и сименелец, один из вполне благополучной и респектабельной семьи, второй – полукровка из бедных кварталов «цветущей столицы» Алькани. Ты, например, знаешь, как они здесь оказались?
– М? – одним звуком Мислеги выразила что-то вроде «продолжай».
– Лилмел встретил девушку, которая была из ваших – из Падших. Не Чёрная, как ты, наоборот, из Белых Падших. Лечила людей без разрешения на то, лгала Лилмелу, и понятно, что в один прекрасный момент за ней пришли клирики с проверкой. Но ничего из того, что в компетенции Цекрви, не отыскали, направили информацию в Интерсилу. Агенты, конечно, не заставили себя ждать подолгу. Девушка пыталась сопротивляться, Лилмел, будучи аккредитованным внештатником, начал заступаться, и…
– Хорошо сопротивлялась? – догадалась Ниан.
– Очень хорошо, двоих оперативников уложила, у третьего шансов не было уже. И тогда вмешался Лилмел.
– На чьей стороне?
– На их. Выступал потом свидетелем, добился слушания здесь, в Храме. Наставник его после этого и пригласил… Удивлена? Нет? Потому что по лицу тебя не поймёшь.
Мислеги оглядела привычные уже стены, вспомнила, как первый раз оказалась тут, на кухне. Ничего не изменилось с той поры. По левую руку от входа мойка для овощей, дальше – разделочные столы, за ними – плита, у которой возится Аниала. Ещё чуть дальше – печи для приготовления хлеба. Справа – шкафы для посуды, банок с крупой и специй, холодильники. Проход в склады, разделочные столы для мяса, птицы, рыбы. Дальний правый угол – вотчина мастера Айкрафа: весы, чтобы соблюдать пропорции закладки продуктов в блюда, письменный стол. Там Тигнем, как раз мешает заведующему кухней заполнять отчётности разговорами. По центру выдыхает пар жарочный шкаф. Левый дальний угол, за печами, где выпекался местный хлеб, прозванный Дементьевым не иначе, как «лепёшки», размещались мойки для посуды. Там как раз и возился Лилмел, о котором шла речь.
Аниала поймала взгляд Чёрной, направленный на него, и пояснила:
– Интуиты обычно чувствуют ложь, если она исходит от человека, не умеющего лгать так, как вы, Падшие. И Лилмел потом долго, очень долго не мог простить себе той ошибки – при его-то специальности не почувствовать ложь от самого близкого человека! Начал учиться, заниматься – Наставник помог. Стал одним из лучших в своём деле. Ты ведь знаешь совсем другого Лилмела, правда?
– Да, – призналась Мислеги, и, почистив от кожуры ещё три корнеплода, принялась и их кромсать на ломтики.
– Вот эти дорезай – и хватит, – сказала ей Аниала, и добавила: – Обычные люди сначала чистят всё, потом только режут. А ты как-то странно всё делаешь. Почистила, порезала, опять почистила.
– Привычка, – пояснила Ниан, – Готовить училась сама, чтобы блюда в кашу не превращались – ориентировалась всегда на объём нарезанного.
– Надо как-нибудь упросить Тигнема, чтобы уболтал Айкрафа дать тебе что-нибудь приготовить самой. У него получается.
– Что получается? – уточнила Мислеги.
– И готовить, и убалтывать, – со смешком сказала Каэми, – Он как-то на ужин делал рыбу с фруктами, как в Селлестии.
– Иссукри?
– Да, кажется. Но старик Айкраф рецептуру хоть и отследил чуть ли не под запись, а повторить так и не повторял. Даже не пытался.
– С возрастом люди теряют способность к изучению нового, – сказала Ниан, – Я знаю, что Тигнем – из Селлестии. Но имя не Селлестийское.
– У него один из родителей из Тенгри, – ответила Аниала, – Впрочем, у тебя тоже имя – сокращение от староимперского, и, при том, не в Селлестийской форме, так?
– Нийанелл, – улыбнулась уголком рта Мислеги, – Оно даже не староимперское, оно из Святого Писания. Женские формы – Нийя, Ниан. Мужская – Ниас. С именем этим забавная история. В Писании такой персонаж есть, но вот род его не указан – мужской или женский, потому и называли им то мальчиков, то девочек. Нюансы перевода – в староандалийском глаголы прошедшего времени не имеют деления на мужской и женский род, а применительно к Нийанелл в тексте ни разу не было использовано уточняющих местоимений «он» или «она». Только время всё расставило по местам – появились Нийя и Ниас, да ещё церковная форма – Нианелль.
– То есть, твоё полное имя…
– Не вздумай так меня называть, – предупредила Чёрная.
– Церковное… Родители веровали?
– Не просто веровали, даже были причастны к Церкви Творца.
– Ни за что бы ни подумала, – призналась Каэми.
Вместо ответной фразы Мислеги просто вскинула бровь, словно спрашивая: «о чём?».
– Что в семье верующих людей вырастет Чёрная, – уточнила Аниала.
– Как раз именно поэтому я и стала Чёрной… Долгая история, расскажу как-нибудь.
– Самые долгие истории – у Тигнема, – пиромантесса снова проверила кастрюлю, помешала содержимое черпаком, потом долго дула на него, остужая. Попробовав содержимое, скорчила довольную гримасу и опять закрыла крышкой, – Тигнем ведь как раз с церковниками столкнулся. Слышала когда-нибудь о «перевёртышах»?
– Продавшиеся Падшим?
– Они самые, – вздохнула Аниала, – Отец Тигнема.
– И он его, конечно…?
– Да, Тигнем ведь был действующим агентом Интерсилы тогда, отец нёс службу в одном из Орденов, кажется, в Асшари. Это экзорцисты, слышала?
– Да. Можно сказать, коллеги, – Мислеги, покончив с овощами, вытерла руки, – Сколько народу они искалечили своим подходом…
– А скольким помогли? – возразила Каэми.
– Мы, Чёрные, справились бы с этим гораздо лучше, – пояснила Ниан, для которой многое теперь стало проясняться, – Это как выгонять грабителей из здания, взрывая дом… Но… Здесь все такие?
– Какие?
– С поломанным прошлым, что между Чистыми Принципами и личными интересами выбрали Принципы?
– Не все, но большинство, – поправила Аниала, – Девять из десяти – точно. Исключения – наш Данаис, например, лучший на курсе в Университете Интерсилы, сразу после выпуска Наставник пригласил его лично. Реткотс Гарайе – его вообще подобрали, как Кемиру, кажется. Где-то в Динджи, выкупили из рабства, Наставник его лично обучал. У него вообще, можно сказать, иной жизни нет, не было и быть не может, только Храм. Понимаешь теперь, чем мы тут занимаемся? Не просто расследуем случаи конфликтов между Посвящёнными и не просто за Падшими гоняемся. Для нас дело храма – смысл жизни, то, что нас тут всех объединяет. Так было веками. Ни семей, ни детей – только Храмовое Братство, как одна семья. Поняла, почему тебя тут приняли, как свою?
Да, Мислеги теперь многое понимала. Дело даже не в том, что им нужна Чёрная в оперативной группе, нет. Храму нужны те, у кого за спиной – пыль, прах, пустыня. Те, кому некуда идти, те, кто именно поэтому и не предаст, те, кого не запугать и невозможно шантажировать близкими, те, кому не важны деньги и даваемые ими блага. Потому, наверное, в Храме и не было никогда «перевёртышей».
Да, Мислеги теперь многое понимала. Почему к ней тут такое отношение – в этой общности людей, она, державшаяся отчуждённо, становилась чуть ли не изгоем. Её принимали, как свою – но именно принимали, а не считали своей. Вот в чём дело, а не в том, что она Падшая или Чёрная. Вот почему вся группа согласилась тогда, на Гаргесе, так легко отступить от привычного плана расследования и делать так, как считает нужным. Уверенность в своих решениях прививалась им не буквами Кодекса Чистых, а вот той убеждённостью, что любой храмовник на их месте поступил бы так же.
Да, Мислеги теперь многое понимала. Почему, несмотря на то, что она держится отчуждённо, с ней всё равно пытаются заговаривать. Почему Лилмел чуть ли в любви не признаётся – он ведь когда-то любил Падшую, возможно, похожую на неё, Ниан. Почему ей позволяют отлынивать от ранних утренних подъёмов, когда нужно помогать на кухне к завтраку. Группа словно бережёт свою Чёрную, словно жалеет – а она, наивная, решила, что выстроила этакие границы, этакие барьеры в общении, заставляющие людей дважды думать о том, чтобы бывшую Падшую побеспокоить.
Да, Мислеги теперь многое понимала из тех загадок, что касались Храма. Почему они никогда не подозревают друг друга ни в чём. Почему так слепо верят своему Наставнику. Почему не юлят и не увиливают от обязанностей, как сегодняшняя работа на кухне. Почему с такой радостью берутся за задания и почему с каждой командировки возвращаются сюда, как домой. Храмовое братство – это их жизнь, иной у них нет, а если и была бы, то в Храм бы они не попали. И – да, можно ли себе представить, чтобы на роль этакого арбитра между Посвящёнными из трёх конкурирующих областей кто-то подошёл бы лучше, чем храмовники? Вот поэтому если в результате отношений, что нет-нет, да завязывались между мужчинами и женщинами Храма, на свет появлялся ребёнок – их отправляли на покой. Потому, что у пары тогда появлялся другой смысл для жизни, другая цель – и, пожалуй, будет правильнее сказать, что у них вообще появлялось что-то, кроме братства.
И тогда сюда приходили другие, такие же: опустошённые, но способные, те, кому некуда больше идти. Потерявшие смысл и цель, изгнанные, оставленные, отвергнутые…
И вот поэтому версия о том, что группу Данаиса на Рондонге подставили свои же, кажется всем без исключения бредом. А стало быть, при отсутствии других рабочих версий, Храм попросту не станет что-либо в этом направлении искать.
Но Мислеги была уверена – что-то здесь не так. Совсем не так. А значит, искать ответы придётся самой. Все ответы. Мирралд. Культ Иали. Инвар Телли. Ленасси Трельф. Чёрные в Архипелаге. «Тайное Знание», привезённое в Храм, выходило, что группой Реткотса Гарайе. Генератор Точки Скольжения. Чёрный ритуал на нём. Следы человека извне.
Мысли вернулись, пошли по кругу – Чёрная смотрела в одну точку, не замечая, как проходит время, не замечая, как рядом хлопочет у плиты Аниала. Перебирала в голове разные версии.
Всё это связано. И она, Нийанелл Мислеги, не обретёт покоя, пока не распутает весь это клубок.
– О чём задумалась? – спросила Аниала, жестом подзывая Тигнема, чтобы снять кастрюлю с плиты. Тот сразу бросил все дела – если, конечно, делами можно назвать разговор с мастером Айкрафом – оживился, поспешил помочь.
– Ты замечаешь, как он на тебя смотрит? – вместо ответа сказала Чёрная Аниале.
– Что ж я, глупая, что ли, – улыбнулась Аниала, – Он, когда, случается, наедине – так обязательно пытается завести разговор на эту тему. Словно проверяет, не созрела ли я.
– А ты?
– А я не созрела. Брось, это же Храм. Каждый год примерно десять человек не возвращается с заданий. На север отсюда есть ущелье, разбивается на три рукава. В одном из них, том, что самое длинное – есть пологая ложбина. И там – место упокоения Храмовников. Я там бывала уже не единожды, и каждый раз прибавляется тех, с кем делишь еду за столом и встречаешься в Храме по утрам. Но это – просто друзья, а если кто-то более… Ещё раз я это всё не переживу, – под «этим всем» Аниала имела ввиду, что уже потеряла близкого человека однажды, видно было, как на мгновение вернулись отголоски той боли, даже отчётливо прорезались незаметные обычно морщинки в уголках глаз. Но Каэми не сдержалась, всё же спросила: – Вот ты, Ниан, смогла бы?
– Смотря кто, – уклончиво ответила Мислеги, скосившись на приблизившегося Тигнема.
– Лилмел, – пиромантка просто сказала одно слово, уверенная, что Мектаро о содержании разговора не догадается.
– Вряд ли, – так же кратко ответила Чёрная.
– Ххххэть! – с громким выдохом снял тяжеленную кастрюлю с плиты подошедший электрокинет, – О чём болтаем, девочки?
– Нашёл девочек, – повысила голос Аниала, – Помог? Иди отсюда…
– Секретничаем, значит, – улыбнулся Тигнем Мектаро, – Вы про мясо не забыли? Жарочный шкаф уже дымить скоро начнёт.
Пришлось срочно бросать всё и вдвоём кидаться к шкафу, где уже покрылись хрустящей коркой ломтики нарезанного тайре, того самого округлого жёлтого корнеплода, что был чуть ли не главным овощем на столах простолюдинов Империи. Способов его приготовления существовало столько, что все и не упомнить, кроме, пожалуй, главного отличия от селлестийского аналога – корго, которое можно было есть даже сырым. Тайре варили, пекли в кожуре, запекали отваренным, жарили в масле, тушили, засаливали…
Выдвинув большой противень, девушки спешно укладывали на овощную подушку тонко нарезанные Тигнемом ломти мяса, натёртые специями, среди которых преобладал привозимый из далёкого Динджи боу-оло. Мектаро помогал, держал толстой рукавицей противень за края и шумно дышал, спасаясь от валившего из шкафа жара. Когда процесс был окончен, задвинул обратно, громко хлопнул дверцей, выпрямился и сообщил:
– Запах умопомрачительный. А вот когда мясо дойдёт… Это ведь финари?
– Финари, – подтвердила Каэми, – Столько времени уже вымачиваю.
– Айкраф не любит, когда мясо жёсткое, поэтому раноны на столах обычно и не бывает, – подтвердил Тигнем, – Хотя, как по мне, чарноры – лучше.
– Жирные слишком, – скривилась Аниала.
– Вредит фигуре? – с улыбкой уточнил электрокинет.
– С нашим образом жизни о фигуре можно не беспокоиться, – в ответ улыбнулась пиромантесса, – А вообще благодари Ниан. Это она настояла.
– Спасибо тебе, о Чёрная, – шутливо поклонился Тигнем. Но наткнулся на обычный непроницаемый взгляд, хмыкнул и не нашёл ничего лучше, кроме как удалиться.
– Я ловлю себя на мысли, что если нас жизнь как-нибудь раскидает, я буду по нему скучать, – в спину уходящему гордой походкой Мектаро еле слышно произнесла Аниала.
– А мне кажется, что я буду немного скучать по всем вам, – призналась Мислеги и улыбнулась, – Только это секрет. Не порти мне репутацию.
Аниала как-то особенно посмотрела на Чёрную, не так, как раньше, с каким-то теплом, что не было до этого никогда и, улыбнувшись ей в ответ самой широкой улыбкой, сделала утвердительный жест.
– Я всё понимаю, – сказала она, – Но… Если хочешь, я могла бы отправиться с тобой. Наверное…
– Тебя вряд ли отпустят, – возразила Мислеги, – И потом. Такие дела мне лучше делать одной, понимаешь, м?
– Не совсем, – ответила ей Каэми, когда они вернулись и сели передохну́ть на скамью, что стояла у стены, сразу слева от входа, – Я не понимаю, чего ты задумала. Мы – наша группа – довольно опытные оперативники в таких делах, прекрасно дополняем друг друга. Почему – одна?
– Потому, что вы привыкли расследовать всё снаружи, – сказала ей Ниан, – А в этом случае нужно – изнутри.
– Стой, погоди… Ты что, собралась, значит, разыскать там других Падших и влиться в их ряды?
– И это тоже секрет, Аниала, – не стала отрицать Чёрная, – Просто… Там, на Рондонге, я столкнулась кое с чем из прошлого. И это не даёт мне покоя. Я не могу оставить это просто так.
– Теперь понимаю, почему ты не рассказываешь всего. Не волнуйся, я умею хранить тайны.
– Если бы я не была в этом уверена, то не говорила бы с тобой на эту тему, – хмыкнула Мислеги, – За моё прошлое – если это доказать – мне полагается пожизненное либо смертная казнь. Скорее, второе.
– Если не хочешь, не отвечай, но… Сколько человек ты убила?
– Много. Десятка два.
Каэми замолчала, но не удержалась, всё же задала вопрос:
– И скольких из самозащиты?
– Одного.
– Совесть… Мучает?
– Нет. Кошмары – да.
– Кошмары – это и есть совесть, – заметила Каэми, – Ты и правда чуть другая, чем мы, Ниан. Просто… Послушай меня. Будешь вот так замыкаться в себе – никогда от этого не избавишься. Никогда. Мы ведь тоже убиваем. Для исполнения задания, например. Помнишь охрану на Рондонге? Там, вроде бы, всё проще: либо мы их, либо они нас. Но вот так, как вы, Падшие, за деньги – я бы не смогла. Но теперь-то всё иначе. Ты когда поедешь туда, в Архипелаг, помни об одном: твоя цель это поставить на прошлом точку. И помни ещё одно – ты не одна, с тобой всё Храмовое Братство.
Мислеги не ответила.
Мирралд.
Можно ли поставить точку на нём? Том, кто был словно – часть тебя? Можно ли поставить точку на себе самой?
Можно ли продолжать жить прошлым?
Навалились воспоминания. Поглощённая ими, автоматически, словно отсутствуя, вернулась к обычным обязанностям. Отнести тарелки в столовую, поставить на столы. В проходе чуть не столкнулась с Тигнемом, разносящим на подносе котелки из толстого металла – по одному на стол, а толщина стенок посуды будет держать тепло, не давая еде остыть. Скоро придут другие храмовники, и каждый может взять такой котелок и положить себе в тарелку такую порцию, какую захочется. Из кастрюли большим черпаком еду разливала Аниала, Тигнем носил – пришлось подключаться на помощь Лилмелу, занявшемуся вторым блюдом.
Айкраф с удовлетворённым видом руководил процессом, подгоняя, поторапливая – к приходу на обед первых храмовников уложились, успели, даже обедать сели почти одновременно со всеми.
Потом долго возились с грязной посудой, убирали со столов – время летело почти незаметно, как тогда, два с половиной года назад, когда можно было радоваться простой и тихой жизни рядом с любимым человеком.
Воспоминания, воспоминания – Ниан сидела в хорошо освещённой столовой, подперев голову руками и всё размышляя о той беседе в последний проведённый вместе с Мирралдом вечер.
Смогла бы она жить, как обычный человек, с багажом всего того, что знает? Не проще ли взять, и оставить всё, как есть – никуда не лететь, а продолжать спокойно работать по заданиям, поступающим к группе Данаиса?
И ответила сама себе: нет. Покоя ей не будет, пока не отомщён Мирралд. Пока она не разберётся в том, что происходит. Не потому, что она кому-то чего-то должна, нет. Просто чувствовала, что не сможет иначе.
И потому, едва Айкраф их освободил до ужина, сорвалась в химическую лабораторию – готовиться к скорому отлёту следовало основательно, а у неё почти закончились яды. Поднялась на второй этаж, почти никого не встретив по дороге, отыскала нужную дверь, вошла – внутри никого. Ну и хорошо. Ничто не будет отвлекать.
В первую очередь нужен парализующий ларинол. Одно из её любимых веществ, действенный, сильный, несложный в приготовлении яд – рецептуру она знала наизусть, а необходимые компоненты в лаборатории нашлись без труда. Одновременно требовался и таморин – сильный, быстродействующий психотропный препарат, погружающий человека в гипнотический сон, при котором так легко программировать сознание.
Хлопоча в поисках необходимых для синтеза веществ, натолкнулась на забытую кем-то книгу. «Криминалистика». Вспомнилось, как сдавала по ней чуть ли не экзамен – это было ещё в первые дни, что она появилась здесь. Настоятель дал ей именно этот материал для изучения, как первоочередной, пообещав, что скоро, мол, на эту тему побеседуем. Как выяснилось, «скоро» – это четыре дня, и тогда же Мислеги и получила первое замечание – нельзя было ничего откладывать на потом, материалы от самого Настоятеля следовало изучать немедленно.
А потом были архивы закрытых отчётов по расследованиям, проводимым храмовниками, как практический материал. Тогда же Ниан обнаружила, что наработки, описанные в «Криминалистике», оперативники Храма хоть и используют, но книга эта методичкой для них вовсе не является, а работающим по заданиям группам предоставляется максимально возможная свобода действий.
Тогда же она вникла в простую экономику Храма – его существование обеспечивалось Королевским Двором Неолона, выделявшим неплохую сумму на содержание, взамен получив эксклюзивное право закрыть территорию Королевства для всех Посвящённых, кроме храмовников. Этакая страховка, мера безопасности. Дополнительные расходы с лихвой покрывались платой за выполняемые храмовниками задания, если с просьбой о расследовании обращалась Интерсила – то и за результат платила она. Если – клирики, то вся финансовая нагрузка ложилась на них.
И – редко, очень редко Храм инициировал собственные расследования. Так что предстоящую одиночную командировку в Архипелаг можно было считать исключением и уступкой со стороны Настоятеля. Впрочем, наличие собственных, неявных интересов и мотивов Ниан не исключала ни у кого и никогда – слишком хорошо знала людей.
Когда смесь веществ для будущего таморина уже забурлила в перегонном аппарате, а конденсат закапал в изолированный сосуд, Мислеги вернулась к приготовлению ларинола, уже загустевшем в абсорбенте. Получившуюся массу, которую Дементьев, будь он здесь, сравнил бы с пластилином, предстояло превратить в тончайшие иглы, пока та не загустела окончательно. Чёрная этим и занялась – раскатывала руками в защитных перчатках податливую массу в тоненькие стерженьки, разрезала на ровные части и оставляла твердеть. Сверху предусмотрительно насаживала круглые головки – просто затвердевающий абсорбент, без примеси веществ – получалась этакая, пока ещё тупая, булавка, которую предстояло заточить потом, когда материал затвердеет окончательно. Часть оставшейся массы она отправила в предусмотрительно хранившуюся здесь же, в отдельном шкафчике, начинку для патронов под её «Жедди». Канавки в оголовках проделаны в мастерской заранее – нужно лишь наполнить их ядом.
Занятая своими делами, не заметила, как открылась дверь – и то, что она в помещении не одна, обнаружила лишь тогда, когда рядом прозвучало утвердительное:
– Ларинол, таморин – и всё?
– Остальное пока есть, – ответила Мислеги, поднимая глаза.
Кемира, ну конечно, кто же ещё в Храме разбирается в таких веществах? И, видя, как юная Чёрная потянулась к оставленным твердеть ядовитым булавкам, предупредила:
– Не трогай.
– Хорошо получилось, – сказала Леналайе, отдёрнув руку. Ларинол, пока он не затвердел вместе с абсорбентом, опасен – может проникнуть через кожу, – У меня вот с концентрацией вечно проблемы.
– Придёт с опытом, – Ниан вернулась к своему занятию, – Хотя могу проверить твою рецептуру, возможно, там ошибка.
– А лучше – дала бы мне свою, – нижняя губа Кемиры при этих словах как-то капризно выгнулась, – Что тебе стоит?
– Моя у меня в голове. Если хочешь, можешь в следующий раз посмотреть, как я приготавливаю, и всё записать.
– И когда этот «следующий раз» настанет? Ты ведь уезжаешь.
– Знаешь уже, м? – вскинутая бровь, короткий взгляд.
Юная чёрная аккуратно подвинула реактивы, уселась прямо на стол.
– Весь Храм уже знает, – ответила Кемира, – Жаль, что уезжаешь.
– Правда?
– Для меня, я имею ввиду. Испытания показали, что я так толком ничему и не научилась. Наставник старался мне дать всё, что мог, но он – не Чёрный. Мне нужно учиться у тебя.
– Это бесполезно, – Ниан сверилась с температурой, убавила газ, чтобы реакция таморина не шла слишком уж быстро, и снова вернулась к патронам, – Хороший Чёрный должен быть Падшим. Тем более – гипнократ. Мистицизм и спиритизм – не твоё.
– Мне не нравится использовать людей, – ответила Кемира.
– Вся человеческая цивилизация на этом стоит. Одни используют других. Товарно-денежные отношения пар, трудовые отношения работников и работодателей. Кузнец использует пахаря, пахарь – кузнеца. Можно это назвать сотрудничеством. Но в основе – всё равно, взаимовыгодное использование.
– Ты так говоришь, словно все пары в товарно-денежных отношениях, – нахмурилась Кемира.
– Я просто привела пример, – ответила Мислеги, – Есть, конечно, пары с распределением гендерных ролей. Мужчина использует женщину для обустройства быта, она его – чтобы полку прибить. Тоже не понять. То ли сотрудничество, то ли взаимное использование. Смотря, с какой стороны подойти к вопросу, м?
– Ты сегодня разговорчивая, – отметила Кемира, – С чего бы?
– Пытаюсь отвлечься хотя бы разговорами.
– А, хорошо. Но… – юная чёрная, подумав, решила продолжить тему, – А как же быть с отношениями, когда двое дорожат друг другом?
– Ты о себе с Данаисом? – уточнила Мислеги.
– Я…
– Вот. В этом и проблема. Ты могла ответить «нет», но вместо этого уходишь от прямого ответа, как принято во всей мессианской культуре. Я хотела тебя смутить – я это сделала одним простым вопросом.
– Мессианской ты называешь нашу?
– Не «вашу», а любую, в которой морально-этические нормы основываются на учении Церкви о Творце, которое оставил нам Мессия.
– Но ведь, если бы я сказала «нет» – это ведь было бы не правдой, а… – Леналайе задумалась, ища нужное слово.
– Пока ты не избавишься от вот этих границ, я ничему не смогу тебя научить, – пояснила Ниан, – Будучи спиритом, ты должна не только представлять себя мёртвой, нет, ты должна обманывать даже саму себя так, чтобы в это верить. Иначе ты не увидишь тени, не сможешь с ними говорить. Это, в своём роде, «жить в придуманном мире», слышала о таких людях?