Алена Скрипкина
Я и мой ангел
Глава 1
Кругом была темнота, не такая, которая бывает ночью, а густая, вяжущая, осязаемая. Вначале я просто видела ее, но постепенно она стала вползать в меня, пропитывать и заполнять. Я начинала растворяться в ней. Я чувствовала, что еще немного, и окажусь ее частью, маленькой темной частичкой огромной всепоглощающей тьмы. Внезапно она отступила, и я не столько увидела, сколько почувствовала вспышку.
Меня зовут Ксюша. Мне четыре года. В обнимку с громадным плюшевым медведем, я сижу на заднем сиденье машины, едущей по шоссе. Сейчас нам хорошо и весело. Я вместе с родителями возвращаюсь домой со свадьбы их друзей. Конечно, мне там нечего было делать, но оставить дома тоже не с кем. Я смотрю в окно на мелькающие за окном деревья, на синее небо и яркое солнце. Мне, как самому юному гостю, отдали чей-то подарок – этого самого медведя, которого я обнимаю, или он меня. Для меня чужая свадьба закончилась быстро. Я ее проспала, а когда проснулась, уже пора было ехать домой. Меня это не расстроило, потому что кататься на машине гораздо лучше, чем быть на свадьбе.
Так вот, сейчас мы всей семьей едем домой. Но я знаю, что через несколько минут мы, все сидящие в машине, умрем. Я не знаю, откуда это знаю, но продолжаю все также улыбаться и радоваться жизни, потому что мне всего четыре года, и я еще не понимаю, что такое смерть.
Иногда я смотрю на яркий раскаленный клубок, называемый солнцем, а в это время, кто-то где-то медленно читает нашу книгу судеб. Но прямо сейчас его отвлекли какие-то другие дела или ему просто надоело читать, он прервал чтение на середине абзаца и захлопнул книгу. Просто взял и захлопнул. Солнце передо мной резко увеличилось в размерах. У меня в глазах что-то вспыхнуло и завертелось, как карусель.
Мне только четыре года. И я не понимаю, что машина, потеряла управление, и сбивая по пути столбики, огораживающие недостроенный мост, несется к его краю. Я визжу от восторга – люблю, когда машина едет быстро. Окно около меня открыто, в него врывается ветер. Я с восторгом высовываюсь в окно и совершенно не слышу истошного крика матери, не вижу, как отец лихорадочно пытается вывернуть руль. Я вместе с медведем наполовину высовываюсь в окно, а машина срывается с моста и летит в воду…
Может, я слишком сильно высунулась в окно? Мне все-таки четыре года, я маленькая девочка и толком не знаю, насколько можно высовываться, но спросить уже некого. В воду я и машина летим по отдельности. В полете, я крепко прижимаю к себе медведя. Мне очень нравится ощущение полета. Мне легко и свободно, хочется расправить руки, как крылья, но мешает большой мягкий медведь. Я не долетаю до воды, а приземляюсь в какие-то кусты на склоне. Игрушка смягчает приземление. Может, я не все заметила? Кажется, где-то по пути ударилась головой. Кровь заливает глаза и мешает смотреть, я стираю ее рукой. Мне, кажется, совсем не больно.
Я вижу, как машина с моими родителями быстро скрывается под водой. Может, это какая-то новая игра. Сейчас они подойдут ко мне, будут шутить и смеяться. А потом мама станет тискать меня. В ушах стоит какой-то шум. По склону бегут люди. Они машут руками и кричат. Но я не слышу их криков. Наверное, я уже умерла. Ко мне приближаются двое в белых халатах. Я никогда еще не видела ангелов и решила, что это они и есть. Но в этот момент я умерла окончательно, и ко мне спустился настоящий ангел. Он сам мне сказал, что он ангел. Лицо у него было прекрасное и сияло.
– Меня зовут Ксюша, – сказала я.
– А я – ангел, – представился он.
– Я не знаю такого имени.
– Это не имя.
– А что?
Он задумался, а потом сказал:
– Профессия.
– А имени у тебя нет? – снова спросила я.
– Нет.
– Тогда я дам тебе имя, – предложила я. – Ты мальчик или девочка?
– А кем бы ты хотела, чтобы я был?
– Девочкой. Я всегда хотела сестричку.
– Хорошо.
Я снова посмотрела на ангела. Теперь лицо его стало похожим на меня, только красивее.
– Я буду звать тебя Даша, – сказала я, – Ксюша и Даша. Теперь нас двое.
– Да, теперь нас всегда будет двое, – подтвердила Даша. – Только никому не говори про меня.
– Ладно, – легко согласилась я.
А потом Даша добавила, что будет мне помогать. Стоит только позвать. Потому что мне нельзя оставаться одной, я ведь теперь оказалась совсем одна. Я – сирота.
Перед глазами – снова липкая темнота, а затем, новая вспышка. После нее я увидела драку. Я в ней не только участвовала, но и победила.
В детском доме выживают сильнейшие. Значит, мне надо быть именно такой. Такой я и стала. Меня побаивались даже мальчишки, которые были старше. Я дралась лучше многих из них. Даша меня больше не навещала, и постепенно я стала забывать про нее, надеясь только на свои силы. Оно было и к лучшему. Никто кроме меня самой не поможет мне в этой жизни, где зубами, когтями и локтями надо обязательно побеждать. У меня получалось. Я не только дралась, но и училась лучше всех. К концу школы в моем дневнике были почти все пятерки, ну, может за исключением таких не нужных предметов, как пение и рисование. А еще к концу школы я увлеклась гипнозом, вернее, самогипнозом. В детдомовской библиотеке таких книг не было, но я упросила библиотекаршу, и она откуда-то принесла мне несколько толстенных томов на эту тему.
Вот теперь я одна сижу в темной кладовке на куче какой-то рухляди и вывожу себя из состояния транса. Получилось. Интересно, это, правда, произошло, когда мне было четыре года, или я все напридумывала?
За годы, проведенные в детском доме, я так и не смогла вспомнить, что случилось перед тем, как я туда попала. У меня просто отшибло память. Я помнила себя только с того момента, когда меня плачущую привели сюда. Учителя и воспитатели упорно уходили от моих вопросов о прошлом. Наверное, из лучших побуждений, не хотели травмировать неокрепшую детскую психику. Теперь все встало на свои места. Вопрос заключался лишь в том, правдиво ли все, что я увидела? Может, подсознательно мне хотелось, чтобы я была из хорошей и любящей семьи, а в результате несчастного случая оказалась здесь. Мне не хотелось даже думать, что отец где-нибудь сидит, а мать лишена родительских прав за хронический алкоголизм, как было почти у всех воспитанников. Я должна быть уверена, что я не такая, как они все. Я лучше. Я знала это.
Все-таки получилось. Когда меня уже должны были выставить в самостоятельную жизнь, мне удалось уговорить директрису показать документы. То, что я видела, находясь в состоянии транса, оказалось правдой. Мои родители действительно погибли в автокатастрофе, а я случайно уцелела и выжила. Правда, довольно долго пролежала в больнице. Когда падала, то сильно стукнулась головой, и врачи, боясь непредсказуемых последствий, какое-то время присматривались ко мне. Но все закончилось благополучно, и меня переправили в детский дом, где я и находилась до последнего времени.
Директриса вздохнула и сказала, что за мной должна была остаться родительская квартира, но ушлым родственничкам много лет назад удалось прибрать ее к рукам, и теперь она не знает, что со мной делать. Оставаться здесь мне нельзя, а идти некуда. Она снова вздохнула и жалобно на меня посмотрела. Я решила, что она ждет, не предложу ли я чего. И я предложила.
– Я пойду работать в милицию. Там точно поселят куда-нибудь, – неожиданно для самой себя предложила я.
– Что ты, Ксюшенька? Ты же такая умная девочка! И вдруг в милицию, – возмутилась директриса.
– А там что, ума не надо? – пожала я плечами. – Бандитов ловить буду, интересно.
Директриса снова печально вздохнула и утвердительно кивнула головой, с ее плеч сполз тяжелый груз. По-человечески ей было жаль меня, но долгие годы работы среди детей с поломанной судьбой, притупили остроту восприятия. Она все реже смотрела на них, как на собственных детей. Мой случай был скорее исключением, поэтому она была благодарна мне за принятое решение, которое освободило ее совесть.
Глава 2
Через несколько дней я пришла в отдел кадров местного УВД. Инспектор посмотрел на меня округлившимися глазами, уж больно непрезентабельно я выглядела, и протянул пачку бланков для заполнения. Целый вечер и полночи, пыхтя, я их добросовестно заполняла. На следующий день к девяти часам, как штык, я уже опять была в отделе кадров.
– Ждите, – равнодушно бросил инспектор, швыряя мои документы в какую-то серую папку.
– Сколько? – поинтересовалась я.
– Что сколько? – не понял он.
– Ну, сколько ждать? Месяц? Два? Год? – напирала я.
– В течение месяца, – заученно сказал он и отвернулся.
Ответ был исчерпывающим. Как раз месяц мне обещали дать пожить в детском доме, из которого я уже выросла. Однако, прошел месяц, затем, другой. Ответа все не было. Пришлось пристраиваться дворником в каком-то ЖЭКе, потому что там дали служебную каморку для проживания. Комнатка не более шести метров имела раковину и унитаз за занавеской. Кроме кровати и тумбочки не умещалось ничего. Весь мой минимальный гардероб висел на здоровенном гвозде, который я забила в стену куском кирпича. Все было хорошо, кроме одного – в комнате не было окна.
Каждое утро с шести часов утра я усиленно скребла свой участок, а потом к девяти шла в отдел кадров УВД. Я решила взять этого нудного инспектора измором. Постепенно, мне это удалось. Когда моя голова в очередной раз просовывалась в приоткрытую дверь, он бледнел, потом начинал идти красными пятнами, а затем жалобно уговаривал:
– Ну что ты все ходишь, Соколова, нечего мне тебе пока сказать. Закрой дверь, ради бога!
Я тихо прикрывала дверь и шла в каморку, ожидая следующего дня, когда смогу снова приоткрыть дверь несчастного инспектора. Это была единственная отдушина в моей тусклой и беспросветной жизни. Выражение лица инспектора я читала, как книги, которых не было.
Так прошло полгода. К инспектору я заходила все реже. Меня уже не радовала его задерганная моими настойчивыми визитами физиономия. Но перед новым годом, хорошенько почистив свой участок, я решила все же заглянуть в знакомое здание.
Инспектор повернулся в мою сторону и как-то заискивающе произнес:
– Что-то, Ксения Александровна, ты давно не заходила, а телефон в анкете не указан. Я не мог найти тебя.
– Нет у меня телефона, – буркнула я. Его тон совсем не насторожил меня. – А адрес я указала, если хотели найти, уже давно бы нашли.
– Подожди минуточку, – инспектор пропустил мой тон мимо ушей и набрал номер. Дождавшись ответа, он сказал:
– Соколова объявилась. Когда ей можно подойти? Так. Понял. Есть.
– Так вот, барышня, – сообщал он мне спустя несколько секунд, – вас ждут вот по этому адресу, – он чиркнул на бумажке. – Через полчаса. Здесь близко, успеете. Пропуск будет заказан. Все понятно?
– Ага, – процедила я недовольно. Значит, в милицию меня не берут, не подошла. Куда-то сбагрили. Ну, ладно, пойду, попытаю счастья хоть там.
Толкнув тяжелую дверь, я вышла на припорошенную снегом предпраздничную улицу. Развернула зажатую в кулаке бумажку. Еще раз прочитала адрес. Он мне ни о чем не говорил. Я вернулась в здание УВД и спросила дорогу у дежурного. Странно, он даже вышел со мной на улицу и очень подробно объяснил, куда направить стопы. Я сунула бумажку в карман и, не спеша, отправилась по указанному адресу. Немного попетляв по улицам, я увидела тяжеловесное массивное здание из буро-красного кирпича. Оно как бы нависало над окружающим пространством. «Надо же, – подумала я, – столько лет прожила в этом городе, а никогда не была здесь. Что же это за дом?»
Я подошла ближе и прочитала табличку «Управление комитета государственной безопасности по … области». Не поверив своим глазам, я еще раз достала бумажку с адресом. Все правильно. Теперь мне стало понятно, почему меня так долго проверяли. С сильно бьющимся сердцем я вошла в мрачноватый холл.
– Девушка, вы к кому? – окликнул меня дежурный.
– Не знаю, – промямлила я. – В милиции мне сказали, что для меня заказан пропуск.
– Фамилия?
– Соколова Ксения, – я протянула ему паспорт.
Дежурный быстро пролистал бумажки на столе и протянул мне небольшой картонный квадратик.
– А куда идти? – неожиданно шепотом спросила я. Мрачная и таинственная обстановка здания меня угнетала и подавляла.
Выслушав маршрут, я глубоко вздохнула и нырнула в длинный коридор, покрытый красной ковровой дорожкой. Мои шаги, несмотря на ковер, почему-то гулко отдавались в узком пространстве. Казалось, что я здесь совсем одна. Из-за плотно закрытых дверей не было слышно ни звука голосов, ни телефонных звонков. Короче, полная тишина. По пути я шарила глазами по дверям, разыскивая нужный номер. Он оказался почти в конце коридора. Часов у меня не было в принципе, поэтому я не была уверена, что прошло полчаса, но топтаться в коридоре не хотелось и, повернув ручку, я вошла в кабинет.
За столом сидел очень серьезный дядечка с погонами капитана. Я подошла и молча положила перед ним картонный квадратик, краем глаза на столе увидела свою анкету.
– Присаживайтесь, Ксения Александровна, – вежливо пригласил капитан.
Я стащила с головы черную вязаную шапочку с помпоном и плюхнулась на стул, стоявший около небольшого приставного столика. Дальше начался форменный допрос. Капитан много раз спрашивал одно и тоже в разной форме. Он совершенно замучил меня вопросами. Казалось, что я сижу у него уже не меньше десяти часов. За это время он практически вывернул меня наизнанку. Наверное, подошло время обеда или он сам устал. Во всяком случае, поднялся из-за стола, сложил в папку все бумаги, запер ее в сейф и сказал:
– Вы тут пока посидите, напишите подробную автобиографию, а я скоро вернусь.
Он положил передо мной несколько листов бумаги, ручку и вышел. А я голодная и несчастная осталась писать жалобное сочинение на тему своей небольшой жизни. Мне страшно хотелось есть, а исполнению этого желания мешали две причины: во-первых, у меня не было денег, которые остались в тумбочке каморки и во-вторых, я просто боялась высунуться из кабинета. Мало ли что могут подумать? Вдруг меня обвинят в шпионаже! Я вздохнула и, задумчиво покусывая кончик ручки, уставилась на чистый лист бумаги. С чего же начать? С рождения, аварии, ангела Даши или детдома?
К возвращению капитана я уже накатала на двух листах жалостливую историю про несчастного детдомовского ребенка. Он быстро просмотрел мой опус, усмехнулся и сказал:
– Ну что ж, Ксения Александровна, вы нам подходите. Время на размышление брать будете? Я так понимаю, что вам не с кем посоветоваться?
– Правильно понимаете, – пробурчала я. Мне было обидно, что страдания бедной сироты вызвали у него усмешку. Нет бы, посочувствовать.
– Так вы согласны у нас работать?
– Ну… да… – без особой уверенности протянула я. Работая здесь, бандитов мне ловить уже не придется, а если и придется то, не таких, каких я представляла. – Но у меня вообще-то только десять классов, – с сомнением протянула я.
– Это пока, – неожиданно заулыбался капитан. – Вы обязательно поедете учиться. Сначала на курсы, прямо после нового года, а потом в специальное училище.
– Далеко? – задала я глупый вопрос, какая мне разница, где это таинственное училище.
– Довольно далеко, в Сибири.
С этими словами капитан снова полез в сейф и достал оттуда пачку очередных анкет.
– Мне их тоже здесь заполнять? – жалобно спросила я. Мой несчастный желудок к этому времени уже свернулся в совсем маленький плотный комочек.
– Нет, можете завтра принести. Я закажу вам пропуск на десять часов.
Я сгребла со стола бумаги, аккуратно свернула их в трубочку, сунула в карман, натянула шапочку и, попрощавшись до завтра, бодро заспешила к выходу из серьезного здания. Несмотря на свое поспешное согласие, мне почему-то хотелось поскорее оказаться на улице. Выйдя, я еще раз оглянулась. М-да, даже здание этой организации выглядело как-то слишком строго. «На календаре не тридцать седьмой год», – успокаивала я себя, направляясь в каморку. Совсем скоро мне предстояло покинуть ее навсегда.
Глава 3
Курсант Соколова в училище была одной из лучших. А если брать только курсанток, то точно лучшей. Девушек там вообще обучалось, всего несколько человек. Да и те, как бы это сказать, всего лишь продолжали семейные традиции. Есть у нас такая система трудовых династий. Их цель ясна, как божий день: в процессе учебы сделать правильный выбор, не ошибиться и выскочить замуж за самого перспективного коллегу-курсанта. По специальности работать собиралась, наверное, только я. Конечно, за годы учебы у меня было несколько небольших романчиков, не без этого. Но замуж выходить мне почему-то совсем не хотелось. Наверное, по натуре я вольная птица, которая не может жить в клетке. Романчики тихонько возникали и также тихонько затухали.
К концу учебы выяснилось, что поступали мы в одно училище, а заканчиваем совсем другое. КГБ, шагая в ногу со временем, энергично трансформировался, меняя не только названия, руководителей, но и наиболее ценных и опытных сотрудников. Когда на площади в Москве убрали памятник, это была не просто смена символов. В стране происходило много перемен. Агентурная сеть сворачивалась везде, соответственно, резко сокращалось и количество сотрудников. Поэтому после окончания спецучилища ФСБ у нас возникли проблемы с распределением.
Мне повезло. Я попала на работу в областной центр недалеко от Москвы. Там мне даже выделили комнату в приличном общежитии с видом на реку, пообещав вскоре дать однокомнатную квартиру. Но, работа оказалась скучнейшая. Целыми днями три тетки в погонах, не поднимая от стульев своих внушительных задниц, перекладывали и регистрировали бумажки. Это было что-то вроде канцелярии, только обрабатывались там исключительно секретные документы. Я была страшно разочарована. Тетки отнеслись ко мне по-доброму и постарались, как могли, успокоить. Идет неплохая зарплата, особо не перетрудишься и на пенсию, опять же, уйдешь пораньше остальных.
– Я не доживу до пенсии, – жалобно скулила я, в ответ на их материнские утешения.
– А ты, небось, ожидала, что будет, как в фильмах про шпионов? – смеялась необъятная начальница.
– Не то, чтобы, как в кино, – мне не хотелось обижать их в лучших чувствах, – н
о стоило ли учиться целых пять лет?
И тут же выяснилось, что не стоило. Все три женщины-канцеляристки не имели практически никакого образования. Только у начальницы за душой был торговый техникум. Просто они чьи-то жены, а я – просто дура. Придя к такому неутешительному выводу, я замолчала и сделала вид, что полностью поглощена поэзией входящих и исходящих документов.
Она меня действительно поглотила на целых пять лет. За это время и большие успехи в перекладывании бумаг я получила однокомнатную квартиру и еще одну звездочку. После этого поняла – все, это предел. Старшими лейтенантами в отделе были все тетки, кроме начальницы – капитанши. Было ясно – здесь я и доскриплю до пенсии, погруженная в бумаги, как «Титаник» в ледяную воду. Правда, за это время я еще успела сходить замуж, хотя и на короткий срок. Семейной жизни хватило всего два месяца. Я убедилась, что еще в училище сделала правильный вывод – не могу жить в неволе!
Славик был очень хорошим мальчиком из интеллигентной семьи, смотрел на меня преданными щенячьими глазами и каждый день ждал около работы с букетом цветов. Мои коллеги просто млели от восторга, глядя на него. Они целыми днями полоскали мне мозги, что именно такие телятки – самый лучший вариант для семейной жизни. Так как сравнивать мне было не с чем, я поверила добрым теткам и их жизненному опыту, хотя Славик не вызывал у меня абсолютно никаких чувств, ни плохих, ни хороших. Там, где должна была быть всепоглощающая любовь, у меня была пустота.
Его интеллигентная семья пребывала в ужасе. К счастью, у меня уже была своя отдельная квартира, и это избавило от близкого знакомства с испуганным семейством. Месяц совместной жизни тянулся, как год. Славик продолжал быть таким же душкой. Но внутри меня постепенно закипал вулкан, который к концу второго месяца уже грозил извержением. Как-то, придя домой в соответствующем состоянии, я решила покончить со своей замужней жизнью одним разом.
– Славик, – тихо начала я, – ты, конечно, хороший человек и достоин любящей жены. Мне очень жаль тебе это говорить, но если ты еще раз появишься в этой квартире, я тебя придушу.
Славик онемел и, не отрываясь, удивленно смотрел своими преданными щенячьими глазами. Мне стало стыдно, но лучше покончить с этим сейчас, чем потом долго и нудно мучиться, живя с ним из жалости.
– Славик, – снова заговорила я, – понимаешь, я ошиблась. Поэтому, лучше исправить эту ошибку сейчас. Давай я помогу собрать вещички и даже провожу до остановки.
К моему счастью Славик был абсолютно аморфной особью. Он пытался бормотать что-то жалобное, но я в корне пресекла эти попытки, быстро рассовывая его вещи по чемоданам. Как ни странно, получилось довольно много. Я пожалела своего бывшего муженька и вызвала такси. Запихав туда Славика с вещами, я вернулась домой и стала ждать реакции недавних родственников. Телефон буквально взорвался возмущенным звонком, казалось, он полностью разделяет все негодование, которым кипела свекровь. Я осторожно взяла трубку, боясь обжечься.
– Нахалка детдомовская! – бушевала Славикова мамаша.
– Хабалка бессердечная! Соблазнила бедного мальчика и вышвырнула на улицу. Он теперь сидит и плачет.
– Мне очень жаль, но если бы я это сделала лет через пять, ему было бы значительно хуже, – безапелляционным тоном заявила я.
– Хамка деревенская! – орала мамаша, – Не надейся, что тебе удастся что-нибудь отсудись при разводе! И не мечтай!
Я бережно положила на рычаг трубку и, в нарушение служебных инструкций, выдернула шнур из розетки. Теперь мне была обеспечена спокойная ночь.
Утром я проснулась обновленная и в бодром настроении. На душе было легко и радостно. Малой кровью удалось развязать один из узлов, который меня больше всего тяготил. Теперь можно заняться другим. Все-таки канцелярия – это не мой профиль. Не откладывая дела в долгий ящик, я какое-то время ходила по начальникам отделов, уговаривая, упрашивая, умоляя. Они все обнадеживающе улыбались, иногда даже поили кофе или чаем, обещали помочь и… забывали. А время шло. Чтобы не растерять навыки, полученные в училище, я через день ходила в спортзал и тир. Там мне удавалось хоть немного выплеснуть накопившийся негатив. А дома, наедине с собой, выла от злости на весь мир. Иногда это помогало даже лучше, чем тир со спортзалом.
Как-то утром ко мне подплыла, как океанский лайнер, начальница, и неожиданно предложила:
– Пойдем, покурим, Ксюша.
Капитанша курила, как паровоз, по пачке в день, но прекрасно знала, что я не курю вообще. Значит, хочет что-то сказать, решила я, выползая из-за стола и послушно шлепая за ней в курилку. Она хорошо рассчитала время. Утром там еще никого не было.
– Слушай, Ксюш, хорошая ты девка, но не нравится тебе у нас. Все ищешь чего-то.
Я промычала нечто неясное, что должно было означать согласие.
– Никто тебе тут помогать просто так не будет. Здесь помогают только своим, – неожиданно заявила начальница.
Я уже поняла, что в провинциальных городках типа нашего, понятие семьи намного глубже и весомее, чем в столице. Тотальная система знакомств, связей, родства всей уровней, словом того, что в народе называют неблагозвучным, но емким словом блат. Я здесь чужая.
– Ну и что мне сделать? Уволиться? – предложила я.
– Да нет, я не это имею в виду, – заговорчески наклоняясь ко мне, ворковала капитанша
.
– В этом деле тебе может помочь… – тут она назвала фамилию заместителя начальника областного ФСБ. – Запишись к нему на личный прием. Объясни, чего ты хочешь. Он наверняка тебе поможет. Девица ты видная, симпатичная. Вот только… – она замялась.
