Полная версия
Жизнь российская. Том второй
Ох, как же это хорошо… Всегда бы так… и везде…
Через мгновение Василий Никанорович, довольный собой и жизнью, выходил из кабинета номер шесть с такими важными и нужными ему документами.
В голове его крутилась славная мысль: написать их начальству благодарственное письмо. Похвалить сотрудниц за их вежливость, добросердечность и оперативность.
Да-да! Надо написать. Надо не забыть это сделать. Обязательно.
С такой думкой одухотворённый человек покинул офис Пенсионного фонда.
Вот повезло так повезло. В жизни так не везло. Нигде и никогда.
Это точно. Дважды повезло! Даже две справки дали! Удачно!! Два раза!
Вот какой он ловкий…
Вот какой умный…
Вот какой он настырный…
Вот какой он успешный…
Вот какой он везучий…
Так папа раньше говорил.
И мама тоже.
Вот как хорошо! Всегда бы так… и везде…
На обратном пути к трамвайной остановке он только дважды притормаживал и спрашивал у прохожих, как к ней пройти, – дорога стала ему уже немного знакомой.
Глава 58
"Отдых скоротечный"
Все мы под Богом ходим.
Русская поговорка
Думы разные, мысли беспокойныеАнтонина была ещё на работе, когда Кульков вернулся из похода в Пенсионный фонд. Вояж туда оказался очень удачным, но продолжительное по времени путешествие и нахлынувшие положительные эмоции, которые в последнее время встречались очень и очень мало и весьма-весьма редко, выбили его из колеи, он устал.
Василий быстренько скинул сырые ботинки с белёсыми следами от химических реагентов, повесил на вешалку меховую свою курточку, на тумбочку кинул шапку с шарфом и перчатками… и шмыгнул в комнату полежать на диване, а то притомился от сегодняшних передвижений, топтаний, стояний и ожиданий.
До того он устал, что аж в животе рези жуткие появились и колики со спазмами по всему телу больному расползлись. От самого подреберья с находящимися там сердцем, лёгкими и другими внутренними органами и ниже… до паха…
В паху сдавило так, будто бульдозер тяжёлый карьерный проехал там туда-сюда и обратно… да ещё гусеницами с траками острыми железными развернулся пару раз на триста шестьдесят градусов. Неприятно было и больно. Хоть волком вой. Хоть на стены лезь. Хоть штукатурку грызи. Хоть ногтями её царапай. Хоть в омут кидайся. Хоть под паровоз бросайся. Хоть со скалы в пропасть сигай. Хоть что с собой делай…
Одно успокаивало, утешало и радовало – его чёртовы хождения закончились положительным результатом: дали, наконец, справку. Даже две справки!
Спасибо им, замечательным женщинам из 6-го кабинета районного Пенсионного фонда. Спасибо огромное этой дивной бесподобной красавице Изольде Генриховне и её юной прелестной старательной помощнице милой Людочке с прелестными конопушками на белом личике и ярко накрашенными красными губками-бантиками.
Перебирая в памяти пережитое за эти дни, Василий Никанорович пришёл к выводу, что мир всё же не без добрых людей, несмотря на сплошной коварный негатив, царящий в последнее время в его многострадальной стране.
«Нет, не всё так уж плохо…» – уговаривал себя Кульков, развалившись на диване. Он гнал прочь из головы те нехорошие моменты и явления, которые жить мешали ему, в частности, и народу, в целом.
Пожилой седовласый человек, пенсионер по старости, Вася по имени, Никанорович по отчеству, по папе родимому, пытался быть удовлетворённым, весёлым, оживлённым, беззаботным и беспечным.
Ему очень понравилось, как с ним, с больным человеком, обошлись в том местном отделении Пенсионного Фонда Российской Федерации.
Его приняли как великого гражданина! Как заслуженного деятеля! Как всеми уважаемую личность! Как всем известного активиста! Как воротилу! Как пророка! Как царя! Как короля! Как принца! Как вип-персону! Как Мессию! Как помазанника Божьего! Как настоящего человека с большой буквы. Не как скотину безродную…
На этой идеалистической волне простой российский старший охранник вздохнул полной грудью, почувствовал себя гордым, счастливым и свободным, слегка отвлёкся от этих нехороших реалий. Отошёл он от действительности. Сел в лодку с парусом, отплыл от берега крутого и отправился в свободное плавание.
Душа рвалась наружу. На приволье. На простор.
Василий тут же перенёсся куда-то туда… в даль дальнюю… в мечту свою заветную, в другое измерение, в светлое и манящее будущее.
Ему показалось, что он там, на широком русском просторе, на раздолье, на вольнице… лихо и вольготно скачет по степи, сидя в удобном кавалерийском седле, навстречу своим добрым мечтаниям, своим грёзам, своим чётко сформулированным и обусловленным целям.
«Эх… как же… бляха-муха… хорошо-то!..» – кричал он во всё горло, то и дело пришпоривая красного коня. Шибче! Ура! Быстрей! Скорей! Успеть чтоб… к той хорошей жизни… к счастливой… На всю степь широкую орал он, Вася-Василёк. Головой крутил. Языком цокал. Как тогда… как в детстве… Щёлкал. Сильно. Ядрёно. От нёба самого… Прилеплял язык к нёбу и отдирал от него резко. Хорошо у него получалось. Звонко. Хлёстко. Аукал он. И гигикал. Громыхал. От одного края и до другого… От этого берега и до противоположного… От степных мест и до горных… От равнины и до вершин высоких… Далеко-далеко… Туда… В неизвестность… До горизонта самого…
«Ах… как хорошо… Эх… как здорово… Ух… как скусно…» – вопил он.
Но вдруг откуда-то снизу… от земли от самой… кто-то пнул его под зад коленом, потом в лицо подковой лягнул, заржал, как дикая лошадь Пржевальского, но как-то зло, ехидно и желчно, и тут же попытался выдернуть за уши из уютного седла, в котором ему так было хорошо, удобно и комфортно.
Кульков никак не ожидал такого гнусного пассажа. Чего-чего, но только ни этого…
Кто-то… какой-то гад… хочет его лишить этой прелести… Свободы… Счастья…
Но вот кто? Кто это? Кто этот шалопай? Кто этот раздолбай? Кто этот разгильдяй?
«Эй, ты! товарищ! Ну-ка, отзовись!! Ну-ка, покажись, открой морду лица своего!»
Но никто не отзывается… никто не показывается… То ли боится, то ли стесняется.
«Эй, ты!.. приятель!! Не прячься! Выходи на свет божий!»
Но никого нет… Никто не появляется… Не признаётся… Не сознаётся…
Что делать?! Как быть!? Может, он не один там…
«Эй, вы все!! Чего вам надо?? Чего пристали?? Отчепитесь!!»
Но… не отчепляются… А наоборот – за волосы теперь они его держат… крепко.
Василий в комок весь сжался. Как ёжик. К коню прилип – не отодрать. Ноги под брюхом хотел сцепить, но не удалось… – коротки, ноги-то… Вот зараза… Да и руки тоже коротки и корявы. Да! корявы. Руки, как крюки! Не слушаются они…
Что делать!! Как же быть, всё-таки… О, Боже… Подскажи… Будь ласка…
Пенсионеру вдруг в голову мысль добрая втемяшилась: с конём слиться, спаяться, в нём спрятаться, там… внутри… как в Троянском…
«Да! Спасибо! Так и сделаю! Я сейчас…»
Но, не получилось, не срослось… – нехристям и антихристам каким-то фертом удалось всё же седока горемычного заполучить: за уши его, бедолагу, прямо из седла выдернули… из кавалерийского вынули… Да так сильно, что лопухи эти красные чуть не оторвались от тяжёлой головы.
«Да… Хорошего, вообще-то, в этой жизни совсем мало, одни мытарства кругом сплошные…» – остепенился бывший бравый седок и сник.
И он в реальность вернулся. В действительность воротился. В свою гиблую жизнь возвернулся. Не солоно хлебавши… Не удалось ему кавалеристом побыть. Хоть на часик, на минуточку, на секундочку. И конь красный ретивый ускакал куда-то… в неизвестность.
Всё. Нет больше коня.
И Вася уже не седок. Да-да. Не седок он.
Не красный он кавалерист. И не о нём былинники речистые ведут рассказ.
Не борец он за народное счастье.
Не творец хорошей жизни.
Не создатель лучшей доли.
А кто он тогда? Кто??
Никто. Нечто. Ноль без палочки. Вот кто…
Да… Все мы под Богом ходим… Истинно…
Кульков в детство тут перенёсся… – в то время… в прошлое… в былое…
В его воображении вновь стали возникать разные картинки из минувшего, из того, из пережитого, из давно прошедшего, но не забытого.
Эх… сколько же он сам выстрадал за свою жизнь, сколько перенёс лишений, унижений и невзгод. Да… было такое дело…
Но ничего, прошёл он этот путь тернистый, не сломался, не согнулся, не спился, не озверел, не скурвился, остался жив, остался человеком.
Так ему, во всяком случае, казалось.
Так ему уже и снилось, лёжа на мягком диване.
Глава 59
"Подробный отчёт супруга"
Много всего говорится, да не всё в дело годится.
Русская пословица
А в ответ Тонины волшебные пирожкиВремя шло неумолимо. Скакало.
Оно всегда вперёд стремится. Шагает. Бежит. Щёлкает. Торопится куда-то. Назад никогда не ходит. Назад – это неестественно.
Кульков спал. Всё пересмотрел. Всю свою минувшую жизнь увидел. От самого детства далёкого и до сегодняшнего реального дня крутилось в голове. Эпоха целая…
Уже в который раз он смотрел это во сне. То в порядке возрастания, то в обратном. Как бы время назад закрутилось. Против воли. Против законов природы.
Сны – его привычное состояние. Хочет он этого или не хочет. Как по заказу к нему всё предыдущее возвращается. Особенно в последнее время всё это ему снится.
Вот что-то новое появилось перед ним. Он заулыбался во сне, чмокать губами стал громко, облизываться. Какое-то вкусное и ароматное предстало. И оно благоухало…
Василий во сне метался от смачных аппетитных запахов, доносившихся из кухни. Там колдовала Тонечка, жена его. Она уже возвратилась с работы и хотела порадовать своего ненаглядного его любимыми пирожками с капустой.
Василий Никанорович чуял те чудесные запахи… но не мог проснуться… Или не мог, или не хотел. Поди, разберись… Но что-то мурлыкал он… тихо… по-детски…
Сон забрал его к себе, крепко держал… и не отпускал…
Перед Васей мелькало его детство прекрасное… с праздниками вечными… А праздники он любил и желал в них участвовать во что бы то ни стало. Вот он и продлевал для себя счастливые моменты… Зачем просыпаться??
Антонина не стала будить супруга, она знала, что он и так умаялся, посещая который день свою «полуклинику», а сегодня у него ещё состоялся вояж в отделение грозного, таинственного и роскошного, судя по фотографиям в газетах и журналах, Пенсионного фонда. В народе многое говорили про этот фонд: и хорошего много, и плохого. Плохого больше. Чего только люди не трындели про него… Народ подпрыгивал от тех известий. Чего только не болтали в стране… Людей будоражило. Восстания даже готовились в некоторых регионах по закрытию этого зловредного фонда. Тонечка от мужа надеялась правду узнать: как там… в фонде том… дела обстоят… Что он, чёрт рогатый, из себя представляет. Как людей там обслуживают. Как относятся к ним работники. Говорят, что работники фонда миллионы получают и в золоте ходят… Но это потом, после того она спросит, как Васенька милый проснётся. А пока пусть спит сладко… любимчик…
Она плотно закрыла дверь в кухню и занялась готовкой.
Антонина Саввична старалась не шуметь, и это у неё получилось. Но с запахами она не смогла совладать, да и не было у неё такой затеи. Чудные ароматы, исходившие от любимых её мужем пирожков, которые она вынула из духовки, вмиг разлетелись по всей квартире и заполнили всё воздушное пространство.
И вот… настал час пик… Глазки открыл Васенька родненький…
К столу… пожалуйте… Всё готово уже… муженёк сладенький…
И вот… супруги трапезничают…
Вечер прошёл за сказочным чаепитием и красноречивым отчётом Василия о своих сегодняшних славных похождениях.
Он взахлёб рассказывал жене, пересказывая по нескольку раз наиболее интересные моменты своего вояжа: как шёл через парк, как ехал на автобусе, потом на ретротрамвае, как снег соскребал с замёрзших напрочь стёкол, как на льдинки отчаянно дышал, как уснул нечаянно, как проехал нужную остановку, как грешил на бабулю, которая ему дорогу в автобусе объясняла, как потом он всё-таки добрался до Пенсионного фонда, как в очереди стоял, как на скамейке сидел у шестого кабинета, как ждал мига, когда пригласят, как зашёл туда через некоторое время. Но самое главное – это как прекрасная Изольда Генриховна его приняла. Да-да! Чудо чудесное! Да-да! Диво дивное! Прелестно она его приняла! Как царя! Как короля! Как Всевышнего! Как Бога! И как красавица Людочка его обслужила великолепно, с любовью выписывая так нужные ему справки.
– Хорошие люди мне сегодня встренулись… – радостно закончил рассказ супруг.
– Ну и ладненько, – согласилась с ним довольная Антонина, подкладывая румяные пирожки. Спустя минуту, как будто что-то вспомнив, спросила: – Вася! А правду говорят, что в Пенсионном фонде всё чуть ли не из золота сделано? А здание мраморное. Что зарплаты там у них огромные. И что работникам хорошо живётся. Лучше, чем остальным российским гражданам.
– Я, милая моя, не знаю… Ничего такого мне про это неизвестно.
– Наша заместительница главного бухгалтера, Зоя Казимировна Куклева, до этого там работала. В их учреждении. Так она много чего интересного про этот Пенсионный фонд нам порассказывала. И выглядит Зойка как куколка. Вся в золотых украшениях. С головы до ног она обвешана. Как фараонша старинная.
– Это, Тонечка, наверное, в центральном здании так. В головном офисе. Я тоже много слышал об этом. Идёт такая молва в народе. Говорят… люди-то… Я же ходил в одно из многочисленных отделений этого состоятельного денежного Фонда, которое обслуживает пенсионеров нашего городского округа и района. Поняла? Находится оно в обыкновенном жилом здании на первом этаже. С виду – неприглядное. Так себе. Как и сотни других. Обычная высотка. Но крыльцо хорошее, мраморное, с никелированным ограждением. Вывеска огромная. Широкая. Красочная. Как плакат первомайский. Фонари как на Старом Арбате. Двери шикарные. Из стекла зеркального, из толстого. И внутри побогаче, чем в нашей районной соцзащите. Я бы не сказал, что шибко там роскошно, но евроремонт – приличный. Даже более, чем приличный. И обстановка соответствующая. Про их зарплаты ничего сказать не могу, а вот про самих работников… Да. Заметно. По их виду можно предположить, что нехило они там живут, не перебиваются с хлеба на воду, как основная масса наших простых пенсионеров. И выглядят все на пять. Я бы даже сказал: на пять с плюсом. Или на все шесть. А вот насчёт золотых украшений… Да, Тонечка. Твоя здесь правда. Там все, от мала и до велика, обвешаны побрякушками: и кольца, и серьги… цепочки с кулонами… браслеты… А у Изольды Генриховны колье отменное. С камнями драгоценными. Как у Марии Медичи. Я такое в кино на царицах видел. На королевах. На императоршах. Императрицах! Значит, правильно люди про это говорят… Про великолепие! Про богатство! Про роскошь! Про изысканность!
– А кто она такая?
– Медичи-то? Она эта… Как её… Ну, в общем… королева…
– Нет. Та. Другая. Изольда…
– Ах… эта… Она начальница отдела, что справки выдаёт…
– Всего-то… А я думала…
– Стоп! Что ты думала?
– Да так… ничего…
– Не юли, моя дорогая. Давай! Колись!
– Вася. Ты чего докапываешься? Я же просто так сказала.
– Ничего не просто так. Ты с каким-то умыслом это произнесла. Давай! Говори!
– Васька! Тебя на мякине не проведёшь. Всё-то ты, дорогуша, знаешь, обо всём догадываешься… Чуйка у тебя отменная. Как у Шерлока Холмса. Как у Пуаро. Как у…
– Да, – перебил жену супруг. – Я такой! Но ты мне зубы не заговаривай. Давай! Сознавайся! Что хотела узнать… Или просто чего хотела…
– Ладно. Теперь не отстанешь. Пуаро и есть Пуаро. Ладно. Слушай. Вот бы мне туда. Вот что мне захотелось…. Справки те выдавать…
– А что… Резонно! Я не против. Но… Но не так-то просто туда попасть, милая.
– Я так и думала. Не всем удаётся… Далеко не всем… Что ж, отставим пока.
– Хорошо.
– Что… хорошо… Чего же тут хорошего?
– Ну… это такой оборот речи. И ничего иного. Просто слово! Ну ты пойми, что…
– Ладно-ладно. Не оправдывайся. Не надо. Не сочиняй. Не придумывай. Уговорил ты меня. Поняла я. Что ж… Ничего не поделаешь. Ждать буду другой оказии.
– Это очень хорошо, что ты меня поняла. Это здорово, когда супруги понимают друг друга. А если с одного слова понимают, то это вдвойне приятно. Даже в тройне.
– Вот и славненько, милый. Прости меня, пожалуйста…
– Не надо, дорогая, лишних слов. Одно могу сказать тебе: хорошие люди мне сегодня попались. Душевные… Всегда бы так случалось…
– Это точно, Вася. Повезло тебе. Несказанно.
– Вот и завтра тоже повезло бы… Я так хочу. Всё идёт к этому. Удача вдруг замаячила на горизонте. Я так рад…
– Я тоже, милый мой, рада! Плясать охота! Песни радостные петь! Целовать тебя бесконечно! Повезёт тебе, – заверила мужа супруга, – непременно повезёт. – Тоня хотела поднять ему и так хорошее настроение ещё выше. – Обязательно повезёт! Я молиться за это буду! Творца нашего просить! Пусть тебе сопутствует удача. Фарт! И люди хорошие и отзывчивые почаще встречаются. Я, Василёк, желаю тебе этого! От всей души.
– Спасибо, Тонечка моя дорогая!! Ашот Карфагенович тоже хороший человек.
– А кто он?
– Мой лечащий врач. На доктора Айболита похож. Хи-хи… Копия!!
– Ничего себе… Постой-ка… А ты, однако, мне о нём что-то раньше рассказывал.
– Ага. Так и было. В тот ещё раз рассказывал. А теперь уточнить хочу кой-какие моменты интересные. Детали некоторые тебе озвучить. Сперва про Айболита и Ашота Карфагеновича. Близнецы они! Как будто от одной мамки рождены. Так и есть. Копия! Лицо одно и то же. И по специальности медицинской они схожие… Мне кажется…
– Стоп. Что тебе кажется??
– Мне кажется, Тонюсик, что он, Ашот-то, доктор мой лечащий… сам-то из этих… Как их… Ну, зараза… из башки выпало… Вот! Вспомнил! Из ветеринаров он.
– Стоп! Как это?? Как это из ветеринаров?? Почему, милый? Почему ты так решил?
– Мне так показалось, дорогая. Померещилось. Какие-то лошадиные термины он постоянно произносит и в рот то и дело мне заглядывает – зубы смотрит. Тпру!
– Стоп!! Стоять!! я сказала… Ты чего, Вася? Рехнулся?? Почему тпру???
– Не боись! Не спрыгнул я с ума. Со мной всё в порядке. Нормальный я. Так доктор сам себя в тот раз остановил. Когда разошёлся шибко.
– Как это?? Поясни… Васенька…
– Очень даже просто. Тпру – и всё. Поржал ещё немного. Как конь ретивый.
– Ого! Ну и дела там у вас… Комедия сплошная. Или Трагедия… Ветеринары… Зоотехники… Биологи… Ботаники… А как ты к нему попал-то? К ветеринару этому?
– Тётя Глаша с Петровной меня к нему направили.
– А кто такие тётя Глаша и Петровна? Тоже конские врачи?
– Ох… Тонюсик… я же тебе не успел про них рассказать. Не шути так дерзко. Они хорошие люди. Тётя Глаша – это обычная уборщица в полуклинике. Знатная тётка. Огонь. Уважаемая всеми. И мной тоже. Она пожилая… почти древняя старушка. Но добрая. Хоть и деревенская. Да, вот что ещё хотел тебе сказать. Очень интересно. Это она встретилась мне на крыльце, когда я в первый раз туда пошёл. С ведром полным она тогда выходила.
– С водой… что ли?
– Почему с водой. С помоями…
– Как… это… с помоями?.. Ты чего несёшь?..
– Ну, ведро она выносила, а в ведре вода налита, которой она полы мыла. Ведро полное было. По самые края. Плескалось даже. А я в это время на крыльцо поднимался. Вот мы и встретились с ней в первый раз. Примета же такая есть: если встречается тебе баба с полным ведром, значит… – хорошо это.
– Ну, положим, там не про помои говорится.
– Тонечка! Но помогло же… И тётя Глаша помогла. И Петровна потом.
– А что хорошего в том, что ты в первый день на приём не попал?
– Хорошего здесь нету ничего. Это верно. Спору нет. Но я же не попал к врачу не из-за неё. А из-за других нехороших людей. Из-за отпетых разгильдяев, охламонов и иных разных плохих людей. И из-за другой нечисти. Из-за законов дурацких. Правил там всяких… инструкций… положений… установок… – тоже идиотских.
– Понятно. Про это мне понятно. Даже больше, чем понятно. У нас везде так. Куда ни глянь. А Петровна кто такая? Про Петровну твою мне ничего не! понятно…
– Да подожди ты с Петровной. Я тебе про тётю Глашу ещё не всё рассказал. Вот когда во второй раз у меня пролёт с записью к врачу получился, то они мне обе помогли. Ну, не совсем пролёт, конечно, а просто записался я на другое число, которое меня никак не устраивало, а эта тётя Глаша познакомила с Петровной, которая и направила к этому Ашоту Карфагеновичу. К Ильясову. К доктору Айболиту. Если бы не Петровна, ну и тётя Глаша тоже, то я бы до сих пор к врачу не попал. А уже он, доктор этот, направил меня за справкой в Пенсионный фонд. Потому что без справки такой мне лекарства бесплатные никто бы не выписал. И не выпишет никогда. Теперь понятно?
– Да. Теперь понятно. Вроде бы… Только непонятно, а зачем они все куда-то тебя направляют? И посылают? А почему не лечат?
– Ну, а это мне, дорогая моя ненаглядная супружница, и самому непонятно! И я не знаю, почему так происходит. Законы, видать, такие идиотские. И порядки. Но завтра Ашот Карфагенович обещал выписать, наконец-то, мне льготные снадобья. Добрый он человек. Отзывчивый. Душевный. Порядочный. Поэтому с утра пойду к нему.
– Хорошо, Василёк. Я рада за тебя, что получается. Понемногу, правда.
– Спасибо, милая. Я тоже безумно рад, что что-то стронулось… снялось с якоря, в движение пришло. Правда, не всё, не везде и не так, как это должно быть.
– Ты про что, Василёк? Вид у тебя какой-то нездоровый. Ой, прости, дурость сморозила. У всех больных людей вид нездоровый. Всегда так. Они же больные…
– Да я не про это. Я про очереди. Там, в Пенсионном фонде, тоже очереди очень огромные. Многолюдные! А очередники какие-то беспутые… Или беспутные… Какие-то не такие: то ли они все там глухие, то ли тупые, то ли ещё какие…
– Как это? Ты про что, Василёк…
– Глухня там полная в очередях! Или всем начхать на всех. Кое-как добился за кем мне в очереди быть. Несколько раз, Тонюсик, спрашивал, а в ответ тишина. Словно это не я, а невидимка! Ты представляешь? Я сперва изумился. Потом удивился. А в конце вообще обозлился. Чуть не послал их всех… А ещё…
– Стоп! Тпру! Как говорит твой доктор Айболит. Ну ты и разошёлся… Куда это ты их хотел послать? А?? Васенька…
– Туда! Куда надо! Куда всех посылают! Ферштейн?
– Ферштейн-ферштейн… Только не надо так делать! Никогда! Понял?
– Понял. Извини. Больше не буду. Честное слово.
– Ну и ладненько. А ещё что? Ты ещё что-то сказать хотел.
– А ещё они там все не любят слово «последний». «Крайнего» им подавай!
– Да, мой дорогой. Я тоже заметила такие изменения в обществе. Они от этого слова «последний» шарахаются, как чёрт от лампады. Ой, прости. От ладана. Так будет правильнее. Они почему-то перестали его употреблять в своём лексиконе. Где надо и где не надо, где можно и где не можно эти новомодные «знатоки» русского языка… всегда вставляют почему-то слово «крайний» вместо обычного слова «последний».
– Это точно! Хоть стой, хоть падай…
– Не надо, Вася, падать. Стой на ногах твёрдо.
– Я так и делаю. И говорю «последний», когда оно действительно последнее. А «крайний» – когда оно действительно крайнее.
– Молодец, Вася-Василёк! Я горжусь тобой, мой рыцарь!
– Тонюсик! Со мной работает один мужик. Так он вместо рыцарь говорит лыцарь.
– Разные люди на свете белом. Одни грамотные… другие безграмотные…
– Вот и я про то. А ещё я хотел…
– Стоп! Может, закончим на этом, дорогой. Некогда мне, родненький.
– Нет-нет. У меня ещё есть кое-что… Послушай. Это интересно.
– Лады. Уговорил. Продолжай.
– Когда я зашёл в здание Пенсионного фонда, то там очередь огромная стояла. Я спросил, кто последний, потом кто крайний. Но мне никто не ответил. А вот когда я крикнул очень громко, то дедок седой мне кивнул, мол, он крайний…
– И что тут интересного?
– Ну вот… сама смотри. Дед тот тоже не хотел последним быть. А на слово «крайний» откликнулся. Видать, дедок этот тоже суеверный. А к слову «последний» у него предвзятость! Фобия у него, у старика этого.
– Почему ты так решил?
– Ну вот… сама смотри. Я два раза спросил, а он никак не отреагировал. Потом только… на фразу «кто крайний» отозвался. И то только после того, как парнишка его в бок толкнул и на меня указал. Только после этого старик головой мотнул.
– Вася! Он же глухой! Он же тебя не слышал! Это же как дважды два!
– Да? Ты так думаешь?
– Я не думаю. Я уверена. На все сто. Глухой старик тот. Вот и всё.
– Вообще-то… да… может такое быть. А мне казалось…
– Креститься надо, когда кажется…
– Но… я… это… как бы… Мне… это… Как сказать-то…
– Ну всё. Хватит воду в ступе толочь. Мне делом надо заниматься. А ты сейчас посмотри свежие газеты, я сегодня их купила. Они там, в прихожей лежат. На тумбочке. Я посуду пойду мыть. Ворох целый скопился. А потом и спать будем укладываться.
