Жизнь российская. Том второй

С лихоимством и мздоизмом!

С изменой! С предательством! С подлогом!

А как?? Как бороться?? Ещё один маленький вопросик…

Твёрдо! Целеустремлённо! Неотвратимо! Немедленно!

В Древнем Вавилоне, например, за продажу некачественного пива казнили утоплением в нём же. Вот как надо действовать. Жёстко! Справедливо! Поучительно!

По утверждению Геродота в древней Персии делали для судей специальные кожаные кресла, сидя в которых они не могли брать взятки.

Вопрос: что за кресла такие интересные?

Ответ: «Так сказал Дарий. Затем царь поставил сатрапом Сард своего сводного брата Артафрена и вместе с Гистиеем отбыл в Сусы. Отана же он назначил начальником войска в Приморской области. Отец этого Отана – Сисамн был одним из царских судей. За то, что этот Сисамн, подкупленный деньгами, вынес несправедливый приговор, царь Камбис велел его казнить и содрать кожу. Кожу эту царь приказал выдубить, нарезать из неё ремней и затем обтянуть ими судейское кресло, на котором тот восседал в суде. Обтянув кресло такими ремнями, Камбис назначил судьёй вместо Сисамна, которого казнил и велел затем содрать кожу, его сына, повелев ему помнить, на каком кресле восседая он судит». (Геродот. История. Книга 5. Терпсихора. Глава 25).

О, как чудесно!! Вот как надо бороться!! Это же пример! Да ещё показательный!

Да, это правда, в древней Персии делали для судей специальные кожаные кресла, сидя в которых они не могли брать взятки.

Нет, не так это было. В Персии шах приказал обить кресло кожей, снятой с папаши взяточника, затем посадил в него сына этого судьи-взяточника. Но это был единичный случай, а остальных судей такая наглядная агитации убедила очень даже быстро!

Тоже неплохо… Разумно и действенно…

В Древнем Риме вовсю практиковалось надёжное и эффективное средство против разрастающейся коррупции: судья сидел в кожаном кресле из кожи предыдущего судьи, казнённого за взятки.

Да. Так и надо действовать. Может, изведём коррупцию таким фертом…

Если быть точнее об этом верном опыте, то речь идёт о древнеримских судьях, которые сидели на заседаниях на креслах, обитых кожей, которую вживую содрали с их предшественников-коррупционеров.

Замечательно! Вот как надо у нас бороться со всеми нашими коррупционерами!

Кстати, это страшное слово «коррупция» также придумали древние римляне.

Да, за не! правосудное решение, с такого вороватого и нечестного судьи сдирали кожу!! живьём!! и тут же натягивали её на данное кресло, чтобы следующий собственной жопой чувствовал, что с ним будет так же!! за не! справедливость.

Пардон, не жопой… а попой… Так будет культурней. Но жопой всё-таки лучше.

Ого! Мудрые люди были тогда… и не у нас… однако.

Точно! Сидя в таком кресле поневоле задумаешься, а стоит ли брать.

Вот если сейчас такой стиль по всей нашей стране внедрить, то в каждом втором кабинете будет по такому прекрасному креслу!

Да-да! Если не чаще…

Если бы брать (или не брать) взятки зависело бы только от кресла судьи (хоть и из кожи другого судейского взяточника), то во всех чиновничьих учреждениях они бы уже давно стояли.

А может… стоит, всё-таки, попробовать…

Да! Надо! Даже необходимо!

Конечно надо! Обязательно! И принудительно. С судей-взяточников, пойманных с поличным, надо сдирать кожу живьём и прилюдно и обтягивать этой кожей кресла для других судей и других официальных государственных лиц. Вот как надо делать! Вот как надо поступать, чёрт возьми… Чтобы они знали, на чём сидят.

Вот-вот. Эврика! Сейчас тоже надо бы таким фертом устраивать. Тогда бы и жизнь наша наладилась. И это есть истина.

Нет, не так. Не совсем так… к сожалению. Нашим судьям наплевать и растереть: и на предшественников, и на их кожу… хоть с зада, хоть с рожи… Глаза их бесстыжие…

Для примера глянем на их так сказать «работу».

Порядка тридцати процентов невинно осуждённых отбывают сроки заключения.

Во как! Во как они работают, черти полосатые. Во как они, судьи народные, свои липовые судебные вердикты выносят.

А посему вот что надо сделать…

Кресла, обтянутые кожей предыдущего вороватого судьи, который взятки брал, надо узаконить. Срочно. Немедленно.

Можно и по-другому бороться. Другими, так сказать, методами.

Нет! Только так! И не иначе.

Кресло из кожи предшественника – закон для госслужащего.

Для судьи!

Для прокурора!

Для следователя!

Для чиновника!

Для депутата!

Для сенатора!

Для министра!

Для премьера!

Для президента!

Вот тогда заживём!

Честно!

Справедливо!

По-человечески!

По-божески!

Срочно это надо внедрить!

Ни минуты промедления!

Ни секунды!

Да! Да-да-да!!! Вот этот миг… между прошлым и будущим…

Промедление смерти подобно!

Счастье нас ждёт… настоящее… общенародное…

Да! Для всех! Независимо ни от чего.

В Сингапуре давно догадались: кресло самое обыкновенное. Но за взятку смерть неминуемая. И всё!!! Получилось у них.

Да! В Сингапуре судьи взяток не берут!! И это показательно.

Точно. И казней там нет теперь.

Ага. У них так. А у нас… их, этих новоиспечённых юристов, столько наклепали, что лет этак на десять-двадцать-тридцать… непрерывных казней хватит.

Точно. Много их. Чересчур.

И казнь у нас запрещена законом. Так что… нам нужен какой-то иной вариант.

Да-да, не обязательно у нас такие уж все смертельные меры применять.

Конечно. Можно и в живых оставлять.

Чтобы сидел он в кресле, рядышком, за стеклянной перегородкой и с зашитыми белыми суровыми нитками карманами.

Только чтобы каждый видел, что лучше бы сразу расстреляли или с самолёта скинули, с борта корабля… в пучину морскую за содеянное… за взятки.

Да. Делали так иногда. Кое-где. Порой…

Можно ещё на бамбук посадить, он за сутки на метр прорастает.

Нет, это плохой способ. Человек за сутки на бамбуке обязательно помрёт.

Точно. Помрёт. Обязательно. Даже если он судья пожизненный.

Что тогда делать?

Не торопиться. Изучить всё повнимательней. Все плюсы и минусы перебрать, сравнить, проанализировать. Сперва так.

А теперь… теперь вперёд! На амбразуру.

Вперёд надо идти! К прогрессу. К хорошему. К настоящему. И с песней по жизни.

Пусть всегда будет солнце! Пусть всегда будет мама! Пусть всегда буду я!

Пусть всегда будет у нас:

От друзей – внимание!

От людей – доброта!

От родных – любовь!

От жизни – справедливость!

От судьбы – благосклонность!

От бога – здоровье!

И ещё…

Утром – думай!

Днём – действуй!

Вечером – благодари!

Ночью – спи! отдыхай!

Такие вот интересные мысли, будоражащие весь организм от макушки и до самых пяточек… бродили в вспухшей голове размышлявшего о жизни пассажира ретро-трамвая, пожилого больного человека, едущего в отделение Пенсионного фонда за нужной ему справкой. Ему хотелось, чтобы в Российском государстве всё было честно и справедливо. Ему это очень хотелось. Очень-очень. Он же патриот своей Родины…

Глава 56

"Хождения, хождения, хождения…"

Дорогу осилит идущий…

Луций Анней Сенека

И вот… пеший отрезок пути остался… – заключительный

«Следующая остановка «Проезд Юных мичуринцев», – послышалось Василию Никаноровичу откуда-то издалека. Ого! Где-то он уже это слышал…

«Но почему «Юных мичуринцев», – удивился Кульков, – и почему «Проезд»? Она же, остановка эта, всю жизнь называлась «Улица Юного коммунара». Стоп. Или «Юных коммунаров». Ох, забыл уже, – продолжал нудно размышлять он, – а тут какие-то «Юные мичуринцы» появились невесть откуда. Что они, черти полосатые, себе позволяют?»

Кульков встрепенулся и посмотрел по сторонам: вагон трамвая, замороженные окна, стоящие и сидящие пассажиры; а объявление доносится из штатного динамика под потолком этого милого, но холодного и грязного, старого, изношенного долгим временем трамвайного вагончика.

«Фу ты чёрт, я же в Москве; не там… не в своём городе», – мгновенно сообразил он и вспомнил ту сердобольную старушку, которая говорила ему недавно, что выходить из трамвая надо именно на остановке «Проезд Юных мичуринцев».

Пассажиров было много в салоне. Одни сидели, другие стояли. Плотненько так.

«Заснул, что ли…» – мельком пронеслось в сознании уставшего Василия.

Он с диким ужасом подскочил с сидения, как трижды ужаленный пчелой, отпрянул от окошка, как четырежды ошпаренный крутым кипятком, живенько выпрямился и стал шустро продвигаться к выходу. Подгонял при этом себя и окружающих: «Быстрей… Ещё быстрей… Шибче… Скорей… Эй, посторонитесь… Эй, поберегитесь! Эй, расступитесь! Дорогу дайте опаздывающему! Живо! Уступите! Дайте прошмыгнуть… Прошу пардону… Разрешите пройти! Ну-ка!! Ну-ка!! Дозвольте пролезть! Позвольте выйти!»

Насилу к выходу продрался. Но в дверях застрял. С входившим человеком лоб в лоб встретился. Еле разминулись. С боем! Руки-ноги в ход пошли. Чья возьмёт. Боевая ничья в итоге. Полная гармония. Один в салон на коленках буквально вполз, за людей хватаясь, за руки чьи-то, за ноги, за юбки, за подвязки, за гачи, за хлястики. Другой сам выпал. Пинком под зад кто-то помог. Наружу кое-как выскочил, но не совсем удачно: пара пуговиц на куртке с «мясом» вырвались. Ой!! Где они? Неизвестно! Да и не до них… не до пуговиц сейчас… Лишь бы с трамвая сойти. Лишь бы на простор попасть.

***

И вот он на улице. Вывалился из транспортного средства кубарем. Очень даже удачно, не считая вновь ушибленного колена (того самого!) и разбитого в кровь носа…

Но остальное всё в норме. Повезло. Уже хорошо. Слава, тебе, господи…

Теперь сориентироваться надо: куда шагать, в какую сторону стопы направить.

Задумался… Припомнил… Обрадовался…

Дальше, по словам той миленькоой, добренькой, седовласенькой бабули, которая его ещё в автобусе надоумила, надо было пройти по ходу трамвая до первого светофора, перейти улицу, повернуть направо, метров через двести свернуть налево в арку и идти дворами, а там, мол, люди подскажут дальнейший путь. Там, дескать, недалеко.

Кульков так и пошёл, помня ценные указания старушки. Вперёд. И с песней…

Перекрёстки попадались, а вот светофоров он не видел, не встречал. Бабушка же, божий одуванчик, говорила, что надо идти именно до светофора. Но его впереди как не было, так и нет. Вон сколько уже пройдено. «Вот, бабуля, вот, божий одуванчик, вот чертовка старая, накосорезила, однако… Или специально отправила меня по ложному пути. Ну, бабуля… Ну, одуванчик… Чёртова бабуля…» – неприятно вертелось в голове.

Но Кульков шёл прямо. Шагал и шагал. Топал твёрдо и не сворачивая. Так, как ему было сказано. Он всегда верил людям. Вера должна быть постоянной. На то она и вера! Но всё же некоторые сомнения бродили в его воспалённой черепушке.

Сомнения эти сумасшедшие всё увеличивались и увеличивались в размерах. Они росли и росли… Они множились… множились… и множились…

«Как быть? Что делать?» – стукнуло неожиданно по мозгам. Ещё… Ещё… И ещё раз бабахнуло… Всё громче и громче. Всё сильней и сильней. Всё ясней и ясней. Всё напористей и настойчивей.

– Скажите… пожалуйста… – спросил на всякий случай Василий Никанорович у попавшейся навстречу другой юркой старушенции, – а как в Пенсионный фонд пройти?

– Дак ты, милок, не в тую сторону идёшь, – прошамкала беззубая бабка.

– Как это не в тую?..

– Очень даже просто. Не в тую!! В другую надыть топать.

– Да вы что говорите… Как же это, паря, случилось, что не туда куда надо меня понесло… – удивился Кульков и приуныл, голову повесил. Но уже через минуту зло и с остервенением подумал про ту, автобусную старушку, которая ему маршрут движения строила, и стал костерить её на чём белый свет стоит… но не вслух, а в уме: «Ну, ты и бабуля! Божий ты одуванчик… Или не божий… Дурёха! Гадина! Стерва колченогая! Что же ты отчебучила? Что натворила? Обманула меня! Специально мне наплела про светофор, арку и тому подобное».

Долго ещё Василий стоял, запрокинув голову в небо и размахивая во все стороны руками. Он был зол, он утюжил недобрыми словами недавнюю свою дряхлую попутчицу, которая путь ему обрисовала до пункта назначения. Потом спросил резко:

– А в какую другую??

– Дак тебе, милок, надыть назад иттить. И по другой стороне улицы, – добродушно продолжала милейшая и добрейшая богообразная старушка. – Потом надыть на светофоре перейтить улицу, повернуть направо, затем налево и дворами доберёсси… – закончила она и провела сухонькой своей ручонкой по морщинистому лицу, а свои мутные слезящиеся глазки, упрятанные в глубоких ямках-глазницах, привычно промокнула растрёпанным уголком добела выцветшего старенького до дыр заношенного головного платочка.

– Ха! Вот так так… Вот, оказывается, как…

– Ну да, милок. Точно так!

– Дак… Ничего не понимаю… Я же так и иду, как только вышел из трамвая.

– А ты, милок, на какой остановке-то… выходил из транвая?

– Как это на какой? На остановке «Проезд Юных мичуринцев»!

– Это понятно. А ты из центра ехал? Али с завода?

– Да из центра… вроде… Про завод мне ничего не говорили.

– Ну, ежлив ты из центра ехал, то зачем улицу-то переходил, касатик?

– Да не переходил я улицу. Как вышел, так и иду.

– Но ты же не в тую сторону идёшь…

– Дреманул, наверно, дедок, – подхватил тему заинтересовавшийся их разговором некий прохожий (мужчина в потёртом изрядно полушубке, облезлой кроличьей шапке и с видавшим виды солдатским рюкзаком за плечами), – вот и проехал до кольца у завода, а на обратном пути сошёл… Их же две остановки с таким названием. Одна – туда, другая – обратно. Так что, товарищ дорогой, смело переходи улицу и топай в противоположном направлении. Как раз и доберёшься. Понял? Дедушка…

– Спасибо! – промолвил Василий Никанорович, обращаясь к бабуле и случайному прохожему. Он понял, что действительно проспал и вышел уже на обратном пути, после трамвайного кольца с конечной остановкой. И случилось это из-за внезапно нахлынувших воспоминаний из детства. Вот… досада-то… Как жаль… Но… делать нечего. Ничего тут не попишешь… «Нечего на кого-то пенять, если у самого рожа крива…» – пришло ему в голову подходящее для такой ситуации выражение. Вася всегда был самокритичным. Во всяком случае, старался таковым быть. Поэтому он с благодарностью кивнул этим добрым людям и решительно направился к переходу.

«Неужели я так старо выгляжу? А?? Ишь… – дедком назвал, дедушкой. Мужик-то…» – поморщился Кульков, оглядывая и оценивая себя насколько это было возможно.

На другой стороне улицы он резво двинул обратным курсом, прошёл трамвайную остановку с названием про юных мичуринцев, дошёл до светофора… и дальше – как ему говорили. Вскоре Василий нырнул в арку и оказался во дворах.

«Как пройти в Пенсионный фонд?» – спрашивал он у всех подряд, пока не оказался перед огромным высотным зданием. Красивым его нельзя было назвать – обычный жилой дом, каких в Москве великое множество. Но вывеска висела – мама не горюй… Ох и ах. Красочная. Вся в огнях. И размером как «Девятый вал» Ивана Айвазовского. Даже чуток больше. Впечатлительно! И крыльцо шикарное. Мраморное. С блестящим ограждением. С набалдашниками на столбиках. С цепями. С висюльками. По бокам фонари вычурные. С вензелями. С ажурными загогулинами. И двери стеклянные. С ручками золотыми.

«Доброго тебе здоровьица, бабуля! – мысленно поблагодарил он бабушку из автобуса. – А то чёрт-те что наговорил про тебя. Икала, небось… божий одуванчик. Но не переживай. Спасибо тебе. За всё. Дошёл я. Добрался. До дворца пенсионного».

На крыльцо Василий Кульков поднимался осторожно. За хромированный поручень держался обеими руками. Крепко. Цепко. Хватко. Не грохнуться бы… А то уже бывало…

«И тебе тоже, здоровьица хорошего… Не болей, держись… – не забыл он и вторую старушенцию. Другую… на улице встретившуюся. Юркую такую… – И тебе спасибо! Бабуля славная… Огромное. За что? За то, что направила меня на путь истинный. Дорогу верную указала. Повернула меня в нужную сторону. А то шёл не в тую… в которую надо, придурок. И благодарность мою ещё тебе в придачу передаю. Не болей… И тебе, мужик с солдатским рюкзаком и в полушубке потёртом, тоже всех благ».

Кульков постоял на крылечке мраморном минут пять-десять… отдышался… в себя пришёл, помолился за успешное посещение сего значительного заведения… покрестился на удачу трижды… Затем решительно взялся за красивую прекрасную и основательно затёртую многочисленными посетителями золочёную ручку. Потянул на себя.

Огромная стеклянная дверь довольно легко подалась, без всяких скрипов и лишних завываний сдвинулась с места и широко распахнулась, открылась: входите, мил человек, заходите, добрый молодец, мы к вашим услугам, сударь, мы вам всегда рады, дорогой вы наш российский человек.

Странник удивился такому душевному гостеприимству, усмехнулся, про себя что-то думая, громко цокнул языком, как когда-то… давным-давно… в детстве своём далёком цокал от счастья, валом валившегося на него… и смело шагнул в дверной проём.

Глава 57

"Двойное чудное везенье"

У коварного удача бывает раз, у искусного – два.

Пословица народа коми

Ого! Госпожа удача вдруг пожаловала в гости

Войдя в подъезд районного отделения Пенсионного фонда, Василий Никанорович прямым ходом направился к очереди, которая стояла справа. Очередь не особо большая по количеству людей, но и не маленькая. В общем, очередь – как очередь. Как и другие такие же, встречавшиеся на его пути.

Кульков спросил, кто последний.

Но ноль внимания на него. Вроде как его тут не было. Как-то не комильфо… Стыдно даже стало. Кульков покраснел как рак, как школьник у доски, который вышел для ответа, но забыл, что надо говорить, какие слова произносить… Вылетело всё из его дырявой головы…

Ещё раз спросил: «Товарищи! Вы что… глухие?? Кто последний из вас?»

Вновь ноль внимания. Даже не глянули на него. Никто. Ни справа, ни слева, ни те, которые прямо стояли. Даже местные дежурные персоны, в форменном обмундировании с пистолетами в кабурах на боку, не отреагировали. Они своим разговором были заняты.

Василий Никанорович опешил и задумался. Ему пришло в голову, что эти люди не хотят быть последними… в этом мире бушующем. Последними бывают лишь отщепенцы, твари, черти болотные, гады в прямом смысле слова и другие плохие люди. То есть, быть последним – это дурной тон в современном российском обществе. Да! Есть такое мнение. С космонавтов и лётчиков пошло такое странное поветрие и распространилось по всей стране мгновенно. Зараза всегда быстро расходится в любой среде. Липнет она к любому человеку. Ко всякому. Это доказанный факт. Общество не исключение. Оно же из людей состоит. Из тех человеков, к которым уже худое прилипло и присохло. Законы природы таковы. Последние в современном обществе – это моветон своего рода с некотрых пор. Одни, боящиеся всего, начали; другие, трясущиеся, продолжили. Нельзя быть последним. Ни в коем случае. Ни в коем разе. Хотя… хотя огромное количество таких персон в нашем государстве имеется… Да, они теперь именно последние… Самые последние!

Кульков на всякий случай, надеясь на удачу и успех, перефразировал свой вопрос. Теперь он спросил по-другому: «Товарищи! Дорогие! Кто крайний?»

Снова никакой реакции. «Что за фигня…» – мелькнуло в мозгах.

Он ещё повременил чуток: может, не расслышали… очередники…

Стоял ожидаючи… С нетерпением зыркал по лицам присутствующих…

Не дождавшись ответа, переспросил ещё громче, почти проорал: «Господа! Прошу ответить! Кто из вас самый крайний в очереди к работникам сего учреждения на текущий жизненный момент? Не молчите!! Мне это очень важно. Мне надо справку у них взять для полуклиники! А то лекарства льготные там мне не выдают…»

И о! Чудо случилось! Ответил дедушка с окладистой седой бородой. Не прямо ответил, а кивнул: мол, я крайний… Тот стоял у стены, опёршись на трость. Василий Никанорович занял за ним и поклонился для пущей важности. Старых людей он уважал с детства. А седых дедушек и бабушек просто боготворил. Тем более, что этот старец дедулю родного напомнил.

Перед дедом тусовался молоденький парнишка. «О-о… Ничего себе… Вот даже как. Оказывается, и такие юнцы сюда ходят… – с огромным удивлением и изумлением подумал ошарашенный Кульков. – И стар, и млад. Неужели этот пацан тоже пенсионер? Как-то непонятно всё это. Надо будет разузнать, спросить у кого-нибудь».

Запомнив и того, старого, и другого, молодого, он принялся ждать своего часа. Сидячих мест не было. Народу стояло человек пятьдесят-шестьдесят. Не более. Немного, по местным меркам. Но и не мало, вообще-то.

Часа через полтора-два охрана у дверей пропустила его в коридор, где он, быстренько отыскав нужный отдел, опять спросил:

– Кто последний в шестой кабинет? Ой, сорри… Кто крайний??

На этот раз у дверей было всего четыре человека, он пятый. «Везёт!» – радостно промелькнуло в голове уставшего посетителя, набравшегося уже громадного опыта по стоянию, сидению и ожиданию в очередях.

Но случилось так, что слово «везёт» рано у него в мозгу мелькнуло. Откуда-то подошли ещё шесть человек.

Они заявили, что их направили сюда из другого кабинета. Мол, их заверили, что тут, в шестом кабинете, их примут без очереди, потому что они уже два часа стояли там, в тринадцатом, за справкой, на основании которой в этом кабинете им должны выдать другую, которая для получения лекарства.

Очередники всполошились, стали расспрашивать нежданных пришельцев: почему так… может, и им тоже сперва другую справку надо получить… ну и так далее.

Пришельцы заверили, что нет, мол, вам не надо, потому что у них и у этих разные категории. Дескать, что не всем нужны предварительные справки, а только им.

Очередники успокоились. Поняли в чём дело. Пропустили вперёд пришельцев.

Народ российский такой… добрый… ласковый… Побузит, побузит… – да и успокоится… С древности так повелось. Испокон веков.

Не прошло и часа, как Кулькова пригласили. Вышедшая женщина, за которой занимал он, многозначительно кивнула ему на дверь. Понятно! Можно входить! Ура!

В служебном помещении находилась очень привлекательная и соблазнительная дама – вся в золотых кольцах, серьгах и многочисленных цепях. Она гордо восседала за центральным столом и по всей видимости являлась начальницей этого отдела.

По обе стороны от неё, у противоположных стен, располагались ещё два стола поменьше, за которыми над казёнными пенсионными бумагами корпели две молоденькие девчушки. На их пальцах тоже что-то блестело и искрилось.

Все три стола были оснащены новейшими иностранными компьютерами с большими плоскими экранами, а в углу на отдельной тумбочке приютились ксерокс, принтер и сканер.

В другом углу огромной комнаты стоял массивный металлический шкаф с документами. Рядом примостился небольшой столик-буфетик с электрическим чайником, чашками, кружками и другой нужной для еды и чая посудой.

У левого стола на стуле сидел посетитель.

Василий Никанорович направился было прямо к начальнице, но она его опередила, указав авторучкой на стол, стоявший справа.

Кульков машинально изменил направление движения, расстегнул куртку, снял шапку, приземлился и изложил светленькой симпатичной девушке тему своего визита:

– Мне надо справку в полуклинику о том, что я нынче не отказывался от льготных лекарств.

– Ну вот, Изольда Генриховна, опять за справкой, – девчушка отчаянно перевела взор в сторону своей командирши. Она была то ли обиженной, то ли униженной, то ли оскорблённой. Не понять… Хоть у самого Достоевского спрашивай… – Это же всё есть в компьютерной базе. И в поликлиниках это знают. И в горздраве знают… – продолжала она протяжно ныть и трепетно верещать с явной горечью в голосе.

– Выдай, Людок. Чего уж теперь… Мы же для этого сюда поставлены.

– Ваши паспорт и страховое свидетельство, – девушка смотрела уже на просителя.

Тот вывалил на стол все документы, какие захватил из дома. Барышня взяла то, что ей нужно, и уставилась в монитор. Через каких-то пару минут готовая справка чудесным образом выползла из принтера.

– Люда, сделай ему два экземпляра. Может, ещё куда понадобится, – скомандовала Изольда Генриховна своей подчинённой.

Вторая такая же справка незамедлительно появилась вслед за первой.

Ура! То, что надо! Супер!

Девушка по имени Люда шлёпнула печати на оба экземпляра и передала их на подпись своей руководительнице.

Всё! Справки готовы!

Кульков никак не ожидал такой расторопности и такого тёплого приёма.

Ох! Как он был рад. В ладоши хлопал. Как дитя малое… как ребёнок…

Слова благодарности сами вылетели из его уст: «Спасибо! Спасибо вам огромное!»

Повезло ему несказанно! Да! Это так. Не напрасно молился и крестился.