VIP PR

Алексей Июнин

VIP PR

Глава 1

Мечта

Пенза

Мужчина выскочил из маршрутки и вдохнул вонючий майский воздух. Как же ему опротивел этот запах! Запах, который днем и ночью распространяется от расположенного поблизости пивоваренного завода. Хорошо хоть роза ветров в здешней местности была таковой, что запах чаще всего уносило прочь в лес, но зачастую ветер дул и в других направлениях. И тогда прохожие морщили носы и делали такие лица, будто у них что-то болит.

Так вот мужчина выскочил из маршрутки на конечной остановке, вдохнул вонючий воздух, пригладил усы на круглом сытом лице и определил, что ветер южный или юго-восточный. Вслед за ним из раздолбанной маршрутки вылезли и остальные заспанные пассажиры. Большинство из них направились к мясоптицекомбинату, хотя мужчина точно знал, что работников этого предприятия развозят служебные автобусы. Видимо это были опоздавшие или те, для кого автобусы не предназначались.

Петр Степанович Шмюльц взглянул на свои электронные наручные часы и прибавил шагу, ударяя полиэтиленовым пакетом себе по ляжке. Если он не поторопится, то непременно опоздает на семь-восемь минут, а ему еще надо переодеваться. И если его шеф появиться в цеху хоть на минуту раньше него, то испортит гражданину Шмюльцу настроение на весь день. Его начальник – Игорь Валентинович Плотников – тип нервического склада характера и совершенно непредсказуемый, он приходит на работу когда ему заблагорассудиться, может и к восьми, а может и к обеду. Может и вовсе не появляться, а может прискакать даже ночью! Такое уже бывало и тогда одним махом увольняли человек по пять. Потому, что как раз в ночные смены рабочие предпочитают спать, пить спиртное, сидеть на лавочке с сигаретами, делать все что угодно, но только не работать. А у босса начиналась неадекватно агрессивная реакция на неработающих рабочих. Петр Шмюльц не знал, когда сегодня придет его босс, но на всякий случай старался не опоздать. Все из-за того, что проклятые переполненные маршрутки проносились мимо и он проторчал на своей остановке полчаса.

– Здорово, Петро! – услышал он за спиной и обернулся. Его нагонял его коллега по цеху Санек Дачников, лихо шлепая по оставшейся от ночного дождя луже тяжелыми башмаками. – Что, на работу?

Это был шуточный вопрос, потому, что и Шмюльц и Дачников работали вместе.

– Опаздываем, – заметил Петр Степанович.

– Да ладно тебе, – Дачников был совершенно не обеспокоен. – Зайдем в магазин?

– Санек, времени нет.

– Нет, – согласился Санек. – Но сигареты взять нужно.

И они зашли в крохотный круглосуточный магазинчик «Слоненок». Не смотря на название, это был продуктовый магазинчик и стоял он как раз на дороге между конечной остановкой и предприятием «Пластдекор +», в котором работали Шмюльц и Дачников. В «Слоненке» отоваривались не только рабочие мясоптицекомбината, вонючего пивоваренного завода и производственного цеха «Пластдекор +», но и жители местных домов. Сигареты продавались в винно-водочном отделе, где почему-то людей было всегда больше, чем в отделе продуктовом. Шмюльц и Дачников встали в очередь и Санек принялся рассказывать о том, как он разругался со своей невестой. Шмюльц без смущений послушал бы эту историю и спокойно бы отстоял очередь, если бы времени было немного побольше. А сейчас он начинал нервничать и постоянно смотреть на часы.

Прошла минута…

– … а она мне говорит, что-бы я купил посудомоечную машину! – вещал тем временем Дачников, не замечая, что Шмюльц топчется так, словно, очень хочет по-маленькому. – Посудомоечную машину! Петро, ты знаешь сколько она стоит! Да хер она мне не щекотала! Пусть сама моет, а если ей что-то не нравиться, пусть сама и покупает за свои! Мне «элэм» синий. И зажигалку. – Это он обращался уже к продавщице.

Прошла еще минута…

– Петро, погоди, я еще пирожок возьму. – И они встали в другую очередь, теперь уже в продуктовый отдел. – А знаешь, чего она мне еще говорит? Что бы я муды чаще брил! Ей, видите ли, неприятно! Да хер она мне не щекотала! Мне че их каждый квартал, что ли брить! Мне пирожок! Вон тот! А он с чем? А вон тот с чем? Не, мне такие не нужны. Дайте тогда лучше вон ту херню. Это что? Творожник? Вот дайте мне творожник.

Раз уж Шмюльц выстоял очередь, то тоже прикупил пару позавчерашних беляшей со страшным мясом. Зачем он их купил, он и сам не понял. Ну купил и купил, что ж теперь. Когда они вышли на улицу к ним присоединились еще трое коллег, которые тоже шли на работу. До начала работы оставалось чуть-чуть. Вообще, практически не оставалось. Шмюльц решительно опаздывал, а его коллеги даже и не думали спешить. Когда он намекнул на то, что не плохо было бы прибавить шагу его коллега по имени Гоша и по фамилии Лаймонайнен ответил, что им пох…

– Плотников может сегодня прибежать рано, – сказал Шмюльц, имея в виду их общего главного босса. – Опять взбесится.

– А может и не прибежать, – ответили ему.

На проходной они опять задержались, чтобы пожать руку охраннику, затем, поднявшись на второй этаж принялись жать ладони всем, кто уже пришел. А пришла уже вся смена из десяти человек, не считая несколько человек уже вышли с суточной смены. Вообще-то по правилам работникам не разрешалось уходить с рабочего места до тех пор, пока не придут сменщики. Но это правило выполнялось только новенькими. Теснота в раздевалке (которая также была и комнатой для приема пищи) была невероятной, места за столом всем не хватало, пахло потом, куревом, кислым пивом и яичной лапшой. Но самое скверное в раздевалке было то, что в ней всегда в любое время года, днем и ночью, во все дни недели и даже после уборки на столе было очень грязно. ОЧЕНЬ ГРЯЗНО!

Обычно Петр Шмюльц успевал утром выпить бокальчик кофе и потрещать с пацанами, но сегодня это отменялось. Времени на это нет. Он в скоростном режиме переоделся в свой старый, побелевший от пыли, рабочий комбинезон, провел руками по усам и побежал в цех. Цех от здания офиса (в котором также располагалась раздевалка) разделяли метров пятнадцать. И на этих метрах была как раз небольшая парковочка автомобилей дирекции. Шмюльц поморщился, когда пробежал мимо уже стоящей «Мазды CX7». Автомобиль, как всегда был покрыт сухой грязевой коркой по самые окна, мало кто в цеху понимал, для чего их шефу такая хорошая машина, если со стороны выглядит она совсем чмошно. Игорь Валентинович Плотников – гендиректор «Пластдекора +» – сам свой автомобиль не мыл никогда, а на автомойке, видимо, экономил, хотя и зарабатывал до ста восьмидесяти тысяч рублей в месяц. Наличие «Мазды» на внутренней парковке говорило о наличии ее владельца Плотникова. Шмюльц понадеялся, что его босс поднялся к себе в кабинет, не заходя в цех. Тогда все будет в порядке.

Он открыл тяжелую цеховую дверь, впустил в цех порыв влажного вонючего ветра и напоролся на Серегу Ригина.

– Здорово! – они пожали друг другу руки. Шмюльц сменял Ригина после суточной смены. – Как дела? Обрывы были?

– На второй линии рвало три раза, смесь плохая. Антоновский опять намесил какую-то бурду! – ответил Ригин. – А первую линию я остановил еще до полуночи.

– Что случилось?

– Калибратор накрылся, – Ригин достал сигареты и закурил. – Гусеницин давно уже говорил, что калибратор на первой линии мозги трет.

– А ты что не поменял?

– Нафига? – искренне удивился Ригин. – Мне это нужно? Пусть приходит наладчик, это его работа. А я ночью лучше посплю.

– Ну спасибо тебе! Сейчас Плотников прибежит, он наладчика ждать не будет! Он меня заставит!

– Да не парься, Петро. У нас все равно нет запасного калибратора.

– А это… Плотник в цеху или у себя в кабинете? – спросил Шмюльц, но Ригин уже ушел, оставив после себя сизое облачко табачного дыма. Серега Ригин выкуривал за сутки около трех пачек сигарет, разбрасывая окурки по всему цеху, что чрезвычайно бесило Плотникова и тот даже несколько раз увольнял за это Ригина, но каждый раз Серега возвращался, потому, что такого профессионального оператора линии как он больше не находилось.

Шмюльц оглядел ту часть цеха, которую было видно со входа и направился к своим четырем линиям. Он работал оператором линий по производству декоративных панелей и вагонки из ПВХ. Работал сутки через двое. Сейчас начинается его смена, которая закончиться ровно через двадцать четыре часа и тогда он, бледный от измождения, но с покрасневшими глазами сядет на ту же самую маршрутку и поедет домой в район Южная Поляна на улицу Металлистов, что рядом с кондитерской фабрикой. Шмюльц уже сейчас замечтал как, выйдя из проходной купит в «Слоненке» бутылочку своего любимого пивного напитка со вкусом лайма и выпьет ее на одном дыхании.

В его мечты ворвался пронзительный голос, перекрывающий собой все цеховые шумы. Шмюльц аж вздрогнул, значит Плотников все-таки был в цеху, только где-то за пределами видимости. Видно-то его не было, зато было отчетливо слышно. Его голос обладал редкой тональностью, способной пронизывать любой шум, будь то циркулярная пила или огромная дробилка на 380 вольт, громко перемалывающая горы брака. Дробилок в цеху стояло две и часто они работали одновременно, создавая такой шум, что рабочим приходилось что есть мочи орать друг другу прямо в уши. Игоря Валентиновича Плотникова было отчетливо слышно при любом шуме и на любом расстоянии. Вот и сейчас, как это часто бывает, голос Плотникова заявил о присутствии своего хозяина раньше его визуального образа. Шмюльц поспешил к линиям и тут только увидел своего высокого босса. Плотников был высок и достаточно крепок телом (насчет отменного здоровья тут не поспоришь), но при этом обладал не симметрично маленькой головой. Он всегда возвышался над рабочими на добрую треть метра, чем шеф всегда и пользовался. Увы, но рабочие подсознательно чувствовали себя НИЖЕ босса. Не только в росте, но и во всем остальном, включая уровень интеллекта. Даже если человек обладал обыкновенными мозгами и был нормально развит, в общении с Игорем Валентиновичем Плотниковым, он как бы невольно принижался. Плотников прекрасно это понимал и использовал это в своих целях ВСЕГДА.

Он ВСЕГДА должен быть ВЫШЕ каких-то там рабочих!

Люди – это стадо лентяев, обманщиков, воров, алкашей, глупцов и неудачников с кривыми руками, растущими не из того места, которыми можно (и даже нужно) управлять как армейский сержант управляет свежим призывом новобранцев. Люди – это живая масса, расходный материал, своим трудом, приносящая ему – Игорю Валентиновичу Плотникову – денежную речку, и этой живой массой необходимо руководить по максимуму, выжимать из нее все что возможно, использовать каждую рабочую минуту для труда, для работы, для прибыли! А лучшее для этого средство – мат. Плотников не может стегать людей кнутом, но мог стегать их матом! Однажды кто-то случайно услышал, как Игорь Валентинович говорил кому-то по мобильнику: «А ты их матерком! Матерком! Да ничего они тебе не сделают! Да они же все раздолбаи!». Вот это и был главный принцип общения Игоря Валентиновича Плотникова с людской массой.

Петр Шмюльц остановил скорый шаг в отдалении от своего босса. На всякий случай сейчас будет лучше к нему не приближаться. Шмюльц сделал вид будто сосредоточен проверкой термодатчика фильеры на первой линии. Он отвлечется от этого занятия только когда Плотников покинет цех или хотя бы отойдет куда-нибудь в другое место. Но когда он орал к нему лучше не подходить и уж тем более не пытаться о чем-то с ним говорить. Интересно, Ригин уже сказал ему о сломанном калибраторе с четвертой линии. Должен был, ведь Плотник должен был проверить работу всех линий, а четвертая-то остановлена. Разумеется, Плотников обязан был спросить в чем дело, а Ригин обязан был ответить. Петр Степанович искренне надеялся, что так оно и было, иначе отдуваться за Ригина придется ему. А Плотников сразу же выплеснет свою желчь на него, не принимая в расчет тот факт, что Шмюльц пришел всего пару минут назад и не отвечает за то, что было до него.

Но нет, Плотников стоял не у четвертой линии, а у третьей. В чем же тогда дело? Шмюльц склонился над термодатчиком фильеры на первой линии и прислушался к воплям своего босса. Игорь Валентинович Плотников распекал новенького упаковщика, работавшего всего вторую или третью смену. Новенький упаковщик стоял как обкаканый ребенок, а Плотников вопил на него, направляя силу своего голоса прямо в лицо бедолажке. У новенького тряслись пальцы.

– Все! – произнес рядом со Шмюльцем упаковщик с первой линии. – Паренек больше не придет! А ведь он всю ночь пахал, скорость-то у него на линии высокая, даже не присядешь.

Шмюльц согласно кивнул. Примерно каждый третий новенький рабочий уходил в течении первых трех смен. Потому что так устроен мир, что новенькие рабочие еще не набрались должного опыта и иногда могут где-то слегка накосячить или сделать что-то не так, как того требует босс. И тогда босс с ним «беседует». Беседует в своей излюбленной манере. Очень редко, когда после той беседы у новенького рабочего остается желание приходить в этот цех хоть раз. Иногда у людей случаются даже психологические травмы и остаются комплексы. Однажды на глазах у всего цеха во время «беседы» с Плотниковым у одного рабочего случился приступ эпилепсии, что, впрочем, нисколько не взволновало Игоря Валентиновича и он только обматерил его напоследок и, перешагнув через содрогающееся тело, ушел прочь в свой кабинет.

Петр Шмюльц и Санек Дачников тихо и робко прислушались к «беседе», происходившей на второй линии. Благо, что это было совсем не трудно, Плотников вопил как паровозный свисток. Их начальник смешивал новенького упаковщика с говном и пожирал его живьем, обкладывал его десятью слоями мата и давал понять, что тот ничтожество и ничегошеньки в своей жалкой жизни не умеет. Что от его работы предприятию наноситься непоправимый ущерб от чего другие рабочие недополучают зарплату и так далее и тому подобное. Бедненький новенький упаковщик боялся даже слово пикнуть. Хотя нет, однажды он что-то промямлил за что и получил новую порцию отборного мата и унижения. Вина новенького упаковщика заключалась в том, что он недостаточно тщательно подмел за собой рабочее место и на глаза его босса попалась горсть смеси, которую засыпают в бункер и из которой делаются готовые панели. Видимо, мешок был с дыркой, а упаковщик это не сразу заметил. К слову сказать, этой смеси в цеху было горы и ежедневно ее просыпалось полным-полно и никому дело до нее не было, да и стоила она три с половиной копейки. И половина мешков в цеху были дырявые и из них всегда сыпалось.

Наоравшись вдоволь, Плотников резко развернулся и зашагал прочь из цеха. Никому ни «здрастьсе» ни «до свиданья». Он появлялся и исчезал из цеха внезапно, произвольно и непредсказуемо. С рабочими он говорил исключительно по работе, никогда ни с кем не здоровался и, разумеется, никого никогда не хвалил, даже если человек действительно этого заслужил. Лучшей похвалой от начальника считалось его молчание.

Плотников был хоть и параноиком, но не дураком и прекрасно осознавал, что в цеху его ненавидят.

Шмюльц и Дачников проводили глазами своего босса до двери выхода, дождались, когда громко захлопнется цеховая дверь и только тогда позволили себе расслабиться.

В цеху «Пластдекора +» начался рабочий день. С новой силой зашумело до селе выключенное оборудование: чудовищно загромыхали две дробилки-имельчители, завизжала циркулярная пила, что отпиливала полотна на отрезки необходимой длины, загудела мельница, перемалывающая дробленку в пластмассовую муку, закрутился смеситель, задвигалась под потолком кран-балка. В цеху стоял шум и меловая пыль.

Старший оператор смены Петр Степанович Шмюльц обошел три работающих линии, посмотрел на датчики, проверил готовую продукцию, взвесил ее и удовлетворился правильным результатом. В-принципе Шмюльцу именно сейчас было нечего делать, потому что его обязанностью в цеху было следить за линиями, а если линии идут нормально, то Шмюльц был свободен и мог сидеть в смартфоне, гонять чаи, болтать с кем угодно, запереться в туалете по полчаса и просто дремать. Но как только в цех влетал Плотников, Шмюльц обязан был вскочить и чем-то заняться. Чаще всего оператор хватал первую попавшуюся пластиковую панель или вагонку и начинал ее взвешивать, проверяя массу. После чего хватал другую и тоже взвешивал ее. Его товарищ Санек Дачников тоже при появлении босса немедленно брал в руки что попало и нес это в произвольном направлении. Это называлось «видимость работы». Но только не дай Боже ты проглядишь появление Игоря Валентиновича и останешься в положении сидя и будешь ничего не делать.

Сейчас Плотникова в цеху не было и Шмюльц мог расслабиться. Он сел на мешок с сырьем и активировал смартфон, мгновенно сузив окружающий его мир до размера экрана. Нет, Петр Степанович Шмюльц не играл в игры и не увлекался литературой, совсем не владел соцсетями, но он жадно интересовался новостями шоу-бизнеса. Он чутко следил за жизнью зарубежных и отечественных звезд и каждое даже мало-мальски значимое событие смаковал с удовольствием посетителя ресторана, пробующего заказанные блюда. Будучи обыкновенным оператором линии по производству пластиковых стеновых панелей с дряным слесарным образованием, с тусклым и порой глуповатым прошлым и туповатым настоящим, гражданин Шмюльц, очень охотно интересовался жизнью чужой, звёздной, богемной. Если бы Петр Степанович был-бы более образован в области психологии, он бы заключил, что из обыденности, в которой он прибывал более полувека своей жизни его подсознание, предсознание и надсознание тянется к той искрящейся и полной интересного насыщения жизни VIP. Он догадывался, что в глубине души хотел бы стать таким как они – лицом с глянцевых страниц. Да, хотел-бы. В детстве и отрочестве он представляя себя где-то на одном уровне с Жаном-Полем Бельмондо и Кларком Гейблом, грезил о невероятной популярности, мечтая о том, что его-бы возили в такси бесплатно, кормили-бы в ресторанах чем-то вкусным и сытным, а поклонницы преследовали-бы его по пятам и вешались на шею по очереди или все сразу.

Но судьба распорядилось иначе и гражданину Шмюльцу приходилось только завидовать жуткой завистью тем более удачливым везунчиком, кто вместо него украшает собой обложки глянца и наполняет интернет-сайты, посвященные звездной жизни.

– Здорово, Петро! – хлопнул его по плечу пришедший наладчик Эльмир Зекоев. – Че не работаешь, а?

– Здорово, Эльмир, – Шмюльц пожал Зекоеву руку и убрал смартфон на котором с жаждой всматривался в фото английской знаменитой киноактрисы, сделавшей подтяжку лица и шеи и тем самым придав своему неюному лицу немного другое выражение. – А че работать-то? Мне-ж не за работу платят, а за время!

– Вот это правильно! А чего читаешь?

– Да херь всякую. Вон написали, как приведенье одного дрессировщика оттрахало чучело гепарда.

– Ни фига себе! – театрально поразился Зекоев. – Чучело гепарда? Обалдеть! Ладно, хватит мозги засорять. Пошли калибратор на первой ставить.

– Его нет. Надо заказывать.

– Все есть! Кого ты слушаешь? Ригину не охота было самому ковыряться, он его и не искал. Все есть, пошли ставить! – и Зекоев показал калибратор, держащий в руке.

Наладчика Эльмира Зекоева называли в цеху волшебником. Он мог починить все и делал это быстро и качественно. Зекоев всегда улыбался и был очень уважаемым человеком в цеху, его звали при каждой поломке. Другой бы на его месте, ворчал и матерился. А Эльмир только широко улыбался, раскрывал раскладной чемоданчик с инструментами и принимался починять. При этом он не терял хорошего настроения и старался шутить при каждом разговоре. Эльмир Зекоев был единственным человеком на которого Плотников никогда не орал. Даже полоумный Игорь Валентинович понимал, что Зекоевым надо дорожить, ибо тут повторялась история с Ригиным. Как ни крути, но Плотников понимал, что Ригин оставался лучшим специалистом-оператором подобных линий (он даже ездил в Астрахань смотреть и учиться местному производству), точно так же он понимал, что без золоторукого Эльмира Зекоева цех попросту встанет.

Московская область. Поселок «Бояринское-1»

Ухоженная ручка с гибкими пальчиками двигалась на источник мелодии. Телефон играл бодрящую модную на этой неделе музычку и одновременно с этим отвратительно вибрировал. Кристина Веерская искала смартфон не открывая глаз и не просыпаясь. Она только слышала сквозь сон мелодию и искала телефон на ощупь, ориентируясь на звук. Так-так-так, он должен быть где-то здесь, совсем близко… Ага, она его нашла на прикроватной тумбочке, накрытый сверху упаковкой прокладок.

– Да? – выдохнула она в трубку.

– Хэлло, Кристин, ты проснуться?

– Почти. Ты чего так рано?

– Кристин, для тебя даже вечером будет рано. А кто рано вставать, тому бог помогать.

– Клифф, не умничай! – Кристина потянулась под одеялом. – Я вчера пришла в третьем часу, у меня была тяжелая съемка. И ты все равно мне звонишь чуть свет, хотя прекрасно знаешь, что мне нужно выспаться. Ты хочешь, что-бы я появлялась перед камерами с красными глазами?

– Нет-нет-нет, – перепугался Клиффорд, – красный глаза нам нельзя! И морщина нам нельзя. Ты, Кристина, должна быть молодой и красивой. Но у меня есть что сказать. Новый предложение.

– Какое?

– Ледовый шоу. Танцы на коньках. Мне звонить с телевидения и предлагать тебе участие.

Кристина Веерская наконец открыла глаза. Она лежала в спальной комнате своего особняка под дорогим балдахином. Бежевый шелк ее простыни за ночь местами смялся. Веерская и сама не знала почему предпочитала именно шелк, ведь он холодный и мялся. Но ей нравилось к нему прикасаться.

– Какое еще ледовое шоу? – переспросила она у своего продюсера Клиффорда Лоу.

– Танцевать на льду, – пояснил Лоу. – Шоу!

– Я не умею стоять на коньках, Клиф.

– Научат. Это не… это не… – американец запнулся, подыскивая нужное слово. – Это не сложность.

Кристина опять закрыла глаза. Меньше всего ей сейчас хотелось выходить на лед и тем более танцевать. Лед – он же холодный и жесткий! А если она упадет? А если она получит травму? Хотя с другой стороны – это же отличная реклама. Две ее подруги-артистки уже принимали участие в этих ледовых шоу и после этого сумма их гонорара за съемочный день значительно поднялась.

– Клифф, я подумаю, – ответила она продюсеру.

– Для чего думать? Надо соглашаться! Другие специально деньги платят, чтобы там танцевать. А тебя так зовут!

– Но я не могу прямо так сразу ответить, Клифф. Я еще сплю! У меня в голове пустота, понимаешь? Я подумаю.

– Ну хорошо, – ответил Лоу почти без акцента. – Окей, отдыхай дальше. Но такой шанс пропускать нельзя, Крэстин. Это есть хороший шанс.

– А как же Куба? – спросила актриса. – Ты же не забыл, что скоро я улетаю на съемки в Гавану? Меня месяц не будет.

– Подготовка к шоу начнется в месяце октябрь. Ты как раз вернешься. А зимой, когда будут активные выступления на льду, у тебя будет меньше съемок на картине «Ваша Себестоимость». Ты могла бы…

– Я подумаю и перезвоню.

Кристина отключила связь и посмотрела сколько время.

– Боже мой, только восьмой час утра! – пробурчала она вслух. – Клифф совсем с ума сошел, что ли? Какое еще к чертям ледовое шоу в такую рань?

Она положила гаджет обратно на тумбочку и опять наткнулась рукой на пачку прокладок. На секунду она удивилась их присутствию именно на этом месте, ведь они должны быть в сумочке или в ванной комнате. Но ни как ни здесь. Да и этих дней у нее сейчас не было, тогда какого черта они тут лежат на самом видном месте? А если она приведет сюда мужика и он это увидит! Ладно, она уберет упаковку когда встанет, а сейчас она сквозь сон стала думать о предложении Лоу. Точнее о предложении с телевидения. Клиффорд не сказал с какого канала ее приглашают и как называется шоу. Да и какая разница? Она догадывалась, что в названии этого шоу присутствует слово «звезда». Кристина видела отрывки этих шоу, однако не различила между ними разницы. Скорее всего она откажется, ей это совершенно не интересно, к тому же у нее и без того практически нет времени. И еще она боялась получить травму, упав на лед. У нее и без того травмированный локоть и она не могла левой рукой поднимать тяжести.

– Шоу-Лоу, – пробубнила она. – Лоу-Шоу…

Кристина Веерская опять нашла смартфон и выключила его, что бы Клиффорду не пришло в голову ей снова позвонить. После этого она незаметно уснула и ей приснилось, что она занимается любовью с Брюсом Уиллисом в бассейне с зеркальным кафелём, а рядом, опустив ноги в воду, сидел ее только что звонивший продюсер и советовал ей не напрягать мышцы лица.

– Это будут морщины, – объяснял он, смешно натянув плавки почти до пупка. – Морщины тебе нельзя, ты должна быть молодой и красивой… И улыбайся. Улыбайся!

Пенза