Где пламя драконов правит

Шараф только прожурчал что-то неразборчивое и во всей его речи Эрс поняла только «Фося», надеясь, что его слова не были проклятием. Но, как и полагается, после бравых восклицаний Фоськи у союзников незамедлительно поднялся боевой дух! Шараф потянулся вслед за ней, откинув в сторону покой с того момента, как впустил в свою жизнь правило покидания «зоны мягкой кровати и утра, начинающегося в два часа дня». Не сказать, что он горел энтузиазмом вновь оказаться на опаленной солнцем площади. Лучи из кухни уже достигали коридора и осветили подсохшие голубые чешуйки. Перед выходом Сертан только задумался и обернулся, медленно произнеся:

– А мошно налью воды?

– Конечно!

После некоторого времени суеты Шараф отыскал стакан и в придачу получил от Эрс яблоки, которые, по ее словам, сплавила ей продавщица за лотком, списывая это на свою щедрость, хотя, на самом деле яблоки на прилавке уже начинали перезревать.

А когда они вышли из дома, первое что на них обрушилось была Фося, ожидавшая спутников «полчаса», хотя по минутной стрелке прошло не более десяти минут. И в спешке, она чуть не выпихнула их на дорогу, провожая к ярмарке. Шараф после трех яблок, казалось, чувствовал себя лучше, нахохлившись, словно пернатая птица с поблескивающими чешуйками вместо перьев. Он согласился подождать их перед ярмаркой, а после долгого ожидания, пока Фося и Эрс купят все по списку, направился с ними к Фосе за «подарком».

Тянулись рыночные прилавки, овитые солнечными лучами. В теплом воздухе отовсюду тянулся запах прогретого метала, дерева и лишь изредка долетал запах овощей. Кружились всюду мухи, словно обжигаясь об наколенные мечи и щиты, отлетая в сторону. Перетекающая с камня на камень река, журчал еле слышимый разговор, перетягивающийся от прилавка к прилавку. Фося и Шараф опять рассуждали о чем-то не очень важном, то споря, то дискутируя, то повторяя все заново, пока в Шарафа не прилетал очередной мешок или же грубый окрик, отчего он, подметая хвостом пыльный пол, просил идти быстрее. Дискуссия начиналась вновь.

Они почти подошли к концу яркого сияющего мирка ярмарки. Дальше ожидала лишь улица, наполненная цокотом лошадиных копыт, шорохом корсетов, юбок, соломенных шляп и льняных рубах. Рабочие, звеня клинками, складывали оружие и пакуя, отдавали их покупателям. Слышался звон монет и снова улица. Хотелось еще остаться, но уж больно тяжел был мешок, который Эрс взгромоздила на себя, преодолевая хоть и красивый, но не простой путь.

– Милостивый, подайте, да безделушку возьмите. Куда же вы? Сударыня, киньте монетку-другую! – в углу у теневой стены низенького дома старушка с серой кожей и длинными, вытянутыми ушами, укрывшись соломенной шляпой продавала яркие безделушки на столе, держа перед собой исхудалый железный стаканчик. Она с надеждой оборачивалась к прохожим, не бросившим на нее даже взгляда. Но, не теряя надежд, подходила к ним, повторяя: «Милая, укаршеньица продаю, взгляните, может понравится», – но получала в ответ лишь покачивание головой и спешащих в жизнь людей.

Взглянув на Фосю и Шарафа, мирно болтающих о проблемах бедности Ночных районов, Эрс посмотрела на старушку и решив, что ничего не случится, если она отлучится на секунду, направилась в сторону маленького деревянного столика.

– Добрый день, – Эрс опустила звякнувший мешок на землю.

Бабушка обернулась к ней. В добрых глазах таились надежда и удивление. Она так ничего и не ответила, все стояла на месте, разглядывая девушку, словно пытаясь поверить, что она не призрак, растворившийся в тени. В металлическом стакане звякнули поблескивающие монетки.

– Вы продаете? – продолжала Эрс, скинув в котомку мешочек с остатком позвякивающих монет.

– Безделушки! – закивала бабушка и склонившись, протянула сияющие на фоне серых сухих рук украшения.

В тени поблескивали камешки на веревках, в сеточках, в узорчатых оправах. Тихо, подобно листве когда-то украшающей их кроны, шуршали друг об друга украшения из дерева.

– У меня и кварц, и агат, и береза, и дуб, и полудрагоценные камни! – она сильнее протянула руки с украшениями к девушке. – Многие не помнят о мудрости: «украшение выбирает хозяина». Посмотрите, взгляните, – старушка встряхнула руки, позвенев украшениями. – Приглядитесь, всмотритесь в каждое, может именно здесь спрятано то, что выбрало вас?

Эрс опустила взгляд на протянутые украшения. Розовый слишком несерьезен, голубой – мечтателен, зеленый тусклый, фиолетовый скроется в тени, а красный? Нет. Слишком яркий. Может, она слишком избирательна? Щепетильна? Может, камень не всегда должен нравится? Или стоит взглянуть на них с другой стороны?

Розовый прекрасен для выражения чувств, нежен, привлекателен, легок. Нет. Следующий. Голубой казался сродни розовому, словно два разбитых на части кусочка единого. Так похожи. Как и синий, камень серьезен, но все еще витает в облаках, не сумев сконцентрироваться на важном. Все мы не без греха. Пусть он найдет достойного. Что же зеленый? Он укутает одеялом цветущих полей, осыплет цветами и ляжет рядом на траве, наблюдая за зарей. Прекрасный камень, олицетворяющий спокойствие или же тоску? Он останется на поляне, в тишине, еще не наполненной пением птиц. Пожалуй, этот спутник от нее откажется. Ну а фиолетовый дремлет день, а под светом луны, накинув темный плащ, улизнет в таверну, да возвратится под утро и все по новой. Пусть и красиво поет, и владеет речью прекрасно, но он житель ночи. Красный в порыве гнева разобьет все вокруг, а следом, осознав что натворил, придет чинить и извиняясь, предложит искупить вину. Пусть он и не даст в обиду, пыл укатить будет не просто.

Вновь осмотрев камни, Эрс покачала головой.

– Простите, но, видимо камни не мои друзья.

– Постой, постой! – старушка закопошилась и из мешочка на полу, достала другие украшения, разложив их на столике. – А деревянные? Вот, дуб, – она указала на треугольное, вырезанное, темное замысловатое украшение на веревочке. Он определенно был храбр. – Сосна, – украшение в виде перевернутого сердечка. Или же это был лист? Она была не такой толстой, посветлее. Словно высокая девушка, с аккуратной книжечкой в руках. Да, она была похожа на Эрс, но сосна не могла путешествовать, не садилась в седло, предпочитая повозки. Увы.

Взглянув на девушку, бабушка засуетилась, то потирая, то почесывая серые руки. Она задумалась и посмотрев на ряд украшений, спохватилась.

– Но не могу же я не отдать украшеньеце за плату? – она внимательно осмотрела украшения. – А она куда подевалась? – старушка снова пересчитала украшения и поспешно нагнулась к мешку на полу. – Где же? – старушка рылась в поиске чего-то потерянного среди постукивающих и поблескивающих камней. – Вот! – и на свет явилась остроконечная заточенная деревянная фигурка.

На темном столе, в тени, она все равно сияла белой древесиной, словно свежевыпавший снег на ветках лестных деревьев. А нежно-жёлтые кольца овивались то тут, то там, словно тонкие речушки. Деревянная белая звездочка, такая яркая и радостная, увитая грубоватыми узорами. Они напоминали украшение клинков. Фигурка взывала бороться за несправедливость, не забывая о доброте мира. Она вселяла надежду светлого будущего сияющей древесиной, протягивала бледную руку и восклицала: «Идем же, друг! Докажем миру чего мы стоим!», – а в трудные времена, хватала за руку и тащила к двери своего дома. Заваривала чай, укрывала одеялом цвета коры и садясь на против, подперев щеку рукой, спрашивала: «Ну? В чем дело?»

Она была знакома, так близка, слышался голос. Протяни руку и оседлав коней, развевая платья, понесешься с ней на встречу горному ветру, забыв о домах, о городке далеко позади. А остановившись у горы, выбрав самую высокую, она укажет на нее: «Привязывай лошадей, мы взберемся туда», – и с выступа раскинутся зеленые земли, словно шелковое колышимое ветром полотно и маленький городок, посреди необъятных просторов природы.

– Что это за дерево? – опомнившись, наконец спросила девушка.

Взглянув на украшенье, бабушка задумалась и вспомнив, ответила:

– Оно привезено из далеких земель и считается редким в этих краях. Продавец отдал мне единственное такое, сказал, что это подарок за закупку украшений. Он назвал это дерево березой.

– Береза. Я беру его.

Старушка протянула деревянную звездочку, со стуком улегшуюся в котомке. Поблагодарив бабушку и схватив мешок с пола, Эрс отошла от прилавка, услышав в ответ только радостное: «Ровных дорог вам!»

Дверь, щелкнув замочной скважиной, открылась. Захлопнув дверцу, Фося подтолкнула гостей к проходу.

– Так! Сбрасывайте обувку и в комнату, – и скинув ботиночки, она скользнула в спальню, откуда в скором времени послышалось грохотание и звук железа. Следом что-то рассыпалось по полу и поерзав, тени исчезли из-под дверной щелки. – Входите! – крикнула Фоська, высунув голову из-за двери. – Чего стоите?

Эрс потащила по полу мешок с вещами. Шараф, шурша когтями по полу, толкнул лапой дверь, из-за которой, странно отогнувшись, Фося пыталась удержать колчан с почти валившимися стрелами. В другой руке она удерживала витиеватый лук и покачивающуюся на руке стрелу.

– Чего стоишь? «Помоги же», – прошептала Афосия, не двинувшись.

Шараф тут же перехватил стрелы и колчан, вложив их на место. А после некоторых разъяснений о том, какой стороной должны располагаться в колчане стрелы, подарок был готов, и они кое-как отдали его Эрс.

Настежь открытое окно вдыхало в комнату свежие потоки прогретого ветра.

– Не понимаю, откуда у тебя лук? – Шараф расхаживал по комнатке.

Фося, разгребая барахло в мешках, складывая его в тряпки и мешки, распределяя по важности и применению.

– Да вот, – она указала на недавно подаренный ему меч в ножнах, – пока тебе подыскала меч, я и лук рядышком нашла. И это еще не все! Смотри! – и она, с шорохом вытянув из маленьких ножен, протянула Сертану длинный кинжал. На ручке извивался метал, переливаясь в клинок.

– Ну и сачем тебе все это? – Шараф внимательно осмотрел клинок, блистающий в свету склоняющегося к закату солнца.

– Как зачем? А вдруг разбойники? Недруги? А мы их, «Ха»! – свист, мелькнула в воздухе серебряная бабочка и кинжал оказался перед голубой мордочкой. – А потом: «Сдавайтесь, трусы!»

– А…ага, – выговорил Шараф, когтем отодвинув лезвие от мордочки. – Вот только, нушно тебе это «Ха»?

И заново. Фося не смогла промолчать, Шараф не смог не ответить и вот, пожалуйста, новая дискуссия «Нужно ли девушкам бороться с преступниками и опасностями?» Иногда Эрс готова была создать по их спорам целое сочинение, только успевай записывать. Но, зная, что в дискуссии либо победит Фося, либо Шараф, тем самым вызвав еще большую ссору, ну или же будет ничья, которая вскоре породит новую ссору, в которой все-таки попытается победить Фоська, девушка заглянула в котомку.

Часто она ловила себя на мысли что в ее сумке творится хаос, как его не приводи в порядок. «Порядок нужно поддерживать, а не наводить», – каждый раз твердила самой себе Эрс и каждый раз понимала, что «поддерживать» его, у нее совсем не выходит. И причем, только в котомке. Здесь валялась сложенная в несколько раз листовка о празднике и кошель, и какие-то листовочки, и листики, и карандаш, и неисписанный блокнот, и… Мелькнула мысль. Посмотрев на край кровати, на которой висела котомка Фоси, Эрс схватила лист из блокнота, карандаш и задумавшись, взглянула на лук с колчаном, лежащие на сминающихся простынях. Деревянное древко извивалось то соединяясь в одно целое, то образуя появляющиеся и исчезающие дыры, вплоть до грифа тетивы. Кожаный колчан, с выглядывающими копьями стрел, строго лежал рядом, напоминая серьезного друга, постоянно остерегающего любителя приключений от опасностей и глупых решений.

В конце концов, подарок был довольно красивым. И Эрс даже поймала себя на мысли, что ее попытки будут выглядеть слишком мелочно, по сравнению с этим деревянных произведением искусства. Но все же, «Важен не подарок, важно внимание к человеку», – вновь вторила она себе. «Лучше поздно чем никогда!», – вертелось в голове восклицание, спутывая мысли. Но, а что, если она таким образом проявит неуважение? Ее подарок даже не подарок вовсе! Она протиснула руку в котомку и нащупав, достала деревянную звездочку, сияющую чистотой древесины.

Выходит, Эрс признала в деревянной звездочке друга. Украшение должно было заметить ее, но оно сделало выбор в сторону другого. Это добрый жест. Вот почему она купила ее. Эрс считала, что некий зов было ничто иное как знак. Знак к действию. Действию, которая она не колеблясь совершит.

Грифель карандаша опустился на бумагу, поблескивающую щепками дерева и принялся вычерчивать буквы, слова, мысли. Закончив, Эрс оторвала маленький кусочек в виде записки, подогнула неровные края и проделав отверстие карандашом, нанизала на нить и завязав, взглянув на Фосю, грозящую Шарафу бледной рукой, открыла котомку с деревянным стуком бросив украшение. Дело сделано. Она обернулась к луку, сделав вид, словно изучает строение.

Эрс взглянула на древко, осмотрела гриф тетивы, пытаясь понять как такая натянутая веревка вообще удерживается на деревяшке. Один раз, она даже оттянула на сколько получилось тетиву, сумев извлечь из нее странный «трыньк». А после несколько таких же проб и попыток получить «трыньк» нотой выше, она взглянула на колчан.

– Шараф, во имя Азрака! Какой век на носу? Какие еще рыцари?

– Ну, смотря на то, как мы сейчас шивем, вполне восмошны рыцари! Да еще и какие, – Шараф уже устав спорить, скрестил голубые лапы, отойдя от Фоси, в которой кажется было больше энергии.

– Рыцари твои, знаешь, что делали? – Фося же медленно приблизилась, размахивая руками. – Да они сражались с мельницей, представляя, что это дракон, потому что к настоящему дракону никогда бы и не сунулись!

– Ну и что? – скуксился Сертан.

А ведь он знал, что это правда давно порушившая большинство сказаний о рыцарях с того момента, как очередного рыцаря поймали за сражением с «мельницей». Но вот подвиг рыцаря Чарльза почему-то не подвергли сомнениям, что вообще-то некоторых обижало. Но, наверное, правдивость истории доказывает настоящий старинный череп дракона. Хотя, кто знает, дракон ли это был?

– Вот, а ты подумай, – продолжала Фоська, – как такие храбрецы могли «принцесс из башен» спасать? А ведь никто ни разу не подумал, что эти принцессы, поняв, что их никто другой не спасет, сами себя спасали и еще потом этих принцев в королевство везли. Ну что? Есть еще оправдания? – только возрадовалась Афосия, подбочившись и горделиво выпрямившись, как мимо что-то пролетело, свистнув и вылетело в окно, со стуком попав в каменную стену дома напротив и не удержавшись, упав на землю.

Фося, Шараф и Эрс подбежали к открытому настежь окну, чуть не задавливая друг друга. На полу медленно пустеющей улицы, укрывшись длинной тенью, лежала вытянутая стрела с красным оперением. Фоська и Сертан повернулись к Эрс с луком и колчаном за спиной.

– Эрс, – протянули они.

– Просто проверяла тетиву, – пожала плечами девушка.

– Вообще-то, – протянула Фося, указав на колчан и тетиву, – колчан носят на поясе, а лук в руке. Тетива может пострадать.

Эрс наскоро сняла экипировку, пытаясь закрепить колчан в нужном месте, одновременно стягивая с себя лук.

– Ну и хорошо, что она это сделала, – заметил Шараф, отойдя от окна к шкафу. – Мы так и не поговорили о последовательности действий и даты отправления.

– Ну да, – протянула Фося, – план такой, – она указала на Шарафа, заправив за длинные уши волосы. – Ты забираешь с Эрс свои вещи, распределяешь их, как показала и готовишь карту. Готовим еду в поездку и после завтра, не забыв о походной одежде и принадлежностях, посетим конюшню, оплатим лошадей с залогом и помчимся!

На этом и порешили. И забрав вещи, они, поспешно распрощавшись, разошлись.

Всю ночь или точнее, начало ночи, Эрс лежала в темноте ночного неба, откинув одеяло в сторону, рассматривая потолок. В голове кружились, бегали, носились, взбирались и рысью спускались с возвышенности подобно жеребятам мысли. Уложить их спать все никак не получалось

Прошло некоторое время и осознав, что уснуть сегодня не сможет, под гнетом мыслей, шепчущих: «Так работай! Не можешь уснуть – займись делом!», – она перетащила мешок с вещами на кровать и после зажжения свечи, вытащив купленные кусочки ткани и кулечки, принялась раскладывать, стараясь не шуметь.

На время она предпочла не смотреть, даже когда пришла на кухню со свечкой, унося с собой травяной чай, все старалась смотреть в пол, не поддаваясь соблазну взглянуть на циферблат. Работа шла не плохо, за полезно проведенное время она успела разложить шесть объемных мешочков, укладывающихся в два больших, умудрилась примерить походную одежду и взглянуть в зеркало. Мужские брюки, громоздкая обувь, рубашка, темные перчатки, все это не очень впечатляло, особенно отсутствие брюк для девушек, не говоря уже о рубахах. Одежда свисала не то, что с рук, она норовила съехать и с плеч. Создавалось ощущение, что ее делали для одного из тех самых крепких кузнецов, угрюмо точащих меч за станком, где-нибудь в тени у кузницы. Они редко посматривали на людей из-под грузно сдвинутых бровей. На людей, живущих в солнечных лучах, на самых обычных, но таких далеких от него.

Вот, не довольная внешним видом, Эрс стащила с себя «лоскутья ткани» и поставила себе цель подшить их после окончания разгребания вещей. И действительно, быстренько окончив разбор мешка она взялась за одежду и устроившись у стола со свечой, принялась дошивать. Так время и прошло. Подшивание, зеркало, поворот, недовольное лицо. Свеча, подшивание, зеркало, задумчивое лицо, недовольство. Свеча, подшивание, зеркало… довольный кивок. А за окном распускался туманным пионом рассвет. Скоро восстающее из-за гор солнце неспешно осветило стол и только теперь Эрс опомнилась, взглянув на возрождающие солнце небеса. Звезды сошли, лучи просачивались сквозь прохладный хрустальный туман, накрывший городок.

Взглянув на глиняную чашу на столе, девушка медленно поднялась и с шорохом забрав ее, прошла в кухню, а вымыв, разрешила себе взглянуть на циферблат. Шесть утра. Не чувствуя усталости, Эрс подумала и решила, что сегодня она обязана купить провизию, навестив праздничную площадь. И пробежав в спальню, сложила подшитую одежду к теплым вещам и проскользнув в темно-синее платье, застегнув корсет, схватила котомку, обулась и вскоре уже была на ярмарке.

Ранним утром только-только начинала возобновляться жизнь. Редкие ларьки только разгружали товар, снимали ткань с киосков, другие уже во всю продавали товар. Овощи, фрукты, странные вещи, напоминающие и то и другое одновременно, поблескивали наполированными шкурками на предутреннем солнце. У прилавков уже собирались с корзинками в лапах, болтая с продавцами, рыжеватые и пятнистые женщины-кошки в муслиновых платьях, с не терпеливыми котятками, подергивающими их за лапы. Эльфы, сияя в лучах утра, выставив продукты идеализированными пирамидами или же в одинаковые ровные ряды, выдержанно ожидали покупателей, а темноватые молодые парнишки с длинными ушами бесцеремонно хватали прохожих, подтаскивая к своим тележкам.

Ничто не поменялось. Все так же продавала мясо смешливая, полная женщина с рубаком наготове, всякий раз, понимающе, пряча его под стойку. У нее все так же лучше всего продавалось вяленное, да сушеное мясо, а она все так же задавалась вопросом: «Почему же так?» У крепкого мужчины, продолжающего дело матушки, всегда продавались свежие фрукты, а у человека-змеи, как всегда, нашлась блестящая серебряной чешуёй большая рыба. Но вот, все равно казалось, словно что-то да изменилось. Окружение оставалось прежним, изменилось лишь состояние Эрс.

Прошло некоторое время и в котомке и авоськах, перетягивающих худые руки, она несла продукты к знакомой двери. Щелкнув замочной скважиной, девушка ввалилась на порог и закрыв дверь, скинула груз на пол. В голове крутилась лишь одна гнетущая мысль, рушащая ее гордость за свой утренний поход. Мысль бегала из стороны в сторону, по-родительски восклицая: «Счастлива теперь? Ночь не спала, так еще и рано утром на ярмарку сбегала. К путешествию она готовится! Сейчас же спать, а то будет тебе, путешествие!», – и под собственные указания, она скоро разобрала пакеты и аккуратно свернув их положила у порога, а после, забыв переодеться, (и позже не раз припоминая себе такую безалаберность) рухнула в постель и наконец забылась сном.

Глава 6

– Скаши мне, любесная Афосия, почему мы не могли путешествовать хотя бы… на досках?

Темный поблескивающий глаз, обрамленный жесткими ресничками, мирно смотрел на Шарафа. С постукиванием пожевав удила, голова медленно повернулась в его сторону и, словно чувствуя страх отшатнувшегося Сертана, потянулась к нему с еще большим усилием. А когда Шараф наконец свалился, мягкий нос приблизился к голубой мордочке и Сертан отогнулся затаив дыхание. Еще некоторое время нос ходил туда-сюда, пофыркивая, а потом издал странный «фырк» и позвякивая кольцами уздечки, вернулся на место.

– Ну-ну, Альп, не пугай нашего гостя, – мужчина потянул коня за поводья, потрепав темную соломенную челку, выводя на улицу.

Шараф, поднявшись с укрытого соломой и травой пола, поспешил отойти с дороги, пока несколько рыжеватых мальчишек-котов выводили одну лошадь за другой. Лучи нагревающего доски солнца, пронизывали пустующие и заполненные денники. В теплом воздухе чувствовался запах прелого навоза, соломы, земли и прогретого дерева. Теплый воздух сушил нос.

– Чего? – наконец переспросила Фоська, оказавшаяся рядом. – Скажи, тебя лошадь не устраивает?

– Да нет, просто, мы могли бы путешествовать на досках, – обернулся Шараф.

– Ага, на досках, а кто там будет доплачивать за прочистку вентиляционных отверстий, когда туда забьется трава, пока мы будем пролетать над полями? Да и тем более, где в горах для них зарядку найдешь? Вот, – она вскинула руку, указав на лошадей, сияющих короткой шерстью на солнце, – лучший транспорт. И зарядка у них всегда под копытами.

Шараф хотел сказать что-то в опровержение, но Фося, оттолкнувшись от пустующего стойла, вышла на улицу к Эрс, наблюдающей за пофыркивающими созданиями. И от нечего делать, Шараф тоже вышел на свет утреннего солнца. Фоська и Эрс, одинаково одетые в льняные рубахи, брюки, громоздкие сапоги и темные перчатки, как ни в чем небывало болтали с конюхом. Собеседника не смущала их походная одежда и даже заплетенные в кроткий хвост волосы Фоси. Странный люд, право!

– Шараф, идем к нам! – Эрс взмахнула рукой в перчатке.

Предчувствуя неудачу и преждевременно представив себе падения, повторяющиеся из раза в раз и все больше подтверждающие отсутствие навыка, он склонил мордочку и поплелся к ним.

– Куда вы едете-то? – прогремел конюх, бросив взгляд на приползшего Сертана.

Фося замолчала, а ее лицо перекосилось, пытаясь принять обычное выражение. Повисла тишина, нарушаемая постукиванием удил и шорохом соломенных хвостов. Эрс уставилась в землю, а Фоська, наконец совладав с мыслями, странно улыбнулась и подтащив ближе Шарафа, воскликнула:

– О, а мы на ярмарку! Там и с друзьями увидимся и отправимся к знакомым! Скоро же праздник, нам тут еще подарки купить нужно!

– Ага, – энергично закивал Сертан.

– Ясно, – задумался мужчина, – а почему не в повозке?

– А я на лошадях не умею есдить! – вскинул лапу Шараф и медленно опустив, тише произнес: – и боюсь их.

Фося энергично схватила его ругой за плечо.

– Ну ничего! Вот поездишь с нами денька так, два…

– Два?! – опомнился Сертан, раскрыв зеленые глаза и за ними голубую пасть.

– Ну, примерно, – в совершенном спокойствии ответила Фося, рассматривая редкие облачка на голубом небе, подергивая деревянную звездочку на шнурке.

– Нет, – Шараф поспешно вылез из ее хватки, отойдя по дальше, – я на это не подписывался.

Его речь прервал добродушный смех. Обернувшись, Сертан заметил конюха, возвышающегося словно скала с снежной вершиной седеющих волос.

– Не трусь! – и он дружелюбно стукнул Шарафа по плечу. – Давай, пока мы этих упрямых ожидаем, хотя бы в седло научишься влезать, – и с позвякивание колечек на уздечке, взяв подласого коня под узды, он медленно провел их к другому концу конюшни, где на деревянном ведре, насупившись, сидел серый мальчишка-кот, исподлобья взглянувший на гостей.

Посмотрев на него, Шараф подумал, что лучше с ним дела не иметь, уж таким грозным выглядел его «маленький учитель». И все же, даже после предупреждений Сертана, конюх подошел к мальчишке и потрепав его по плечу в рубашке, решил узнать в чем дело. Как позже выяснилось, остальные мальчишки сами взялись за ослов, сказав, что он слишком маленький и обидевшись на несправедливость, он остался здесь. «Пусть сами своих мулов навьючат!», – но кто бы знал, что его считали одним из лучших по уходу за лошадьми и тем более по верховой езде. «Такой талант потеряли!», – прошептал мужчина Шарафу.