Потому что могли

И пока Наставник прилагал усилия к очередному переписыванию истории города, бывшие серышевцы обживали пустынные территории далеко за кладбищем, стараясь вычеркнуть из памяти ненавистного Наставника.

…

Данька не смог отделаться от ощущения, что рылись в его сознании, распотрошили память и заглянули за дверь под названием «Сновидения». Рассказанное Аполлоном поразило. Недавно снилась пустыня, горящий ворох бумаги, картина с изображением женщины с младенцем и… Что это было? Вещий сон? Данька, недоумевая, посмотрел на старейшину.

– Что зришь? – спросил тот.

– Мне сон приснился о… Наставнике.

– Закономерно.

– То есть?

– Место сие очарованное. Магия и мленье царствуют здесь. Место морок на людей наводит, и им мерещится прошедшее. Благодаря сим сновидениям мы еще помним о Серышевске, как ни тщились забыть, а иначе не ведали б о корнях своих. Желали жители города забыть о Наставнике и о прошлом своем, да место не дает. Каждый, кто волей судьбы попал сюда, возвращается к минувшему во снах.

– Так получается, Перси… То есть Наставник… Он когда-то жил?

– Верно баешь. Много поколений ушло в мир иной с того самого исхода из града, обреченного на гибель. Мы – потомки тех серышевцев. Не удалось нам выжечь память, настигло нас прошлое. Так со времен оных и повелось, что деревня наша, засыпая, видит минувшее.

Хоть многое прояснилось, в Данькин мозг настырно залезла мысль, что это лишь верхняя часть айсберга. Темные воды времени скрывали тайны. Он подозревал об их существовании, но выразить был не в силах. Перед Данькой возникла дверь в неизведанное. Отдельные куски новорожденного мироздания проявились, но не заняли привычных мест. Получилась абстрактная мозаика, в которой не хватает фрагментом.

– Спасибо за разъяснения, господин Аполлон, но мне домой надо.

– Умгу, – произнес старейшина, затянулся, выпустил через ноздри дым. – Да. К Харону-кузнецу идтить надобно.

Гермес и Данька вышли на улицу.

– Вот видите, Даниил, все прошло как нельзя лучше, – опять залепетал попутчик. – А теперь к Харону. Он на окраине деревни живет.

В этот раз Гермес не страдал неконтролируемым словоизвержением. То ли понял, что Даньке это не доставляет удовольствия, то ли наконец-то воодушевившись важностью момента – сопровождение гостя, он погрузился в горделивое молчание и внутренне раздувался от собственной значимости. Ведь это он, Гермес, нашел Даньку на свалке. Не без помощи Харона, конечно. Нужны были ему какие-то безделушки, а без кузнеца их не достать. И опять же он, Гермес, первый доложил Аполлону о происшествии и привел гостя в дом старейшины.

Жилище Харона стояло в самом конце неровного ряда домов. Кузница, с вьющимся над ней черным дымком, примыкала к одной из стен жилища. Царила тишина. Казалось, что никого нет. Никаких движений не наблюдалось, но Гермесу было ясно, что Харон где-то священнодействует поблизости, хотя звуков из приоткрытой двери не доносилось.

– Харон, выходи! Это я, Гермес!

Из-за двери показался высокий широкоплечий человек с крупными чертами лица. Соломенного цвета растрепанные волосы кузнеца были неаккуратно подстрижены. Длинный черный фартук из грубой ткани полностью закрывал грудь, опускаясь чуть ниже колен. Из-под фартука выглядывали громоздкие кожаные сапоги.

Харон поправил налобную повязку, прищурился, блуждая взглядом, словно что-то припоминая.

– Что надо, Гермес?

– Помнишь?

Гермес взглядом указал на Даньку.

– Спрашиваешь. Несколько часов назад на свалке мы его нашли.

– Проводи человека в город.

– Странно, – смущенно произнес кузнец, снял фартук, на пару секунд скрылся за дверью и затем, вновь появившись, подошел ближе к Даньке и Гермесу. Харон внимательно рассмотрел гостя.

– Что странно? – прервал затянувшееся молчание Данька.

– Странно то, что ты хочешь в город, – пояснил кузнец. – Я этого не понимаю, откуда это стремление к мертвым?

Тревога забилась в Данькином сердце беспокойной птицей. Уже в который раз он слышал о мертвецах в Серышевске, но так и не удосужился спросить об этом. Нет, не просто жители деревни называют его родной город мертвым.

– Поясни.

– Вот что я тебе скажу, – менторским тоном обратился кузнец к Даньке. – Все дело обстоит не так, как ты думаешь. Ты задаешься вопросом, почему твой город называют мертвым? Я был там. – Красноречивая пауза. – И не видел людей на улицах, только по дорогам шляются какие-то самоходки на гусеничном ходу. Вроде, в дозоре они. Мне удалось прокрасться в одно высокое строение. Дело было трудное. Главное не попасться на глаза самоходкам и многоножкам, что шныряют по лестницам. Так вот, в одной из комнат этого здания увидел я пугающую и непонятную картину: два человека лежат в прозрачных коконах, а от коконов ветвились трубки. Не ясно, люди спят или умерли. Поднятия грудной клетки я не наблюдал. Вроде, нет дыхания, но трупный запах не витал в воздухе. Вот и все, что я успел разузнать о твоем городе.

– Кто такие многоножки?

– Хищные животные. Да ты погоди расспрашивать. Скоро сам все увидишь.

Слова Харона не понравились Даньке. Он ничего не ответил, но многоножки, самоходки превратились в воображении в таинственных и опасных существ. «Что могло случиться в Серышевске? Прошли часы, а не годы. Или жители деревни видели другой город? Да вряд ли. Тут поблизости только Серышевск», – подумал Данька, но чем больше вопросов возникало, тем абсурднее казалось происходящее.

– Ну, так мы идем? – спросил Харон.

– Что, сейчас? – удивился Данька.

– Да. А чего ждать-то?

– Так вечер уже.

– Какая разница. Все равно на свалке стоит плотный туман. День или ночь, все едино – хоть глаз выколи.

– А как же мы ориентироваться будем.

– По запаху, – ответил Харон.

Данька озадачено посмотрел на Гермеса. Тот пожал плечами и произнес:

– Ну, я пойду. Вы тут сами разберетесь. Ага?

И не дожидаясь ответа, Гермес быстро в развалку припустил вдоль деревни.

– Я домой за харчами. Подожди меня здесь, – произнес Харон.

Данька подошел к полуоткрытой двери кузницы и заглянул внутрь. Тут же на полу у входа он заметил предмет. Судя по всему, это был витраж. Искусно выполненное изображение оказалось знакомым. Мать с младенцем на руках. Данька вспомнил сон, где языки пламени пожрали женщину и дитя. Стало не по себе. Ощущение будто за ним наблюдают в эту минуту.

Данька пристально изучил рисунок. Изображение отличалось от увиденного во сне. Здесь, наяву, младенец и мадонна смотрели на зрителя испуганными взглядами, о чем-то умоляя. Во сне же мать ласково смотрела на дитя.

– Нравится? – прозвучал за спиной голос Харона.

Данька вздрогнул от неожиданности.

– Да.

– На свалке нашел. Хорошая вещь. Ну, что? Пошли?

Живое и мертвое

Со стороны поселения свалка оказалась отгороженной деревянным забором. Столбы – массивные брусья, уже почерневшие от времени, не стояли на каменном фундаменте, поэтому некоторые из них подгнили и накренились.

– Я тут сам себе хозяин, – пояснил не без гордости Харон. – Жители деревни мало уделяют внимания границам. Да и вообще они стараются сюда не соваться. Только я иногда прихожу и поправляю забор. Как-то негоже видеть туман. Чертовщина мерещится.

Данька заметил: остальная часть ограждения – доски – не плотно пригнаны друг другу. Сквозь щели внизу пробивалась желтая трава. Куски тумана, словно опара, свисали из прорех. Обнаружил Данька и следы ремонта. Некоторые доски уже меняли, они были более светлыми, дожди и ветер еще не успели разрушить дерево.

Попутчики шли вдоль забора по заросшей тропинке. Забор стоял справа, слева и чуть позади – Деревня-На-Отшибе. Даньку волновал сейчас единственный вопрос:

– А почему вы называете наш город мертвым?

– Опять ты за свое?! – рассердился Харон. – Ты же помнишь, давеча тебе я рассказывал. Мертвый, значит, мертвый. Другого значения слову я не придавал. Не метафора это. Много раз я появлялся в твоем городе. Людей на улицах нет. Только самоходки да многоножки ползают везде и что-то вынюхивают.

– Но я несколько часов назад был в Серышевске. Там кипела жизнь. Неужели…

– Отстань! Ничего не знаю, – отрезал Харон и замолчал ненадолго. – Нам сюда. – И указал на большую дыру в заборе.

«Да, странное зрелище», – подумал Данька, разглядывая как туман молочного цвета, словно желеобразная субстанция, медленно выплывая из прорехи, растворялся в воздухе. Сюрреалистическая картинка. Больше похоже на фантастический сон. Во сне все может быть.

Когда они подошли ближе, он почувствовал на языке знакомый сладковато-кислый привкус.

– Погоди, – сказал Харон и достал из мешка два респиратора. – Это я тоже там нашел, – произнес он, показывая в сторону свалки.

– Интересно, – пытаясь что-то разглядеть в тумане, сказал Данька. – А как ты вещи на свалке находишь?

– Опыт. Надевай.

– Да вроде, нет необходимости. Запах тот еще, но потерплю.

– Надень. Бывает, дымом тянет, а это хуже той кислятины, которую ты сейчас чуешь.

– А дым-то откуда?

– Отходы жгут.

Харон опоясался веревкой и, передав свободный конец Даньке, произнес: «Привяжи к ремню. Узел хорошо затянул? Отлично. Теперь пошли». Вожатый надел респиратор и уверенно шагнул в белое желе.

Туман обволок их со всех сторон, будто проглотил. Данька почувствовал неровную поверхность под ногами, но не смог отделаться от ощущения, что порой его сознание проваливалось в небытие. Он путал верх и низ, а очертания предметов вокруг либо были призрачными, либо отсутствовали. Куда идти сквозь неопределенность? Где лево? Где право?

– Харон, ты меня слышишь?

– Да, – произнес тот.

– У тебя есть компас?

Харон неожиданно остановился, огляделся по сторонам и, бросив короткий взгляд на Даньку, раздраженно сказал:

– Не сбивай меня! Компас здесь не поможет. Есть зоны, где до черта навалено железного лома. Как только попал в это место, считай, будешь кружить долго. Я уже пробовал.

– А как ты ориентируешься? – забеспокоился Данька.

– По запаху. Я ж тебе сказал. Это самое надежное. Ладно, хорош болтать.

И они снова двинулись в путь. Данька решил больше не задавать глупых вопросов. По запаху, значит, по запаху, но через респиратор… Хотя въедливая приторная сладость, витавшая в воздухе, умудрялся проникать сквозь фильтр и оседать в гортани. И все же он не понимал, как можно именно чувствовать дорогу в этом безликом пространстве. Запах ему казался везде одинаковым, однако кузнец уверенной походкой шагал вперед, поворачивал то налево, то направо, обходил какие-то обломки, но иногда они поднимались на груды искореженного металла, хотя можно было их обойти. Данька пару раз высказал сомнения, которые Харон пресек короткой репликой: «Лучше не сворачивать, а идти по проверенному пути. Это только кажется, что вот тут удобнее и безопаснее».

Они забрались на гору пластикового лома, и вдруг кузнец остановился.

– В чем дело? – спросил Данька.

– Чувствуешь?

– Нет.

– В том-то и дело. Сладковатый запах исчез.

Данька принюхался – ничего. Но, сняв маску, он почувствовал, что свалка источала тошнотворное зловоние. То ли гниль, то ли тухлятина. Особый сладко-кислый душок больше не щекотал горло.

– Что это может быть?

– Обычно здесь запах неизменен. Перемена не к добру, – в голосе Харона прозвучали ноты тревоги.

– Так что…

– Погоди. Здесь кто-то есть.

– Да кто может… – и тут Даньку осенило. Неприятный холодок пробежал по спине.

Это могли быть только тени.

И они появились. Семь штук. Слева. Четкие силуэты, застывшие в позах людей приготовившихся бежать. Данька впервые почувствовал, как напряжены их тела, как грудные клетки поднимаются от глубоких вдохов и выдохов. «Они живые», – обожгла мысль.

Тени зашевелились, окружая людей на холме. Мертвецы двигались бесшумно. Но больше всего Даньку напугал утробный голос:

– Стойте. Вы пойдете с нами.

– Твою ж мать! – выругался Харон, вертя головой по сторонам. – Влипли!

Данька оглянулся. Теней оказалось гораздо больше. Не меньше десяти. Они словно выросли из-под земли. Отступать было некуда.

– Оружие.

– К черту! – прошипел Харон, – на них это не действует. Они мертвые.

– Но я почувствовал, в них теплится жизнь. Погоди, ты с ними раньше встречался?! – удивился Данька.

– Да. Видел, конечно, на расстоянии. Но в этот раз они обнаглели, сволочи. Появились рядом.

– Следуйте за нами, – вновь приказал низкий голос, прозвучавший с натугой, будто ворочались мельничные жернова. – Мы не причиним вам вреда.

– Но где гарантии? – спросил кузнец, переводя взгляд с одного мертвеца на другого. Он не знал к кому обращаться.

«Он что, сбрендил? Какие гарантии? Неужели не понимает, с кем имеет дело?» – возмутился Данька. Однако Харону ответили.

– Гарантии? – прозвучал спокойный голос. – Мы клянемся Великой Царицей, что вы будете жить, не зависимо от обстоятельств. И еще раз повторяем, мы не причиним вреда. Нет смысла калечить вас.

Данька спросил сам себя: «Может, они зомби?» В голове все перемешалось. Живые. Мертвые. Смазались привычные представления о мире. Смысловая ткань порвалась, обнажив абсурдность. Это не были бездумные истуканы. Их речь осмысленна. Или кто-то говорит через них? Невидимый хозяин поработил волю мертвяков и словно кукловод дергает за нитки?

– Следуйте за нами. Мы приведем вас в подземный город.

– Без вариантов, – разочаровано прошептал кузнец. – У них преимущество – они мертвы.

– Совершенно верно, – сказала тень.

Люди спустились с холма.

– Погоди, но я четко ощутил, что они живые, – тихо произнес Данька.

– Иллюзия, – бросил кузнец. – Я тоже, когда мертвяков впервые увидел, почувствовал присутствие жизни, но…

Харон задумался и огляделся.

Тени не мешали их разговору. Они плотным кольцом окружили людей и иногда бросали короткие фразы: «не задерживаться», «сейчас налево», «тут направо».

– Да именно так, – продолжил растерянно говорить кузнец. – Они мертвые, а не живые. Кто-то делает живое мертвым. Теперь ясно, сами тени не опасны, они всего лишь исполнители. Хотели бы убить, сделали бы это немедленно, а не вели нас неизвестно куда.

– Делает мертвым? Убивает? Или ты имеешь в виду зомби? Кто-то воскрешает трупы?

– Какие зомби? Даниил, ты тормозишь или прикидываешься, что не догоняешь? – стал раздражаться Харон.

– А что?

– Убивать и делать мертвым – это две разные вещи. Зомби здесь не причем. Тени – живые, но они мертвые, понимаешь?

Данька все равно ничего не понял. Он еще больше запутался: «Ты либо мертв, либо жив. Третьего не дано. Или есть промежуточное состояние? Не убивает, но делает живое мертвым? Что за…».

…

Тени преувеличивали. Никакого города под свалкой не оказалось, когда Данька и Харон прошли через замаскированный проход. Была сеть лабиринтов, соединяющая катакомбы – вот и весь город. Подземелье освещалось электричеством. Эта мрачная цивилизация, как оказалось, знакома с плодами технического прогресса. Воздух намного чище, чем на поверхности. Похоже, работала система вентиляции. Данька все время ощущал кожей легкий ветер.

Тени провели пленников по длинному коридору, ведущему вниз. Как сказали мертвецы, на встречу с Великой Царицей.

Они вошли в большое помещение, в середине которого располагался стол, покрытый грубой тканью. Вокруг него – стулья, частью свободные, частью занятые особями женского пола. Кто из них царица не ясно. Все они одинаково небрежно одеты. Нарядом это было назвать трудно. Казалось, кто-то распорол мешки и сшил из них нечто на скорую руку. Огородные пугала – больше никаких ассоциаций не возникло. «Похоже, они отоваривались на свалке, как и Харон», – мрачно пошутил Данька.

Огромная люстра, состоящая из разновеликих осколков стекла неровно освещала лица женщин желтым светом.

– Ага, я так и думала. Они ошиблись, – отрешенно сказала одна из них, не поворачивая головы в сторону вошедших.

– Да, похоже на то. Я говорила, мы кончились. Мир разрушается, – подхватила разговор другая женщина.

Голос второй девушки прозвучал с тем же безразличием. Она растягивала слова. Это больше напомнило дом умалишенных. «Они что, накурились?» – удивился Данька и осторожно произнес:

– Здравствуйте.

Женщины не обратили внимания.

– Здравствуйте, – сказал кузнец.

В его голосе прозвучала нотка задора. Если это хозяева подземелья, то они не внушали доверия. Не чувствовалось в них авторитета. Даньке на мгновение показалось, что сейчас уйдет эта богадельня, уступив место настоящей Царице. Но они не ушли.

– Может, нас рано привели? – не стесняясь, спросил кузнец.

Только после этой фразы одна из женщин повернула голову и внимательно стала разглядывать пленников.

– Хотелось бы знать, с кем имею честь? – не без иронии произнес Харон.

Однако женщина и бровью не повела, будто не расслышала шутки. Она медленно проговорила:

– Мы жрицы партеногенеза. А вы – мужчины.

«Я – мужчина? Кто бы мог подумать? Час от часу не легче. Жаль, поблизости нет уборной, чтоб я мог убедиться в этом», – позлорадствовал Данька.

Ему начал надоедать вялый диалог.

Кузнец продолжил:

– Мне бы хотелось знать, кто из вас Великая Царица, и что мы здесь делаем. Надеюсь, мой вопрос не бестактен?

– Причем здесь тактичность? – удивилась женщина. – Мы все вместе и есть Великая Царица. А вы нам не нужны. Тени ошиблись. Они привели вас вместо женщин.

– Так мертвецы не различают полов?

– Вы сами ответили на вопрос. Они же трупы, зачем это им знать. Главное, чтоб они приводили в наш город всех двуногих, а там разберемся.

– Кстати, для чего вам женщины?

– Какие же все-таки мужчины тупые существа. Как для чего? Для размножения посредством деления женских половых клеток. На сегодня это самый прогрессивный способ продолжения рода, который могло придумать человечество с момента сотворения и до времен, когда мир погрузился в свалку.

Даньки не без обиды произнес:

– Но весь мир не свалка. Есть и другие места, где ее нет. Есть иная жизнь.

– Нет! – отрезала женщина. – Мир кончается там, где кончается свалка.

– Тогда мы откуда?

– Вас нашли среди мусора.

– Но мы-то появились…

– Нас это не касается!

«Откуда такое дремучее упорство? – подумал Харон, – совсем бабы под землей одичали».

– Мужчины, – с металлом в голосе обратилась жрица. – Вы утомили нас разговорами. Уходите. Тени вас проводят на поверхность.

Ничего, кроме разочарования не вызвала эта встреча. Пленники молча последовали за мертвецами.

«Странная и мрачная цивилизация женских особей живущих под землей и признающих лишь свой мир, – подумал Данька, – и тени, скорее всего, являются отходами со свалки. А что, мусорные големы. Или все-таки мертвецы?»

Харон и Данька поднялись на поверхности.

– Куда теперь? – спросил Данька.

– Идем обратно, – ответил кузнец. – Попробуем вернуться на старое место и оттуда продолжить путешествие.

– Странные ощущения, Харон. Будто облили грязью, а потом еще и оплевали.

– Цивилизация, блин, – раздраженно произнес кузнец, надевая на лицо маску. – Надеюсь, на этот раз мы доберемся без приключений.

Тринадцать лет

Данька настороженно наблюдал за Серышевском сквозь большую дыру в бетонном заборе. Город будто вымер. Многоэтажные коробки стояли безмолвно и обреченно, как люди ждущие расстрела. Окна светились бледно-желтым, но свет казался неживым. Это противоречивое чувство: дома – творение людей, но в них нет ничего человеческого. Неужели, мелькнула Данькина мысль, Харон прав в том, что город мертв?

Данька перевел внимание на улицы. Улицы пусты. Дорожное покрытие разбито. Похоже, тяжелый автотранспорт изуродовал асфальт. Дозор, который обычно патрулировал границу свалки, отсутствовал. В этой части была только обветшавшая стена. И, что поразило в первый момент, Серышевск начинался сразу за это стеной, чего не было никогда. Данька прекрасно видел, это не служебные здания патрульной территории, а жилые строения. Граница города приблизилась.

– Теперь прощай. Дальше ты сам, – Харон протянул руку. Данька ответил рукопожатием и стал снимать респиратор. – Оставь себе. Может быть, пригодится. Да и в воздухе что-то дымом пахнет.

– Спасибо тебе. Удачи.

– И тебе. Будь осторожен. Не забывай, там самоходки и многоножки.

– Спасибо, учту.

– Счастливо. – И Харона проглотил туман.

Данька с осторожностью прокрался по опустевшей улице. Он остановился, снял респиратор и прислушался. Где-то полунамеком возник звук движущегося транспорта, но он оказался настолько тихим и призрачным, что можно поклясться, что показалось. Данька продолжил путь, решив зайти в ближайшее здание.

Поднимаясь по грязной лестнице, он иногда останавливался на этажах, стараясь уловить хоть какой-то движение. Но нет. Стояла мертвая тишина.

На одном из этажей ему послышалось осторожное попискивание и шорох. Крысы? Но что-то неестественное и безликое было в этих звуках. Данька подошел к двери одной из квартир. Опять насторожился. Звуки где-то рядом. Он приложил ухо к прохладному металлу двери и чуть не потерял равновесие. Перепугался. Сердце бешено заколотилось. Данька в первое мгновение не понял, что происходит. Дверь под тяжестью его тела медленно приоткрылась. Писк и шорох усилились.

Данька стоял на пороге квартиры, не решаясь войти. Нет, это были звуки не живого. Шорох оказался шипением. Протяжное «ш-ш» периодически повторялось. Писк короткими редкими импульсами напомнил сигналы о помощи. Данька прошел в небольшой зал. Огляделся. Мутные витрины стеллажей, серый ламинит, брошюры и книги, опушенные пылью на журнальном столике рядом с диваном – здесь давно не убирались. Затем он проследовал в спальню. Комната блестела чистотой. Вместо кровати на полу лежал прозрачный кокон похожий на гроб. Внутри камеры спал человек. Рядом стояли аппарат искусственного дыхания, кардиограф, еще какое-то оборудование. Данька неуверенно сделала шаг вперед, чтоб лучше разглядеть. Он боялся разбудить человека, но чутье подсказало: спящий не проснется.

Данька, уже не боясь, осмотрел комнату, зашел в другие, остановился, и его осенило. «Черт! Так значит… Спящие везде», – запаниковал он, выбежав из квартиры, стал заходить в другие помещения. Двери также были открыты, и в каждой комнате лежал человек, подключенный к медицинскому оборудованию. В очередной раз Данька выбежал на лестничную площадку, пытаясь сообразить, что же произошло с городом.

Тогда он и услышал неприятный звук, напоминающий скрежет металла о камень. Он донесся снизу. Данька замер. Прислушался. Звук повторился. Кто-то двигался по ступеням. Все ближе и ближе. Он глянул в пролет и заметил мелькнувшее тело гигантского насекомого. Металлический лязг. Именно об этом и говорил Харон. Тело странного существа поблескивало и отливало голубовато-серым цветом. Робот.

Данька поднялся на пару этаже выше, стараясь не шуметь. Многоножка, не спеша, поднималась по ступеням.

«Твою мать! Хоть какое-нибудь оружие было бы!» – выругался он. Поднявшись еще выше, вновь глянул в пролет. Многоножка остановилась именно на том этаже, где недавно побывал Данька. Он мог поклясться, хоть и не видел, робот зашел именно в ту квартиру, которую он недавно покинул. Инстинкт подсказал: робот шел по его следу.

Данька вновь услышал противный скрежет металла. Затем тишина. Опять скрежет: многоножка рыскала по комнатам. Он поднялся еще на пару этажей. Потом на три. Здесь Данька увидел небольшую дверь, за которой уборщики обычно хранили инвентарь. Он кинулся к ней. На его счастье она оказалась открытой и не пустовала. Плюнув на все, Данька с грохотом выкинул инвентарь и, найдя лом, взметнулся еще на один этаж и скрылся в квартире. Он слышал, как многоножка уверенно стучала по ступеням. Вот она на лестничной площадке. Лязг металла стал еще громче. Робот стремительно приближался к двери, за которой спрятался Данька. Металлический звук раздался рядом и стих. Пара секунд нестерпимого ожидания, и дверь медленно отворилась. Из проема выглянула голова гигантского насекомого, и Данька изо всех сил вонзил лом в многоножку, ударив плечом о дверь. Робот дернулся, щелкнул челюстями. Даньку отбросило к стене: по его телу прошел электрический разряд. «Вот об этом я не подумал», – пронеслась мысль. Многоножка протиснулась в помещение, но лом, застрявший у основания головы, как тяжелый рычаг вывернул шею стальному насекомому. Оно плюнуло снопом искр и, подергав лапами, быстро затихло.

Очнувшись, Данька увидел тело стального монстра. Его голова была неестественно вздернута. Из шеи торчал заостренный конец лома. «Бежать! Срочно! – взорвались слова, – но куда?!»

Данька быстро спустился по ступеням, прислушиваясь, вышел на улицу и огляделся. Снял маску. Воздух пах дымом. До его слуха донеслись слабые звуки работающей машины, похожие на металлическое лязганье. Так обычно гремят тракторы на гусеничном ходу. Данька направился вдоль улицы. Ноги сами понесли его куда-то. Казалось, чем дальше в переплетение улиц, тем безопаснее. Лязганье зазвучало громче, смешавшись с глухим тарахтением, оно приближалось, эхом отдаваясь от бетонных стен то тут, то там. Машина была поблизости. Данька нырнул в подъезд.