Колдовской замок. Часть VI. Ключ

– Как дракон, вот, что я хотел сказать! – сбавил тон Библиотекарь.

– Пожалуй, – согласился крыс. – Но это ничего не меняет. Суть в том, что если вы намерены исполнить свой долг в отношении неё, то помогите мне помочь им. Но это лишь половина дела.

– А вторая половина?

– Ваша дочь.

Здание Архива Конгресса дрогнуло, по хранилищу пронёсся вихрь, опрокинувший несколько стеллажей и приподнявший над подставками пару древних фолиантов, для перемещения которых требовалось усилие не менее четырёх человек.

– Ну, ну, не стоит так волноваться! – примирительно проговорил профессор Прыск, с трудом удержавшийся за край тяжёлого дубового стола.

– Гр-р-р! – раздалось из-за стеллажей, будто там залёг в засаду какой-нибудь лев.

– Зачем же так переживать из-за того, что девушка влюбилась?

– У-у-у-у! – тревожно загудело за стеллажами, и профессор Прыск снова вцепился всеми коготками в край столешницы. Но сдаваться он не собирался.

– Вы просто не заметили, как ваше дитя выросло! Типичная ошибка всех родителей.

– Э-эх!..

– Вот и я о том же! – приободрился крысиный философ. – Момент, когда девочка превращается в девушку, плохо различим для любящего родительского глаза. Казалось бы, только вчера она играла в куклы, а сегодня выдаёт взрослые суждения, пусть даже наполовину разбавленные вполне понятной неопытностью. А ещё, отвергает «устаревшие» взгляды тех, кто дал её жизнь, и требует любви.

– Да если бы она влюбилась, хоть в кого-то… достойного! Но в этого козла!..

Голос Библиотекаря был подобен водопаду, но профессор Прыск облегчённо перевёл дух – это было похоже на начало диалога, ведущего к взаимопониманию.

– Не скажу, что целиком и полностью одобряю её выбор, – осторожно продолжил он, – но позволю себе заметить, что капитан Барбарус, козёл только наполовину…

– А наполовину ведьмак! – с новой силой загрохотал Библиотекарь. – Нечего сказать, хорошенькое сочетание! А ведь к её услугам были все мудрецы древности, все писатели! Я бы понял, если бы она выбрала какого-нибудь поэта или даже поэтессу!

– Кх-м, ну, это вы уже перегибаете, коллега! – рассмеялся крыс. – Я конечно далёк от всякого рода предрассудков, но дело не в этом, а в том, что подавляющее большинство всех этих «великих», о которых вы сейчас упомянули, не более чем тени, призраки, а ваша дочь, между прочим, живой человек.

– Но они бессмертны!

– Согласен. Однако их бессмертие не заменит живого тепла, которое требуется человеку. К тому же, любой из ваших мудрецов и литераторов, видел бы в юной Фолли только начитанную и благовоспитанную девицу. А вот женщину и красавицу заметил в ней только этот самый, как вы его изволили назвать, козёл!

– Ур-р-ф!

– Понимаю, что он вам по-прежнему не нравится…

– Солдафон! – загремел Библиотекарь. – Бесчувственный служака! Жестокий, бездушный…

– Или точнее – беспощадный к врагам, непримиримый и неподкупный, не так ли? – хитро улыбнулся профессор Прыск.

– Ну, да…

– А вам не кажется, что это едва ли не лучшая характеристика для хорошего воина?

– Воина? Пожалуй. Но мне-то что с того?

– Не всем в этом мире дано быть мудрецами и литераторами. Кому-то приходится пахать землю, кому-то строить, кому-то ковать сталь, а кому-то быть воином. Между прочим, именно воины с древних времён, наряду с прекрасными дамами, были и остаются, едва ли не самыми популярными персонажами для писателей и поэтов всех времён и народов! Кроме того, вы не можете не согласиться, коллега, что лучше быть хорошим воином, чем плохим литератором.

– Да, но…

– Примите дружеский совет, дорогой коллега – хотя бы ради эксперимента попробуйте найти в капитане Барбарусе что-то хорошее, что импонировало бы вашему представлению о достойном человеке.

Повисло долгое молчание.

– Он всегда был примерным читателем, возвращал книги в срок, в целости и сохранности, – сказал, наконец, Библиотекарь. – Но он сжигал книги признанные еретическими! Этого я не могу ему простить.

– Нда, я тоже. Конечно, он действовал по приказу, но…

– Но он и спасал их, – прервал его вдруг Библиотекарь.

– Кого спасал?

– Книги. Те, что предназначались для сожжения. По одной, по две. Он их потом прятал, сначала у себя, а после того, как его чуть было не поймали на этом из-за болтливой любовницы, стал расставлять среди книг в библиотеке Великого инквизитора, своего патрона, а у себя завёл зашифрованный каталог в виде сборника стихов собственного сочинения.

– Ого! Я этого не знал, – воскликнул профессор Прыск, спрятав хитренькую усмешку. – Погодите! Давайте-ка перечислим активы. Итак: бережное отношение к книгам – раз; спасение книг с риском для своей карьеры, свободы и жизни – два; создание из спасённых книг фонда готового к использованию, но защищённого от произвольного доступа – три; организация каталога…

– Подождите! – воскликнул Библиотекарь, невольно увлёкшийся рассуждениями учёного крыса. – По-вашему получается, что капитан Барбарус…

– Сами скажите это, неисправимый логик! – устало проговорил необычный профессор.

– Биб… ли… о… те… карь!.. – едва слышно пролепетал Библиотекарь.

– Да что вы говорите?! – воскликнул профессор Прыск в притворном удивлении.

– Стихийный… библиотекарь… – повторил Библиотекарь, словно во сне.

– Не может быть!

– Я вас уверяю, коллега!

Профессор Прыск едва не покатился со смеху, но сдержался и принял вид выражающий внимание и заинтересованность.

– Я уже встречался с подобным явлением раньше, – продолжал Библиотекарь развивать свою мысль. – Весьма редкий, надобно сказать, дар. Человек, ничего не смыслящий в библиотечном деле, под влиянием чрезвычайных обстоятельств, начинает проявлять себя, как библиотекарь, организует книжный фонд, каталог, а иногда даже читальный зал для замкнутого круга читателей. При этом, не обладая необходимыми знаниями, такой стихийный библиотекарь, занимается изобретательством и порой выдумывает такое, что потом входит в мировую библиотечную практику или, по крайней мере, пополняет коллекцию курьёзов, многие из которых находят своё применение в будущем.

– Вы имеете в виду каталог в виде тетради стихов? – осведомился профессор Прыск, уже по-настоящему заинтересовавшись.

– Вот именно! Представляете себе, в каждом стишке, содержащем поэтическое описание чего-либо, (вот ведь увлечение для такого головореза!), укрыта информация с чётким указанием местонахождения той или иной книги. Нужен только ключ, который…

– Как вы сказали? Ключ?

– Совершенно верно – ключ, ведь это шифр. Без ключа его не прочтёшь. И вот, что странно – капитан Барбарус давно уже покинул то измерение, где было его собрание книг, припрятанных в библиотеке Великого Инквизитора, но тетрадку свою он унёс с собой, и никому её до сих пор не показывал, кроме Фоллианы.

– А, а… Он ей и ключ доверил?

– Нет, но он намекал ей, что этот ключ не спрятан, а находится внутри «замка».

– Какие-то ребусы! – слегка фальшиво улыбнулся профессор Прыск. – любопытно было бы взглянуть на эту тетрадку.

– Так вы за этим подбираетесь к моей дочери? – спросил Библиотекарь вновь посуровевшим голосом.

– Вообще-то нет, – поспешил заверить его хитрый крыс. – Тема конечно любопытная, но я узнал о существовании оригинального каталога только что от вас. Я же хотел поговорить о другой проблеме. С моим другом и коллегой произошёл несчастный случай. Вы должны знать его – это последний и единственный за долгое время посетитель читального зала Архива Конгресса.

– Вы о священнике? Как же, как же, знаю. Его научные труды находятся не здесь, а…

– Речь сейчас не о его трактатах по трансмагическим перемещениям, – с ноткой нетерпения прервал его профессор Прыск. – Эти труды падре Микаэль собственно не написал ещё. И никогда не напишет, если мы не вызволим его из беды.

– А что с ним случилось?

– Так вы не знаете? Он стал невольным свидетелем того, как мисс Фоллиана вызывала сеньора Барбаруса Бодакулу. Результат не заставил себя ждать – Фолли метнула в него искру от пожара Александрийской библиотеки, усиленную каким-то заклинанием, и, наверное, испепелила бы нашего друга дотла, но последняя книга, которую он читал, каким-то образом втянула его в себя. Или возможно падре Микаэль машинально сумел проскочить туда сам.

– Странно, но почему я об этом ничего не знаю?

– Дело происходило в катакомбах под зданием Архива.

– Ах, вот оно в чём дело. Знаю эти катакомбы, но мне там делать нечего. Сплошные клады и разного рода артефакты, а из носителей информации разве что несколько древних вампумов в старых индейских захоронениях. В них, правда, содержится любопытнейшая история древних племён, но не моё дело их оттуда вытаскивать. Пусть этим занимаются археологи будущего, когда здешняя «Эпоха воинствующей Глупости» сама станет историей!

– Всё это так, но нас сейчас интересует другое, а именно, как помочь падре Микаэлю вернуться в наш мир. Дело в том, что если этого не сделать, то нарушится ход событийной целостности, которая должна привести к созданию трудов с помощью которых, в конце концов, будет разработано целое учение о пространственно-временных аномалиях, неизвестное пока людям, но доступное драконам.

– Но ведь эти труды были написаны столетия назад!

– Да, но для падре Микаэля это будущее, которое может никогда не наступить.

– Не люблю пространственно-временной путаницы. Но в любом случае я должен позаботиться о том, чтобы бесценные единицы хранения не исчезли со своих мест. Сначала займёмся этим делом, потом, раз уж это связано с делами принцессы Анджелики, а я чувствую, что это так, попробуем исследовать стихотворный каталог моего будущего зятя.

– А потом? – полюбопытствовал профессор Прыск, чувствуя, что должен быть какой-то итог.

– Займёмся охотой на мышей!

С этими словами огромный кот, видимо от природы белый, но сейчас серый от налипшей на шерсть пыли пополам с паутиной, вылетел из-за стеллажей с книгами, перемахнул через остолбеневшего от неожиданности и ужаса профессора Прыска, и с воплем налетел на шкаф! Оттуда с жалобным писком выскочил какой-то старичок с мышиной мордочкой, и, с невероятным для его преклонных лет проворством, юркнул в коридор. Кот немедленно последовал за ним.

– Странно, – проговорил профессор Прыск, оставшись один, – ведь он сказал, что это будет третьим пунктом в списке наших дел. И почему это он – кот?

Глава 23. Только бы мама не узнала!

– А я сказал, что ты сошла с ума!

– Но почему же? Ведь такой опыт уже был! Драся вон, какой вышел, так почему же не выйдет со мной?

– Драську не я таким сделал. Согласен – опыт с ним получился, что надо! Я же переделывал только себя и вот, что вышло.

– А что вышло? Ты красивый… для попугая. Даже очень симпатичный!

Мегги отодвинулась от брата и полюбовалась им. Огнеплюй ответил ей странным взглядом, вздохнул и сказал:

– Видишь ли, я никому не рассказывал, но когда я затевал трансформацию, то собирался стать орлом…

– Что?!

Мегги закрыла пасть крылом, а глаза её сделались больше очков, которые съехали набок.

– Дело в том, – изрядно смутившись, продолжал Огнеплюй, – что я родился дальтоником. Долгое время мне удавалось это скрывать от всех, кроме мамы конечно. Собственно, что такое цветное зрение я узнал только тогда, когда очнулся в этих перьях. Первое время это даже сбивало с толку, но потом привык. Так что, когда я решил трансформироваться, то попросту перепутал ингредиенты! Не те перья взял и вот что вышло.

Тут Мегги стала давиться, из глаз её потекли слёзы, после чего она повалилась на спину и затряслась всем телом, зажимая при этом пасть крыльями.

– Тебе смешно! – хмуро сказал Огнеплюй, но тут же сам улыбнулся во весь клюв. – А теперь представь, каково мне было, а? На пять столетий сделал себя этаким шутом гороховым, вместо гордой хищной птицы, являющейся у людей символом мужества и благородства!

Конвульсии Мегги усилились. Теперь она как-то даже подвывала, но всё ещё зажимала пасть, чтобы не разбудить спящую в своём гроте Анджелику.

– Теперь-то я не жалею! – продолжал огненный попугай. – Оказывается действительно неважно кто ты, а важно, каков ты. Это была жизнь полная радостей, горестей, приключений, достижений и потерь. Я посвятил себя семье, являющейся продолжением моей принцессы, моей Анхе! И мне кажется, я кое в чём преуспел, хоть и сошёл с дистанции так неожиданно.

– Ты действительно сделал много, – сказала Мегги, уже не смеясь. – Что же до того, как всё было после твоего исчезновения из их жизни, то они справились, и Анджелика тому доказательство.

– Да, но произошёл излом…

– От которого ты бы их не уберёг. Не бывает жизни без изломов, кризисов и всякого такого. Что же говорить о жизни целой семьи? На каком-то этапе Самбульо превратились в Соболевых, вероятно после истории с доном Клеофасом у которого не было потомков мужского пола. Я надеюсь, ты не считаешь, что потомки человека по женской линии ниже и незначительнее чем по мужской?

– Нет, конечно! Как раз по женской линии родство считать было бы правильнее, – согласился Огнеплюй. – Так происходит во всём живом мире, так было и у людей многие сотни и тысячи веков, пока кто-то у них, сравнительно недавно, не съехал с катушек и не установил патриархат! От этого только прибавилось резни, а жизнь стала хуже, как для мужчин, так и для женщин. Но может быть, человечество так регулирует свою численность?

– Не думаю. Но, у нас с тобой не о том разговор. Если ты не против счёта по женской линии, то значит всё в порядке. Анджелика не очень много знает о своих предках, но семью прапрадеда, прадеда и деда видела воочию, жила рядом с ними. То есть не жила, собственно, а стояла на комоде в качестве статуэтки, но всё равно их жизнь проходила перед ней, и можно сказать, что это была жизнь людей достойных. Можешь сам расспросить её потом, когда проснётся.

– Ну да, ну да! Только меня сейчас не это заботит, – сказал Огнеплюй, потянувшись за новой кружкой кофе. – Тогда моя ошибка ударила только по моему самолюбию, да и то лишь в самом начале, а потом я привык. Даже гордился тем, что, глядя на молодцов Самбульо, каждый уважающий себя пиратский капитан, старался завести попугая, чтобы появляться на людях с ним на плече! Но речь не об этом. Мне повезло, но вдруг при новом опыте что-то пойдёт не так? Анджелика предрасположена снова стать человеком, (к тому же это её идея), но при её предыдущей трансформации ей досталось не только драконьей, но и паучьей сущности. А вдруг это не исчезнет? Что если у неё вырастит шесть рук? Или четыре пары глаз? А может и то, и другое? Что же касается тебя, то ты чистокровный дракон и таких накладок с тобой я не боюсь. Другое дело я сам сделаю что-нибудь не так. Перепутаю снова ингредиенты…

– А ты не путай!

– Нет, ну всё же? Изменение может быть незначительным, а результат настолько отличающимся от задуманного, что… Ну, например, ты вместо человека станешь обезьянкой!

– Тогда отправишь меня в зоопарк. А что? Я люблю бананы! Ладно, шучу! Я верю в тебя, вон ты, какой у нас умный. К тому же дальтонизма у тебя больше нет.

– Эх, на что вы меня толкаете! Если что не так, я себя ни за что не прощу, а если мама узнает…

– Об этом лучше не думать, – согласилась Мегги. – Но всё будет хорошо, и она не узнает. А если узнает, то мы что-нибудь придумаем.

– Жаркое из попугая?

– Нет, это слишком маленькая порция. Придётся тебе основательно подрасти для такого случая!

– Ладно, – согласился Огнеплюй с шутливой обречённостью, – так и быть, подрасту! А ещё, запасусь приправами. Мама любит острые блюда, нельзя же её разочаровывать!

Глава 24. Абордаж по-гангстерски III.

Для полного счастья им не хватало только шторма. Что вообще может быть хуже внезапно налетевшего вихря, когда люди не знакомые с морским делом вынуждены управлять кораблём в открытом море? Ну, конечно же, то, что всё это случается ночью!

Они едва успели вытащить всех барахтавшихся за бортом полицейских. А что? Не оставлять же их в открытом море, ведь сейчас благородные гангстеры не могли поделиться с копами даже шлюпкой – неистовые китайцы ухитрились продырявить из автоматов все до одной!

Теперь, конечно, не было речи о том, чтобы арестовать вооружённых тремя трофейными автоматами джентльменов удачи. Правда один, толи особо умный, толи чрезмерно верный долгу коп, попытался наставить пистолет на Драгиса, протянувшего ему руку, и даже начал зачитывать ему права, но немногословный гангстер лишь поморщился и слегка щёлкнул пальцем по кисти упрямца, от чего пистолет у него вылетел из руки и скрылся в океанских волнах. После этого упиравшегося полицейского втащили на борт за шкирку и швырнули к остальным.

На всякий случай спасённых копов заперли отдельно от китайцев. Что же касается последних, то очень скоро возник вопрос, а не стоит ли их выпустить на волю?

– Ты хоть знаешь, что нужно делать? – нервно спросил Фигольчик у невозмутимого Драговски, снова вставшего за штурвал.

– Нет, а ты?

– Но ведь ты же был в морском походе!

– На драккаре? Хочешь, расскажу тебе, как надо правильно грести корабельным веслом? С парусами я управляюсь хуже. Когда ходил с Анхе и её пираньями, то помогал, конечно, если надо было что-то, где-то подтянуть, но достаточного навыка в этом деле не приобрёл – просто не успел. Что же касается поведения во время шторма, то единственное, что я знаю, это то, что надо держать судно носом к волне и стараться не подставлять бок, а то перевернёт.

– А приборы? – спросил Фигольчик жалобно. – Компас, радар, ещё что-то?

Драгис пожал плечами.

– Компас вон там, – сказал он. – Только стрелка сошла с ума и крутится, как пропеллер с тех пор, как появились те галеоны. Что же касается радара, то вон та крутящаяся и светящаяся штука в клеточку, кажется и есть радар. Бегающая полоска, обходящая экран показывает, есть ли впереди какое-нибудь препятствие. При этом появляется точка и что-то там должно, кажется пискнуть. Я в кино видел…

В это время прибор издал короткий звук, и на круглом сетчатом экране вспыхнула пересечённая лучом точка.

– Эй, там что-то!.. – начал Фигольчик.

– Вижу, – сквозь зубы процедил Драгис. – Что-то прямо по курсу. Попробую обогнуть!

Резкие повороты на воде даже в тихую погоду не рекомендованы. В шторм же они крайне опасны. Видимо Драгис малость переборщил с румбами, и корабль дал опасный крен под вону, которая тут же со страшной силой обрушилась на правый борт!

Всё вокруг затрещало, заскрипело, застонало! Перед глазами, почти повисшего на штурвальном колесе горе-рулевого пролетел Фигольчик у которого на лице был написан уже не ужас, а покорность судьбе.

Внезапно крен выровнялся, и даже удары волн стали заметно слабее. Драгис встал на ноги. Фигольчик упал откуда-то сверху.

– Ш-шторм к-кончился? – спросил он с робкой надеждой в голосе.

– Я слышал, что так бывает, когда попадаешь в самый центр бури, – «успокоил» его друг.

– Радар! – воскликнул Фиг, оглянувшись. – Смотри, это приближается! Оно у нас перед носом…

Чем бы ни было неведомое препятствие, оно должно было немедленно войти в соприкосновение с кораблём. Но столкновения не было. Как ни вглядывались друзья-авантюристы в ночную тьму, кроме тьмы они ничего не видели.

Но тут тьма взметнулась перед ними, захлопала могучими крыльями и на палубу, обрывая провода с фонарями и круша надстройки, опустился великолепный чёрный дракон! Он обвёл взглядом судно, просевшее и закачавшееся под его весом, словно перегруженная плоскодонка, принюхался, затем вгляделся в капитанский мостик, и наконец, приблизив к диорамному иллюминатору огромный зелёный глаз, спросил:

– Ну, и как это понимать?

– Па-ап, – проговорил Драся, мгновенно превращаясь из грозного гангстера в провинившегося школьника, – я всё объясню…

Объяснять не пришлось, потому что чёрный дракон задрал голову к небу и захохотал так, что сухогруз заходил ходуном, грозя, зачерпнуть бортом или вообще развалиться на части.

– Нет… ну… ты… О-хо-хо! Ты сам-то себя видел?! – давился от смеха драсин родитель. – У-умора!!!

И он снова зашёлся в хохоте.

– Я видел себя! – с обидой и вызовом крикнул Драся.

При этом в его голосе послышались совершенно детские нотки.

– Я даже представить себе не могу, что будет с мамой, когда она это увидит! – сказал чёрный дракон, переставая смеяться. – Врождённая доброта это еще, куда ни шло – мы все не без изъяна. Влюбился… Тоже бывает. Я сам когда-то влюбился, и теперь вот как свою слабость расхлёбываю! В человеческую девчонку влюбился? Это уже хуже, но и такое случается. Время от времени, некоторые из нас заводят себе принцессочку и играются с ней, пока она не помрёт. Только вот потом многие из таких впадают в тоску, а вылечить их непросто. Но и это поправимо. А вот то, что ты сам человеком стал… Я даже не знаю, чем это для тебя может закончиться. Мало ли что произойдёт при обратной трансформации…

– Обратной трансформации не будет! – воскликнул Драся. – Я люблю её и останусь с ней, чего бы это мне не стоило!

– У-у! Крепко тебя принцесска зацепила! – Чёрный дракон почесал крылом в затылке. – Вообще-то надо отдать ей должное – внешний вид, конечно дело такое, м-м, по мне, так ничего, хоть и не супер, но на вкус самое то – сладенькая!

Краска покинула лицо Драгиса Драговски, и стал он белее собственных волос.

– Т-ты её…

– Да нет же, за кого ты меня принимаешь? Чтобы я у своего птенца кусок забрал? Ха! Не бывало такого. Это я про тот случай, когда мы с мамой её про тебя расспрашивали. Неужели не рассказала? Я её тогда совсем немного в зубах подержал, но не прикусывал, так что не бойся! Знаешь что? Я могу маме пока про тебя не рассказывать. Скажем лет двести – триста, но никак не больше пятисот! Сам понимаешь, дольше не выйдет – она тогда сама обо всём догадается и жди беды! Так что ты пока подумай, что будешь делать и как выходить из положения. Договорились? Ну, вот и славно! Я сейчас это корыто отбуксирую к берегу, а то вы все тут потонете, если на месте останетесь – в самый пупок урагана попали, а ураган-то вызван пространственно-временной аномалией, и неизвестно когда кончится. А потом, сынок, я дальше отправлюсь – мне ещё Мегги найти надо. Ты пока подумай над всем, что я сказал!

Закончив свою речь, чёрный дракон отправился на нос судна, разыскал там буксировочный трос, зажал его в лапах и взмыл в небо. Драгис обернулся и увидел совершенно зелёного Фигольчика, сидевшего на полу, прислонившись спиной к переборке.

– Эй, – спросил белый дракон, снова ставший гангстером, – ты в порядке? Помощь нужна?

– Да, – ответил ему Фиг слабым голосом. – У тебя есть сухие штаны?

Глава 25. Красный капюшончик.

Злорд: Послушайте, любезный! Что за человек нашёлся на границе

владений моих и Злоскервиля? Дворня об этом, который день

шушукается, а я толком ничего не знаю.

Злырь: Могу сообщить вашей милости, что это какой-то священник.

Никто доподлинно не знает кто он и откуда, но все отзываются

о нём, как о человеке умном, высокоучёном, кротком. А ещё,

добродушном и обаятельном! Большего я не знаю, сэр, но если

вам будет угодно, то я могу расспросить Злосю, мою племянницу,

которая служит горничной у вашей супруги. Именно она нашла

этого священника и теперь навещает его ежедневно.

Злорд: Вот как? И Зледи её отпускает?

Злырь: Так точно, милорд! Но стоит вам приказать и эти визиты

немедленно прекратятся.

Злорд: Нет, нет, ни в коем случае! Как можно мешать людям, делать

добрые дела? Я просто беспокоился, что Зледи на какое-то время

остаётся без горничной.

Злырь: О, пусть ваша милость не изволит волноваться – я всегда рад

услужить нашей госпоже, когда Злося занята вне её будуара!

Злорд (смерив его долгим взглядом): Хорошо. А знаете, что? Я ведь тоже

непрочь познакомиться с этим священником! Но мне не хотелось

бы являться в поместье Злоскервиля с официальным визитом. Мы

с ним уже давно не дружим… Решено! Я побываю там инкогнито.

Так в какое время Злося отправляется в путь?

Злырь: Но… милорд!

Злорд: Что такое?

Злырь: Дело в том… что она ходит дальней дорогой вокруг леса.

Злорд: И что с того?

Злырь: Это весьма далёкий и трудный путь. Вы чрезмерно устанете,

ваша милость!

Злорд: Не судите по себе, старый увалень! Я ещё мужчина хоть куда, и не

боюсь тернистых путей, когда иду к намеченной цели.