Случайный папа

– Давно? – интересуется Хищный, когда Марина отлучается в дамскую комнату.

– Давно, месяца три.

Они ржут.

– Твоя бывшая выбрала неправильных зрителей, – вспоминает вдруг он. – Вот твой отец бы проникся.

– Угу. Он так давно наседает с вопросом про внуков, что Лена бы отсюда ушла, только сдав для верности парочку тестов. В последнее время вообще только на эту тему бухтит. Не раз ему говорил, что ему проще заделать нового сына.

– А он что? У него же вроде бы кто-то есть.

– Есть. Но он говорит, что ему лень переписывать завещание.

– Да, жаль, что он пропустил, – поддакивает начальнику Пашка. – Еще и эта тема с секретиком… По-моему, если секретик маленький – это уже фигня. Она может его смело выбрасывать.

Киваю.

Тянусь к пиву и…

Отец, маленький секретик, который она хранит у себя, – все эти три нелепые составляющие неожиданно складываются.

– Что? У меня на лице шелуха от рыбы? Кстати, мог бы рыбу и Гном почистить. А то сидишь тут, мучаешься. И главное, заплатить некому, чтобы вместо меня пострадал.

Я не сразу понимаю, что пялюсь на Пашку. Тряхнув головой, перевожу взгляд на Хищного. Похоже, тот вообще сегодня не пил, потому что соображает даже быстрее, чем я.

– Твою же… Хочешь сказать, надо было искать в сети не стишок, а разучивать колыбельную?

– Мне нужно уехать.

Если и дожимать Лену, то сейчас. Пока она на эмоциях и под градусом. Конечно, позже тоже можно надавить на нужные точки, но сейчас будет проще.

Подорвавшись, вспоминаю о Марине. Хреново выходит. Но иначе никак.

– Лука, – Егор передает свой смартфон, – возьми – у меня все записано. Вдруг пригодится?

Дождавшись Марину, говорю как есть: нужно уехать. Да, прямо сейчас.

Не спрашивает лишнего, не упрекает. И во мне что-то щелкает. Не так я хотел это сделать, а с другой стороны – к чему дальше тянуть?

У нас отличный секс, схожесть вкусов, с ней я впервые за долгое время задумался о чем-то серьезном. Она мне нравится. Я ей тоже, я знаю. Нам вместе комфортно. Несколько дней под одной крышей на пробу у нас уже были.

– Возьми. – Подняв ее руку, кладу на ее маленькую ладошку ключи. – Мой адрес ты помнишь.

Глава 10

Лука

– Пришел ко мне… сам…

Лена распахивает дверь, впуская меня. Улыбается, по-настоящему – так, как и раньше, когда трогало за живое.

Взгляд и эта улыбка, мягкий приглушенный свет, аромат хорошего чая мастерски создают иллюзию, что мы еще вместе. И она, видимо, в ней пребывает. Ее пальцы ложатся на мое лицо, пытаются приблизить к себе. Когда видит, что нет отклика, поднимается на носочки.

– Лука… – выдыхает куда-то мне в шею. – Пришел… Оставил всех ради меня…

Иметь дело с иллюзиями опасно – затягивают, в них очень просто поверить. Обхватив ее запястья, опускаю вниз руки.

– Не ради тебя. Ты знаешь, зачем я приехал. Мой тебе совет: не тяни. У меня мало времени, меня ждут.

Понимает.

Конечно, она понимает, хотя утверждает другое.

– А я думала: ты просто соскучился. Думала, что ты понял, что тогда сильно ошибся.

– Да, ошибся. Нам нужно было разойтись раньше.

– Тогда уходи! – через ее томность мгновенно прорывается злость. – Уходи, слышишь? Я не хочу тебя видеть!

– Все изначально было ошибкой. Я не рассмотрел тебя. А ты, видимо, ничего не поняла про меня. – Хлопком закрываю дверь, на которую она мне указывает. – Мне нужна полная информация об этой женщине. У тебя и клиники начнутся большие проблемы. Если ты не дашь мне то, чего я хочу, ее перевернут вверх дном, но я все равно это получу.

Она скептически улыбается.

– Припомни, детка, – скалюсь в ответ, – я хоть раз тебе лгал?

Она нервно сглатывает, отступает на шаг, зачем-то несется вглубь квартиры. Ну что ж, пара шагов – не самый тяжелый путь к намеченной мною цели.

– Я вызову полицию… – Она мечется, видимо, в поисках телефона. – Я скажу, что ты проник в мой дом и хотел меня изнасиловать…

– Детка, тебе нельзя столько пить.

Сев на диван, достаю из-под маленькой подушки ее телефон и под ее затравленным взглядом протягиваю ей. Выхватывает его, косится с опаской, начинает жать на кнопки, наверняка наугад.

– Может быть, первым наберем твоего любовника? – предлагаю, наблюдая за этим фарсом. – Думаю, он имеет право узнать, из-за кого у его «детища» начнутся большие проблемы. Или ты уверена, что ради тебя он поставит свой бизнес на кон?

Она стоит спиной, и я вижу, как напрягаются ее плечи. А потом опускаются, будто их придавили неподъемной плитой.

Включаю запись на телефоне Егора, и тишина квартиры вздрагивает от голоса хозяйки:

– А знаешь… Не верь… Я не хотела тебе говорить… пусть бы он рос в нищете, а ты даже не знал…

– Но мне так захотелось увидеть тебя. Захотелось увидеть, что ты почувствуешь, когда будешь знать. Не хотел быть со мной… несерьезно все было, да? Не хотел что-то кардинально менять. А я изменила. Просто знаешь, мне захотелось не только отомстить тебе, а увидеть это… а ты…

Оборачивается.

В ее глазах вызов, протест, которые я гашу на корню.

– Как ты понимаешь, это лишь часть твоего монолога, но у меня действительно не так много времени, чтобы устраивать твой бенефис. Поэтому кратко. Как думаешь, какая твоя цитата его больше заинтересуют? Первая? Или вторая?

– Здесь ничего нет, – дрогнувшим голосом отпирается она. – Здесь нет никаких доказательств. Я пошутила, понятно?

– Как скажешь, моя дорогая бывшая, – поднимаюсь с дивана. – Тогда увидимся завтра в клинике. Вы ведь по субботам тоже работаете?

Сначала в спину несется ее сдавленный голос:

– Ты… ты не будешь… ты не любишь пользоваться своими связями, ты сам говорил…

А дальше ее толкает страх, и она ловит меня за руку уже у двери.

– Ты же сам говорил, – повторяет она. – Я не верю, что ты обратишься к отцу!

– Почему нет? Ты знаешь, что именно из-за него я пришел в вашу клинику. Думаешь, ему будет не интересно узнать, что у него может появиться внук? При той судьбе, которую ты описала ребенку, уверен, он хорошо постарается.

Она бледнеет даже через слой пудры с загаром. Может, трезвеет наконец окончательно. А может, впервые осознает, что натворила.

– Но для начала взломают всю вашу базу. Эти связи давно мне должны и будут рады снять с себя долг. Ну а потом, когда у меня будет вся информация, я зайду с партией хорошего чая к хозяину одного телеканала. Знаешь, когда долго живешь вдали от цивилизации, иногда хочется поболтать по душам.

Она знает, что это не блеф, потому что знакома с человеком, о котором я говорю. И с многими другими, которые могут испортить ей жизнь и которых она сейчас явно припоминает.

Не все из них поклонники хорошего чая. Просто многие из них любят скорость и байки и по вечерам с готовностью меняют на это дорогие костюмы и галстуки.

– Я все сделаю… – Она обхватывает шею ладонью, словно эти слова ее душат. – Я сделаю все, что ты просишь…

– Я не просил тебя, детка. Я поставил условие.

Поспешно кивает.

– Я хочу знать, как, когда и почему ты это сделала.

Снова кивает.

И начинает рассказывать. Несет явный бред, слишком похожий на правду. Разозлилась, нет, была в ярости… я ее бросил, не захотел все серьезно, а она так надеялась… так ждала меня, а едва я вернулся… Ну если уж она не подошла, то как раз неудачница, которая еле наскребла на чужую сперму… страшная такая, что и мужика своего нет… а ей подавай заграничного папу, ага… так просто совпало… долго молчала – не выдержала, хотела увидеть…

– Не повторяйся, – прерываю ее.

По второму кругу слушать то, что она уже говорила в баре, желания нет.

– Информация.

Она скрывается в комнате, слышно, как щелкает мышка, шорох бумаги. Минут через десять она появляется с папкой и флешкой.

– Вот.

– Ты все документы клиники хранишь дома?

– Нет. Только эти. Это всего лишь копии. Я хотела…

– Я уже понял, чего ты хотела, – перебив, открываю дверь. – Не вздумай прятать оригиналы, за ними завтра придут.

– Но… – Мертвая хватка на моем запястье, затравленный взгляд. – Оригиналы нельзя просто взять и изъять! Иначе Олег что-то заподозрит, а ты обещал!

– Как оказалось, можно даже донора подменить и сделать им того, кто не давал на это согласия. С любовником разбирайся сама, меня это не волнует. Мой тебе совет – можешь им пренебречь. Тебе лучше обо всем ему рассказать. Если он так тебя любит, как ты говорила, между вами ничего не изменится, хотя из клиники вышвырнет.

– Думаешь, он такой же, как ты? Вы разные! Это ты меня вышвырнул! Вышвырнул меня из своей жизни! А он… – ее голос становится сиплым, печальным. – Он совершенно на тебя не похож…

– Да, – соглашаюсь. – В отличие от него, я не умею делиться.

Выйдя за дверь, я слышу сдавленное, через запоздалые всхлипы:

– Ты знал? Ты… тогда знал?

Эти вопросы уже без ответа.

Да и к чему они? Ответами дыры не залатаешь и прошлое не исправишь. Гадать, чья вина, бесполезно. Я мог не уезжать так надолго. Она могла определиться, а не метаться между двумя.

Наверное, мы оба могли что-то сделать для того, чтобы сохранить отношения.

А если не сделали, значит, ни одному из нас они не нужны.

Выйдя на улицу, глотаю чуть прохладный воздух последнего летнего месяца. Бегло просматриваю документы, так же бегло подсчитываю – восемнадцать недель… моему ребенку уже восемнадцать недель…

Телефонный звонок вырывает из мыслей. Взглянув на абонента, в который раз убеждаюсь, что у него профессиональная чуйка без сбоев работает.

– Ну что ты там, всех баб перемял? – басит трубка отцовским голосом. – Уже можно старику тебя наставлять?

– Давай, – соглашаюсь я, сворачивая результаты его предыдущего наставления.

– Я тут стишок один написал…

Подняв голову вверх, я смеюсь. Долго. Отпуская накопившееся, застарелое. День рождения – это странный день, который вычеркивает год твоей жизни, но за это иногда исполняет желания.

– Слушаю, – говорю, отсмеявшись. – Ты там только на экране шрифт увеличь, чтобы не сбиться.

Отец бухтит, мол, неправильно это – поучать старших, но, скорее всего, к совету прислушивается. Тянет чуть время.

Но читает он хорошо, с выражением. И хорошо, что стихотворение долгое – я успеваю остыть.

Дорога не любит пренебрежения и берет за это слишком высокую плату. Именно это и стало решающим моментом, что я обратился в клинику и сдал на хранение сперму.

Сначала на трассе погиб Ветер – слишком быстро летал, слишком полагался на собственный опыт. Тридцать пять, жить да жить – не срослось. Потом сбили Вепря. Не его вина, но смерть виновников не искала. Забрала и того, и другого.

Отец тоже их знал. И то, что у них не осталось семьи, и то, как безутешны родители. Мы оба знали, видели, как они почернели буквально за несколько дней.

До этого отец просто иногда намекал, что был бы рад внукам. А тут стал ворчать, убеждать, доходило до ссор. Я злился, он был упрям. Мне казалось, это никогда не закончится.

А потом он вдруг сдался. И это самое страшное – видеть, как сдается такой сильный и родной человек.

Наплевав на все, я выбрал клинику и прошел унизительный ритуал с рукой и пробиркой.

Плевать.

Зато, в случае чего, у отца был бы внук. Он ради меня делал и делает куда больше. И я хотел, чтобы у него оставался смысл в жизни.

– Все понял? – интересуется он, закончив читать.

– Да.

Я с трудом могу припомнить, что было в этом стишке. Понял в который раз только самое главное – то, что он меня любит.

– Тогда приступай! Не зря тут говорится про маленьких утят. Кстати, мне тут птичка на хвосте принесла, что у вас появилась новая барышня. Кто она? Кто такая?

– Сова.

– О! Сова! В вашем зверинце прибыло, значит. Говорят, возле тебя она только и кружит, летает.

– И что?

– Да ничего, – фыркает он. – Но ты на досуге погугли, чем совы питаются.

Глава 11

Лука

Когда-то давно отец с торжественным видом подарил мне подшивку своих журналов «Юный натуралист», так что я в курсе, что совы – хищники, которые, впрочем, иногда питаются насекомыми.

Тогда я пролистал журналы из вежливости – кто ж знал, что однажды это сэкономит мне время.

Намекает на то, что сова может сожрать паука? Моя сова не такая. Хотя повод укусить у нее есть. Пригласил на знакомство с друзьями и бросил.

По-дурацки все вышло.

Но она меня ждет.

В доме горит свет, аромат мяса чувствую еще на крыльце. Услышав, что я приехал, выходит навстречу.  В домашних штанах, футболке – выглядит и ведет себя так, будто мы уже давно живем вместе.

– Проголодался?

Поцелуй в губы, долгий взгляд, который не хочется отпускать.

Обнимаю ее, просто обнимаю, наслаждаясь теплом ее тела и уютным молчанием. И тем, как красиво блестят ее длинные светлые волосы. Как будто по ним бегут маленькие задорные светлячки.

Успокаивает.

Заставляет вернуться в реальность. В эту реальность, где я предложил женщине жить в своем доме.

– Освоилась?

– Легко, – улыбается. – Ты ведь уже проводил мне экскурсию.

Сомневаюсь, что на этих экскурсиях мы выбирались из спальни. Но она умная девочка, справилась. В гостиной фоном бубнит телевизор, подушки не раскиданы по полу, а уложены так, как предрекал им дизайнер. На кухне не холодные блюда, оставленные домработницей, а горячие, от которых мгновенно просыпается аппетит.

Наверное, так и должен выглядеть дом.

После ужина Марина закидывает посуду в посудомоечную машину. Мне только и остается, что наблюдать за ее уверенными движениями. Закончив, идет ко мне – уже иначе, плавно, даря предвкушение.

– Я тебя сегодня так и не поздравила, – зарывается пальцами в мои волосы, дразнит губами, распаляет жарким дыханием.

– Я готов принимать подарки.

– Да, – смеется, садясь на мои колени, – чувствую, что готов.

Она открытая для всего – не зажимается, не стесняется. Знает, чего хочет сама. Знает, как нравится мне.

Наблюдать за тем, как приоткрывается ее рот и из него вырывается бессвязный шепот, когда мы сталкиваемся телами, – вылет из этой реальности хотя бы на время.

На подоконнике лежат документы и флешка, но сейчас не до них.

Думать о другой женщине, когда в твои губы так стонут, – не хочу, после, потом. Сейчас мне хочется все забыть, и Марина с этим справляется. Будто чувствует, топит в страсти, отдается, тоже выбросив все мысли из головы.

Кухня, гостиная с подушками… в какой момент мы оказываемся в комнате, вряд ли соображу.

Не до этого.

Ее волосы мягкие, такие мягкие, мне нравится их сжимать в кулаке. И огонь, который бурлит, плещется подо мной, извивается, нравится тоже.

– Лука… – ее шепот на выдохе.

– Я здесь, детка.

На миг в ее взгляде мелькает веселье. Наверное, хочет сказать: «Конечно, здесь. Кто, как не я, это чувствует».

А потом тоже обо всем забывает. Не до смеха и слов. Только и остается, что чувствовать. Жить, наслаждаться, задыхаться, умирать подо мной… и снова учиться дышать…

После она засыпает. А я долго пялюсь в потолок с тенями, которые рисуют причудливые фигуры. И почему-то в каждом изгибе теней вижу женский силуэт с животом.

В который раз прокручиваю разговор с бывшей. Может, она соврала? И тут же отбрасываю эту малодушную мысль. Слишком многое стоит на кону, слишком многое уже рушится.

Нет, она действительно это сделала.

И где-то в этом городе, быть может, по тем же улицам, что и я, ходит женщина, которая ждет от меня ребенка.

Страшная, бедная, возможно, даже недоедает. А я ел шашлык.

Теперь он колом стоит в горле.

Какой здесь сон? Иду на кухню, вспомнив, прихватываю по пути ноутбук. Фотографии будущей матери нет, и понятно: донор-то я. Изучаю что есть – двадцать девять, не замужем. Если так рано решила обратиться к врачам и выбрала такой метод, похоже, бывшая не солгала насчет внешности.

Ладно, проехали. Ребенок все равно будет похож на меня, у нас в роду сильные гены. А с его матерью мне не спать. Мы вон изначально без этого обошлись. С деньгами вопрос я решу. Так же как и с питанием.

Остается последний вопрос: как к ней подкатить с новостями про то, что ради меня бортанули француза?

Подсматривать из-за угла, тянуть время, пока мой ребенок, возможно, в опасности –  гиблое дело. Поэтому уже утром в субботу, пока Марина отсыпается, я прошу одного приятеля при погонах и должности заглянуть в клинику за документами, а сам отправляюсь по адресу. И долго звоню в закрытую дверь.

– Чувствует, что ли, она, что пришли перемены? – бухчу я.

– Вы к Наташе? – раздается позади меня старческий голос.

Обернувшись, вижу любопытную старушку в панамке.

– Да, к ней.

– Нет ее. Уже ночь как дома не ночует. Уехала куда-то с подружкой на такси. Судя по сумке, которую тащила подружка, надолго уехала.

Поблагодарив, спускаюсь на улицу. А тут и правда опасно – за секунду выдали ценную информацию для любого грабителя.

А если она так болтает отнюдь не из-за того, что я внушил ей доверие с первого взгляда? А если она так со всеми?

– Студент, – нахожу занятие для того, кто мается от безделья все лето. – Ты что там, спишь еще, что ли?

– А чо бы и нет? – возмущается он. – Между прочим, я вчера старался, ты нас бросил, а я от всей души с твоими друзьями праздновал твой день рождения.

– Ясно, им сегодня звонить бесполезно. А ты давай собирайся, к тебе дело есть.

– Я могу отказаться?

– Конечно. Наверное, мне послышалось, что ты просил о мастер-классе от лучшего байкера.

– Правда согласишься?!

Кажется, он наконец просыпается.

– Если отработаешь верой и правдой.

Студент обучается быстро – выслушивает задание молча, только глазами от удивления часто моргает. И остается на страже. Отъезжая от дома, я вижу, как он втирается в компанию малолеток, но мне и неважно, как именно он решит этот вопрос. Главное – результат. И он появляется вечером в воскресенье.

– Слушай, она приехала, и я ее видел! – захлебываясь восторгом, говорит он. – Тебе реально подфартило! Красивая девочка, я бы и сам…

– Свободен. Отбой.

Приободренный новостями, я еду на встречу. Черт знает, что дергает меня купить воздушные шарики.

Я выгляжу как придурок с этими пляшущими облаками у себя за спиной. Да и вообще как-то все…

С другой стороны, это первая встреча с ребенком. А жена Хищного, да и Малая, сестра моя, уверяли, что ребенок уже все понимает. Мне просто хочется, чтобы он понял, почувствовал, что этот мир полон красок. Куда более ярких, чем он сейчас видит.

Звоню.

И на этот раз дверь открывается.

Моя первая мысль, когда я вижу маму своего будущего ребенка? Пожалуйста. Я до сих пор ее помню:

«Бедный Студент, у него совершенно нет вкуса. Его облапошит любая!»

Была и вторая. Емкая. Неприличная.

А третья пришла запоздало…

Она.

Та, которая стянула шнурок с моей головы, но вместо того, чтобы тоже с себя что-нибудь снять – в конце концов, на это все намекало, – она взяла и сбежала!

Одно надувательство с этим шнурком. Как-то в Тибете, года полтора назад, отдыхали мы с приятелем у костра, и к нам прибился какой-то монах. Только и помню – узкие глаза и то, что он был жутко голодный. Приютили, накормили, чем было. Даже сожалели, что до его прихода слишком много сожрали.

Он сказал, что отблагодарит нас за такое гостеприимство. А утром вместо денег, которые исчезли из моего бумажника, я обнаружил этот шнурок и записку с инструкцией носить его при себе. А еще пояснение, что означает надпись, которую он туда вплел.

– А вдруг это хороший обмен? – спросил приятель, с которым мы вместе путешествовали.

Понятно, что он мог позволить себе в это верить. У него ведь ничего не украли. А я, видимо, слишком надышался чистым воздухом, потому что вдруг тоже проникся и даже закрепил этот шнурок на запястье.

А потом в ближайшем поселении местный житель, заметив эту побрякушку у меня на руке, спросил:

– Вы что, тоже судьбу зазывать к Норбу ходили? И на сколько он вас раскрутил? Вот ведь талант – он даже буквы путает, а к нему все ходят и ходят!

Взглянув внимательней на шнурок, я понял, что так и есть. Буквы вроде бы и понятны, а такое ощущение, что вразброс. Гуглопереводчик разве что не крутил у виска, когда я вводил в него этот шифр. Местные даже не парились.

– Да чушь это все! Он и не монах вовсе – не выдержал обучения.

– Выгнали? Наверное, что-то украл?

– Нет. Однажды просто ушел, да и все. Не стал бы он воровать. Это грех. А взять плату за липовый ритуал или негодную побрякушку, вот как у вас, это мог.

– Вот так и делай добро, – проворчал мой приятель.

– Забей, – отмахнулся я. – Видимо, он сильно обиделся, что мы ему слишком мало оставили. Будем считать это платой за чревоугодие.

Странный шнурок, кстати, оказался очень удобным. Через пару месяцев я его оценил – мы тогда в путешествии долго болтались, волосы отросли. Один раз перехватил им – нормально.

О смысле послания, которое зашифровал тот псевдомонах, я больше ни разу не вспоминал.

До этого дня.

Пока не увидел на пороге беременную подражательницу Фантомасу.

Смешная.

Она говорит со мной. Спорит. Ищет какие-то аргументы и доказательства, что я ошибаюсь.

А я смотрю на нее и понимаю, что нет. Теперь я на двести процентов уверен, что прав. А тест…

Тест – для нее. Чтобы успокоилась, приняла эту мысль, чтобы привыкла к ней. Потому что уже не раскрутимся.

Странно это – смотреть на женщину, к которой толком не прикасался, а у нее в животе твой ребенок.

Ни один из нас к этому не готов.

Не знаю, почему моя бывшая выбрала именно ее. Квартира не очень большая, но в ней хороший ремонт. Страшная? Нет. Помню, что меня тогда повело. Нищая? Я бы так не сказал. В хорошей физической форме, судя по тому, как она быстро сбежала из бара.

Упрямая – да.

Разговор получается жестким. Не таким, как я думал. В первую встречу у нас получалось лучше, было куда больше точек соприкосновения. И понимали мы друг друга значительно проще.

А сейчас…

Она явно расстроилась. Я же выхожу из гостей без чаепития и голодный, хотя у нее был не только мед, который она предлагала, но и пирожки. Много пирожков, я на них медитировал, пока она спорила. Да и халвы, судя по всему, завались.

Похоже, это традиция. Какое-то надувательство от всех, кто хоть как-нибудь связан с этим шнурком.

Глава 12

Наталья

– Так, сегодня я у тебя сплю не потому, что мне лень ехать ночью домой. Я спасаю твое душевное равновесие, – объявляет с порога Ира. – Поэтому, если что, критику не принимаю!

– Храпи на здоровье, – растрогавшись, что она сорвалась и приехала, даю разрешение. – Я все равно не усну!

– Отставить слезы! – командует она, заходя в квартиру и бросая сумку на пуфик. – Сейчас мы найдем плюсы и ты снова начнешь улыбаться.

– Давай поскорее, а? – прошу я с надеждой. – Пока ты добиралась, я извела пачку салфеток и не уверена, что у меня есть еще.

– Ну правильно, – бухтит она, направляясь на кухню. – А потом ты продемонстрируешь мне опухшее лицо и скажешь, что это все из-за того, что я подсунула тебе некачественную халву. И провал эксперименту с домашней косметикой. А я как раз в журнале новые рецепты вычитала!

– Нет, халву твою похвалили, – вздыхаю я, щелкнув чайником. – Но с новыми рецептами, скорее всего, без меня. Как-то стремно все получилось.

Ира усмехается. Не дожидаясь, пока закипит вода, подхватывает один пирожок и жует его, хитро щурясь.

– Стремно или непривычно? – хмыкает она. – Вас же тогда в баре было не оттащить друг от друга! Небось и сейчас при виде него все внутри забурлило?

– Почти. Душа ушла в пятки, сердце остановилось, язык спрятался за зубами. Я только и могла, что молчать и смотреть.

– И как он тебе без коктейлей и при другом освещении?

– Большой, угрюмый и властный. Я бы к нему в жизни не подошла! Не знаю даже, как тогда так получилось. Как будто не про меня. Все это было большой ошибкой, видишь, к чему привело.

– Большой ошибкой было сбежать, – вздыхает Ира. – Подумать только: останься ты – и сколько бы сэкономили денег!

– Да нет, я бы… не думаю, что мы бы с ним…

– Ничего, поправите свой бюджет, – утешает она. – У вас есть прекрасная возможность сэкономить на презервативах.

– Ир, сейчас все иначе. – Я киваю на свой животик. – Даже если бы он мне понравился, даже если бы голова закружилась, как тогда в баре, такие гимнастические упражнения точно не для меня. У меня совсем другие мысли и цели, я не думаю о мужчинах. Совсем. Я и этого не хочу впускать в свою жизнь.

– Но тогда…

– Коктейли, адреналин, борьба со страхами, проводы Степана, – перечисляю причины. – И тогда мы оба были свободны.