Сага о счастье. Закономерные случайности

9.4. Эротический аппендицит

Было воскресное утро. Я направился на вокзал, чтобы смотаться домой на денек. Надо было пополнить свои закрома и повидаться с другом. Друг у меня был первым в жизни и, пока, единственным. Мы друг без друга просто страдали. Ни у него, ни у меня большего по совместимости никого не было и близко. Такие мы уж были трудные подростки. На вокзальной площади я присел в ожидании поезда. И вдруг ни с того ни с сего у меня так прихватило живот, что я не мог вздохнуть. Подумал, что в туалет приспичило. Но состояние резко ухудшалось, и я грохнулся на лавку без сознания. Очнулся в больнице на высокой каталке совсем обнаженный. А рядом со мной копошились две миленьких девушки примерно моего возраста лет шестнадцати. В беленьких облегающих халатиках, с белыми колпаками на голове. Ну, просто ангелочки с небес. Оказалось, что они студентки медицинского училища. Им было поручено подготовить меня к операции, а именно: побрить лобок. У меня оказался приступ аппендицита. Причем опасного по своему развитию. Одна девочка осторожно двумя пальчиками пыталась отодвинуть мешающий ей предмет. И, вдруг, этот предмет ожил и стал увеличиваться в размерах. Обе красавицы в ужасе отскочили. Одна спохватилась, увидела, что я пришел в сознание и нежным голоском посоветовала мне: «Вы думайте о чем-нибудь другом и все будет в порядке». Более эротического совета я не слышал ни до, ни после в своей жизни. А мешающий предмет к тому моменту набрал полную силу, освободив поле для деятельности прекрасных ангелочков.

Но это было только начало эротической потехи. Меня отвезли в операционную и грохнули на стол. Опять меня окружили молоденькие девушки. Правда чуть постарше – студентки универа. В выходной день персонала вообще не было. В отделении дежурил какой-то профессор-светило со своими студентами. В то время аппендицит удаляли при местной анестезии. Я все видел, чувствовал и испытывал немалый дискомфорт. Слышал, как скрипит плоть под скальпелем словно арбузная корка, как подтягивают кишечник, не щадя моего живота, как весело щебечут девчонки, обсуждая свои промахи в первых шагах будущих эскулапов. Если бы не профессор, они всласть оторвались бы на моем грешном теле. Когда дошло до зашивания разреза, профессор поручил каждой по половинке шва. У меня так и остался шов, украшенный двумя различными орнаментами шириной 10 мм, длиной 100 мм. Я им горжусь. Такого огромного и высокохудожественного рубца нет ни у кого.

9.5. Спецназ отдыхает

Еще появилось у меня увлечение – метание ножей. Я перепробовал для этой цели разные ножи собственного производства и пришел к выводу, что обычный нож с пластиковой или деревянной ручкой не годится. Они рассыпаются от удара в стену. Решил создать собственную конструкцию с алюминиевой ручкой и сбалансированный по весу посередине клинка. На идею метания меня вдохновил американский боевик «Великолепная семерка». Там парень ловко метал нож из любого положения. Он опережал в дуэли даже противника с пистолетом. Я проводил тренировки за общагой перед глухим забором. Туда, как правило никто не ходил, место было удачное. К любому процессу я подходил творчески. Пробовал различные приемы метания: за ручку, за лезвие, разные положения руки при замахе. Теории не было нигде. Я сам ее создавал. И довел процесс до совершенства. Почти 100 процентов бросков были с вонзанием лезвия. Спецназ отдыхает. Даже попадал в мишень с пяти метров. Мишенью служила консервная банка. Когда я мог продемонстрировать свое искусство для зрителя, я установил к комнате общаги деревяшку и попробовал в нее метать. Получалось супер. Наступил момент все это предъявить публике. Я рассадил ребят по кроватям подальше от двери, во избежание рикошета. А дверь-то запереть и забыл. При первом же броске дверь резко отворилась, в проеме появился наш группенфюрер (так мы звали своего руководителя группы). Нож просвистел у него рядом с ухом, вонзился в противоположную дверь и мерзко покачивался, как бы издеваясь надо мной. Препод окаменел. Ничего не сказав, просто закрыл дверь со стороны коридора и исчез вовсе. Только на другой день я получил заслуженный нагоняй. Странно, что меня опять пожалели и не выгнали из техникума. Наверно такого второго им было не найти (шутка).

Была и ещё масса всяких приключений, которые вошли в анналы моей жизни как тонкая приправа, слегка сдобрившая ее.

Как-то уличная шпана подраздела меня в разгар зимы. Прямо на улице и почти до гола. В Томске это не столь уж и редкое явление. Кругом лагеря (не пионерские). Зимой в Сибири остаться без одежды – это экстрим. Мне пришлось ответить симметрично. Тоже вышел на охоту с кухонным ножом и приоделся таким образом. Иначе бы досталось от отца. Его женушка не доверяла мне и на грош. Посчитала бы, что я прогулял одежду.

Или как мне пришлось питаться в студенческой столовке одними рябчиками и красной икрой потому, что в Сибири больше ничего не было.

Кучерявый студент техникума в 16 лет

Или как я сделал профессиональную шестимесячную завивку на дурной своей башке, чтобы понравиться девушкам. Девушки для меня были вовсе недосягаемы. По крайней мере я так считал и называл их, на полном серьезе, тетками. Но однажды это все-таки случилось.

9.6. Первая и единственная

Как у Утесова в песне: «Любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь». Мне грянули и 18 лет, и любовь одновременно. Ее звали (и зовут, надеюсь) Тамара Костина. Мы в Тайге учились в одном классе. Я был отличником и директорским сынком. Она еле тянула на тройки и была из неблагополучной семьи. Пошла работать сразу после седьмого класса. Прям индийский сериал. Все началось в 6 классе с переглядов. Она сидела передо мной и своей прекрасной головкой вечно закрывала мне доску. Когда я вежливо просил ее подвинуться, она с лучезарной улыбкой поворачивалась ко мне и, вся краснея почему-то, говорила: «Пожалуйста». А потом забывалась и все начиналось сначала. Поначалу я нервничал, а потом во мне что-то щелкнуло, и я увидел ее совсем в другом свете – прям ангел во плоти. Мальчишки народ ушлый. Сразу заприметили и нашу взаимную теплоту, и наш взаимный страх друг перед другом. Однажды на перемене пацаны подкараулили, когда мы с Тамарой случайно оказались в непосредственной близости, взяли и прижали нас грудью друг к другу. Я в этот миг боролся с двумя противоположными чувствами. С одной стороны – возмущение, желание врезать обидчикам. Но пересилило другое чувство – неслыханное ранее блаженство, радость в каждой клеточке организма. Но, к сожалению, все этим и закончилось в те времена. Я уехал учиться в Томск, она начала работать где-то в Тайге. Очередная встреча произошла через два года. Я тусил у своего друга дома. Он, в отличии от меня, вполне мог себе позволить компанию девушек. Тамара оказалась в числе гостей. Мне кажется, абсолютно случайно. Кстати, в это время я уже начал некоторые пионерские встречи с девушками. Даже успел сменить две или три за год. Они, видимо, усматривали во мне перспективную партию. Но я так далек был от всякой лирики, что воспринимал их просто как товарищей.

И тут моя былая утраченная мечта собственной персоной. Нас обоих как магнитом сразу притянуло друг к другу. Я по природе молчун. Особенно немею рядом с девушками, а в этот раз меня понесло. Мы болтали с Томой, не замечая никого вокруг. Мы периодически расставались. Я уезжал в Томск на учебу или она была в рабочих отъездах. По-моему, она помогала маме проводницей поезда. А каждая новая встреча проходила как во сне. Мы упивались бесконечными поцелуями, таскались по всяким подворотням, подъездам. Прятались ото всех, желая только одиночества и близости. Но до интима никогда не доходило. Хотя, я думаю, оба к этому стремились. Друзья нас давно окрестили любовниками, но они ошибались. На новогодней вечеринке у меня дома собрались мои друзья. Все, в том числе и я, со своими девушками. Отец с женой отправились в гости к друзьям, предоставив мне полную свободу действий. В разгар гулянки он заглянул домой за очередной дозой спиртного. Ему, уже изрядно подпившему, захотелось увидеть мою избранницу. Отец знал о моей неприкаянности по отношению к девушкам. И, вдруг, я осмелел до подруги. Но когда он в моей девушке узнал завзятую двоечницу своей школы, из вечно проблемной семьи, он обалдел. Отозвал меня в сторону и пытался меня вразумить. Конечно, результат был не в его пользу. У сына вспыхнула настоящая любовь. Она не знает никаких преград и не признает ничьего мнения.

Инициативу в первой нашей глубокой встрече проявила Тамара после полугода наших одержимых встреч. Но скажу сразу, что я, как последний лох просто опозорился. Но и моя возлюбленная не имела опыта и не понимала произошло ли что-нибудь или нет. Очень боялась забеременеть.

Наше неминуемое счастье разрушила целая полоса неожиданностей. Я в это время защитил с отличием дипломный проект в техникуме. Мне, как лучшему учащемуся было предоставлено право первого выбора направления на трудоустройство. В те времена не выдавали диплом без назначения на конкретное предприятие, на определенную должность. Передо мной возникла очень серьезная дилемма. Отцу пришлось основательно расшевелить мои мозги для принятия правильного решения. С одной стороны, я мог выбрать хорошую перспективную должность. Отец был готов тоже посодействовать моей карьере. Это много стоило, так как отец обладал огромным авторитетом в тех краях. С другой стороны, я всегда помнил, что в Вильнюсе у меня осталась больная мать. Никто о ней не позаботится кроме меня. А еще вдобавок жгучее чувство ностальгии, тоска по родине. Родина и мать перевесили все разумные аргументы. Я, как отличник, добился свободного диплома и собрался в путь. Был на столько привержен этому решению, что даже любовь меня не остановила. А брать Тамару с собой в безденежье и неизвестность я не решился. Расстались мы просто по-идиотски. Мне надо на завтра выезжать, а она только об этом узнала. Прибежала ко мне домой, подсунула под дверь записку с содержанием.: «Родится ребенок – я пришлю тебе его по почте». Все. Больше мы не виделись и не слышались целых 10 лет.

Время, говорят лечит. Черта с два. Вранье. Я давно обзавелся семьей. У меня растут две прекрасных дочери. И тут вдруг случается командировка в Кемерово. Это 300 км от Тайги. Предновогодний период. По-моему оставалось дней 10 до нового года. А задание было неотложное. Я запросто мог послать какого-нибудь подчиненного, но ринулся сам даже не раздумывая. Ибо те былые чувства хоть и притихли в потоке новой жизни, но не исчезли вовсе. В Тайгу я приехал буквально за день до нового года, вечером. Завтра самолет. А мою любовь надо найти во что бы то ни стало. Я хорошо помнил, где находится ее родительский дом, но там ли она? И, вообще, ждет ли она меня? Может у нее своя семья и семеро по лавкам? Почти ночью я добрался до их дома. Мне открыла ее мать. Показалось, что мать меня не узнала. Как-то холодно поздоровалась и спросила к кому. Я сказал, что мне Тамару. Она закрыла у меня перед носом дверь и ушла молча в дом. Я прождал на морозе с полчаса. Не знал, что и делать. То ли еще стучать, то ли уходить. Вдруг дверь опять открывается и уже совсем с другим видом улыбающаяся выходит опять мать и заявляет: «Иди туда-то (это их второй дом на окраине города). Тамара скоро придет. Там увидишь лопату перед домом – откопай двери». И опять ушла в дом. Реакция на мой приход более чем странная. Можно подумать что угодно. И что Тамара пока не в себе, и что ей нужно сбежать от мужа и еще черте чего. В общем, выбора не было. Я пошел, куда послали. Кстати, пришлось поработать со снегом очень основательно. Одноэтажный дом был заметен снегом под крышу. Я его откопал. Дверь оказалась незапертой. В доме нашел дрова и растопил печку. Нагрел помещение как баньку. Пошарил по сусекам – нашел картошку, овощи и еще что-то, поставил варить. Пару бутылок водки и колбаску я припас заранее. Так что ожидался пир на весь мир. Осмотрел и избушку. Все было чистенько хоть и скромно. Кухня была большая, совмещенная со столовой. Была отдельная комната, которую можно было назвать и гостиной, и спальней. В углу стояла двуспальная кровать. Не успел я все расставить по столу, как пришли они – и мать, и Тамара. Мать явно была навеселе, но Тома была абсолютно трезва и очень ухожена. Видно, эти часы она потратила на подготовку к встрече. Мы стояли напротив друг друга, потупившись как школьники перед строгим учителем. Кое-как чмокнулись и уселись за стол. Мать была нам совсем ни к чему. Но той, видимо, не терпелось причаститься. Посидели, попили, закусили. Мать все сидит. Я налил ей полный стакан и сказал: «Пейте и прощаемся. Нам с Тамарой надо пообщаться». И просто нагло вытолкал ее. Сама бы она не оторвалась от полной бутылки. Путь на сближение был открыт. Мы вцепились друг в друга и не расцеплялись до утра. Нам даже некогда было расспрашивать друг друга. Одно было необходимо – поднять залежавшиеся в течении долгих 10 лет огромные пласты любви. Что мы и делали до утра. Ни я ничего не узнал о ее семейном положении, ни она о моем.

Когда наступило время прощаться, уже одетые к выходу, мы никак не могли оторваться друг от друга. Разлука казалась пропастью, в которую мы рухнем опять и на этот раз безвозвратно. Тамара провожала меня на вокзал. Я улетал из Томска. Туда надо было добираться поездом. Девушка оказывается работала проводником поезда Томск – Москва. Решила провожать меня до Томска, до самолета. Я категорически отказался. Пытку расставания невозможно было так продлевать. Мы это оба поняли. В глазах у моей любимой застыла такая неизмеримая тоска прощания, что было ясно – мы больше не увидимся никогда. С теми же мыслями обнимал и я ее. Тамара сняла с шеи цепочку с женскими часами и повесила мне на шею. Попросила не снимать сколько смогу. Я года два не снимал, носил под рубашкой пока случайно в бассейне не потерял. У меня нашлась только ручка—паркер. Тома приняла этот драгоценный для нее подарок. На этом и расстались.

Как я себя корил, что не выяснил ни ее адрес, не оставил свой, не обменялись телефонами. Ужас. Осталась только одна ниточка для поиска – это ее работа. Я часто бывал в Москве и всегда пытался разыскать скорый поезд Томск – Москва в надежде, если не найти мою любимую, то хоть что-то узнать о ней. Но все тщетно. Никто в поездных бригадах даже не знал ее. Но на этом любовь не завершилась. Она просто где-то притаилась и ждет своего часа. Я в этом уверен.

10. Возвращение на Родину

10.1. Ностальгия

Мало кто представляет, что такое ностальгия. Это тяжелая, неизлечимая болезнь. Ее можно только приглушить визитом на родину. Но у многих к этой болезни есть устойчивый врожденный иммунитет. Таким особям безразлична история собственной жизни, они не обременены памятью о дорогих сердцу обжитых когда-то местах, о людях и событиях, связанных с ними. А я испытываю эти гнетущие муки в полной мере. Стоит только, хоть краем мысли, зацепиться за воспоминания.

На вокзале Вильнюса я вышел с огромным чемоданом. Отлично знал, как доехать до дома, но у меня и мысли такой (ехать) не было. С этим чемоданом я поперся пешком по тем знаковым для меня улицам и переулкам, по которым нашагал за 12 лет сотни километров. Поскольку я жил у подножья гор с противоположной стороны, то и в горы я полез с чемоданом. Я целовал землю этих гор. На них прошло мое детство.

Наконец внизу под горой я увидел свое родовое имение. Оно действительно когда-то было имением. Большой двухэтажный сруб из мореного дуба. Отец купил его за горсть золота у убегающего от советской власти поляка. Но не удосужился оформить как следует документы на дом. Отцу это было не надо. Он был большим военным начальником. А таковым в Литве принадлежало все. Когда отец уехал из Литвы, наш дом сразу отдали под заселение. У нас осталась только часть, состоящая из двух комнат и кухни с двумя отдельными входами.

С какой-то дрожью во всем теле я приближался к дому. Постучал. Ответа никакого. Особо не расстроился. Мало ли где могла быть в это время мать. Я хоть и известил ее о своем приезде, но точное время приезда и сам не знал. Поставил у дверей чемодан и стал обследовать все закоулки двора былого детства. Встретил некоторых соседей. С ними было приятно пообщаться, пораспрашивать о жизни. Но что-то они все дружно не договаривали. Наконец одна тетка не выдержала и брякнула: «Ты напрасно мать ждешь. Иди ко мне передохни». Я начал выяснять в чем дело. Оказывается, у матери началось очередное обострение ее давней шизофрении. Она никого не узнает и никого не пускает домой к себе. Я решил все-таки достучаться. И заметил на окне шевеление занавески. Позвал мать в голос. Она все-таки признала меня и в окне появилось совершенно безумное ее лицо. Затем брякнули один за другим огромные амбарные запоры и дверь отворилась. Встреча прошла в ужасной обстановке. Света не было. Отключен был за неуплату. Пол весь прогнил до грунта. Штукатурка облупилась до бревен. И в этой разрухе никаких признаков съестного. Мать в крайне тяжелом состоянии. Вся высохла от голода, вся изорвана в клочья, не мыта много дней. В общем катастрофа. Если бы я не приехал, был бы ей конец. А под моим присмотром она прожила еще долгих сорок лет. Я сграбастал мать в охапку и потащил в больницу волоком. Она жутко сопротивлялась. Благо больница была всего в пятистах метрах от дома. И там ее хорошо знали. Так что проблем хоть с этим не было. Зато проблемы начались у меня по квартире. Во-первых, надо было быстро устроиться на работу. Запас денег был крайне скуден. Потом надо добраться до домоуправления, затребовать для ремонта необходимые материалы и заняться непосредственно ремонтом. Благо я все сам умею делать. Вот и пригодились мои школьные навыки.

Скучать мне в жизни не приходилось. Вся жизнь борьба! На квартиру ушло месяца два. Она после ремонта приобрела первозданный респектабельный вид. Правда все удобства были пока на дворе. Ими я займусь только после армии.

10.2. Трудовые будни

С работой я тоже все уладил. Правда работа оказалась не по душе – контролер участка механообработки завода шлифовальных станков. Там я чуть не спился. Каждый свой брачок мне пытались залить водкой работяги. Я там выдержал около двух месяцев. Нашел место на оборонном заводе конструктором. Это было мое. Я преуспел в работе в первые же дни. Получал довольно сложные заказы на проектирование. Как для начинающего – просто блеск. Но на предыдущем заводе осталась вновь приобретенная зазноба. Не принято говорить «вторая любовь». Любовь бывает или первая, или просто любовь. Так вот со Светой Горлачевой эта любовь случилась. И продлилась до самой армии, но не прошла испытание разлукой в 3 года. Моя возлюбленнаяь нашла другого, о чем потом очень горько пожалела. Расскажу потом подробней.

Жизнь в Вильнюсе началась бурно и, по нынешним понятиям, отвратительно. Дружки мои былые стали просто бездарной шпаной. Наша улица этим и славилась. Оказалось, что и выбирать не из кого. Танцы в клубах, драки, пьянки, поножовщина, кражи. Вот примерный набор развлечений моих однокашников. Это совсем не мое. Но другого взять было негде. Поэтому я счел за счастье ожидаемый призыв в армию. В армию собирался как в другой мир, в другую вселенную. Продавал за бесценок все свое имущество, накопленное за полгода. Даже такую ценность как набор столярных инструментов. Сам сшил себе шикарное зимнее пальто из необычной цветастой ткани, не менее экзотичные брюки из матрацной ткани в полоску и тому подобное. Все продал. Уходил, что называется, сжигая все мосты.

10.3. Три года армии

С армией мне, можно сказать, повезло. Поскольку у меня было среднетехническое образование, я был призван в элитные радиотехнические войска особого назначения в г. Риге. Там, конечно, была муштра будь здоров, но зато не было никакой дедовщины, все служаки были высоко образованы, а это определяло и лояльность поведения. Правда первый год в учебной роте не задался. Хоть я был отличник по всем статьям, много уделял внимания и общественной работе. Оборудовал учебный класс по высшему разряду. Даже командование учебной роты наш взвод благодаря мне в пример ставило. Но вот был гнида-сержант. Махровый литовец нацист недорезанный моим отцом. Я как русский из Литвы был для него нож к горлу. Он за всякую ерунду подбрасывал мне наряды вне очереди. Я из кухни и туалетов не вылезал. При этом я был отличный вояка.

Я слева— бравый солдат

В боевое подразделение через год перешел с тридцатью неотработанными нарядами. И там я расцвел. Сам стал сержантом, командиром узла радиоперехвата, заместителем командира взвода, отличником боевой и политической подготовки, воин-спортсмен 1 класса, радиотелеграфист 1 класса. Во как. Зарплата была такая, что деньги девать в армии было некуда. Но до третьего года я, все-таки дотянул с трудом и не без потерь. Во-первых, ко мне приезжала моя девушка – Света. Я провел с ней ночь в увольнении. Она впервые решила со мной переспать. Я это принял как доверие и аванс на будущее. Оказалось, все наоборот. Через неделю она прислала мне письмо с извинением и сообщением о своем замужестве. Я чуть не дезертировал, чтобы остановить ее. Но разум подсказал: что ни делается – все к лучшему. Позже выяснилось. Счастье было у нее недолгим. Нарожала двух детей, и муж ее бросил. Она пыталась как-то сблизиться со мной опять, но фокус не удался. После армии у меня появились другие интересы.

Сам принцип армейской жизни – это вечное подчинение кому-либо или чему-либо. А я птица вольная. Мне претит такая система приспособленчества. И где-то я сорвался в конце службы. Не буду описывать подробности, но был лишен всех регалий и разжалован со звания старшины до младшего сержанта. Накрылся мой отпуск на родину и обещанная досрочная демобилизация. Правда, не все было потеряно. Все-таки меня помнили и с хорошей стороны. И командир части дал шанс.

Дембельная работа. Я 4 справа

Собиралась бригада строителей для срочного возведения нового боевого корпуса. А так как я был на все руки мастер, мне предложили войти в бригаду. А бригаде пообещали: как построите – сразу домой. Так и получилось. Я демобилизовался даже раньше прежде обещанного срока.

10.4. Возведение основного здания жизни

На гражданке началось все самое главное в моей жизни. Я подошел к этому этапу на 100% готовым и морально, и физически, и умственно, и материально. Может чуть-чуть мудрости не хватало. Она пришла только к 40 годам, и то частично. Зато молодецкая энергия компенсировала проколы в мудрости. Почему говорю, что материально был готов? Хоть и была у меня достойная зарплата в армии, все же она не особо сохранилась. Были и расходы по средствам. Особенно в увольнениях. А зарабатывал «капиталы» я совсем иначе. Нас – солдат водили на рижский радиотехнический завод ВЭФ. Там среди прочего производили транзисторные переносные приемники с таким же названием. Солдаты помогали на сборке приемников, а мы сержанты занимались собственным промыслом. С молчаливого согласия рабочего персонала завода, мы шарили по всем цехам и собирали комплектацию транзисторных приемников. Учет деталей был только в сборочном цехе. А в цехах-производителях можно было из бракованных деталей выбрать пригодные или вовсе заменить втихаря их на качественные. Мы эту систему усекли с ходу. Уже в воинской части шла профессиональная сборка. Все-таки мы все были с соответствующим образованием. Готовые приемники шли на продажу. Поскольку это был жуткий дефицит, достаточно было в увольнении посидеть где-нибудь на лавочке в парке и послушать музыку, как тут же находился покупатель. Таким образом к демобилизации у меня накопились некоторые средства. На них я сразу, еще в армии накупил всего необходимого из одежды и товаров первой необходимости. Еще и на жизнь немного осталось.

Была попытка у отца выпросить хоть сколько-то подъемных денег. Он как раз приехал со своей женой отдыхать в латвийскую Юрмалу. Но папаша на деньги был кремень – не вырвешь ни гроша. Я думаю он больше прогадал в будущем от своей жадности, хотя был неплохо обеспечен. Когда отец состарился, вспомнил о своем сыне. В это время он проживал на Украине в полном одиночестве. Его жена скончалась довольно рано. Видимо сказались немереные ее попойки. Я уже жил в Москве и был весь в шоколаде. В жалостливом, просительном состоянии отца, я тоже представился неимущим. Не мог ему простить отцовского безразличия к судьбе сына. А у меня была бы полная безысходность после демобилизации, если бы не мой дар выживания. Это была не единственная и не главная причина моей жестокости в отношении отца. Причины были и посерьезнее. При всей моей признательности за его талант педагога, наставничество, науку выживать, он должен был прочувствовать, хотя бы в конце своей жизни, зло, которое он причинил самым близким своим людям: оставил мою мать одну с двумя малолетними детьми в тяжелейшем больном состоянии. Из своей, почти столетней безоблачной жизни, на меня выделил лишь два года – период учебы в шестом и седьмом классах. Все остальные годы я карабкался по жизни в полном одиночестве. И, наконец, отказал мне в такой малости – выделить незначительную сумму на послеармейское выживание.