Сага о счастье. Закономерные случайности

– И где же нашлись такие умы?

– Инициатива, как бывало не раз в критические периоды мировой истории, исходила от Великорусского народа. Именно этот народ сплотился вокруг своего талантливого лидера и, силой убеждения, принуждения, мобилизовал все без исключения народы к борьбе за выживание.

– А что расселение по другим планетам не помогло? Я, так понимаю, что уровень человеческих знаний позволял это сделать.

– Расселение происходит. Уже освоены десятки планет со схожими биосистемами для проживания человека. Но оказалось, что человек не может там адаптироваться полностью в короткий промежуток времени. Требуются тысячелетия для плавных генетических преобразований организма. Через, примерно, 5 лет после поселения на любой иной планете в организме землянина запускаются необратимые ускоренные процессы эволюции. Начинает организм претерпевать резкие изменения. Вплоть до отмирание некоторых действующих органов и зарождения доселе не известных. Через считаные месяцы человек погибает или становится неким монстром. Причем эволюция проходит ветвеобразно. Никто пока не знает какая ветвь к чему приведет. Эксперименты идут, но информация о них строго засекречена. Однако, как говорили древние, шило в мешке не утаишь. Ученые тоже люди. Например, стало известно, что на одной из планет появилось разумное существо в виде шара. Оно содержит в себе мощный биологический компьютер, но полностью отсутствую внутренние органы пищеварения. Это существо питается только поступлениями естественных внешних энергопотоков, а продукты распада от внутренних биохимических процессов, как у растений, выделяются через внешнюю оболочку. И это далеко не самый необычный экземпляр эволюции. Именно поэтому освоение внешних планет производится вахтовым методом. Не больше двух лет на разовое посещение. Потом год отдыха на Земле и снова туда же. Предполагается, что так эволюцию можно будет держать под контролем и вносить необходимые генетические корректировки.

– Жуткая картина. Но вернемся к сегодняшней проблеме. Если плод любви разовьется в тебе, то что с ним будет?

– Мало вероятно. Но, если даже это произойдет, я рожу естественным образом. Но ребенок станет собственностью всей цивилизации. А из моей памяти вся информация о материнстве будет стерта. Ты-то сам как относишься к дальнейшей нашей судьбе?

– Самое странное в случившемся то, что я, не являясь праздным ловеласом, безудержно влюбился в тебя с первого взгляда. Я себя не контролировал. Это не может стать смягчающим обстоятельством?

– Еще как может стать. Тебя простят за опережение событий, если ты женишься на мне. Я, кстати, тоже наверно оказалась в плену твоих чар. Я под твоим поцелуем окунулась к какой-то розовый туман беспамятства. Он полностью парализовал сознание. Я, как зомби, подчинялась неведомой физиологической силе. Видимо природа сильней всяких человеческих законов. Нам необходимо принимать решение немедленно. Через сутки явится представитель демографической комиссии за нашим решением. Я, к тому же, тоже успела влюбиться в тебя. Со мной такого никогда еще не случалось. И мужской поцелуй я испытала впервые. Мне что теперь надо шарахаться от всех мужчин или только ты меня смог так мгновенно покорить?

– Значит мы созданы друг для друга. Но не думаю, что это должно стать единственным основанием для брака. Мне всегда казалось, что брак должен создаваться не на эмоциях, а на сознании. А, по сути дела, мы вообще не знаем друг друга. Есть такая народная мудрость: полюби сначала родителей будущей невеста, а потом женись. В этой шутке есть глубинная мудрость.

– Кажется упомянутая тобой мудрость уже посетила и меня. Я, ведь, тоже не люблю столь эпохальные решения (у нас расторжение брака запрещено) принимать спонтанно.

– Так! Излагай свою мудрость.

– Эта, чертовая комиссия обладает безграничными полномочиями. Они имеют право и на любое прослушивание, и на чтение наших мыслей. Поэтому я лишь скажу тебе только идею, а ее решение мы не будем обсуждать ни вслух, ни в сознании. Идея сводится к поиску способа фиксации наших отношений недосягаемо для комиссии. Чтобы по истечению времени эта информация посетила нас, сообщила нам и о месте нашего нахождения. Я так бережно отношусь к нашим отношениям, что не хочу спешки в их развитии. А еще больше не хочу тебя потерять навеки. Я всей душой ощущаю, что ты должен стать моим навсегда.

– Стоп! Как ты выругалась только что на комиссию?

– Не помню. По-моему «чёртовая».

– Точно. Считай, что я уже нашел выход. Есть решение, которое не прочитает никакая комиссия, кроме чёртовой. Ха-ха-ха. Мы найдем друг друга. А теперь прощаемся. Пусть комиссия попробует выполнить свою миссию. А ты живи спокойно, прими все их бесчеловечные манипуляции. Запомни главное – мы с тобой встретимся. Доверься мне.

С этими словами я чмокнул Масиру в щечку (исключительно в щечку) во избежание очередного эмоционального взрыва) и бросился прочь в далекую неизвестность.

8. Второе пришествие на землю

Далее я был обязан выполнить очередное поручение отца – вернуться на землю в целях познания всех тонкостей людской жизни и начинать там плановый процесс обожествления общества по нашим понятиям и правилам. Я решил, что лучшим способом адаптации в людской среде будет продолжение жизни в оболочке моего прежнего носителя того самого мальчика из Вильнюса. И я реинкарнировал в свое, уже давно ранее обжитое, тело. Его, как я помню, звали Валентин. Ему в те времена было 5 лет. А каков он сейчас?

Его я увидел по дороге из школы. Он шел вприпрыжку в явно приподнятом настроении. Видимо в школе произошли приятные события. Хотелось побыстрей оказаться в его шкуре, причем в буквальном смысле. Через мгновение моё существо соединилось с его телом. Вошло как клинок в ножны – без сучка и задоринки. Теперь я – это он. Далее мысли и слова от его имени.

Действительно у меня в школе произошло необычайное событие: по-моему, я стал мужчиной. Или, по крайней мере, подростком. Что это за преображение в свои 12 лет я понимал смутно. Просветить меня просто было некому. Но, всё же, я догадывался, что передо мной открываются какие-то новые, доселе не изведанные, радости жизни и возможности. А произошло вот что.

8.1. Облачное детство

Я был прекрасно развит физически. Горы, точней высокие холмы, в которых я рос, были лучшими тренажерами. Наша дворовая шантрапа проводила в этих сказочных местах все время. В наше послевоенное детство игрушек и каких- либо организованных детских развлечений не было вовсе. Но нам повезло в другом – у нас были горы. А, как известно, лучше гор могут быть только горы. Они нам заменяли лучшие увеселительные заведения на свете. А игра в войнушку вообще была знаковой. Ведь в каждой семье были братья, отцы или деды, для которых война стала далеко не игрой, а жуткой реальностью. И мы, детвора, жили их рассказами, их мыслями, их трагическими воспоминаниями.

Театр наших военных действий был изрядно «декорирован» последствиями жестоких боев за столицу Литвы Вильнюс. Все горы были изрыты окопами, траншеями, блиндажами, дзотами и тому подобное. И военного реквизита было предостаточно. Находили оружие всех систем, боеприпасы, амуницию. Случались и трагические последствия этих находок. Как-то мальчик повзрослей, подросток, разыгрался с нами, малышнёй. Имитировал взятие моего окопа, а я защищался «гранатами» из еловых шишек. Вдруг одна такая граната натурально взорвалась. Мальчика подкинуло вверх и шмякнуло о землю. Всем нам малышне было не до его спасения. Мы с перепугу бросились с горы с дикими воплями: убили, убили! На крики сбежались взрослые и рванули в гору. Мальчик истекал кровью. Было жутко страшно. Помню съехалось много машин: скорая, милиция, целая толпа военных. Я, грешным делом, считал себя виновным. Я же бросил гранату. Но, слава Богу, оказался ни при чем. В земле была прикопана взрывчатка и парень просто задел ее. Серьезного ничего не случилось. Ему слегка осколком поцарапало ногу. Зато натерпелись мы сполна. Солдаты неделю перерывали всю землю вокруг. Лишили нас всех военных привилегий. А родители строго настрого запретили ходить в горы. Правда им недосуг было контролировать свой запрет. И мы тихой сапой начали снова осваивать свои владения. И опять без приключения не обошлось. Мне, почему-то, всегда везло на приключения. Видать безудержная активность и немеренная инициативность – мой пожизненный крест.

Итак, беспредел саперов лишил нас подземных сооружений полностью. Да, не тут-то было, решил я, и принялся самостоятельно вгрызаться в землю. Причем рыл вечерами в тайне от ребят. Решил устроить им сюрприз, да и объявить новое сооружение своей собственностью. А то многие имеют хоть какие-то игрушки: всякие автоматики, пистолетики. А у меня ничего. Зато теперь обзавидуются. У меня будет аж целый блиндаж в собственности. За работу я принялся немедленно. Рыл исключительно поздними вечерами в условиях строгой секретности. Землю относил от ямы подальше, шанцевый инструмент прятал в кустах. Для восьмилетнего мальчугана процесс продвигался довольно бойко. Когда подземная комната начала вырисовываться в шикарный блиндаж с лежачими местами, со столом и креслом (как у папы в кабинете), я решил еще украсить стену полочками для оружия. Как известно лучшее – враг хорошего. От стены отвалился пласт земли и обнажил что-то вроде гнилой коряги. Я потянул ее что было сил и… вытащил настоящую человеческую руку. Главное, при тусклом свете свечи, я ни сразу распознал свою находку. Выполз наружу и в ужасе отшвырнул её. Какой там блиндаж? Мне бы быстрей домчаться до главной защитной крепости любого ребенка – до дома. Там я наткнулся на своего старшего брата Вацлова. У меня, наверно, вид был упавшего с сеновала – потрёпанный и перепуганный. Пришлось объясняться перед ним. Тот одно понял: надо бежать в гору и разбираться на месте с моими ужасными и фантастическими рассказами.

Все закончилось как всегда: съехались куча машин с солдатами, какими-то гражданскими. Всё оцепили и начали крушить направо и налево. От моего блиндажа даже следа не осталось. То, что солдаты нарыли там опять кучу оружия, случайные наспех прикопанные боевые захоронения, меня мало волновало. Для нас, послевоенных пацанов это дело обычное. Но утрату своего строительного шедевра я переносил в тяжелых страданиях.

Кстати, я упомянул своего брата. Этого субъекта надо описать особо.

Странные ощущения я всегда испытываю при попытке что-либо вспомнить о моем старшем брате Вацлаве. Я провел с ним неразлучно почти два десятка лет, но любое воспоминание о нем проявляется как бы в туманной пелене, без контрастных картин и с приглушенными звуками. Такое необъяснимое явление, наверно, порождено защитной реакцией мозга по отторжению зла, которое мой брат всегда доставлял мне.

Он был на два года старше. Самодовольный, самоуверенный тип. Неглупый, но патологически ленивый, и по-садистски драчливый. Свою фантастическую лень брат умело маскировал за надуманной неспособностью к любому ручному труду. Не с того места, мол, руки растут. Он ни разу в жизни не брал в руки метлу и не менял перегоревших лампочек даже уже во взрослом возрасте. Но мог живописно описать свою первую и последнюю в жизни попытку исполнить просьбу жены о замене перегоревшей лампочки. Художественно рассказывал о фундаментальной подготовке к столь ответственному процессу. Как он перевернул все магазины города в поисках столь дефицитного товара как электрическая лампочка. Как он перетряс всех соседей в поисках стремянки. Как в одной из квартир наткнулся на обаятельную девушку и пришлось задержаться у нее на двое суток. Как он, к своему величайшему удивлению обнаружил, что патрон лампочки под напряжением. Причем обнаружил это после неласкового воздействия на него 220 вольт. И когда великий мастер пилотировал со стремянки после недружественного знакомства с электричеством, он успевал поразмыслить: «Летит он вниз по закону всемирного тяготения и ломает кости или уже возносится в небеса». Такому излиянию брат может посвятить не один час вместо того, чтобы за пару минут выполнить вполне посильный для него труд.

Единственной его страстью было чтение. Он читал все подряд: от газет до политической литературы. А художественные книги читал даже ночью с фонариком под одеялом. Обладал жуткой природной скоростью чтения и феноменальной памятью. Я однажды, будучи у него в гостях, уже в преклонном возрасте, был свидетелем, когда почтальон принес ему очередной том какой-то книги. В те времена была в тренде дефицитная подписка на художественную литературу. Мы сидели за столом, выпивали. Вацлав начал бегло пролистывать новую книжку. Я пошутил:

– Ты что, картинки смотришь?

– Нет- ответил он- я прочитал книгу.

А это была толстенная книга листов на 300 и прошло не более 15 минут. Я спросил:

– И что, все запомнил?

– На, возьми проверь.

Я открыл первую попавшуюся страницу, начал читать какое-то предложение, а Вацлав продолжил его по памяти слово в слово с текстом. Наш отец как-то произнес пророческую фразу: «Ты, Валентин, родился с молотком в руках, а Вацлав – с томом Карла Маркса Капитал». И, действительно, я стал высококвалифицированным инженером, а брат ответственным партийным работником.

Брат был очень странно, непропорционально сложен: при некоторой полноте на коротких мускулистых ножках, при непомерно огромной круглой голове, с дряблыми мышцами по всему телу. Я думаю, что его всю жизнь донимала эдакая карикатурная внешность. Она и предопределила его характер, менталитет, привычки и полную моральную ущербность. Эта ущербность проявлялась в виде неспровоцированных приступов ярости, садистских издевательств над тем, кто слабее его и трусливым раболепием перед сильным. Это состояние в нем сохранилось до самой старости. Не забуду мой один из визитов к нему после долгой разлуки. Наши редкие встречи во взрослом возрасте с трудом выдерживались в духе вынужденного перемирия больше одного, двух часов. После какой-то естественной перебранки со мной Вацлав, не имея физической возможности проучить меня, излил свои паталогические противоречия со мной на собственной жене. Схватил ее за длинные волосы и стал таскать по полу с абсолютно отрешенным видом, словно это была кукла. Та, видимо, на столько привыкла к его издевательствам, что вовсе не сопротивлялась и не издавала никаких стонов боли. Был и еще подобный случай, когда Вацлав, приревновав свою любовницу ко мне, опять начал издеваться над бессловесной женой. Мне пришлось вмешаться. Я, к этому времени, был неплохим спортсменом: мастер спорта по боксу, второй дан карате, черный пояс и вполне мог утихомирить оплывшего жирком взбесившегося чиновника в его неспровоцированном бешенстве. Но я просто обхватил садиста сзади и держал его в воздухе до тех пор, пока тот не перестал биться в конвульсиях бешенства, дрыгать ногами и повис как сосиска. Но не в его характере прощать собственный позор, неудовлетворенную бессильную злобу. Он пригрозил сгноить меня в тюрьме. А в советское время, при полной монополии власти компартии, это была реальная угроза. Так как он был каким-то, хоть и не очень значительным, но достаточно властным чиновником Кемеровского обкома Коммунистической партии Советского Союза.

Я и брат. 5 и 7 лет

Вернусь в детство. Бил брат меня регулярно, практически каждый день. Бил всегда или ни за что, просто от плохого настроения, или по какой-нибудь невинной провинности. Бил жестоко, молча, с полным отрешением от объекта насилия. Бил ногами в живот. Когда я падал, бил ногами по голове. Ни мои крики боли, ни моё окровавленное тело его не останавливали. Бил до тех пор, пока я не потеряю сознание или он просто выдохнется, или не насытит свою садистскую страсть. Мне было лет восемь, а брату десять, когда я во время подобного избиения нащупал на полу швейные ножницы. Брат в это время с наслаждением прыгал своим толстым задом на моем животе. Я со всего размаха из последних сил воткнул ножницы ему в голову. Попал прямо в ухо. Тело Вацлава обмякло и шлёпнулось мне на грудь. Первая мысль мелькнула: «Слава Богу. Убил мучителя». Кое-как сбросил мерзкое тело брата с себя. Поднялся с пола в полном бессилии, но с большим воодушевлением и удовлетворением. Однако изначальная эйфория победы над мучителем быстро прошла. Появился страх расплаты со стороны матери. Мы тогда жили только с матерью. Мозг начал лихорадочно выискивать варианты оправдания. Но таковых так и не обнаружилось. Тогда я решил бежать из дома. Поскольку вся моя жизнь прошла в горах, туда я и решил податься. Там, как у известной стрекозы Крылова «и стол, и дом». Было еще утро. Рабочий день у матери только начался. Я решил ее дождаться и издали (её путь пролегал по дороге под горой) попрощаться с ней. Ждал долго, ждал с огромным перевозбуждением, не чувствуя ни голода, ни усталости. И когда увидел вдали свою маму, всякие мысли о побеге испарились: «Как же я буду без моей любимой мамы. Не я, а она пропадет без меня». Такие мысли доконали меня и я, сломя голову, бросился с горы на встречу моей любимой, моей единственной. Увидев меня, она сразу приободрилась, её усталая походка сменилась лёгким броском навстречу мне. После взаимных ласк и поцелуев, я сказал маме прямо в лоб: «Я убил Вацлава»! Мать, конечно, восприняла поначалу это как неудачную шутку. Но, когда я разрыдался, прижавшись к ней, она почуяла что-то неладное и бегом бросилась домой. Я за ней. Мы влетаем в дом, а Вацлав, как ни в чем не бывало, сидит в кресле и читает газету. Мать изредка поколачивала меня. Не такой уж я рос паинька. Но тут она оттянулась по полной. Зажала мне голову между колен и лупила, и лупила. Лупила и плакала. А я, бес меня в ребро, ржал от радости, не чувствуя боли. Это была самая приятная экзекуция в моей жизни. Я был искренне рад, что мой брат, мой изверг и садист остался, все-таки, не только жив, но и здоровее всех здоровых. Самое главное, его жестокие избиения прекратились. А матери мы ничего не сказали. Но не думаю, что этот случай как-то радикально поменял его пагубное пристрастие к насилию над слабым. Просто остерегался меня.

Но не братом единым была наполнена моя жизнь в детстве и отрочестве. В целом я не хочу ни одного дня пережить заново, по-другому. Все проблемы, которые я познал в ранней молодости, помогли мне в дальнейшем выживать в одиночестве в окружении толпы. А был я во все времена действительно в полном отрешении от всех при плотном окружении и близких и просто знакомых. По аналогии пассажира в вокзальной толчее. Как волк, отбившийся от стаи. Конечно, проблема была прежде всего во мне, в моей нетерпимости к инакомыслию. В правильности своих мыслей и действий я всегда был уверен. Но именно это понимание истины всегда отталкивало от меня. Я, как шахматный гроссмейстер, мог всегда быстро просчитывать варианты решений и предсказывать безошибочно последствия любых действий или бездействий. И самое отвратительное для окружающих было то, что мои предсказания всегда сбывались. Кому же понравится дружить с тем, с кем спорить бесполезно, а так хочется. Но друзья все-таки были. Память о каждом из них я храню как ценнейший клад. Самыми яркими из них было два человека. Один с 12 до 18 лет друг по школе в г. Тайга Кемеровской области.

Я и мой друг Валентин. Я справа. г. Тайга

Дружба была хоть и юношеской, но отличалась глубокой взаимной преданностью. Его тоже звали Валентин. Мой отец называл нас, по аналогии с известными в то время юмористами, Пат и Паташон. Друг был очень высокий и крепко сложен, а я полная противоположность – маленький, худенький. Но мы умели не только мыслить равнозначно и синхронно, но, нам казалось, что мы умеем и читать мысли друг друга. Все удивлялись как нам удавалось получать удовольствие друг от друга, проводя молча часы рядом. Мы потерялись, когда я переехал из Сибири в Литву.

Второй друг был и есть до сих пор. Его имя Боря. Несмотря на вынужденную разлуку (я переехал на ПМЖ из Вильнюса в Москву), наши отношения сохранились в изначальной остроте. Это два взрослых мужика сошлись на производстве по делу случая и не могли жить друг без друга долгие года. Хотя нас не назовешь единомышленниками. Наоборот: наша сила и дружба была основана на дополнении друг друга. У любого совершенства всегда найдутся изъяны. Так вот именно такие изъяны мы прикрывали друг в друге. Притом, что у нас всегда была некая общая цель продвижения по жизни, каждый предлагал свой вариант пути к цели. И нам всегда было из чего выбирать. У нас было столько общих интересов, что все окружающие, включая жен и детей, подозревали какие-то патологические связи между нами. Взять, например, такой случай. На производстве было необходимо срочно решить проблему оснащения некоего технологического процесса изготовления сверхмалых деталей оборонного назначения при их большом объеме производства. Нужен был высокопроизводительный штамп. Весь наш научный институт стоял на грани срыва срочного правительственного заказа. Решения не было даже у специализированного конструкторского бюро. А мы с Борей решили эту проблему за одну ночь. Мы не были конструкторами оснастки. Были технологами. Может именно поэтому мне пришла нестандартная идея, а Боря воплотил её в конструкции. Так мы с ним завоевали немалый вес как инженеры и изобретатели на уровне нашего Министерства. Эта дружба таким же образом проявлялась и в быту, и в личной жизни каждого из нас.

Я и мой друг Боря. Я справа

Конечно, природа не терпит пустоты. В разные времена, в разных местах проживания (а их было множество) меня судьба сводила с интересными людьми, которых я вправе назвать товарищами. Но, к сожалению, никак не друзьями. Но я был всегда в поиске. И те редкие близкие отношения с кратковременными единомышленниками приносили и мне, и всем моим устремлениям огромную пользу.

8.2. Отец

Итак, я шел в приподнятом настроении из школы, мне было 12 лет. Я был спортивным мальчиком и мне в этот день удалось в школьном спортзале на одних руках забраться по канату до самого потолка. Но ни это стало предметом гордости и эйфории. Я впервые почувствовал себя мужчиной, испытал оргазм. Такое определение этого состояния я, конечно, узнал гораздо позже, но ощущение было столь значимо и ни с чем не сравнимо, что я понял свою взрослость, что я вошел в новую эпоху жизни.

Я на мгновение оторвался от своих эйфорических мыслей, поднял голову и что я увидел? Я увидел своего отца, рядом с которым вприпрыжку шел мой старший брат Вацлав. В этот момент я меньше удивился бы увидев марсианина. А тут, целый отец. Папа покинул маму и нас с братом еще 7 лет назад. За все это время я лишь один раз встречался с ним. Он приезжал в гости к нам после развода. Как бы не были редки встречи, воспоминания об отце были очень ярко запечатлены в моей памяти. Я, конечно, очень любил свою мать, но отец был всегда для меня божеством. Именно он оставил во мне не только внешнее сходство с собой, но и гораздо более значимое генетическое наследство. Вот с кем я был всегда в единомыслии, с кого мне всегда хотелось брать пример, вот кого я боготворил, несмотря на огромное содержание в нем всякой моральной негативности. О таких людях говорят: единство и борьба противоположностей. Именно в такой борьбе рождается истина.

Мне было еще годика четыре или пять. Я решил к дню рождения папы сделать креативный подарок. У папы был шикарный письменный стол из белого дуба. Он достался ему в качестве немецкого трофея после войны. Отец был большим военным начальником в Вильнюсе и ему полагался такой инвентарь. Поскольку отец, работая за столом, всегда курил трубку, которую никогда не мог найти на месте, я решил радикально эту проблему. Если высверлить в столешнице два встречных перпендикулярных друг к другу отверстия, то получится курительная трубка прямо при столе. Решение принято. Осталось придумать чем просверлить отверстия. Пробовал ковырять ножницами, гвоздиком. Бесполезно. Нашел нечаянно в отцовском ящике с инструментами настоящее сверло. Я не знал, что его надо вставить в дрель и принялся ковырять вручную. Благо день был длинный, родители работали допоздна. Когда, через много часов каторжного труда, весь в мозолях я закончил процесс, радость была безмерна. Нашел папин табачок, набил им вертикальную часть отверстия, попробовал потянуть воздух через горизонтальное отверстие – супер, все получилось.

Отца ждал с жутким нетерпением. Таких подарков ему еще никто не дарил. Наверняка похвалит меня. Отец, как всегда, пришел очень уставший. Сразу выпил рюмочку и начал искать вечно пропадавшую трубку. Ту-то я и объявил о подарке. И, кто бы мог подумать, отец ни слова не говоря, встал на колени и стал раскуривать импровизированную трубку. После неуклюжих потуг в скрюченной позе, он похвалил меня и сказал, что такой замечательной трубки нет ни у кого в мире, но и сделал мне легкое замечание: «Ты же сделал трубку под свой рост, а мне приходиться сгибаться в три погибели. Спасибо, конечно, большое, но впредь, думай получше, прежде чем принимать решение». Я был и счастлив за спасибо, и за науку на всю жизнь.