Записки из прошлого. Сборник эссе

Какую долю власти над правом распоряжаться моими книгами даёт мне моё мастерство? Или ещё не те времена, когда мне уже можно называть так мой горький опыт? Писать не страшно. Страшнее знать, что это будет прочитано. Вот ведь парадокс! Неужели пишется тогда не для этого?

Долгие страницы впереди. Ночь впереди, чтобы вновь поменяться местами. Ночь, разделяющая день, оставшийся позади, и день приходящий. Кто даст радость этому дню? Не купленную кровью других. Не разменянную на свою жизнь. Но… неизбежно то – чего ты боишься. И так не хочется писать оправданий!

2.02.**

О героях, прошлом, минувшем, о наших правах и единственно верном вопросе

Я не совсем понимаю авторов, которые не дают свободы своим героям. Безусловно, какое мастерство, если ты даже не можешь заставить свернуть своего героя на нужную улицу! Но что-то в этом есть. Сюжет сюжетом, идея идеей, а свобода всё-таки свободой. Никогда не забуду, как воевала со своими героями в начале пути. Не могу сейчас поверить – такие бунтари попадались! Одного умереть не заставишь, а другого и убьёшь и потом выкручивайся, как хочешь, а достань с того света! Рождённые от звука, воспоминанья, слова, взгляда, образа, чувства, мимолётной мысли или эмоции. Цельные личности со своими проблемами, идеями, мечтами и надеждами. И с этим приходится мириться. Я горжусь, что мои герои свободны творить свою судьбу. Счастливые теперь дни, когда я лишь направляю их, но свои дороги они выбирают сами. Не я, но они сами раскрывают себя – поступками, словами, своим выбором. Не может быть полезной книга, где автор в плену героя или герой марионетка автора. Наверное, всё дело во внутренней свободе. Есть авторы, которые сбегают в мир книг и там пытаются испытать это злосчастное «ха-ха» всемогущества, заставляя героев совершать нужные поступки. Мне милее те, что только ставят перед героем проблему, ситуацию, задают ему вопрос и всё, остальное, вся книга – зависит от его выбора. От его решения и поступка, от его ответа на поставленный вопрос. Не знаю, как для других, но мне интересно писать свои книги. Через них я узнаю своих героев лучше, а осознание их поступков вынуждает меня глубже проникать в свои же потаённые глубины. Сколько раз мои герои буквально ошеломляли меня своими поступками и решениями, но, поразмыслив над ними, проанализировав их, я начинала лучше понимать себя. И нашу историю. И нашу жизнь. И тех, кто хотел общаться со мной в моём сердце. Уж не моё ли сознание и подсознание общаются со мной через моих героев? Да, мне интересно читать свои книги. Потому что когда ты пишешь, ты лишь бежишь за ветром. Ты танцуешь свой макабр7, пытаясь потушить стихийный пламень внутри себя. Гром и молнии, вся сила Океана в пену и вой вихрей. Кто сказал, что творчество не созидание? Но созидать можно либо то, чем владеешь, либо то, что создал. Долго-долго нам не обрести ещё права называть своим то, что завещано нам. Пока мы не завоюем его. Кровью. Пока не докажем, что мы можем не только разрушать, но и создавать новое. И не станем сидеть, сложа руки, на тронах, построенных до нас нашими праотцами. Когда мне было весело, грустно, больно, страшно, радостно, всегда приходили ко мне мои герои. С ответами. Они поддерживали меня и утешали, давали сил, дарили надежду. Надежду. Разве нам надо больше, чтобы отмести все страхи сомнения и позволить себе выбирать, не боясь оступиться, ошибиться и разрушить ненароком хрупкие законы мироздания? Робость и нерешительность – очаровательные черты. Они красят мальчиков и девочек, но не позволяют им стать мужчинами и женщинами. Теми, кем они рождены, чтобы изменить этот мир. Нет, друзья, мы действительно приходим сюда, чтобы менять его. Каждый в меру своих сил. По-своему. Когда наши прародители смотрели вперёд, они видели нас, идущих в новый день с высоко поднятой головой, с улыбками на лицах. Они видели нас свободными и счастливыми. И их надежды давали им силы жить, давали им это горькое право. Выживать. Безумствовать. Ошибаться. Падать и подниматься снова. Строить и разрушать. Для нас. Они не думали о наших делах и не завещали нам своих путей. Только свои надежды. Что ещё человек может завещать другому, кроме своей надежды и мечты? А мы не верим. Ни другим, ни себе. Несвобода нам ближе. Это можно, это нельзя, так заведено, если случится то и то – поступай так и так. Нет, это невозможно! У каждого слова есть как минимум пять синонимов. У каждой ситуации есть как минимум пять решений. Они есть всегда. Право выбора остаётся у человека даже тогда, когда он теряет всё. Выбор и есть наша свобода. Мы решаем каждый день. Закрыть глаза или ударить, сбежать или вернуться. Признаться или промолчать, признать или не согласиться. Раньше или позже. В одиночку или вместе. Но почему мы по-прежнему выбираем из четырёх дорог, когда их пять?! Или семь, или двенадцать?! Что видят наши глаза?! Ничего не видят они. Если мы по-прежнему так же несчастны со своим счастьем на руках.

Надежда и мечта – жестокие правители. Они требуют служения. И для того нужна немалая власть, чтобы воплотить их. Немалая сила. О силе и власти. Древний спор. Древнее нет. Это о чёрном с белым. О том миге, когда свет оказался разделён с тьмой. Насильно. Словом. Но до того они были едины. Не знаю как. Но могу предположить, что если смешать свет и тьму воедино – как ни крути – получатся сумерки. И чем мы не свои герои? Но передо мной – истинные герои минувшего. Прошлое. Хорошее слово, но неверное. Прошлое – уже прошло. Минувшее – минуло. Разница. Тонко-тонко, как боль от заката. Но за закатом – ночь и рассвет. А за тем, кто ушёл, только ворох писем и его дороги. Не позволяйте уходить тем, кто вам дорог. У нас у всех есть право – держать их за руку и идти с ними. В ногу. Куда их влечёт мечта. Созидать. Позволяя делать выбор. Каким бы он ни был. Потому что, какими бы мудрецами нас ни считали или какими бы ни мнили мы себя сами, только Богу известно, где в наших сумерках добро и зло. И мои глаза всё чаще полны слёз, потому что уходят в прошлое те люди, кто видел в сумерках. Кто разделял в сердце своём свет и тьму. Любовью. И Словом. О силе и власти. Это о праве выбора. Боже мой, какой сумасшедший мир вокруг, слепой от блеска своих оков! Которые сам же на себя надел и полирует каждый день с отчаянной заботой.

Я знаю только одно – кончается только то, что кончается в нас. Итак, друзья мои… Вопрос о прошлом. Вопрос о войне. Вопрос о боли, надеждах, свободе. О правах. Где они кончились? Ради Бога, ГДЕ? Вы не находите это до сих пор единственно верным вопросом?

15.02.**

Цветы под солнцем

Человек – удивительное создание. Удивительное ещё и тем, насколько небрежно, а порой и безответственно относится к себе и себе подобным. Внутренняя красота, полнота и совершенство чувств отличают человека от всего многообразия форм жизни этого мира, но в наши дни человек скорее кичится своим превосходством, чем гордится им. Скорее злоупотребляет им, чем мудро хранит. Скорее относится к нему безответственно, чем с должным вниманием. Это как полисмен со значком полисмена, не соблюдающий прав вверенных его охране граждан и презирающий их как личностей. Да, смерть – интересная шутка природы. Её близость заставляет нас совершать безумства, как цветок, поставленный в воду, будучи сорванным с родного луга, вдруг начинает источать невообразимо сильный аромат. Последнее, на что он способен. Последнее дыхание, полное жизни. Смерть цветка и смерть человека совсем не похожи, но это нелепый обман. Как бездушно, бездумно мы рвём беззащитные цветы, так глупо и безрассудно мы обходимся с теми, кто, так же как и мы, дышит их ароматом. Цветок и человек настолько же похожи, как сын порой напоминает отца или мать: у них одна суть, одно начало. У цветка с человеком. У цветка есть аромат. У человека есть душа. Всё совершенство божественного замысла, всю простоту и великолепие Божьей затеи можно увидеть в самом маленьком и невзрачном цветке. Всё богатство, Красота и разнообразие мира бывают нам явлены порой в венчике цветка, в оттенках его лепестков, в скромно опущенной головке или гордом, прямом стебельке. Цветы радуют глаз. Радуют душу. Словно Господь и дал их нам, чтобы мы не теряли надежды, веры в прекрасное. Веры в то, что этот мир был задуман без злобы, во имя простой и чистой любви, где правит Красота и божественное разнообразие. Но… В наш век, как всегда, люди находят занятия более интересные и увлекательные, чем мысли о цветах, своих душах и других людях. Как бы ни взывали к миру Художники звуками музыки, словами или образами, для человека по-прежнему нет менее интересного предмета мысли, чем он сам. Нет, то, что сейчас разворачивается на наших глазах, не может быть объяснено «мыслью о человеке». Только мыслью о благе, наживе, пользе, может быть. Но не для человека, а для кого-то одного, кто думает, что знает, что такое человек и что ему нужно. Что такое человек и что ему нужно? Этого не знает никто, и сколько философы всей земли ни бились и сколько ни будут биться – им никогда не разгадать этого. Только тот, кто задумал однажды человека, задумался о нём, – знает ответ. Но я знаю, что человек подобен цветку. Ему нужно солнце, чтобы распускаться от его лучей. Ему нужна вода, чтобы питала его и давала ему силы. Ему нужна земля, чтобы растила и поддерживала его. Вера, Любовь и Надежда. Разве говорю я что-то новое? Солнце, земля и вода – для цветов. Вера, Надежда и Любовь – для человека. Вера – солнце, заставляющее наши души цвести и приносить другим радость. Надежда – наша вода, что питает и поддерживает нас каждый день. И если у человека отнять надежду – его ничто не спасёт. Надежду ничем нельзя заменить. И мир увядает на моих глазах, потому что каждый день, заглядывая в глаза прохожим, я вижу, как Надежда покидает их. И если это в моих силах – я хочу вернуть им её. Я хочу вернуть людям их воду и землю. Землю… Я хочу вернуть людям их землю… Любовь. Любовь есть наша земля. Любовь – есть наша земля! Во всех известных мне смыслах. Любовь растит нас. Хранит наши корни. Любовь заставляет нас безумствовать. Любовь заставляет нас бороться с ветрами. Любовь делает сок в наших стеблях таким горьким и сладким. Таким сильным. Таким стремительным.

Цветок можно пересадить. Можно пустить по ветру его семена. Можно посадить эти семена на другой земле. Но Мона Лиза не будет Моной Лизой, если будет написана не да Винчи. Цветок распустится однажды, чтобы порадовать весну, и так увянет, потому что он здесь рождён, чтобы увянуть. Бездушно и глупо нам мнить себя ветром и пускать семена в полёт. В слепой надежде, что там они найдут благосклонное солнце, мирную воду и верную землю. Люди не ветер. Им дано постоянство. Это-то и отличает их от многих форм жизни в этом мире. Постоянство. Полнота чувств. Постоянство чувств. Полнота форм и их постоянство. Но как безнравственно мы сами предаём себя! Как легко отказываемся от того, что отличает нас среди всех живых существ и созданий! Как легко мы вверяем заботу о других своему Создателю, в то время как нам дана великая власть, великий дар, завидный многим, – умение помогать друг другу. Умение признавать друг друга. И в том, кто рядом с тобой или напротив тебя, видеть человека. Возможно, есть люди злые, возможно, зло человека эфемерно и непостоянно, как долгая и холодная зима, но зло не состояние, а проявление. И нужно очень много факторов учесть, чтобы сказать, что заставит прекрасную человеческую душу совершить то, что большинство сочтёт злом. Впрочем, на любое большинство найдётся ещё большее… зло…

В своём слепом стремлении разделять и называть мы уже и так зашли непозволительно далеко. Далеко-далеко за черту, проведённую Богом для нас. Мы разделяем людей, но не в людях. Мы называем людей, но не что-то в них. Словно мы разом все стали слепы и видим лишь форму. Искажённую временем и советами тех, кто считает, что знает, как нужно смотреть и что видеть. Куда мы ушли от подлинного уважения к человеку? Куда мы дели понятие свободной личности и души? Почему один человек становится для нас материалом, а другой – приравнивается к Богу? Между людей – все равны. И даже если цветок противопоставить человеку, глупо ожидать, что они не окажутся равноценны перед оком Творца. Мы разучились верить друг другу. И доверять. Мы разучились верить чужим мечтам и в чужие мечты. Мы оглохли к любви, и теперь её слова для нас – бессмысленные цветные обёртки от съеденных кем-то конфет. Любовь стала бессмысленна для нас. Вот почему многие не признают её, отказываются от неё, сбегают от неё. Они не верят ей. Любовь… Которая есть наша земля. Мы знаем, что нам нужно солнце. Но оно жжёт нам глаза. И не мы ли сами закрываем их, опускаем головы и отступаем в тень? Почему? Потому что солнце заставляет нас раскрываться. Перед миром. Нараспашку. А мы боимся. Да, боимся. Потому что не верим никому. И себе. На ночь цветы закрывают свои лепестки. И кто знает, может, они ночью видят в себе. Смотрят не в небо, а в себя. Слушая лишь голос своей земли и ток сока и воды в своём стебле. Пусты и обманны наши оправдания, что наш век думает о человеке, и всё, что делается в нём, делается для человека. Человек никогда не был толпой и множеством. Человек – уникален и неповторим, как две ромашки с одного поля. Совершенен. Тем, что он полнее других может исполнить волю Бога. В заботе о других. В преумножении любви. Любовь есть наша земля. В ней наши корни и все силы наши. С ней связаны наши надежды и вера. Любовь есть сила, заставляющая нас идти к свету, вперёд, и она есть тот свет. Ни учёные, ни философы, ни правители наши – никто не думает о человеке. Потому что человека нельзя называть и разделять. У человека нет имени. Имя есть внутри человека. Человек не связан с чем-то, он есть его полноправная часть. Как лепесток – часть соцветия у цветка, так человек – часть всего мира, а не одной, другой его части. И почему мы можем признать, что в одном цветке отражена вся полнота и Красота вселенной, и до сих пор не признаём её в человеке? Мы не прощаем цветам их неприятных запахов и быстрого увядания. Мы без тени страха выбрасываем их, будто не знаем, что они погибли от нашей руки. Мы губим цветы с плохими запахами, потому что они не нравятся нам. И никогда не думаем, что убийство цветка не менее тяжкий грех, чем убийство человека. Впрочем, убийство человека – для нас уже обычное дело. Мало кто считает его грехом, мы ведь всегда найдём ему оправдание. Может, так и должно быть… Но не сегодня. Не здесь. Не сейчас. Не с нами. Мы сами вырываем себя с корнем. Почему мы отравили свою землю? Почему мы ожесточили свою воду, и она теперь убивает нас? Почему мы озлобили своё солнце? Мир погружается в забвение. В темноту и тишину. Этого нельзя допустить. Цветам больше будет не для кого цвести, если человек не задумается о человеке.

16.02.**

О хлебопечении и шахматах

Мельницу – под снос, шахматную доску – в щепки!

Конечно же, нет ничего проще, чем заставить ирландца плакать… Но вот кто может заставить его плакать от счастья? Как много нужно для этого. И как мало. Тысячи жизней или одно верное слово? Сотни лет или достаточно её имени? Зачем мне вопросы, когда все ответы – в глазах напротив?!

История. Это то, что соединяет людей. Как шахматная доска соединяет пешки и королей, королей и королев, чёрные и белые фигуры. История. Рука играющего. Я признаю её стихией. Стихия Истории. И скрежет костей тех, кто попал в её жернова, в которых она готовит хлеб для нового дня. Перетирая наши фигурки из кости. Чёрные и белые. В одну муку. Что станет хлебом. И ход игры не важен. Не важен победитель, не важна стратегия и цель игры. Всё лишь станет мукой в свой срок. Все наши «за» и «против», все наши слёзы и надежды. Вся наша ненависть и любовь. Истории жернова перемелют всё. В красную муку. В красную… Но какой из неё хлеб? Жаждущие придут после нас. Невозможно не жаждать хорошего хлеба после стольких лет и горестей. И пришедшим в руки дастся лишь горстка красной муки… Непригодной для хлеба. Горькой от нашей горечи, солёной от наших слёз и крови. Пришедшим за нами будет сложнее понять, чем они заслужили такую муку. И им будет грустнее, чем нам за наши шахматные партии. Какая в них, собственно, польза, если мука не удалась… Для них. Идущих за нами и дышащих нам в затылок. Дыханием нового дня. Хлеба и зрелищ! Мир не меняется так быстро. Я по-другому читаю даже с латыни. Хлеба и зрелищ… Мы хлеб завтрашнего дня. А что до зрелищ… Увольте. Ирландия не будет Ирландией, если вдруг иссякнут на ней все поводы «быть несогласным» и «затеять зрелище по вкусу и поводу».

О, если бы и ныне все разногласия решались простой шахматной партией, как раньше! Умение играть в шахматы… Дар, достойный короля.

А после партии игроки жмут друг другу руки и расходятся с миром. Потому что партия сыграна и История получила своих съеденных пешек и коней, пожертвованных ферзей и роковых королев и королей, загнанных в положение «мат» обстоятельствами. Люблю, когда пешки ставят мат!

Мне становится грустно всё чаще и чаще, когда я вижу, как молодые тащат в новый день жернова Истории, вместо того чтобы следить за чистотой и качеством муки. Далеко ли можно уйти с жерновами Истории на шее? Тем более, если это история такой страны, как Ирландия!

Другие бросаются в жернова сами. Им не нужна никакая игра. Они готовы стать мукой сегодня. Белою мукой. И звуки жерновов не страшат их. Им милы песни ветра в мельничных крыльях, и за возможность стать мукой для будущего дня, для хлеба идущим за нами, они заставляют мельницу работать. Это их руки заставляют жернова вращаться, перетирая их жизни, судьбы и тела в муку. Их мука – достойна хлеба. Их жертва – бесценна. Но, Боже мой, какой дорогой хлеб для тех, у кого не будет и гроша за душой, чтобы заплатить за него!

На завтрак рогалики, на обед бутерброды, на ужин булки. Каждому времени свой хлеб и своя мука. Времена меняются, а мы катаем всё тот же блин. Из старой муки. Пусть и была она сладка когда-то. Но время – враг, и муке тоже. Время требует новых жертв – шахматных игр Истории. Или хотя бы просеивания старой муки. Но нет. Мы привыкли к грубой пище. Старая мука. Старые традиции. Хлебопечения.

Или новая мельница, или новая мука, или новые правила игры в шахматы! Только так! И мельницу – под снос! И старую муку – по ветру! И шахматную доску – об колено! Не для того ли и у человека есть руки, чтобы не только История могла играть нами в шахматы? Стихия. Как огонь и вода. Вода. Не нам ли привыкать бороться со стихией? С женщиной. Одинокая женщина – всего лишь женщина. Но когда с ней рядом кто-то – она становится Богиней. История – одна из таких женщин. Поэтому не признавайте её одну. Но помните… Это она иногда надевает белое платье…

То, что я без всяких стёкол могу ещё смотреть на мир, позволяет мне думать, что наше будущее может мне видеться яснее, чем многим. Потому что для меня нет вопроса «что там, за туманом?». И я не питаю иллюзий относительно истинного содержания песен ветра. И, скрывать не буду, нет слаще песен ветра, когда он бежит над травой или играет в мельничных крыльях. Впереди – снова время. Снова История. Одна на всех. На всех. Потому что своим хлебом мы можем накормить многих. Как Христос накормил страждущих несколькими кусками хлеба. Всё дело в муке. Которой мы станем. И в традициях хлебопечения. Опять блин? И опять тот же? Боже мой, да ни одна традиция не может быть ценнее хорошего, дешёвого хлеба!

Стать чистой мукой для нового хлеба. Интересная затея. Было бы куда спокойнее, если бы именно этой мыслью были заняты все самые светлые умы современности и самые пылкие сердца этих мест. «Хотел как лучше» – что за страшная фраза! На скольких могилах и памятниках по всей земле она могла бы стать единственной и исчерпывающей?! Шахматные игры окончены! Пора переставать «хотеть», пора делать чистую муку. Сегодня. Сейчас. И пешками ставить мат королю! (В шахматах. Только в шахматах, конечно…) Хотя кто разделит шахматы и жизнь, и пыль времени, и нашу бренную муку?

20.02.**

Когда ветер бежит над травой

Ветры скользят над травами, дуют над полями, склоняя сочные травы и играя с колосьями, заставляя их петь. Сильные ветры. Свободные ветры, неуёмные ветры. Чем не мысли наши? Но не чувства. Кто поймает такой ветер и запряжёт его в свою колесницу? Кто не побоится доверить ему своё движение? Ветер… Самое непостоянное из того, что мне доводилось видеть. Но всё-таки есть очарование и в этом непостоянстве.

Но что ты будешь делать, когда Вечность простирает к тебе руки и сама Смерть окликает тебя по имени?! Стремительно, как при падении, пронесутся в твоей голове тысячи и тысячи мыслей и воспоминаний, но все они окажутся пусты, и не за что тебе будет зацепиться. Пока не найдёшь в бесконечности своего падения скалу внутри себя. Несокрушимую. И тогда не будет тебе пыткой ни взор назад, ни взгляд вперёд. Славой твоей будет то, что ты оставил позади. Славным будет то, что ты дал приходящему дню. Но что мы оставляем, переходя? Оставляем… Нет… Мы цепляемся за этот мир. За эту жизнь, пусть и не много в ней радости на нашем веку. Рабы привычек и обстоятельств. Куда подевалось всё наше безумство? Осталось лишь безумие. Лишающее прав. Но его никто нам не приносил. И от этого лишь горше. Дети, кровь, история, слёзы, книги, любовь и ненависть, мечты и надежды – что мы оставляем новому дню? Думающие о дне сегодняшнем и забывающие о дне грядущем. Мы вспоминаем о нём тогда лишь, когда он стучится в дверь рано-рано утром, когда ещё и не знаешь, что подумать спросонья. Новый день – не чумазые ребятишки под вашими окнами в начале осени… Хотя за одним и тем же приходят к нам. В осень нашей жизни.

Но нам тысячи и тысячи лет, мы древнее самой древности, древнее своих традиций и привычек, мы всегда найдём отговорки и оправдан. Но как нелепы и глупы будут все наши оправдания перед Вечностью за то, что мы не сделали, когда могли бы сделать, и за то, что совершили, когда могли не совершать. За то, что мы мечтали, не пытаясь и помыслить о свершении своей мечты. За то, что мы надеялись и всё равно были несчастны, потому что не верили своим надеждам, как ранним побегам в конце февраля. За то, что мы боялись Смерти настолько, что даже не рискнули дерзнуть ей, и были настолько дерзки с ней, что даже не смогли уважить её в своих мыслях. О, что мы за люди?! Куда ни глянь – то разбитое сердце, то пропавшая жизнь, то загубленная мечта, то задушенная надежда, то несбывшаяся любовь, то упущенное время… И всё впустую… Когда в руке револьвер и в нём уже горячие патроны, неужели ну хотя бы один раз нельзя… Выстрелить. В цель. Мы так увлеклись игрой, играя роли, которые нам никто не назначал, мы так приросли к своим пыльным греческим маскам, что новый день начинается и заканчивается без нас. У нас своя авансцена. Главная пуста. Это лицедеи играют героев и безумцев на авансценах. На главной сцене – живут и умирают настоящие герои, безумствуют и обретают бессмертную славу настоящие влюблённые. Те, кто умеет любить и верит любви настолько, что не боится Смерти. Только Любовь устоит перед ней. И униженная и оскорбленная Смерть побредёт к востоку, опустив голову, и сама Вечность скрошит зубы о Любовь. Мы найдём или придумаем кого-то, кто свяжет день прошлый и грядущий. Назначим связующее звено. В золотую цепь впаяем латунное кольцо. Бог правит Любовью, но человек могущественнее норн!8 Мы послушаем того, кто скажет красиво, но не услышим того, кто скажет правду. Мы пойдём за тем, кто позовёт нас к свободе и свету, но побьём камнями того, кто скажет, что и то и другое – в нас самих. Мы снова и снова будем преклонять колени перед всеми, кто назовётся королём. Снова и снова. До тех пор, пока каждый, как бы смешно и страшно это ни оказалось, не найдёт в себе силы признать себя королём. И исполнить долг короля. Владеющий словом выбирает молчание. Владеющий знанием о силе слова – будет пытаться достичь всевластия. Мы верим таким людям. Они уверяют нас, что им открыты все истины и тайны и подвластно Прошлое, Настоящее и Будущее. И Солнце они могут поменять местами с Луной. Пожалуй, так, но, Боже мой, кто из нас не поменяет солнце и луну местами в сердце своём и не проникнет в тайны минувшего и грядущего, имея такой ключ, как мудрая Любовь? Я не верю тем, кто говорит, что что-то знает или что-то может. Говорящие – бессильны. Силён тот, кто не только охраняет Слово, но и может сохранить его. В себе. И если скажет – то не вотще. А в Вечность. Ударит в челюсть Смерти и не устрашится содеянного. Где мы ищем славы? Где мы ищем силы? Где мы находим своих королей и хороним их? Все ответы неверны. Потому что мы не верим в те ответы, что требуют от нас их соблюдения. Что легче: кричать, что знаешь тайну, или хранить её? Так, чтобы никто… И никогда. Не осквернил твоей Любви и её имени. Где? В сердце. Тысячи и тысячи дорог, миллионы и миллионы вопросов, и всегда напрасно. Мы верим магии, вверяя ей изменять суть вещей, форму и стратегию развития, задуманную Богом изначально. Мы верим тому, что может что-то изменить, не веря, что сила не в том, чтобы менять, а в том, чтобы хранить. Хотя бы верность. Хотя бы верность… Вся сила и власть наша не в том, что мы сильны и властны что-то создать и разрушить, изменить или заставить кого-то увидеть что-то по-другому… Вся сила наша в выборе. И слава вся наша в смирении. Когда человек возьмётся, наконец, сохранять и охранять то, что ему вверено? Создавая новый день. И разрушая фальшь и ложь, разрушая искушение и пороки. Как песочные замки.