Тайный советник императора Николая II Александровича

– Это у вас такое мнение откуда? Вы в деревне-то были?

– В этом времени я нигде не был, кроме этой яхты. А мнение – из будущего, конечно. Техникой – тракторами, комбайнами – легче обрабатывать большие поля. Ну и экономится труд, а рабочая сила направляется в промышленность, стройки, большие проекты.

– Вот именно. Вся эта техника, удобрения, вероятно, минеральные. У нас с этим небогато. Возможно, сначала надо научиться эту технику производить, а уж тогда… А то создадим систему под несуществующую технику.

– Ну, возможно, вы и правы… Вы же понимаете, что простой человек не может знать всего, а тем более о том, что было давно, 117 лет назад.

– Знаете, господин Попов, я ведь тут на отдыхе. Признаться, от вас ждал короткого разговора, возможно песни. Да уж, получил песню. Если это можно назвать песней. Давайте о делах ещё завтра поговорим, я через Константина Дмитриевича вас приглашу. А сейчас… Думаю, мне потребуется время в себя прийти, после этой вашей песни и всего остального.

Я слегка кланяюсь, и задумываюсь о том, найду ли с первого раза путь обратно в адмиральскую каюту. Но уйти далеко мне было не суждено, меня уже поджидали. Тот самый амбал матрос, что чуть не дал мне в морду.

– Вас приглашают. Извольте пройти.

Теперь я в офицерском мундире, и он держится почтительно, но непреклонно. Ясно, что за ним стоит кто-то значительный. Ладно, пройдём.

Передо мной довольно высокая дама в старинном длинном платье и большой шляпе. Где-то я её видел… Да и кому здесь ещё быть? Могут быть служанки, но теперь я вспомнил, это она.

– Александра Фёдоровна?

– А вы господин Попов.

Говорит она с ужасным немецким акцентом. Всё понятно, но слушать неприятно.

– Государыня, я не знаю вашего старинного этикета, и могу объяснить, почему. Прошу простить моё неумелое поведение и отсутствие манер.

– Мне рассказал Константин Дмитриевич, и я слышала ваш разговор с Его Величеством. Мне придётся потерпеть ваши манеры ради того, что вы знаете. А теперь давайте пройдём туда, где нас будет сложнее подслушать.

Надо же, я наедине с императрицей, и у нас конфиденциальный разговор. Она отводит меня на некое подобие балкончика на корме. Здесь слышен стук паровой машины и бурление воды за кормой. Да, подслушать и впрямь труднее. Дверь императрица оставляет открытой, нам будет видно, если кто-то приблизится.

– Я слышала ваш разговор с Государем, но мужчины… Вы почему-то часто забываете о самом главном. Я хочу вас спросить… Возможно, вы даже догадываетесь, если вы и в самом деле…

– Конечно, догадываюсь. Возможно, вы хотите спросить о наследнике. Вы скоро отправитесь в Дивеево, на прославление Серафима Саровского. После этого зачнёте, и в следующем году родите мальчика, цесаревича Алексея.

Ого, какая реакция! Глаза… такое впечатление, что они стали лучиться. Ну а щёки покраснели явно. Пожалуй, можно понять Николая, в ней что-то есть, когда она так волнуется.

– Я так счастлива! Я так вам благодарна!

– Вы слишком рано обрадовались, Александра Фёдоровна. Вы ведь знаете о вашей наследственной болезни?

Её как будто ударили дубиной. Она замерла, даже взгляд в одну точку устремился, и вдруг начала бледнеть. Я испугался – а если в обморок упадёт? Что делать – держать её? Но нет, она не падает.

– Гемофилия… Это ужасно… Он умрёт?

– Мы все умрём. Знаете, в наше время есть такая поговорка: кто не курит и не пьёт, тот до смерти доживёт. Именно это и случится с Алексеем. Он будет болеть, страдать, но не умрёт до самой смерти. Которая наступит не от гемофилии.

Царица быстро приходит в себя. Метания в крайние эмоции закончились, и она говорит уже более официально, устанавливая дистанцию:

– Я должна спросить вас о Государе. Долго ли он проживёт? Вам должен быть известен год его смерти.

– Даже месяц и число известны. 17 июля 1918 года, рано утром.

– Как, всего через 15 лет? А наследник… Ему тогда будет 14? Станет ли он императором в таком возрасте?

– Нет, Александра Фёдоровна, стать императором ему не суждено.

– Понятно… И как же я буду без него? Не лучше ли мне с детьми уехать за границу?

– Не беспокойтесь об этом, вы без него не останетесь. Вы с ним будете жить счастливо, и умрёте в один день.

– В один день? Кажется, я поняла. Бомба?

– Нет, вы с ним умрёте от пуль.

– Так нас застрелят эти ужасные террористы? Эсеры, да?

– Я точно не знаю, может, и будут среди них эсеры, но в основном это будут большевики. В общем, тоже революционеры, но с несколько другими идеями.

– Я бы их всех повесила.

– Но могу вас утешить: через несколько десятилетий церковь признает вас страстотерпцами.

– А дети? Кто позаботится о них? Здесь, в России… Если бы вы знали… Эти великие князья, мои родственники… Не лучше ли им будет в Англии?

– Всего лишь страстотерпцы, но вы в России будете популярны. Я во многих храмах видел икону, где вы все всемером, вы с Государем, четыре дочери и сын. Больше у вас детей не будет.

– Семеро? Они посмеют… Мой сын, мои девочки!

– Да, это ужасно, но плохого будет много. Две войны, две революции, потом ещё гражданская война, эпидемии, голод. После вас монархии уже не будет.

– Да, теперь я понимаю Ники. Это я так называю Государя…

– Знаю. И про Санни, и про солнышко. А Алексей будет лучик.

– В общем, я его понимаю. Так сразу это трудно переварить. Так вот что значила та ужасная песня… Я… Я больше не вынесу. Давайте всё это отложим на завтра. А мне… Мне надо укладывать детей. Как это делать в таком состоянии? Ольга… Она может догадаться. А вы… Я слышала, вы и сказки знаете? Ольга – она очень любит что-то новое услышать. Не будете ли вы так любезны….

– Охотно. Я и своей дочке сказки рассказывал, пока она не выросла.

– Ваша дочь… выросла? Да, Константин Дмитриевич говорил про ваш возраст. Но поверить в это трудно. Хотя я уже верю. Хорошо, пойдёмте.

У великих княжон, оказывается, имеются отдельные каюты, хотя и небольшие.

– Ольга… Вот, господин Попов, он знает сказки… Надеюсь, тебе понравится, а я пойду, уложу Настю.

И императрица уходит. Кажется, она совершенно выбита из колеи. Ну, убьют её семью, но ведь есть ещё 15 лет, многое можно сделать. Та самая девочка, которую я видел на палубе, уже лежит под одеялом. Выглядит она обыкновенно. Учись со мной в первом классе – не входила бы ни в число красивых, ни дурнушек. Средняя девочка.

– Господин Попов? Я вас не помню. Вы откуда взялись?

– Меня в море выловили вчера. Но лучше называй меня Сергей Михайлович.

– Лучше Попов, так легче запомнить.

– Я сейчас тебе расскажу, запомнишь.

Рассказываю анекдот про ноту и часть тела. Кажется, Оле нравится – она дважды с удовольствием повторяет: «Си – рожа». Моей дочке почему-то в детстве нравилась сказка о мальчише-кибальчише, я её наизусть знаю, ну и рассказываю царевне. Кажется, ей понравилось.

– А красная армия это кто? Это англичане?

– Нет, это наши, русские. Только пока такой армии нет.

– Она очень могучая будет?

– В общем, да. Победить её будет очень трудно.

– А пионеры это кто?

– Дети, чуть старше тебя. Про американцев бойскаутов слышала?

– Да, это очень интересно!

– Вот, как они, только в России. У них будут красные галстуки, горн, барабан. А приветствовать друг друга будут салютом, вот так.

Неожиданно снова заходит Александра Фёдоровна.

– Она не спит. Мне трудно успокоиться, а она чувствует. Рассказали сказку?

– Да, мутер, интересная сказка. Только… Все сказки как бы из старины, а эта…

– Господин Попов, может быть, вы поможете, я уже не знаю, что делать…

– Вряд ли я смогу что-то интересное рассказать маленькой девочке… Ей сейчас сколько лет?

– Два недавно исполнилось.

– Но мне говорили, что голос у меня монотонный и усыпляющий. Колыбельную я могу спеть.

Каюта Анастасии рядом. Если у Ольги на лбу написано «вот обычная средняя девочка», то Анастасия… В целом, похожа, но другое выражение глаз, и девочка выглядит интереснее. Ольга как будто задумчивая, а Анастасия как бы слегка вредная. В общем, покрасивее. Но лежит смирно под одеялом, претворяется хорошей.

– Привет, Настя. Я знаю одну колыбельную, её никто ещё не слышал.

И я начинаю петь «Спят усталые игрушки». Анастасия смотрит с интересом, но когда песня заканчивается, она продолжает смотреть всё также.

– Гм… Ну хорошо. Даже не знаю, для этого возраста… Ну… Жили были дед да баба, была у них курочка Ряба….

Анастасия слегка кивнула, типа, да, знаю эту сказку, и продолжает молча слушать. Зато вмешивается Ольга. Она, оказывается, незаметно прокралась в каюту. Одета она в длинную ночную рубашку, выглядит вполне пристойно. Но императрица покачала головой осуждающе.

– Бессмысленная сказка. Только для маленьких детей и годится.

– В писании сказано, что Господь скрыл от мудрых, и открыл детям. Может быть, это сказки и есть.

– Знаю. «Сказка ложь, да в ней намёк». Но в этой сказке какой намёк?

– Ну сама прикинь. Вот дед и баба, простые люди. Но судьба даёт им что-то великое и необычное: золотое яичко. И что же они? Начинают яичко бить, сами не знают, зачем. И даже с этим не могут справиться. Когда же мышка яичко разбила, они видят, что стремились к глупой цели и начинают плакать.

– А курочка хочет их утешить простым яйцом.

– Ну да. То есть им даётся простая судьба, задача по силам.

Несколько секунд все молчат.

– А мышка это кто? Ангел, который помог, или наоборот?

– Вырастет над лесом сон-трава

– Ты в лесу не бойся ни слона, ни льва

– Только серой мыши бойся иногда

– С серой мышью в сказку приходит беда.

– Странные стихи. Как будто заклинание.

– Это из одной сказки, про одного мальчика.

– Расскажете?

– Конечно, если будет время.

– Выходит, господин Попов, мы с мужем и есть те самые дед и баба? И наше яичко разобьёт мышка.

– Ну, вам Бог послал меня. Может быть, с моей помощью вы найдёте, что делать с яичком. И тогда мышка вам не так страшна.

– Ну, чем вы можете помочь… Вы ведь даже не князь. А вот если бы эту мышку повесить…

– Увы, в подполье много мышей. И становится всё больше. А что касается князя… а почему вы думаете, что князь вам поможет лучше, чем я? «Не надейтесь на князя, на сына человеческого».

– Понятно, что у дворянина возможностей больше. Тем более у князя.

– Не понимаю, о чём вы. Вот вы – целая императрица. А что вы можете, чего не может простая женщина?

– Я могу приказать… Или попросить мужа…

– Ну да. То есть дело не в возможностях человека, а в его положении.

– То есть, вы хотите сказать, что если я могу приказать сама, мне не нужны те, кто может приказать…

– Ну, командиры нужны разных уровней. Как в армии: от отделения до фронта, офицеров и генералов нужно немало. Но я – совершенно другое дело. Должности у меня нет, и даже если мне даруют княжеский титул, я не стану полезнее. Моя сила – в знаниях. Я передам вам свои знания, ну а если вам это не поможет… – и я развожу руки.

– Так вы хотите, чтобы вам даровали титул?

– Мне это неважно. Если вам так будет легче – ну, даруйте. Но ведь если я послан Богом, в чём я не сомневаюсь, то, получается, моё звание повыше княжеского?

– Вы ангел? – это уже Ольга вмешалась.

– Так называют тех, кого посылает Бог. Но обычно он служебных духов посылал, а теперь вот меня, в человеческом теле, только помолодевшем.

– В ваше время о таком слыхали?

– У нас целая отрасль литературы есть, про «попаданцев». Вот я и есть попаданец. Но чтобы такое на самом деле произошло – никогда не слышал. Но, есть такая версия, что если люди чем-то активно интересуются, то Бог как бы вносит уточнения… Ну, типа, небесные светила, это только картина. Но когда люди их изучают, эта картина становится всё сложнее, подробнее. Если то же самое верно и про попаданцев…

О, а Анастасия-то уснула. Видимо, наш разговор для неё был неинтересен.

– Ну, слава Богу. Маша, конечно, опять у Тани. Пойду и я к ним. А ты, Оля… Ты уже большая, можешь и сама заснуть. Или тебе господин Попов ещё сказку расскажет?

– Да, ту, из которой стихи. Вы ведь расскажете, дядя Си-рожа?

– Ну, могу начать рассказывать. Но она длинная.

– Я и хочу длинную. Лучше на всю ночь.

– А спать когда?

– Я уже наспалась. Скучного много, а интересного мало.

Мы направляемся в каюту принцессы, даже не спросив разрешения императрицы.

– Ты, наверно, ещё маловата для такой сказки. Но надо же тебе расти. Если что – переспрашивай. Называется сказка «Лётчик для особых поручений».

– Лётчик?

– Да, он летает на самолёте.

– Я знаю, ковёр-самолёт.

– Нет, просто самолёт. Их как раз сейчас начинают делать. Если твой отец согласится, я бы тоже занялся самолётами для России.

– Это не сказка? Это на самом деле?

– Увы, надо делать самолёты на самом деле. И в ближайшие годы, чтобы не отстать от Европы.

– А они какие, самолёты?

– Ну, крылья неподвижные, мотор, тянущий винт-пропеллер. Сзади хвост, управлять направлением полёта и высотой. Завтра можно будет нарисовать, если дадут бумагу и карандаши.

И я начинаю рассказывать сказку Крапивина. Ольга всё проглатывает, и про драмкружок, и про зелёный билет, и про лётчика. Когда доходит до чёрного кота, её глаза начинают слипаться, но она изо всех сил таращится. Наконец, когда Алёша уже со смотрителем маяка беседовал, снова появляется Александра Фёдоровна.

– Ольга! Имей совесть! Меня нет, и ты готова не спать всю ночь?

– Но мутер, ведь интересно! Так хочется узнать, что было дальше.

– Прошу прощения, господин Попов, не смею вас больше задерживать. Думаю, завтра Государь найдёт для вас время. А ты, если хочешь услышать продолжение, спи сейчас же!

И царских апартаментов я выхожу один. Часы я уже выставил на здешнее время, и они показывают 22:37. Но, кажется, здесь распорядок как в армии: в 22 часа отбой. Во всяком случае, лишних людей я нигде не вижу, только вахтенные. Пойти к Нилову? А если он уже спит? А, наверно, так и есть. А, ладно! Направляюсь опять в свой закуток к гамаку. Зато никого не потревожу.

А, пожалуй, эта царица Александра нормальная тётка. Я бы лучше с ней работал, чем с Николаем. Он, вроде, не глуп, но… Как будто устал. Причём раз и навсегда. Или это шапка Мономаха его так придавила? Да уж, эта шапка не по всякому Сеньке.

Похоже, здешние матросы управляются сигналами дудок. Вчера я сигнал подъёма не расслышал, крепко спал, да и здесь, в коридоре, не так слышно. А сегодня проснулся – да, ровно 6:00. Слышен топот матросов, причём они не ходят, а бегают. Ну, валяться в этом гамаке нет смысла, пойду хоть умоюсь. А вот и адмирал на палубе, наблюдает за началом уборки. Смело иду к нему.

– А, Сергей Михайлович. Как спалось? И где?

– Спасибо, очень хорошо в молодом теле спится. Да там же, в гамаке.

– А ведь я вам приготовил местечко в лоцманской каюте.

– Вчера её Величество уже в половине одиннадцатого отпустила, не стал вас беспокоить.

– Хорошо, ваше место вам покажут. Что-нибудь ещё?

– Константин Дмитриевич, простите, я привык мыться часто, а тут ведь приходится и с Государыней разговаривать, и с великими княжнами. Хочется быть чистым, а то немытое тело так пахнет…

Взгляд адмирала становится гордым:

– В этом нашему кораблю есть чем похвастаться. Как никак, паровая машина. Ну и устроены три бани, царская, офицерская, ну и для матросов тоже. Они, конечно, и морской водой могут помыться, но когда холодно, по очереди баню посещают. Да вот, господин Тузовский вас проводит. И вашу каюту вам покажет.

Поляк, кажется, всё время отирается вблизи адмирала. Кажется, он сменил гнев на милость, и смотрит на меня чуть ли не дружелюбно. И он не просто ведёт меня в баню – он собирается мыться вместе со мной! Вот так честь.

Адмирал, кажется, этой баней гордится. Но мне она напоминает заводскую баню в глубинке, которую я однажды посетил. Такой же пар из трубы, регулируемый вентилем и даже шипящий похожим образом. Разумеется, никаких ароматов пива, масел и т. п. нет и в помине. Краны с горячей и холодной водой без смесителя и тазики. Душа нет. Ладно, не очень комфортно, но помыться можно неплохо. Есть и мыло, но хозяйственное, с не слишком приятным запахом. После такой бани одеколон – это нормально.

– Господин Попов, простите, я вчера вспылил. Да, Польша – это боль всех нас, поляков. Но теперь, поразмыслив, я хочу поинтересоваться у вас некоторыми подробностями.

– Станислав Ежевич, как вас лучше называть, подчёркивая уважение?

– Лучше господин Тузовский.

– Господин Тузовский, я вчера имел аудиенцию у Государя. И мне теперь строго запрещено что-либо рассказывать (Николай не догадался запретить, но я и сам понимаю).

Поляк молчит, стараясь скрыть разочарование. Ведь сам виноват, мог бы вчера узнать побольше. Теперь, наверно, разговоров не будет. Но нет, поляк находит тему:

– Господин Попов, а вы лично как к Польше относитесь?

– Вы знаете, даже с симпатией. Несмотря на недостатки, эта страна…

– Какие недостатки?

– «Как говорила моя бабушка Ядвига, мы, поляки, добрый народ, но не спрашивайте нас, как мы относимся к русским», – это цитата, но я говорю как бы от себя, – Я в основном русский по крови, и чувствую себя русским, но признаю, что поляки иногда способны на многое. Вот Шопен – это же целое явление в мировой культуре. Есть и литература польская, даже в науке кое-что.

– А шляхетство, сама идея?

– Мне ближе служение народу, стране. Конечно, выглядит красиво – обширные права, выборы короля. Но к чему это Польшу привело?

– Разве шляхтич не может служить стране?

– Может. И иногда даже получше русского служивого дворянина. Но при такой воле шляхетства и требования к их моральным качествам очень высоки.

– Вы сомневаетесь в моральных качествах шляхетства? – кажется, поляк снова оскорблён.

– Лучшими представителями шляхетства можно восхищаться. Будь все такими, или хоть половина, и Польша непременно была бы великой. А что мы видим? Страна, которая могла стать одной из влиятельнейших в мире, разделена, как туша убитой коровы. И это стало возможным только потому, что многие шляхтичи свои права хорошо помнили, а вот свой долг перед страной поставили куда-то на третье место.

– Да, это наша проблема. Каждый пан не может поступиться… Даже иногда ради Польши… Не то, что своим положением, даже тенью славы своих предков. Так вы, значит, видите главный недостаток Польши в отношении к русским?

– Ну, это только для русских главное. А по сути, для Бога… Видите ли, я полагаю, что национализм проклят. Богом. А такое проклятие… Взгляните на евреев.

– Национализм? Почему? Чем плохо любить Родину? Разве это не благородное чувство?

– Видите ли… Иудеи не приняли Христа. А ведь он пришёл в первую очередь «к погибшим овцам дома израилева». Как же так, ждали-ждали, и не узнали? Несмотря на все чудеса, на всю мудрость. Это надо очень хотеть не увидеть очевидного. Я думаю, они ждали героя на коне, грозного царя. Он легко победит весь мир, иудеи станут намного выше римлян, ну и будут править миром. Богоизбранные же. А он – бродяга нищий, воевать не собирается, израилю не то, что мировое господство – независимости не собирается давать. А уж когда въехал в Иерусалим издевательски, на ослёнке, насмехаясь над чувствами патриотов, тут уж и Иуда не выдержал, решил подстегнуть события. Ведь не может мессия позорно умереть? Значит, начнёт крушить, завоёвывать….

– Так вы думаете, прокляты не только евреи?

– Евреи само собой, но также и национализм. Сейчас националистов всё больше становится, вы присмотритесь к их судьбам.

К этому времени мы уже вытираемся, и Тузовский ведёт меня в каюту лоцманов – одна из четырёх коек теперь моя. Комфорт здесь – как в общаге. И мы снова вместе идём на завтрак. В кают-компании я явно чужой. Кажется, господа офицеры не только со мной не говорят, но и между собой говорят сдержанно при мне. Впрочем, вскоре незнакомый офицер приглашает меня к их Величествам к восьми. Как раз успею неторопливо поесть.

Офицер провожает меня на корму. Мы проходим комнатку, где я вчера с Николаем беседовал, и ещё через одну комнату попадаем в довольно обширный кабинет, заставленный книжными шкафами. Кроме Николая и Александры в кабинете ещё и Нилов. Офицер, поклонившись и щёлкнув каблуками, уходит, а инициативу берёт на себя Николай:

– Здесь нас вряд ли подслушают, но на всякий случай говорите вполголоса, мы все будем сидеть здесь, за одним столом. Не хотите ли кофе, сигару?

– Я не курю, в будущем определённо выяснят, что это вредно для здоровья. Может быть, и вам об этом подумать? Или, как минимум, не курить при детях.

– Но ведь вы сказали, что…

– Я надеюсь это изменить. Кто предупреждён, тот вооружён.

– Знали бы вы, сколько раз уже мне говорили о революции. Победоносцев, Витте, Дурново. Но рецепты лечения болезней у них разные. Есть ещё либералы, тех я вообще не слушаю. Давайте сделаем так: вы нам сейчас расскажете будущее, которое для вас история. Согласны?

– Разумеется. Кому ещё рассказывать, как не вам.

– Дмитрию Константиновичу я доверяю, кроме того, он и так уже кое-что знает.

– Вот только…. Я ведь знаю историю до лета 2020 года. Там много всего было интересного. Давайте пока сосредоточимся на предстоящих пятнадцати годах. А если и дальнейшее вам понадобится – я скрывать не буду, готов рассказать. Ну и научные, технические достижения. Я, хоть и по-вашему из купцов, кое-что знаю, хоть и поверхностно.

– Хорошо, начинайте ваш рассказ, господин Попов.

И я начинаю с войны с Японией, до которой ещё больше, чем полгода. О лесной концессии в Корее, о переодетых солдатах, о внезапном нападении. О Варяге, Порт-Артуре. О Мукдене и Ляояне. О гибели Макарова и эскадре Рождественского. Нилов, услышав о Макарове и Рождественском, что-то шепчет себе под нос. А когда я перехожу к Цусиме, он не выдерживает, начинает шептать громче и с горестным чувством. И становится слышно, что многие слова в таком обществе неприличны.

Далее я перехожу к миссии Витте, «графа Полусахалинского», оценивая её как успешную.

И прямо в процессе войны началась революция. Отмечаю связь между этими событиями. Дальше- о кровавом воскресенье. Дальше я плохо знаю, но осенью была всеобщая забастовка, парализовавшая всю страну, и вооружённое восстание в Москве, на Пресне, подавленное семёновским полком. Потом октябрьские указы, созыв думы, выборы по куриям. Разгон первой и второй думы, изменение выборного закона, третья дума, октябристы, Столыпин.

Дальше о Столыпине: назначение премьером в 1905-м, военно-полевые суды, переселение в Сибирь, отруба, убийство в 1910-м в Киеве.

– А ещё кого террористы убьют? – это уже Александра вмешалась.

– Ещё Плеве, это скоро, и ещё какого-то великого князя, кажется, Сергея, в общем, он в Москве был главным. Это самые известные.

– Что? Сергея Александровича убьют?

– Да, но дату не помню.

– Как вы можете не помнить? Ведь это великий князь, сын государя Александра II!

– Ну, великих князей много, толку от них мало…

– Отвратительные всё же у вас манеры, не уверена, что вам следует позволить влиять на великих княжон.

– Так ведь я и не придворный, да и вообще, в наше время всё гораздо демократичнее.

– Аликс, ну чего ты хочешь? Поверь, есть люди и ещё грубее. Продолжайте, господин Попов.

– Ну, революцию только в 1907-м подавят, не без помощи военно-полевых судов Столыпина. Но в основном в конце это будут уже деревенские бунты или банды в провинции. Да, ещё броненосец Потёмкин. Но дат тоже не помню.

Рассказываю про броненосец, сбежавший в Румынию. Ну а затем перехожу уже к отношениям с Германией и Австрией, о ложной панславянской идее, об аннексии Боснии Австрией. О позиции Вильгельма, мол, пусть Россия Азией займётся. А в Европе немцы разберутся. О плане Шлиффена. Затем перехожу к убийству Фердинанда в Сараево, ультиматуму Австрии, ответу Сербии. Рассказываю о телеграммах Вильгельму и от него, и, наконец, о мобилизации. Разумеется, Германия немедленно напала на Францию, но не так решительно, как предлагал Шлиффен. Дальше – армии Самсонова и Рененкампфа в восточной Пруссии, разгром Самсонова, Людендорф и Гинденбург. Чудо на Марне. Окопная война, снарядный голод, большое отступление 1915-го. Возглавление армии самим Николаем, усталость от войны, военно-промышленные комитеты, земгор, выступления в думе, речь Милюкова. Распутин и его убийство, травля царской семьи. Ну и, наконец, бунт в Питере, миссия Иванова, отречение в пользу Михаила. Рассказываю о Родзянко, Алексееве. О Гучкове с Шульгиным. О Рузском и Пскове. О временном правительстве, князе Львове и компании. О совете рабочих и солдатских депутатов. О кори, домашнем аресте.