Призрачный поцелуй

Я прикрыл глаза от яркого солнца, прислонив ладонь ко лбу, подобно козырьку. Пустынный ветер гонял по Брэиле сухой песок, который не позволял сделать полноценного вздоха, заставляя дышать урывками. Анна стояла в десятке метров и щебетала с молодой женщиной, которая любезно отвечала на все ее вопросы, касающиеся уклада поселения. Из их разговора я понял, что незнакомку – на вид не больше двадцати лет – звали Аннабель и она работала в поле, которое находилось в сотне миль отсюда. Там девушка собирала колосья и относила их в грубых мешках на мельницу, чтобы получить порцию муки и продать ее затем на рынке.

На Аннабель было надето простое красное платье, которое прикрывало руки и ноги до щиколотки, светлый платок покрывал голову, не позволяя разглядеть цвет волос. Но зеленые глаза и пухлые губы, подведенные алой помадой, небольшая родинка около рта и чуть вздернутый нос, покрытый веснушками, выдавали в ней величие, стать и грацию. Я невольно засмотрелся на девушку, которая улыбнулась, встретившись со мной взглядом. Анна тут же развернулась и нахмурилась, выражая недовольство.

Несмотря на то что было уже десять часов утра, больше никто из жителей не вышел с нами поздороваться. Да и я не рассчитывал на продолжительную прогулку, боясь весь покрыться волдырями от такой изнуряющей погоды. Однако спросил об этом Аннабель, но та в ответ лишь пожала плечами и с горечью в голосе произнесла:

– Нас не так много, тех, кто добровольно остался доживать в этом захолустье. Большинство еще с начала темных времен покинули свои дома и уехали в крупные города, распродав земли. Нас всего-то в Брэиле осталось человек пятьдесят, да только нелюдимы мы стали совсем. Не стоит на нас обижаться.

– Простите, о каких темных временах идет речь?

Аннабель удивленно вскинула бровь и недоверчиво посмотрела на меня.

– Вы разве не знаете? Около сотни лет назад умерла местная ведунья, которая излечивала людей от недуга. Поговаривали, что днем она помогала, а ночью практиковала темную магию, которая позволила ее душе выжить. После смерти ведуньи пробудились духи предков, которые погибли на этих землях много веков назад. Тогда и начались темные времена в наших краях: кто-то сбегал с насиженных мест, кто-то скупал старые книги о колдовстве, в надежде, что это убережет от призраков. Строились церкви, которые духи уничтожали под покровом ночи, окна и двери посыпались солью, которой не находили под утро. Прошло много лет, прежде чем мы поняли, что призраки пришли не убивать – они хотели предупредить. И что враги – не они, а та, что доверила свое сердце не тому.

Верни мое сердце…

Меня передернуло от одного воспоминания. Мороз прошелся по коже, вызывая волну мурашек.

– Аннабель, а могу я задать вопрос?

– Да, конечно.

Ее лицо стало серьезным.

– Почему в доме моего предка все выглядит так, будто недавно там был ремонт?

На мгновение женщина задумалась, а потом расплылась в улыбке и склонила голову набок.

– Вам понравилось? Мы старались с жителями сделать ваше пребывание комфортным. Собрали по небольшой сумме с семьи и обустроили дом изнутри. На фасад, к сожалению, средств не хватило, простите.

– Но ведь дом все равно будут сносить, для чего такие траты?

– Повторюсь – мы хотели, чтобы ваше последнее пребывание было комфортным.

– Последнее?..

Но Аннабель уже отвернулась и заговорила с Анной, которая активно жестикулировала и наигранно смеялась. Должно быть, ей не понравился наш разговор и переглядки.

В голове крутились шестеренки, пытаясь сложить пазл воедино. Она болезненно пульсировала, горечь образовалась в глотке, кожа зачесалась от нестерпимого жара.

– Дамы, прошу меня извинить, я вас покину.

Но они не обратили на меня никакого внимания. Удалившись, поспешил в дом, прямо в одежде рухнул на кровать и забылся глубоким сном до сумерек.

Пробудившись, приподнялся и несколько минут пытался понять, где нахожусь. Когда осознание обрушилось, подобно лавине, тяжко вздохнул и опрокинулся обратно на спину, раскинув руки. Следом в комнату вбежала Анна, надевая на ходу лазурного оттенка шляпку.

– Дорогой, мы с Аннабель решили немного прогуляться на ночь. Не скучай, хорошо? Почитай, поспи, что ты там еще любишь делать? В общем, скоро буду.

Послав воздушный поцелуй, она выскочила из дома, громко хлопнув дверью.

– Прекрасно…

Оглядевшись, заметил в сумраке канделябр, который слабо освещал прихожую. Три свечи почти догорели. Я взял новые, зажег спичками и вставил в рожки. Обхватив канделябр за основание, решил исследовать дом.

Кухня представляла собой пару навесных шкафов из дуба, четыре стула и две длинные скамьи, которые расположились около массивного светлого стола. Плита, примостившаяся в углу, была залита слоем жира.

Две комнаты, идентичные друг другу, вмещали лишь широкие, в несколько метров, кровати. Третья почему-то оказалась заперта. Дернув пару раз за ручку, я выругался, когда ничего не произошло. В попытке выломать ее услышал по ту сторону слабый стон, который разрастался все громче. Чуть не свалился на колени, когда дверь с той стороны резко дернули, открывая моему взору пикантную картину.

Девушка, широко раскинув ноги, сидела на подоконнике и, запрокинув голову, стонала. Ее руки блуждали по оголенной спине мужчины, царапая кожу до крови. Бедра соблазнителя грубо ударялись о плоть незнакомки, ускоряя ритм с каждым рывком. Одна его рука держала девушку за волосы, намотав их на кулак, другой он сжимал подоконник с такой силой, что побелели костяшки. Оба были в одежде – у мужчины чуть спущены штаны, у девушки подол платья повязан вокруг талии.

Я замер на пороге, наблюдая за тем, как девушка приоткрывает одурманенные желанием глаза и устремляет их… на меня, а не на своего соблазнителя. Сердце пропустило удар, когда осознал, что передо мной занимаются любовью призраки. Их тела подсвечивались в лунном свете, пропуская его через себя.

– Сори-и-ин…

Вновь этот голос.

Я сделал пару шагов назад, но наткнулся на запертую дверь. Тем временем мужчина, зарычав, отшатнулся от любовницы и прислонился спиной к стене, судорожно начав натягивать штаны. Девушка, которая легко спрыгнула с подоконника, поправила подол платья, ловко распутывая его. Каждый ее шаг менял красивые очертания лица. Раз – вместо глаз появились две зияющие дыры, два – обрубленный нос, три – рот, зашитый нитками, четыре – руки и ноги выгнулись под странным углом, делая призрака похожим на чудовище. Взревев, существо разбежалось и, оттолкнувшись от стены уродливыми конечностями, взобралось на полоток. Голова развернулась на сто восемьдесят градусов, руки и ноги цеплялись за прогнившие доски на крыше.

– Сори-и-ин… возьми его, теперь оно твое.

Я закричал и судорожно начал дергать ручку. В последний момент дверь отворилась, позволяя выбежать из этого ада. С силой захлопнув ее, продолжал удерживать ручку – существо по ту сторону пыталось ее провернуть. Нечеловеческие крики монстра доносились со всех сторон, проникая в потаенные уголки души, дверь тряслась под натиском твари, но затем все стихло, будто ничего и не было.

С минуту, стоял, все еще вцепившись в дверную ручку, а затем отпустил. Рухнув на пол, принял решение, что утром мы непременно покинем Брэилу. Мне не хватило сил подняться, поэтому лишь дополз до своей комнаты и упал на кровать.

Во входную дверь тихо постучали. Я не откликнулся, лишь зарылся сильнее головой в подушку, даже не понимая, удалось ли мне поспать хоть несколько часов. Стук становился все настойчивее. Выругавшись, поднялся, поплелся по коридору и с силой распахнул створку, охнув от удивления.

На пороге стояла Анна с топором в руках. Ее безжизненный взгляд был устремлен на меня, платье все в крови и комьях сырой грязи, волосы развевались на ночном ветру. Чем дольше она на меня смотрела, тем сильнее озноб пробегал по коже. Анна стояла не шелохнувшись, лишь сжимала до белых костяшек топор, лезвие которого отражало лунные блики.

– Сори-и-ин…

Снова этот голос. Я судорожно оглянулся, однако не увидел призрака. Но зато лицо Анны дрогнуло в улыбке, которая напоминала звериный оскал.

– Анна, ты что…

Рука невесты, держащая топор, с хрустом ломающихся костей вывернулась под неестественным углом. Глаза, устремленные на меня, начали истекать кровавыми слезами, окрашивая лицо и платье в алые неровные разводы. Я сделал пару шагов назад и замер от ужаса.

Позади девушки из земли начали прорываться костлявые руки, цепляясь за траву. Мертвецы, вытаскивая свои изъеденные червями тела из гробов, издавали нечеловеческие крики, от которых во`роны, сидящие на ветвях, с недовольным карканьем улетали прочь. Скелеты, вырвавшиеся из заточения, стояли за Анной, подобно верным стражам. У некоторых плоть не успела прогнить и свисала неровными лоскутами с костей. Откуда-то со стороны леса показалось множество белоснежных мотыльков, которые летели в нашу сторону. Когда они оказались на расстоянии не более ста метров, я понял, что это призраки летят воссоединиться со своими некогда погребенными телами. Они окутывали собственные кости, подобно пледу, позволяя тем обрести человеческие очертания.

Мертвецы на каждый мой шаг назад делали три вперед, стремительно сокращая между нами расстояние. Когда я попытался сбежать через черный ход, дверь передо мной захлопнулась, щелкнув засовом, который не поддавался. Пытаясь выбить окна, закричал от бессилия, вспомнив, что с переднего фасада они заколочены. Я метался по дому, словно загнанный зверь, но спасения не было – лишь уничтожающий душу страх.

Между тем монстры приближались – звук каблуков женских туфель, ударяющихся о деревянный пол, эхом отражался от стен. Анна встала в паре метров от меня и протянула вывернутую под неестественным углом руку, ткнув острием топора в грудь. Я съежился от ужаса и закричал, отсчитывая удары собственного сердца, на что она в ответ зарычала.

Анна криво улыбнулась и замахнулась, всадив лезвие топора в стену над моей головой. Я вскрикнул, но тут же осекся, увидев, как за спиной призрака материализуются духи. Извозчик, который встречал нас по приезде, опустил повязку и откинул ее в сторону. Все его лицо испещрили шрамы, рот был зашит грубыми нитками, из него стекала вязкая слюна. За ним справа стояла женщина лет сорока, которая держала в руках два тесака, а слева – девочка, зарезавшая собственную бабушку. Увидев меня, она помахала рукой и улыбнулась. Следом – молодые мужчины, у которых не было глаз – лишь зияющие дыры. Я уже не мог издать крик отчаяния, так сильно меня трясло.

– Я отомстила за то, что они были слепы и глухи к моим крикам и мольбам о помощи. Мое милосердие не знает границ, ты почти не почувствуешь боли. Не будешь кричать в агонии, как эти отступники и предатели, которые только и могли, что прикладываться к бутылке. Отомстив, освобожу душу от злого рока и смогу воссоединиться с Фи`липпом. Тебе нужно лишь познать на собственной шкуре грехи своих предков.

Я открыл рот, чтобы закричать, но мне на голову накинули холщовый мешок. Затем один глаз пронзила дикая боль, когда вторым мельком успел заметить, как морок Брэилы истончался – дома рушились друг за другом. Призрачные стражи – верные духи этих земель – рассыпались пеплом на про`клятые земли, даруя душам освобождение.

А в воздухе все еще звучал шепот:

– Верни мое сердце… и отдай свое…

Часть 2

Аннабель

1773 год,Румыния, Брэила

Я сидела посреди поля около колодца и собирала травы, которые могли бы помочь в изготовлении отвара от кашля. Забрав волосы под белую косынку, ползала на коленях, срывая соцветия и подставляя лицо солнечным лучам, сощурив глаза. Только в окружении природы чувствовала себя на своем месте. Она придавала мне сил, которые помогали магии бурлить под кожей и творить под покровом ночи привороты и порчи.

Травница и ведунья днем, ведьма ночью.

Я хорошо маскировалась, ни у кого не вызывая подозрений. Сбежав из своего родного поселения, на которое напал ночью отряд инквизиции, оказалась здесь, в Брэиле, где и живу уже три года.

Благодарна жителям, что приютили шестнадцатилетнюю девушку, но за их помощь расплатилась сполна. Зачастую тратила все накопленные силы на излечение ребенка, которого поразила хворь, или спасение женщины, потерявшей много крови и умирающей при родах вместе с малышом. На магию, которая шептала по ночам, призывая в свои объятия, не оставалось сил. Но она не прощала такое – тьме нужно было найти выход, творить вокруг себя хаос и сеять зло.

Когда сил совсем не оставалось, ослабляла поводок и позволяла тьме утолить голод. Раз в месяц одного из жителей находили мертвым в постели с красными пятнами по всему телу. Думали, что это чума сгубила беднягу, но только я знала, в чем дело.

На похороны погибшего надевала черный наряд скорби, выпивала отвар из ядовитых грибов, чтобы придать бледности лицу, и прижимала платок к груди, чтобы в удобный момент якобы вытереть непрошеную слезу. После процессии все жители продолжали работать и жить, забыв о похороненном. Но я видела, как его призрак, сидящий между скамеек в церкви, обхватывал голову руками и кричал о том, что ему еще рано было умирать. Под предлогом того, что потеряла платок, задерживалась и садилась около призрака, который вздрагивал от моего присутствия, не веря в происходящее. Выслушивала его боль, молча поддакивая.

Призракам, как и живым, хотелось знать, что есть тот, кто готов выслушать. Этого было достаточно, чтобы душа мертвого привязывалась к живому, стараясь услужить ему.

– Аннабель, с кем вы разговариваете?

Я глубоко вздохнула и обернулась через плечо, едва слышно выдохнув. В дверях стоял Фи`липп, который разбил не одно женское сердце в поселении и на ближайшие сотни миль. Взъерошенные каштановые волосы, высокий рост, харизма и власть.

Мотнула головой и не ответила на вопрос мужчины, надеясь, что он уйдет. Но вместо этого он тяжелым шагом дошел до скамьи, сел рядом, обхватил мои пальцы своей ладонью и чуть сжал их. Приподняв голову, я встретилась взглядом с пронзительно-голубыми глазами мужчины и едва заметно улыбнулась.

– Вы можете рассказать мне, что случилось. Я все пойму. Мне можно доверять.

Что мне, уже девятнадцатилетней девушке, надо было, кроме крохи внимания и теплоты? Узел, который будто душил изнутри, начал развязываться, позволив нарыву прорваться. Я на одном дыхании рассказала Филиппу свою историю, утаив про ведьм и инквизиторов, упомянув лишь, что на мое селение напали бандиты и истребили почти всех. Из моих глаз лились истинные слезы, но я не замечала их, чувствуя, как боль отступает, даруя новое чувство – способность дышать без ненависти.

Филипп, который все это время держал за руку, шумно выдохнул и мягко привлек к себе, положив мою голову к себе на плечо. Его массивные ладони скользили по спине и плечам в успокаивающем жесте.

– Чего же ты натерпелась, Аннабель…

От его тона я улыбнулась и коснулась носом мужской шеи, вдыхая запах сена и табака. Филипп был помолвлен с Каталиной – дочерью местного кузнеца, которая славилась своим кротким характером. Она всегда молчала и исполняла любой приказ отца. Девушка следовала безмолвной тенью за Филиппом, который поначалу не обращал на нее никакого внимания, покуда кузнец не посватал за него свою дочь. Мужчине стало жалко Каталину, и он объявил о помолвке лишь потому, что она могла бы стать отличной женой: сидела бы дома, готовила и растила детей.

– Так много… так много натерпелась…

На следующее утро Филипп зашел проведать о моем здоровье и принес полевые цветы, которые я поставила в вазу.

– Вы так щедры с утра. С чего бы?

Наливая ему чай, я пододвинула чашку поближе и села напротив, пристально рассматривая мужчину, который смутился под моим взглядом. Он сделал глоток горячего напитка, после чего закашлялся. Встав и перегнувшись через небольшой стол, я постучала мужчину по спине, пока приступ не прошел. Услышала его учащенное дыхание и, опустив взгляд, заметила, как Филипп жадно рассматривает мою грудь. Облизнув нижнюю губу, он отвернулся и поблагодарил сквозь зубы. Молча допив свой чай, гость поклонился, затем покинул дом, оставляя в моей душе приятное волнение – тридцатилетний мужчина, и так засмущался девятнадцатилетней девушки.

На следующий день Филипп уехал на месяц по работе. Я знала, но при этом выискивала его взглядом среди толпы. Лето выдалось жарким – колодец почти иссушился от засухи, краска на фасадах потрескалась. Все мое нутро бунтовало, и я, недолго думая, купила в местном магазине недорогую баночку красной краски. Найдя в сарае стремянку, прислонила ее к деревянным балкам и начала яро орудовать мокрой тряпкой, избавляясь от старого потрескавшегося слоя, который летел во все стороны. Увлеклась так, что дернулась телом в сторону, напрочь забыв, что стою на высоте, и с криком полетела вниз. Но крепкие руки подхватили меня и удержали на весу.

Встретившись взглядом с Филиппом, на загорелом лице которого промелькнуло волнение, я улыбнулась и тихо произнесла:

– Вернулись…

– Вернулся, Аннабель, вернулся.

После этого случая мы больше не оставались наедине. Я боялась, что жители подумают, будто между нами что-то есть, опасалась, что своими словами и обвинениями подарят мне ложные надежды.

Чувствовала пристальные взгляды Филиппа на своем теле, видела, как сжимаются его челюсти, когда рядом оказывался кто-то из местных мужчин, желающих пригласить меня на день прощания с летом. Тридцатого августа каждого года жители устраивали своего рода праздник, на котором сжигали чучело, принося жертву для дождя, который так редко посещал наши края. Даже моя магия не помогала его призвать. Я была травницей, ведьмой, но не могла приручать стихии.

Накануне праздника, собираясь в комнате, напевала песню под нос, испытывая легкое волнение. Перед глазами стоял Филипп, который днем колол дрова в одних легких светлых штанах. По его коже стекал пот, суровое лицо вздрагивало при каждом отточенном ударе топора. Мотнув головой, прогнала морок, надела лиловое платье и, босая, вышла из дома. Неподалеку уже горел огонь, пожирая чучело. Повсюду слышались крики, радостный смех и песни. Жители Брэилы раз в год даровали себе возможность отпустить все заботы и просто насладиться праздником.

Я ступала босыми ногами по прохладной траве, улыбаясь каждому встретившемуся жителю. Они отвечали взаимностью, а затем вновь утопали в алкогольном веселье. Между лопаток засаднило. Обернувшись, увидела Филиппа, который прислонился плечом к березе. Рукава светлой рубашки были закатаны по локоть, темные штаны низко посажены на бедрах, голые ступни приминали траву. В его взгляде отражалось пламя, в котором догорало чучело, но и что-то еще таилось в них.

Мужчина, оттолкнувшись от березы, молча начал удаляться вглубь леса. Убедившись, что никто не следит, я пошла следом, боясь потерять силуэт Филиппа в сгущающемся сумраке. Он петлял, блуждал, уводя все дальше от поселения. Наконец вышел в поле, неподалеку от колодца, подошел к нему, вцепился пальцами в каменный выступ и подался всем телом вперед, пытаясь рассмотреть водную гладь на самом дне.

– Приворожила ты меня, что ли…

От сказанных слов по коже побежали мурашки – не то от волнения, не то от страха, что Филипп узнал мою истинную сущность. Молчала, сжав пальцами платье, сминая ткань.

– Как только ты оказалась в Брэиле, я потерял сон. В каждом из них только ты, Аннабель. Согласился на помолвку с Каталиной в надежде, что забуду тебя, но нет. Как бы ни старался, не получается. Тогда ты была совсем юна, но сейчас…

Подошла к Филиппу и положила дрожащие ладони на его массивную спину. Я была на три головы ниже мужчины, но чувство превосходства и слепого торжества заполнило мое нутро и вскружило голову – все три года он мечтал лишь обо мне.

– Филипп…

Прошептала, водя ладонями по мужской спине. Приподняв рубашку, коснулась в невесомом поцелуе его кожи, которая покрылась мурашками. Он резко развернулся и подхватил меня на руки, встретившись со мной взглядом.

– Аннабель, прошу, только не мучай меня…

Я провела ладонью по щеке, покрытой щетиной, и коснулась губ Филиппа своими в неловком поцелуе. Он судорожно выдохнул, крепче обхватив мое тело. Мужчина не стал углублять поцелуй, лишь оставлял невесомые прикосновения губ на шее и ключицах. Я застонала и чуть отстранилась, обхватив его лицо руками.

– Будь моим первым мужчиной… и покажи, как ты умеешь любить.

Филипп рвано выдохнул и посмотрел на меня с мольбой. В ответ я кивнула и улыбнулась, хотя у самой сердце от страха и предвкушения готово было выпрыгнуть из груди. Мужчина снял рубашку и постелил ее на траву, а затем плавно опустил меня на землю. Уложив на спину, Филипп облокотился на руки и навис надо мной, покрывая шею и ключицы поцелуями. Я откинула голову назад, позволяя ему касаться каждого дюйма кожи. Сквозь платье и ткань его штанов чувствовала возбуждение, которое исходило от мужчины жаркими волнами.

Одной рукой он продолжал удерживать свое тело на весу, пока другой медленно начал стаскивать лямки моего платья, оттягивая время, если вдруг передумаю. Но в ответ я раздвинула ноги, безмолвно говоря, что готова. В груди что-то мимолетно кольнуло – показалось, что за нами наблюдают, но, оглядевшись, я убедилась, что мы на поляне совершенно одни.

И в эту ночь, как и в последующие, Филипп доказывал, как сильно он желал и любил меня все эти годы.

Я сидела на краю стола, закинув ногу на плечо Филиппа, который доедал свою похлебку. Касалась пальцами ноги его тела, опускаясь вниз по груди к штанам, наблюдая за реакцией любовника. Уголки его губ дрогнули в улыбке, и лишь когда я провела ногой по тугой резинке штанов, Филипп схватил меня за лодыжку, одним резким движением привлекая к себе, усаживая на колени. Его лицо излучало неприкрытую страсть и нежность. Плавным движением откинув мою голову назад, он коснулся шеи в нежном поцелуе и осторожно обхватил за талию, приподняв и поставив меня на пол. Встав следом, Филипп поцеловал в уголок губ и провел большим пальцем по щеке, улыбнувшись.

– Какая же ты красивая, Аннабель…

– Сегодня ты первый, кто мне такое говорит.

Я старалась придать выражению лица серьезный вид, но не сдержалась и рассмеялась, когда он нахмурил брови. Пальцами разгладила складку и, приподнявшись на носочки, поцеловала мужчину в гладко выбритый подбородок.

– Завтра объявлю, что расторгаю помолвку. Нет больше смысла тянуть неизбежное. Перед ее отцом я чист. Никакие обязательства нас не связывают.

– Не боишься того, как отреагирует Каталина на это?

– Думаю, она поймет. Другое дело – ее отец, но я найду путь к его разуму. Главное, не лезь никуда сама. Я все решу.

В ответ кивнула и присела на край стола, поставив ноги на стул. Филипп вышел из дома, закрыв за собой дверь. Сегодня вечером он собирал у себя жителей Брэилы, чтобы отметить окончание осенних работ. Все пятьдесят человек согласились прийти и принести с собой лакомства к столу.

С утра до вечера я занималась приготовлениями: молола травы, фасовала их по мешочкам и подписывала ровным почерком, кому предназначалось снадобье. Складывала по разным полкам, чтобы сразу смогла найти необходимое для каждого пациента. Когда все было сделано, наполнила лохань горячей водой из местного источника и пролежала в ней какое-то время. Вымыла волосы лавандовой водой, втерла в кожу эфирное масло персика для мягкости и, обтерев тело, пошла в комнату. На кровати лежало изумрудное платье на тонких лямках и с разрезами по бокам, которое я хотела надеть на вечер к Филиппу.

Некоторые жители уже стали догадываться о нашей связи, но из-за уважения к кузнецу и его дочери и в благодарность мне держали язык за зубами.

Марта, местная повариха, в один из дней подошла и отвела меня в сторону, заговорщически прошептав:

– Аннабель, дитя мое, я хочу сказать, что не осуждаю тебя, а благословляю ваш союз. Филипп столько лет пытался найти к тебе подход, боялся осуждения со стороны жителей: как он начнет оказывать знаки внимания только прибывшей шестнадцатилетней девушке? Он ведь, – женщина схватила меня за запястье и потянула на себя, – ни к одной девушке не прикасался за последние три года. Даже муж мой, который работает с ним в одну смену, поговаривал, что все, пропал Филипп – после работы в душ и сразу спать. Ни разу даже в кабак не сходил. Вот что творит влечение, Аннабель. Филипп – мудрый мужчина, найдет подход к кузнецу, да и Каталине все объяснит, надо будет – жениха подыщет побогаче. Ты не принимай близко к сердцу слова моей внучки, Сентрии, она не желает тебе зла. Просто… она такая. Побесится немного, что в городе появилась девушка покрасивее, да успокоится. Не ведись на ее клевету.