Зловещие забавы славянского бога

Ещё вчера Сашкина рота вступила в неравный бой с фактически регулярной армией афганского наркосиндиката, пытавшегося переправить через границу караван смертоносного порошка. А уже сегодня, от этой самой роты остался лишь взвод, без офицерского командования, да ещё и плотно зажатый в горном ущелье. На помощь двум десяткам, оставшимся в живых солдат, особо никто не спешил. Нафиг надо было кому-то подставлять свою голову под пули и отдавать жизнь, фактически ни за что. «Не смогли, по-доброму, договориться с боевиками, сами ввязались в эту отчаянную и бессмысленную бойню – вот пусть сами из неё и выпутываются!..»

Тем временем, караван с азиатской «дурью», благополучно и беспрепятственно миновав границу, ушёл вглубь содружества. Час-другой и боевики, сопровождавшие груз, вернуться назад. Они просто-напросто закидают ущелье гранатами, и пиши, пропало.

Кто б только знал, как не хотелось Александру погибать. И главное, за что он вообще, должен отдать свою жизнь? За Союз, который вот-вот развалиться? За таджиков? За командиров, которым вообще по хрен на солдат, застрявших в ущелье? Погибать сейчас, когда до долгожданного «дембеля» оставались считанные месяцы и все его мысли уже начинали витать далеко на «гражданке»: с водкой, друзьями и порочными девицами. Однако и стушеваться, схалявить, прикрыться спинами сослуживцев, не говоря уже о добровольной сдаче в плен, Александр так же был не в праве. Как-то не по-пацански.

– Саня, тебе не кажется, что пора бы нам что-то предпринять!.. – то, о чём так тягостно и долго размышлял сейчас Александр, вдруг запросто озвучил рядовой Чернышев, по прозвищу Чёрт. – …Из оставшихся ребят, ты самый старший по званию! Тебе, сержант, и рулить!.. Тебе, и карты в руки! Ребята устали ждать грамотного, командирского решения!.. С наступлением темноты, как пить дать, перережут нас словно ягнят. Или, того хуже, живьём сжарят. Давай-ка, Санёк, мы подумаем: как нам, с наименьшими потерями выбраться из этого гребенного каменного мешка?

Кличку Чёрт Чернышев получил не только как производную от своей фамилии. Что-то в нём было этакое, благодаря чему он непременно попадал в какие-то невероятные переделки. В общем, тот ещё раздолбай.

Если не считать Александра, то единственным «старослужащим» из остатков роты, как раз и являлся Андрей Чернышев. Более того, он был ещё и на год старше сержанта. Тем не менее, выше «рядового», из-за своих постоянных «залётов», в армейском «табеле о рангах» Андрей никогда не поднимался. Впрочем, он и сам не особо к этому стремился. Сашку, вообще, удивляло: как этот парень, до сих пор, не попал в тюрьму или дисбат.

Любому командиру, любому старшему по званию или должности, тяжело иметь в своём подчинении неформального лидера, беспрекословного авторитета, коим и являлся в подразделении Чернышев. Ох, и намучился Сашка с этим Чёртом. Ведь приказы и распоряжения сержанта, не редко исполнялись бойцами, лишь после их одобрения рядовым Чернышевым.

И вот, кажется, настал для Александра тот самый час, когда Андрей потерял свойственный ему кураж и, похоже, был сейчас несколько растерян. Подобным благоприятным для сержанта случаем, грех было бы не воспользоваться.

– Мужики!.. – совсем уж по-товарищески обратился Сашка к собравшимся вокруг него солдатам. – …Я думаю, никто не станет спорить с тем, что мы по уши в дерьме!.. Для прорыва, у нас слишком мало сил. Двадцать военнослужащих – это вам ни армия, и даже не рота. К тому же, среди нас есть раненые. Ждать помощи, так же бессмысленно… В общем, как старший по званию, я принимаю следующее решение. Здесь останется лишь пара бойцов. С наступлением темноты, они должны стянуть на себя большую часть сил противника. Остальные попытаются спуститься по верёвкам вниз. С первыми выстрелами они двинутся вдоль обрыва, по правому склону к своим.

Если нет возражений, то здесь остаюсь я и ещё кто-то. По его собственному желанию.

– Сержант, можешь рассчитывать на меня!.. – тотчас выкрикнул один из военнослужащих.

Тотчас его примеру, последовали и остальные солдаты.

– Я, тоже останусь!.. И я!.. Я так же не подведу!.. Сержант, ведь ты меня знаешь!.. – наперебой, заголосили солдаты.

– Стоп! Всем тихо!.. – рявкнул Александр. – …Что за балаган? Повторяю ещё раз: здесь остаются лишь двое!..

– Тогда, давай бросим жребий! – вновь предложил кто-то.

– Согласен! И ты, сержант, будешь участвовать в той «лотереи», на равных со всеми!.. – оживился Чернышев. В его руках уже был коробок спичек. – …Жуть, как люблю я «русскую рулетку»!

– Обожди ты со своим жребием!.. – возмутился сержант. – …Быть может, кто-то и вовсе не имеет желания подставляться под пули!

– Да кто ж его будет спрашивать?.. – игнорируя возражения старшего по званию, Чернышев продолжал возиться со спичками. – …Мы в армии, или как?.. Не знаешь – научим; не хочешь – заставим!..

– Раненые, в любом случае, уйдут!.. – Сашка всё же попытался оставить за собой последнее слово. – …И хорош пререкаться со старшими.

– Да какой ты, на хер, «старший»?.. – усмехнулся Чёрт. Он быстро пришёл в себя и уже вновь был на коне. – …«Мужики, я тут, принял решение…» – писклявым голосом Андрей передразнил сержанта. – …Ты бы, Саня, ещё заплакал!.. Нет, чтоб гаркнуть командирским голосом. Дескать, встать, отжаться!.. Ты, засранец; и ты, обсос – здесь останетесь! Будете прикрывать наши задницы! Остальные, мелкими перебежками за мной!.. Короче, вот восемнадцать спичек. Так уж и быть, раненых мы отпустим…

Вмешаться или каким-то иным способом попытаться повлиять на дальнейшее развитие ситуации, Александр был не в состоянии. В который уже раз, невероятным и в то же время наглым образом, рядовой Чернышев вырвал из его рук бразды командования. Сержанту оставалось лишь наблюдать да, наравне с остальными солдатами уповать на «слепую волю» жребия.

«Впрочем, кто его знает!.. Быть может, этот самый Чёрт, именно сейчас и спасает мне жизнь!.. – совсем уж неожиданная мысль вдруг мелькнула в голове Сашки. – …Возможно, до гробовой доски я буду вспоминать его самым добрым словом!..»

Тем временем, Андрей отвернулся. Закрывая своими телом руки, он быстренько перетасовал «колоду» спичек. А затем резко развернулся к военнослужащим, протягивая перед собой пучок спичечных головок.

– Ну, смертнички, начнём что ли? Игорёха, будешь первым!.. – Чернышев обратился к ближайшему от него солдатику. – …Тяни! Длинная… Везучий ты, Маслов! Теперь ты, Иван!.. Длинная. Тоже, счастливчик!.. Славка! Длинная… Поздравляю!.. Вован, теперь ты!..

Беспрекословно подчиняясь Андрею, молодые люди по очереди тянули свою судьбу. О чём думал каждый из них в тот роковой момент; о чём молил Бога; что переживал – оставалось лишь догадываться. Однако поводов для грусти, ни у кого из участвующих в жребии пока что не было. Сегодня им сопутствовала удача.

Наконец, очередь дошла и до сержанта.

– Санёк, тебе тянуть!  – Чёрт, по-дружески, подмигнул старшему.

Слегка прищурившись, Александр выдернул-таки из рук Андрея свою спичку.

– Короткая!.. – огласил «приговор» Чернышев. – …Вот видишь! А ты, Саня, волновался. Поехали дальше… Костя! Длинная… Миха!..

Пока разыгрывалась судьба второй путёвки в никуда, Александр отошёл чуть в сторону. Он был сам ни свой. Судорожно мусоля в своих руках обломок спички, с каменным лицом сержант молча размышлял о своём.

«Ну, почему я такой невезучий? Не повезло с родителями, потом провалился в училище. Теперь эта спичка. Почему, если что-то плохое, обязательно мне? Эх, и зачем только Чернышев-паскуда затеял этот злосчастный жребий? Ведь я, в общем-то, уже настроился на то, что останусь, приму бой, смирился. И тут, на тебе – шанс! А после, как помойной тряпкой по харе. Дескать, умойся!..»

Меж тем солдаты, напряжённо следившие за «русской рулеткой», в которой неудачника, наверняка поджидала смерть, затаили дыхание. В руках у Андрея остались лишь две спички, одна из которых и являлась своеобразным пропуском на тот свет, пусть и ради жизни сослуживцев.

– Ну, Лёха!.. Не мандражи! В «барабане» осталось лишь два патрона. Давай-ка, дружок, вытягивай свой счастливый билетик! – усмехнулся Чёрт.

На лице Чернышева не возможно было прочесть: ни страха, ни волнения. Казалось, что сейчас не судьба его вовсе решается, а так, плёвый вопрос.

«Пока я трясусь от страха, Андрей вовсю балагурит!.. Двужильный он, что ли?.. Или он напрочь лишён чувства самосохранения?.. – Александр ревностно наблюдал за действиями Чернышева. – …Возможно именно поэтому, пацаны и будут всегда тянуться за ним, а не за мной!..»

Вне всяких сомнений Алексей Кучеренко из города Новосибирска вытянул самую длиннющую спичку в своей жизни. Испытав глубочайшее облегчение, сибиряк как-то по-идиотски хихикнул.

В общем, вторая роковая спичка, так и осталась в руках Чернышева.

«Слепым» жребием, похоже, остались довольны все, в том числе и сержант.

«Глядишь, с этим Чёртом, везунчиком от Бога, ещё и водочки опосля удастся попить!..»

– Сдать, весь боезапас! С собой возьмёте минимум!.. – Александр отдавал последние распоряжения, с определённой долей злобы и зависти. – …И чтоб через десять минут, духа вашего здесь не было!

Молчаливым взглядом провожали они товарищей, уходящих в полумрак предгорья. Потом, Андрей с Сашкой принялись готовиться, пожалуй, к самому серьёзному и самому важному бою в их коротких жизнях.

– Ну что, старшой? Повоюем по взрослому? – рассовывая по карманам гранаты, ухмыльнулся Чёрт.

– Да какой я теперь «старшой»? Давай уж, по-простому!.. По имени!.. – недовольно поправил его Александр. После чего, пристально глянув в глаза сослуживца, неожиданно поинтересовался. – …Скажи честно. Зачем, сшельмовал? Почему из всех спичек была сломана лишь одна?

– Откуда знаешь? – встрепенулся Андрей.

– От таджикского верблюда. Думаешь, я не видел, как в твоей руке осталась последняя, такая же, как и все предыдущие длинная палка.

Андрей засмеялся и отвёл свой смущённый взгляд в сторону.

– Саня, глазастый ты наш!.. Просто я, посчитал необходимым составить тебе компанию. Извини, Санёк. Но по характеру, ты чересчур мягкий. Пропал бы ты здесь, без меня.

– А кабы не вытянул я ту, злосчастную спичку, досталась бы она кому-то другому?.. – не унимался сержант.

– Ты что ж, действительно думаешь: чтоб я оставил этих салабонов-первогодок без дедовского надзора? Хочешь, не хочешь, а кому-то из нас необходимо было остаться. Вот я и принял самостоятельное решение!

– Дурак, ты!.. – покачал головой сержант. – …Коль принял такое решение, тогда держись! А вообще-то: спасибо!.. Если ни в этой, так в следующей жизни, я обязательно верну тебе этот должок.

– Перестань, сержант! Какие между нами могут быть долги? Мы ведь теперь, как братья, с оружием в руках будем защищать друг друга. До последнего…

* * *

– Ты чего? – проснулась Лариса, супруга Юрия Александровича, когда тот вернулся в спальню.

– Да так, ничего. Выходил покурить! – забираясь под лёгкое покрывало, шёпотом ответил ей муж.

Он долго не мог уснуть. Ворочался, ворошил в памяти прожитые годы. Сердце его кололо всё сильнее и сильнее.

«Главное уснуть, и всё успокоится!.. – повторял про себя Громов. Когда же боль приобрела характер невыносимой, он всё ж таки предпочёл обратиться к помощи домашней аптечки. –…Ещё бы найти, нужные мне капли!.. Ведь никогда, сука, не беспокоило, а тут разгулялось!..»

Опёршись рукой о край кровати, Громов приподнялся, и уж было собирался встать на ноги, как его опорная рука вдруг ослабла, и Юрий Александрович всем своим телом рухнул на пол,

сильно ударившись головой. Как ни странно, но никакой боли он при этом вовсе не почувствовал. Напротив, испытал что-то вроде облегчения. Тяжесть в груди, как бы сама собой, неожиданно пропала. И, вообще, во всём его теле вдруг появилась невиданная доселе лёгкость.

«Что со мной?.. Почему я не ощущаю тяжести своего тела? Почему, какой-то невидимой силой меня поднимает под самый потолок? И как получилось, что я могу видеть себя, лежащего у кровати?

Вот и Лариска проснулась. Наверняка, я разбудил её, шумно упав на пол. Она что-то кричит, суетиться, пытается развернуть моё тело на спину. Теперь она бежит к телефону, вызывает «неотложку». Но зачем?.. Ведь я ни в чём не нуждаюсь, я свободен и полностью самодостаточен. Выходит неспроста мне сегодня привиделся Витька-покойничек.

Кстати, который нынче час? А вот и настенные часы. Чудно видеть их на одном с собой уровне. Без трёх минут четыре. Скоро начнут «куковать». О боже, какой кайф ощущать свою полную невесомость!.. Вот значит, как уходят люди в мир иной… Да, точно – это смерть! Моя смерть!.. Ведь об этом я уже где-то читал. Правда, не верилось мне тогда, в какую-то иную, загробную жизнь. А оно, вон как всё вышло! Оказалось, я действительно существую… Существую после смерти. Ура!.. Вот бы, рассказать кому. Так ведь не поверят. Интересно: а как я сейчас выгляжу?.. Нужно поскорее найти зеркало, пока в квартире не занавесили все предметы, отбрасывающие отображение.

Детей, конечно, жаль. Вон они, уже проснулись. Плачут. Как же они теперь без меня? Ну, ничего тут уже не поделаешь. Увы, батя скончался. Старшей уже восемнадцать. Да и младший, в свои пятнадцать, далеко не ребёнок. Ребята смышлёные, как-нибудь освоятся.

Меня упорно куда-то тянет. Дайте мне хоть немного… Хотя бы пару минут побыть здесь, в своей квартире, со своей семьёй. Я уже на кухне. Вот и моя последняя, не докуренная сигарета. Пустая бутылка из-под пива. Всё ясно, меня влечёт в открытое настежь окно. Ладно, не буду сопротивляться: в окно – значит в окно. Ох, каким большим и красивым кажется мой город в эти утренние часы, да ещё и с высоты птичьего полёта. А там, за насыпью, мой родной завод. Уж скоро начнётся смена, на которую я не выйду. Будут звонить, узнавать: дескать, почему Громов не вышел на работу? Вот смеху-то будет, когда узнают, что я!.. Так, стоп. Куда это меня понесло? Что это ещё? Ни то тоннель, ни то какая-то гигантская белая воронка…»

* * *

– Эх, Синюга!.. И заживём мы с тобой скоро! – продолжал мечтать Василий, шагая с бродяжкой по железнодорожным шпалам.

Он так увлёкся своими полупьяными иллюзиями, своим только-только придуманным миром, что вовсе не обращал внимания на безумный грохот, мчавшегося по соседнему пути поезду.

– Ты разве не слышишь? – выкрикнула ему прямо в ухо бомжиха.

– Чего? – вопросительно кивнул головой Угрюмый.

– Вроде, гудит что-то!.. – продолжала орать не менее пьяная нищенка, тащившая за собой весь свой скарб.

– Сейчас посмотрим!.. – завертел головой Васька.

Когда ж он оглянулся назад, мгновенно понял, что уши его уже давно раздирает гудок электропоезда, несущегося прямо на них с бешеной скоростью.

К сожалению, предпринять что-либо было уже поздно.

Машинист электровоза, ещё издали увидел на своём пути двоих, кое-как плетущихся оборванцев. Включив звуковой сигнал, он ещё и попытался остановить многотонный состав, успевший разогнаться до приличной скорости. Тормозной путь оказался чересчур длинным. К тому же его непрерывный гудок, похоже, полностью потонул в грохоте встречного «товарняка.

Предотвратить трагедию машинисту так и не удалось. Оба бомжа, словно мошки, в буквальном смысле, были размазаны о буферную часть локомотива.

Мгновенная смерть – это такой исход, при котором погибший, расставаясь с жизнью, практически не испытывает каких-либо мучений. Именно такая участь настигла участников похода «за счастьем», под колёсами скорого поезда «Москва – Владивосток», в трёх километрах от Омского железнодорожного вокзала.

«Как же так получилось, что я ничего не почувствовал? Я просто приподнялся над пронёсшимся подо мной электровозом. А потом и вовсе взмыл в ночное небо. Кстати, где Синюга?..»

«Заруби себе на носу: никакая я тебе не Синюга!.. – Угрюмову ответил злобный женский голос. – …Отныне, прошу обращаться ко мне, как к Раисе Максимовне!»

«Во, дела!.. Я разговариваю, не открывая рта. Не иначе, телепатия. Очевидно, она летит где-то рядом, и мы можем общаться с ней мысленно. Чудеса!..»

10 июля 1991 года. Ночь

– Юрий Александрович Громов, родившийся 5 марта 1950 года; скончавшийся 10 июля 1991-го, в 3:57 местного времени от инфаркта. Это так? – тихо произнёс чей-то голос.

– Верно!.. – ответил Юрий, оглядываясь по сторонам, в надежде увидеть того, кто, собственно, и обратился к нему с данным вопросом. Однако ничего, кроме белого, как молоко, и все обволакивающего тумана, он так и не различил.

Только что, пролетев белоснежный, витиеватый и длиннющий коридор, он оказался в каком-то непонятном безграничном и невесомом объёме.

Абсолютная тишина и покой этого, ни то безразмерного сосуда, ни то безграничного помещения – создавали комфортные условия для фривольных и абстрактных размышлений. Они же располагали и к простому, беспечному разговору. Потому Громов с нетерпением и ждал продолжения, начавшегося было диалога. Вот только следующего вопроса вовсе не последовало. За то, после гнетущей и продолжительной паузы, переполняемой звенящей тишиной, Юрий Александрович вдруг… Нет, он вовсе не увидел и даже не услышал, а скорее ощутил каким-то неведомым ему чувством, появление в том же самом пространстве ещё кого-то.

– Кто здесь? – с опаской оглядываясь по сторонам, поинтересовался Громов.

Однако вместо ответа, Юрий Александрович вновь услышал уже знакомый ему тихий и успокаивающий голос.

– Василий Иванович Угрюмов, родившийся 18 ноября 1945 года, скончавшийся 10 июля 1991-го года, в 4:07 местного времени, в трёх километрах от омского железнодорожного вокзала под колёсами пассажирского поезда. Правильно?

– Очевидно, так оно и было!.. – тяжело вздохнув, ответил мужской бас. После чего, добавил. –…Не уж-то, и в правду, отмучился?

«Ни тот ли это, случаем, Василий Иванович?.. Мой заводской наставник?.. – неожиданно для самого себя вдруг припомнил Громов. – …Мы же с ним лет пять в одной бригаде трудились. У нашего Василия Ивановича, помниться, жена умерла. А после, ещё и дом сгорел. Мужику, уж точно не позавидуешь!..»

«Я это, я!.. И на заводе мне пришлось побатрачить, и жену потерять… И дом мой сгорел. Ну, а ты сам, кем будешь?..» – поинтересовался мужской бас.

«О, как оно было, на самом деле!.. – Громов вдруг уловил ещё один, уже женский голос. –…Оказывается, жена твоя умерла и дом твой сгорел!.. Выходит, не было ни армии, ни полковника, ни Москвы. Получается: ты врал мне с самого начала. А я-то, дура, уши свои развесила!..»

«Чудно!.. – в удивлении усмехнулся Юрий Александрович. – …Я лишь невзначай подумал, а мою мысль не только услышали, её тотчас принялись обсуждать!»

«Наверно, так и должно быть. Ведь мы умерли!.. – усмехнулся мужчина, назвавшийся Василием. – …Теперь ни украсть, ни пёрнуть – всё на виду! Прямо, как в общей бане. К тому же глухо, как в танке. И кто ты, бывший человек, есть? Или кем, по крайней мере, недавно был?»

«Громов я, Юрий Александрович!» – гордо представился Юра.

«Я тебя, конечно же, помню. Вместе работали. Бывало, что и вместе пили. Не плохим ты был парнем. Ну, разве что, с небольшой гнильцой. Так этого добра у нас у всех с избытком. Синюга, ты видала, каких орлов я из дворовой шпаны в мастера выводил!..» – порадовался за себя Угрюмов.

«Кажется, я предупреждала!.. – огрызнулась женщина. – …Навсегда забудь это проклятое слово: Синюга!..»

Перекрёстный огонь мыслей и взаимных недовольств, прервал Голос извне.

– Раиса Максимовна Пластинина, родившаяся 19 августа 1951 года, скончавшаяся 10 июля 1991 года, в 4:07 местного времени, в трёх километрах от омского железнодорожного вокзала, под колёсами пассажирского поезда?

– Да! Это я!.. – дрожащим голосом ответила женщина. – …Не уж-то, на самом деле, всё? Получается, я умерла, так и не увидев свою кровиночку, своего сыночка?

«Интересно! Куда ж нас теперь, из этого приёмника-распределителя, переправят?..» – мимолётом подумалось Громову.

«Известно куда! Соберут сейчас всех, откинувших ласты нынешней ночью, и по этапу!.. Ну, там, в рай или куда подальше!..» – усмехнулся Василий.

«Рай?.. – в презрительном удивлении переспросила Синюга. Через многие годы она впервые услышавшая своё настоящее имя. – …А ты его заслужил этот самый рай?..»

«Да кто ж его знает?.. – вновь хихикнул Угрюмов. – …Быть может, как раз я его и достоин. Почитай, полжизни скитался в нищете, да в рванье. Ну, чем не образ бытия святого мученика?»

«Сволочь ты, и скотина, а не святой скиталец!.. Жену свою, покойную, стервой называл. Да как только твой язык поганый повернулся?..»

«Ни тебе, дура, меня судить!.. – рявкнул Василий. В отместку он попытался нанести ответный укол. – …Умная, мля!.. Между прочим, я своих детей по детдомам не распихивал!..»

«Не тронь, тварь, своими вонючими мыслями моего сыночка! Это лишь моё личное горе. И если хочешь, трагедия всей жизни!.. За ту глупость, я тысячи раз себя прокляла. И, в отличие от тебя, паразита, ни на какой рай вовсе не претендую. Уж лучше ад. Самый жуткий и ужасный! Дабы полностью искупить все свои земные грехи!..»

Спор бывших бомжей неожиданно прервала случайная мысль Громова.

«Интересно!.. С чего это вдруг они оказались под одним и тем же поездом? Не иначе любовью на рельсах решили заняться!..» – тотчас Юрий Александрович осёкся, вовремя сообразив, что чужие и вольные размышления теперь доступны всем и каждому.

«А тебе, урод, какое собачье дело, что мы делали на рельсах?» – в неистовом бешенстве огрызнулась женская мысль.

«Твою-то мать!.. И подумать-то ни о чём нельзя!.. – чертыхнулся Громов. – …И вообще, откуда тебе знать: урод я или красавец? По мне, так я вовсе не плох собой!»

«Вот и помалкивай в тряпочку!» – порекомендовала Синюга, с явной издёвкой.

«Юрка, ты на неё не обижайся!.. – спорщиков попытался примирить Василий. – …Учитывая летальный исход, она стала чересчур бешеной. Ну, а то, что мы вдвоём под поезд попали, так это я за счастьем её повёл. Кстати, Синюга!.. Ой, извиняйте! Как тебя, там?.. Ах да, Мадам Максимовна! Так я, Максимовна, похоже, сдержал своё обещание. Ведь не станешь же ты отрицать того факта, что ныне пришёл конец твоему бродяжничеству? Можешь забыть про обеды на помойке и ночлегах в колодцах теплотрассы. Ну, и чем это не счастье? А раз так, с тебя пузырь!..»

«Щас!.. Вот только на Землю, в дежурный магазин быстренько сгоняю или у таксистов на вокзале перехвачу!.. – ухмыльнулась Рая. После чего, сурово добавила. – …И вообще, с какой стати ты принялся оправдываться перед этим козлом, куда и зачем мы ходили? Ведь он и сам, походу, по горло в дерьме, коль умудрился угодить в нашу поганую компанию!»

«В отличие от некоторых, мне и вовсе нечего стыдиться!.. – Юрий Александрович, дабы невзначай не ляпнуть чего лишнего, принялся думать исключительно о хорошем. Вспомнил о доме, о детях, о своей бригаде. – …Прожил я свою жизнь, уж точно, не хуже других! Сына с дочерью поднял. Выбил для семьи трёхкомнатную квартиру. В доме всегда был достаток. А чего ещё от мужика требуется? Грешить, конечно, грешил!.. Не без этого. Однако грешки мои всегда были мелкие – в общем, особо не наглел. Глядишь, и проскочу я нынче в рай!..»

«Тише вы, пустобрёхи!.. – выкрикнул Василий. Он вдруг заслышал приближение, ещё чьих-то новых мыслей. – …Кажись, в нашем полку прибыло!..»

«Точно!.. – прислушавшись, Громов подтвердил предположение Васи Угрюмова. – …Кто-то о войне думает. О патронах, автоматах, о вражеском окружении!..»

Договорить Юрий Александрович так и не успел. Всё тот же тихий и одновременно понятный всем Голос вновь о себе напомнил.

– Андрей Викторович Чернышев, родившийся 23 августа 1971 года и скончавшийся от взрыва гранаты, 10 июля 1991 года, в 2:07 местного времени?

– Так точно! – ответил ему кто-то из белого тумана.

– Через месяц в детдом, в котором ты ранее воспитывался, придёт письмо. В нём будет сказано о том, что ты пропал без вести в районе Советско-Таджикской границы. Для всех, ты так и останешься пропавшим, без могилы и памятника!.. – прискорбно добавил всезнающий Голос.

«Не может этого быть!.. – растерянно запричитала Рая. – …Сыночек, как же так?.. Почему от гранаты?..»

«Вот видишь!.. – не скрывая радости, заметил Василий. – …Всё ж таки нашла ты своё счастье! Нет, Максимовна!.. Одним пузырём ты, уж точно, не отделаешься! За такое событие, не меньше месяца поить меня обязана!.. Подумать только: спустя семнадцать лет, мать нашла сына!..»

«Мама?.. – в полном недоумении выкрикнул юноша. – …Получается, ты пришла меня встретить. В детдоме мне всегда говорили о том, что ты умерла, когда мне было всего два года!..»

«Именно так, сынок! Я встретила тебя, и теперь мы всегда будем вместе!..» – Синюга неожиданно нашла более и менее подходящий предлог в своё оправдание. Точнее сын, будто предчувствуя неладное, подсказал ей эту, во всех отношениях приличную версию. Тогда как самой Рае лишь оставалось поддержать её. Что она с величайшим облегченьем и сделала.