и звук, и отзвук: из разных книг

Олег Григорьевич Чухонцев

и звук, и отзвук: из разных книг

Из неизданной книги «Замысел» (1960)

* * * («Еще туман висит над городом…»)

Еще туман висит над городоми сто сорок из-под стрехимолчат, покуда перед гомономкричат вторые петухи.Еще скрывается за шепотомнепробудившаяся страсть,и капля светится под желобом,вот-вот готовая упасть.1959

* * * («Весна. По улице прошла…»)

Весна. По улице прошлаподзагулявшая гармошка,и белым цветом зацвелав прохладном подполе картошка.Под вечер курочка тишкомснесла яичко, а спросонокуже гуляет петушкомнеоперившийся цыпленок.1959

* * * («Взрыв пугливых снегирей…»)

Взрыв пугливых снегирей,карк ворон непуганых –и уже свистит хорейна снегах обугленных.И уже издалека –не Боян ли соколавыпускает в облакаи на лебедь –   с облака?Крови, крови молодой!славы, славы песенной,соколиною страдойна лету подрезанной!А внизу –   такая раньранняя, израненная,что хоть оземь грудью грянь –вот оно, призвание!И такой бродильный чадв ельнике-орешнике,что как пьяные летятпчелы на подснежники!Эти талые моря,озими зеленые,в зарослях осокорягнезда оголенные –всё –   и горлицы запруд,и промоен звонницы –только повода и ждут,чтобы разглаголиться.Так звени, напоена,радость двуединая:молодость моя, весна –песня лебединая.1960

* * * («Как по бору да в зелену пору…»)

Как по бору да в зелену порус первым парнем гуляла б на пару,всё поляны, лесные цветы;не ходила б на Красную гору,там недаром приметили паву,там не зря приоделись сваты.Там в подполье припрятаны яства,а из дома –   не выметут сора,а уж вытурят –   значит взашей:молодая сноха –   для хозяйства,а ночная собака –   для вора,а недремлющий кот –   для мышей.1959

* * * («Мы посадские, слободские…»)

Мы посадские, слободские,наши ножички заводскиеваши сумочки от Диорачик-чирик –   и адьё, мадам! –шлет привет вам отдельный Жора,вам и фирменным фраерам.Мы на Курский к вам для прополкиприбываем на третьей полкес петушинской братвой гулять,не в ментовские ресторанылебедей чесать, а в шалманы,где на шухере не стоять.Там, в распивочной на Тишинке,где две фиксы у шустрой Нинкитяжелей, чем жилищный пайна двухкомнатную квартиру,там оттянемся –   не до жиру:хлопнул беленькой –   и гуляй!А уж как мы и с чем обратно –это в общем и так понятно,чай не сироты, чтоб к харчамне прибавить своей капусты,пусть сегодня не очень густо,завтра точно возьмем качан…Конец 1950-х

* * * («Зажила вода и колос вызрел…»)

Зажила вода и колос вызрел.Звезд мирьяды проросли в зенит.В это полнолунье хруст как выстрел,тишь такая, что в ушах звенит.Берег. Под удилище –   полено,а само удилище –   в песок.Так-то, брат. И локоть на колено.Гвоздик в зубы, взгляд на поплавок.Вон с ведром идет знакомый дачники бросает камешек с моста: – Мой коллега, вижу, неудачник.извиняюсь, надо знать места. –И пройдет, гремя мостками, к дачекак урок… И снова тишь да гладь…Уж не рыбку ль золотую, старче,ты задумал на живца поймать?Да уж где тут, всюду ил да тина,насиделся и у дальних рек,золотая рыбка –   строганина,лес да тундра –   не забудешь век.Вот и жди… ни клёва, ни старухи.Неподвижны поплавки светил.Только черви в банке, только слухи.Ты не эту сказку проходил…1958

* * * («Появился как должно он с криком на свет…»)

Появился как должно он с криком на свет,человек, не имевший ни метрик, ни лет,не умевший ходить, не умевший писать,человек, не умевший и слова сказать,не сказавший ни правды, ни лжи –   ничего,появился –   и всё! принимайте его!Чтоб никто его спутать с другими не мог,привязали к лодыжке ему номерок,что действительно он появился на свет,выдал загс за печатью ему документ.Вот он в люльке своей объезжает квартал,где сосульки срываются на тротуар,где работает дворник метлой и скребком,где стоит постовой с милицейским свистком,а вокруг –   воркование, щебет, шаги,подрастают друзья, подрастают враги,занимается день, и гульгулит вода,и летят облака неизвестно куда,и летит неизвестно куда самолет,и бликующий свет за коляской идет,и глядит на него, не скрывая родства,вся природа в минуту его торжества!1958

* * * («Вечером на даче…»)

Вечером на дачесвечку засвети.Бабочки сгораютв пламени свечи.Падают под ноги,падают к ногам –глупая доверчивость…ну а как же нам?А у нас –    иначе,а у нас –    не так:в гости приглашаетзакадычный враг.А глаза в глазницах –далеко вдали –навели на мушку,ждут команды –    пли! –Пли! –и плеск из рюмок.Пли! –в зубах икра.Действие второе,новая игра.Он мне –    реверансы,я ему –    поклон.Шпарю как ораторна магнитофон.Близится развязка: – ну-ка по одной!Вот он видит крыльяза моей спиной.О глядит задумчиво –грудью на столе –как, сгорая, корчитсяспичка в хрустале.Спрашивай!выспрашивай!принимай всерьез!Кто огонь,кто бабочка –еще вопрос!1958

* * * («Просыпались от странных мелодий…»)

Просыпались от странных мелодий:человек на фаготе играет,а играет он так на фаготе,как скрипучую дверь отворяет,не спеша, постепенно, не сразуон мычит музыкальную фразу.Где мотив? композиция? тема?вверх и вниз. вниз и вверх. нота к ноте.капля к капле. по темени. в темя.он гудит, он дудит на фаготе.А соседи его убеждали,а жильцы его предупреждали,а жильцы и соседи не спали,по инстанциям жалобы слали,объясняя всю суть по порядку,чтоб призвать гражданина к порядку,чтобы выжить из дома, со светатунеядца с приветом и ферта…Но однажды во время концертаувидали соседи соседа.Не читалась с листа партитура,а творилась безумное что-то,и как буря была увертюра,но слышна была каждая нота –для кларнета, валторны, тромбона,саксофона, корнет-а-пистона,для гобоя, рояля, свирели,контрабаса и виолончели,для фагота, еще для кого-то,кто уж вовсе не наша забота.Пели скрипки, сойдясь в середину,вздулись жилы у баритона,зал подался вперед и –   отхлынув –зазвучал на манер камертона.И повеяло чем-то забытым,чем-то давним, до времени скрытым…Вспоминали: живет за стеною,ну хотя б обзавелся женою,а фагот, он такой, понимаешь,для любимой на нем не сыграешь…Плыл мажор озорной и могучийи плевать, что не слышно фагота! –в этой сшибке и пенье созвучийбыл и пафос его, и работа.А когда оборвется звучанье,есть секунды победы и муки:это зал разразится молчаньеми опешат счастливые руки!1960

* * * («Ночной город…»)

Ночной город,молчаливый и мокрый;на остановке у края лужи –запоздалый троллейбус, похожий на аквариум,от переднего колеса –   волны,а задним –   берегись –   обдаст!Ночной город.уже погасили огнистрелы подъемных кранов,уже после гимна смолклиоглохшие за день рупора.Ночной город.есть в нем свои открытия,когда в подъезде под лестницейторопливо целуются,когда на безлюдной улицечитают на память стихи.Ночной город,прости за бессвязное бормотанье.я бы тоже хотелтак уметь молчать,как курсант у твоего мавзолея.я бы тоже хотелтри раза услышать сердцев промежутках                      между                      каждым                      ударом                      курантов…1959

* * * («Прихваченные изморозью лужи…»)

Прихваченные изморозью лужи.Еще дождит. А скоро и зима.А скоро снег. Ты знаешь это лучше.Наверное, ты ждешь его сама.Обшарпанный подъезд. Навес у дома.И в шашечку такси из полутьмы.Всё это так забыто. Так знакомо.И двое незнакомых –   это мы.Две тени, не очерченные четко.Два профиля, размытых на стене.Намокший плащ. Торчащая прическа.Щека для поцелуя –   это мне.К чему слова. Достаточно и жеста.Что было или не было –   прошло.Тебя ли выкликают из подъезда,меня ли ждет зеленое стекло?..Врываясь в свет, накрапывает с небапоследний дождь, смывает след колес.А скоро снег. А скоро тучи снега…Всё к лучшему, как говорил Панглос.1958

* * * («В каске желтой, час за часом…»)

В каске желтой, час за часом,в шубе черной, день за днем,он ходил, дозорным глазомозирая всё кругом.Он ходил и думу думал,неуставно дым пускали винтовку книзу дуломна одном плече таскал.А внизу теснилась школа,бестолково шел урок.Почему же бестолково?Бестолочам невдомек.Шел урок, учитель сонныйраздраженно мел крошил,а в окне как заведенный –он кружил, кружил, кружил.Видно было и воронам,да не ведал педсовет,что над каждым охламономвыше есть авторитет.И чего он, в каске меднойверхогляд и свинопас,небожитель неприметный,почему он мучит нас?Потому что нет приятней,чем окинуть с высотыфабрики и голубятнии капустные листы,потому что в окулярахнеобыкновенный мир:жар стреляет в самоварахи потрескивает тир.Там весь мир как на ладони:и вдали аэроплан,и коза на стадионе,и кинотеатр «Вулкан»,и на штрипках шаровары,и в хлеву любая клеть,а пожары так пожары –есть на что и посмотреть,и сады, сады без счета,и вокруг –    во весь размах –город с птичьего полетас караульным в небесах!..Может быть, всё дело в этом,в этом, а ни в чем ином,и не стал бы я поэтом,не маячь он за окном,ведь оттуда надо мноювспыхнула моя звезда!Жизнью, памятью, судьбоювсё тянусь еще туда.1960

Осажденный. 1238 (поэма)

1За лесами за зимними –ни огня, ни жилья.Глянь озерами синими,выйди, радость моя!Вечно песня не вовремя.Хочешь, я подпою?Из огня да и в полымя,а не то –   в полынью.Не по мерке свобода нам,нам, в чужие краязанесенным, запроданным,вечна воля твоя.За борами за дивьимитишь такая –   аж звон.Грянь ручьями да льдинамина распутьи времен.Пусть кручины изгладятся,как морщины с лица.Встань же, радость-красавица,супротив молодца!……..Развевается на ветру волос.Наливается поутру колос.Подымись с крыльца на забрало.Помолись за отца и за брата.А мы тоже не бьем баклуши,А и пьем-то мы не по чину,Нальем первый ковш да осушимДа приступим к зачину.2Базарный день на площади:возы,         возы,                  возы,купцы, земяне, лошади,аршины да весы.Горят румянцы девичьии по плечам платки.Проходят шубы беличьи,худые армяки.Всё хваты да работникии речью не глумцы:и кузнецы, и плотники,и златокузнецы.Кричат товары хитрые,играет бирюза,а бусы малахитовые –разбегись глаза! – Берешь сережки суженой? – Берем! – и руку в бокда топ колодкой суженной,аж побелел сапог.Не в Киеве,не в Суздале,а посреди Торжкане отлетел бы с удаликаблук от сапожка!3Над городом,над гомономкабацкий смех и плач.Туда ходили гоголем,оттуда –   окарачь.Уважишь пивом-брагою –и воздадим вином.Полы под пьяной братиейходят ходуном.Кончане закуражатся,нальют –   не донесут.Ой, головы закружатся!Ой, ноги не спасут!Гуляет свет по маковке.Гуляет гульнем голь. – Посадского –   по матушке! – А кто над ним? – Изволь!Вчера свое не допили,так уж теперь возьми!А завтра ляжем во полегрешными костьми.________________Что ты ходишь враскосяк,присядь к другу.Ох, силен синякпод пьяную руку!А не стоишь синяка –ступай к Богу!Ой, земля зыбкапод пьяную ногу!…….И мы подсядем к коржику,Подсядем, а засимНальем еще по ковшику,Выпьем да заку-сим,Нам сказ держать,Нам песни петь,Нам надо голову иметь.4Теплым-теплый, без шапки, без денегвыходил Егорка-весельник.В домотканых портках да в опоркахвыходил прохладиться Егорка.Рассыпал он присловицы горохом,знать, недаром слыл первым скоморохом.Шутка шуткой, а правда-то смекается.Ходит, чешет язык, насмехается,ходит, чешет язык, насмехается,на ворота именитые сморкается.Говорит что говорят,ну да мало ль говорят?Мол, посадник –   молодец,праведник-сусальник.В каждой горнице малец –вылитый посадник.Говорит что говорят,мол, напрасно говорят.У попа всего приход –попадья с поповной,а и тот дает приплод –борова с попоной.Слепнет курица. День смеркается.Шутка шуткой, а правда-то смекается.Тут и взяли шутника под локоткипо словечку сердобольного посадника,взяли под руки, задрали порткида и выбили всю пыль из охальника!…….. – Ой ты ласка моя,Складень в три образка.Ой ты сказка моя,Сказка-присказка.Что ты, присказка,Киснешь зелено?И не высказать.И не велено.________________ – Чем начать мое слово,Чем начать?То ль в молчанку играть,То ль кричать.Грянет колокол чуть свет,Крикнет кочет.Начинать-то начнешь,Да чем кончишь?5Не брех над ухом скомороший,не бой кулачный: чья взяла? –с заутрени звонарь сполошныйраскачивал колокола.Качал, оглохши от ударов.Шли веси на тревожный зов.Всполох был шире всех базаров,мощнее медных голосов.Кипи, молчанье гробовое!Мятись, народная беда!…Идет нечистый с татарвою.Грядет несметная Орда………..У Батыя, у сучьего сына,сорок жен молодых.У Батыя, у сучьего сына,тьма коней вороных.У Батыя, у сучьего сына,туча сабель кривых.Я не знаю, что лучше: сгинутьаль остаться в живых?……..Ой не сладко от горькой,и не сладко от сладкой –то боярин с веревкой,то татарин с удавкой.Слиплись свечи в огарки,а горели высоко.То ль на ноги –   ногавки,то ль на череп –   сокол.Веселы вы, денечки,аж охрипли от крику.То ли выкуп –   на бочку,то ли голову –   на пику.6Ох, не ровен час,смолкла горлица.Шестикрылец за горлицей гонится.Ох, черна тоскав белой горнице.Сам Иванка-посадник горбом горбится.Не братина ходит по кругу, не брага из чана,думу думает купеческая братчина.Бородатые да носатые,крепколобые, крепкозадые.Беда бороде:смуты в го-ро-де.Что ты хмуришься?Что ты прячешься?Не откупишься.Не отплатишься.И мошной плати,и женой плати,а запросят недоимку –головой плати!Не братина ходит по кругу, не брага из чана,хорохорится купеческая братчина.Православные, честные,кунья шуба, волчья сыть. – На’б тощиться для Батыя,ручку им позолотить.Ох, да горлица не слышна.Ох, да в горнице тишина.Засопели, как засовы, носы.Золотишко высыпай на весы.Заскрипели лавки, как на помин.Встал посадник над глыбами спин.Он глазами полоснул по глазам;бородою он кивнул бородам. – Если с женами больше не жить –не возропщем. – Если головы надо сложить –не возропщем. – Но поди затяни поясок,если наг с головы и до ног,ай удавка честному народу –лучше в воду!Расползаются круги по воде.Закивала борода бороде. – Прав Иванка. – Будем локти кусать.И посадник рассудил: – Отказать! – До последнегобудем стоять.7А и что теперь городить огород,многодумный князь, собирай народ.Развязав мошну у ночных ворот,подались купцы в мощный Новгород.А ночи тихи,тише тихого.Из воды сухим?Лихо вам?Сомкнешь уста –не сомкнешь веки.Глядь, с утра в ворота –сбеги, сбеги.Ни хоругвь не спасет, ни собор,если сабля твоя не востра.Владимир –   горящий костер.Рязань –   круг от костра.С поля туча ползет с голосами.А Князь-Новгород глух за лесами.А и что теперь городить огород.Ай, Иванка, Иванка, ополчай народ!Молчуны, говоруны, бояре, смерды,мы у жизни не равны.Равны у смерти.Сеча гирькою по темечку –   как мачеха нежна,и отдал бы башку, да самому нужна.Чем заплатим, гадать не берусь,головою заплатим аль боком.Не за князя стоим,а за Русь!Не попом укрепились,а Богом!……..Если жизнь одна,То и смерть одна.Если ковш пустой,Наливай вина.Черный ворон пролетит,Бросит перышкоВ снег пуховыйНа удел роковой.Опрокинем-ка третью до донышка,А потом –   по губам рукавом.8Что молодцу слава посмертная,да знать бы: без сраму живу.Последняя ночка. Последняя.Жалей молодую жену.Подумать, и года не прожили,а сразу слюбились на жизнь.И вот уж под Матерью Божией,под Спасом –   во гробы ложись.А были денечки не промахи.Не вам ли, медовым, пришлосьослепнуть от белой черемухи,под ливнем промокнуть насквозь.Сон короток, он намечаетсяпод утро, а где тут до сна.Ни ветра, а ветка качается.Не спит молодая жена.9Вои –   в сборе.Кони –   в сбруе.Помолись в собореда в землю сырую.Дьяки –   в рясах.Попы –   в ризах.Спаси, Спасе,исход близок.Хоругви, свечи.По коже мороз, поди.Постоим на сече,Господи, Господи!Голубь без голуби –голубь сирый.Господи, Господи,дай силы!Поганые с полятыном обстали.Смерть ли, неволя –стой на забрале.Муки ли крестные,други ль в крови, –Матерь Небесная,благослови!10Стрелы ли под небо взмыли,головы ль наземь упали,звон ли расходится, илиплат расстилают печали –зова не слышно Зовущего,да и откликнуться нечем,кроме как клекота, рвущегосердце и пьющего печень………..……..……..……..11Не прощу, не прощу, не прощу.Не помочь, не помочь вам, кончане.Пращник камень загнал в пращу,лучник выбрал стрелу в колчане.Не прощу, не прощу, не прощу,а прощу –   так по смерти приснятся:тетивы одноглазый прищури на палице сжатые пальцы.Не прощу, не прощу, не прощу,до недоброго срока запомню:не сидеть на престоле прыщу,не писать на Руси законы!Трубы грянут –   голов не снести.Трупы лягут –   топчите конями!Отомстим, отомстим, отомстим.Куликовская сеча –   за нами!12Лают лисы, воют волки, кружит галенье.Две недели отбивается Торжок.Ой вы, светы мои, близкие и дальние.Губы стынут. На губах –   снежок.В стенах стрелы, в стенах стоны, стены низкие.На ордынца лей кипящую смолу!Ой вы, светы мои, дальние и близкие,бьет таран, и татарье –   в дыру.Коли старость, коли молодость жива еще,стой до хрипа, стой у смерти на краю.Здесь я, с вами, в осажденном и пылающемна избитье, зубы сжав, стою.Рубят старых, режут малых, крики в воздухе.Дым стоит, и пух летает во дворах.Едет знамя на коне девятихвостое,едет знамя о пяти углах. – Вот и срок пришел. Расстанемся, как водится. – Прощевай, талань. Прощай, лихой Торжок.Ты прости-прощай, несуженая вольница.Губы стынут. На губах –   снежок…13Полыхали пожары,не стихали пять дней.Уводили татарыза Волгу коней.Кони ржали в трясинах,был разлив на носу.Как вдова голосиланеясыть в лесу.Где Егорка безотчий?Где Иванка-отец?Ворон выклевал очи,меч в золе кладенец.За семью ли векамиот низин да болоттопь вспарит облакамии татарник взойдет.Над забытым колодцем,над зацветшей водойвстань обугленным солнцем,крестный полдень мой!______________Скачи иноходцем за поле,синицей лети за моря,моя молодая неволя,плененная песня моя.Осталась.Склонилась и плачешь.Над бурой крапивой стоишь.Скачи!А куда ты ускачешь?Лети!А куда улетишь?25 декабря 1959 – 6 января 1960

«Из трех тетрадей». Книга стихов (1976)

Посад

* * * («Под вечер, только сняли валенки…»)Под вечер, только сняли валенки,мороз устроил чертовщину –скрипел, как сторож на завалинке,сопел, почесывая спину,он знал: когда он не поленится,а хватит оземь рукавицы,в сарае вырастет поленница,и в доме печка задымится,и уголек в золу закатится,и, чтобы возместить пропажу,у печки ста́рина усядетсяразматывать слепую пряжу,и осмелевшие от голодана чердаке проснутся крысы,которые спаслись от холодалишь потому, что снег на крыше,и белым-белая беспутицав метелице угомонится,и если лошадь не заблудится,то заплутается возница,и то не сирины стеклянныезасвищут из морозной рощи,а стрикулисты бесталанные,а может, их живые мощи.……..Так сон, не зная сам, что сбудется,прислушивался из постели,как свистуны морозной улицейбрели куда глаза глядели…1959ИльяТо ли вёдро, то ли льет как из ведра.Петухи прокукарекали. Пора!Время делу, хватит дрыхнуть на боку!Взял бы палицу –   да сдвинуть не могу.Двадцать лет уже я сиднем сижу.Двадцать лет уже я лежнем лежу.А еще десять лет мне сидеть,десять лет мне на дорогу глядеть.Дело будет, еще рано помирать.Три дороги мне еще выбирать.А покамест ни седла, ни коня –только песни про запас у меня.Сколько песен у родной стороны –то ли свадьба, то ли похороны:гляну вправо –   величая поют,гляну влево –   отпевая поют.Черный бор. Волчья степь. Воля вольная.Ой ты, родина моя! Ой ты, боль моя!Вот гляжу я с покаянною улыбкою:не покажутся ль калики за калиткою?1960* * * («Зима. Мороз. Трусит кобылка…»)Зима. Мороз. Трусит кобылкапо снегу, и –   красней зари –на теплый злак из-под копытавыпархивают снегири.Зима. Мороз. Месить бы тесто,топить бы печь –   да недосуг:вождь похоронного оркестравставляет костяной мундштук.И бабы, закрывая трубы,спешат от жаркого трудатуда, где индевеют шубы,туда, где трудится труба,туда, где всё до слез знакомо:слова и взгляды из-под век,стенокардия, и саркома,и долгий день, и краткий век.О скорбный марш –   один и тот жесредь свадеб, войн и перемен, –стучи, стучи в свиную кожу,работай легкими, Шопен!Смолкает разговор в народе.Венки выносят из дверей…Писать бы лучше о природе,ну хоть про тех же снегирей.1960* * * («На камешке, у бережка…»)На камешке, у бережкасидит, бубнит под нос. – Что мелешь ты, Емелюшка? – Да ничего… Овес…Сидит да сучит бороду.Столетия идут.А бабы выйдут по воду –с три короба наврут.А слухи в каждом коробе,что шут его крестил:поймал-де щуку в проруби,поймал, да отпустил.А щука-де ученая –с Емелей говорит.О чем? Тут дело темное,не зря, видать, сидит.А смолоду, а с голоду –холера да война. – А кто же мутит воду-то? – А всё она, она.По щучьему велению –ступайте в печь, дрова!По щучьему велению –зубастые слова!У вас –   волочат волоком,у нас –   наоборот:летит ковер под облаком,крестьянский самолет.У вас –   указ, не иначе,указ везет гонец.А мы –   на печке сидючиприбудем во дворец.А в царстве замечается:дела идут не так.А в царстве заручаются –сиди себе, дурак.А он на трон не зарится,живет да хлеб жует.А щука –   слышишь? – жарится.А сказке –   свой черед.1961* * * («Этот город деревянный на реке…»)Этот город деревянный на рекесловно палец безымянный на руке;пусть в поречье каждый взгорок мне знакомкак пять пальцев, – а колечко на одном!Эко чудо –   пахнет лесом тротуар,пахнет тесом палисадник и амбар;на болотах, где не выстоит гранит,деревянное отечество стоит.И представишь: так же сложится судьба,как из бревен деревянная изба;год по году –   не пером, так топором –вот и стены, вот и ставни, вот и дом.Стой-постой, да слушай стужу из окон,да поленья знай подбрасывай в огонь;ну а окна запотеют от тепла –слава Богу! Лишь бы крыша не текла!1965ГеоргикиIКапуста в Павловском Посаде.Капуста! – и бело в глазах:на взбеленившемся базаре,и на весах, и на возах.Чуть свет затопит мама печку,и рукава я засучу,да наточу на камне сечку,да сечкой в ящик застучу.Как никогда легко и ясно,как будто в первый раз люблю:чисто-чисто,часто-часто,мелко-мелкоизрублю.О, та капуста из раймагатого гляди сведет с ума:бела как белая бумага,бела как ранняя зима.Уходит боль… Не оттого листоишь как вкопанный в дверях:горят, горят огнем мозоли,стучат, стучат во всех дворах.Под утро иней ляжет густона крыши, взбудоражит сны.Скрипит, скрипит, как снег, капуста,и снег скрипит, как кочаны…1960IIВ воскресный день в начале сентября,когда недели две до листопада,весь город валит валом на поля,в руке мешок, а на плече лопата.Вот здесь, вблизи проселочных дорог,невдалеке от заводских окраин –дави на штык да жми на черенок,поскольку ты кормилец и хозяин.Копай, копай, да слушай стук лопат,да думай, думай –   тайно или явно:Москва слезам не верит –   это факт,а уж районный город –   и подавно.Он лупит завидущие глаза.Он тянется своей большою ложкой.Он, может быть, и верит в чудеса,но прежде запасается картошкой.Она прекрасна, как сама земляпрекрасна. Отчего ж тогда не радатвоя душа? Какая ей досадана этот день в начале сентября?1961IIIУ нас живут на огороды.Наш первый праздник –   первый сбор.Как бы на торжище природы,таскают овощи во двор.Как будто курица-несушкакудахчет по двору с яйцом,гремит дубовая кадушкас заплесневелым огурцом.Не знатоку чесать в затылке,но дело ль, числясь знатоком,баклуши бить, когда в парилкесшибают плесень кипятком?И вот сосед снимает китель,фуражку вешает на гвоздь.Он, огородник и любитель,почуял страсть и даже злость.О, как ему осточертело –дежурка… граждане… народ…Вот огурцы –   другое дело.Деревня… Детство… Огород…Соли, соли, пока не поздно,смурную душу отводи,гляди не грозно, а серьезнои даже весело гляди.Чтобы никто не взял на пушкуни за понюшку табака,соли да камень на кадушкуклади –   тяжелый, как судьба!1964* * * («За амбаром, за сквозным забором…»)За амбаром, за сквозным заборомна тесовой струганой скамьеговорим неспешным разговоромсо старухой о житье-бытье.День-деньской она всё шьет да порет,моет пол да садит огороди за мукой мученской не помнит,сколько лет спокойной жизни ждет.Да и что ей, бабе деревенской,что ей помнить, темной да босой?Николай-угодник, не побрезгуй,одели дешевой колбасой!Эх, недоля –   улица да поле! –по-крестьянски окрестила лоби сложила руки на подоле: – Мне б теперь попариться да в гроб.Не забуду: пахло свежим тесоми на ребра покрасневших крышпадал стриж и прямо перед носомкруто взмыл, распарывая тишь.И томились в сумерках задворки,и горел как проклятый закат,и глядел невидящий и долгийвзгляд ее… Ее потухший взгляд…1965По водуДня не видно за летней страдою.Мама знает –   не буду упрямиться. – Ты сходил бы, сынок, за водою,а то вовремя мне не управиться.Я пойду за палатку, за церковь,буду ведра на дужках раскачивать,а потом зацеплю на зацепку,стану медленно ворот раскручивать.Вот кручу я, а сам вспоминаювсё о ней да о ней –   на беду мою,и пока я ведро подымаю,обо всем, обо всем передумаю.Изменить ничего не изменишь,крутишь ручку –   она уже теплая.Ах, колодец, тебя не измеришь –темен сруб, как душа ее темная.Подымать –   это надо привычку.Расплескаешь… А к слову заметится:не поймать, если выпустишь, ручку –как ошпаренная завертится.Я ведро подымаю руками,а бока запотевшие, потные.Я к ведру прилипаю губами –словно губы ее: холодные.Ходит в горле кадык, льет за ворот.Рукавом –   не подумайте: плачу я –утираюсь и снова за ворот,жму на ручку –   а ручка горячая.Я спешу: мама ждет не дождется,а ведро так и ходит по проводу,так и бьется о стенки колодца! – Как за смертью слать тебя по воду.1960* * * («Уходим – разно или розно…»)Уходим –   разно или розно.Уйдем –   и не на что пенять.В конце концов, не так уж позднопростить, хотя и не понять.И не понять… И только грустносвербит октябрь, и потому –яснее даль, темнее русло,а выйду –   в листьях потону.О шелест осени прощальный,не я в лесу, а лес во мне –и плеск речной, и плес песчаный,и камни на песчаном дне.Набит язык, и глаз наметан.Любовь моя, тебя ль судить?Не то чтоб словом, а намекомбоюсь тебя разбередить…1960* * * («Класть ли шпалы, копать ли землю…»)Класть ли шпалы, копать ли землюхоть несладко, да не впервые.Вот и выдалось воскресенье,о плечистая дева Мария.В рельсы вмерз аккуратный домикв стороне от транзитных линий.Хлопнешь дверью –   как на ладониводокачка да острый иней.В полушубке, сидящем косо,в черных чесанках, сбитых набок,покрасневшая от мороза,волочишь ты мужичий навык.Ты приходишь в пару из стужи,в белом облаке довоенном –вот он, дом: ни отца, ни мужа,только снимки –   в упор –   по стенам.В жадном взгляде, в святом упрямстве,в складках рта, где легла забота –и нелегкое постоянство,и неженская та работа.По привычке хоть что-то делатьи пошила, и постирала.Вот и нечего больше делать.Постелила… Постояла…Руку вытянешь –   никого там.Закричала бы что есть мочи!…Бьет прожектор по синим стеклам.Мелко вздрагивает вагончик.Притерпелось –   и не изменишь,под соседний стук засыпаешьи куда-то всё едешь, едешь,а куда –   и сама не знаешь.1959* * * («Непостоянная погода…»)Непостоянная погода –то заморозки, то жара –как непосильная свободаменя преследует с утра.И то сказать: ложусь я поздно,встаю с тяжелой головойи грустно слушаю, как грозногремит прибой береговой.И грустно думаю… Когда-то,возможно, что еще вчера,росла сосна… Теперь опятарастут на пне среди двора.К чему бы эта чертовщина?К разладу? К осени? К зиме?Еще не умер –   годовщинасо дня кончины на уме.И на душе темно от мути,и смутно помнится мечтавздремнуть в бревенчатом уютена печке, теплой от кота.Куда хватил! Чиновник бедный,в кругу своих чиновных делтомимый скукой кабинетной,запечных сказок захотел?Так вот она, твоя морока,твоя дорога, дуралей:ищи, как говорится, Богав себе самом, да слезы лей,да простодушно жди у моряпогоды с первым комаром,да мыкай счастье или горес терпеньем, равно и с добром.А если дождь без передышки,то кто же в этом виноват?Едва забудешься –   все шишкитебе на голову летят.1964* * * («Начальник милиции вышел в отставку…»)Начальник милиции вышел в отставку.Как после болезни идет на поправку:пьет с ложечки, смотрит семейные фото,пока не осилят хандра и дремота.Вот, поднятый гимном, едва не спросонокон шлепает в белых казенных кальсонах.Потом, не по букве служебной науки,на них надевает гражданские брюки.Потом, расправляя за поясом складки,на воздух выходит. Глядит: всё в порядке.Вот, чиркая спичкой, садится на лавку.Он здесь размышляет. Он вышел в отставку.Весомые даты… Высокие вехи…Висят в гардеробе былые доспехи.Но жизнь прожита –   ни почета, ни славы,лишь хваткая память: статьи да облавы,конспекты основ да разносы в дежурке,да злые окурки, да шнур в штукатурке.А жил он, по совести, не без приварка,закону служил, как овчар и овчарка,да боком выходят его аппетиты:и овцы не целы, и волки не сыты.Ну хватит! – он в лавку воткнул папиросу.Чего рассуждать! – он берется за прозу,за тяпку берется –   окучивать грядки. – Как жизнь? – говорю. – Ничего. Всё в порядке.1961ПопугайМой удел невелик. Полагаю,мне не слышать медовых речей.Лучше я заведу попугая,благо стоит он тридцать рублей.Обучу его разным наукам.Научу его всяким словам.На правах человека и другаиз него человека создам.Корабли от Земли улетают.Но вселенская бездна мертва,если здесь, на Земле, не хватаетдорогого для нас существа.Друг предаст, а невеста разлюбит,отойдет торжествующий враг,и тогда среди ночи разбудитвдохновенное слово:– Дур-рак!Что ж, сердись, если можешь сердиться,да грошовой едой попрекай.Бог ты мой, да ведь это же птица,одержимая тварь –   попугай!Близоруко взгляну и увижу:это он, заведенный с утра,подарил мне горячую крышуи четыре холодных угла.Так кричи над разбуженным бытом,постигай доброту по складам.Я тебя, дуралея, не выдам.Я тебя, дурака, не продам.1961Дельвиг

Из трубки я выдул сгоревший табак,